Расскажите мне, кто как пьет. Ну, я имею в виду спиртные напитки.
Вот, например я! Я могу пить только сухое красное вино. Это, наверное, очень банально, но другие спиртные напитки мой организм не приемлет, зараза. Уж я в него пихаю, пихаю, а он отворачивается, сжимает зубы и выглядит как дебил, имбецил и идиот в одном флаконе. Если в компании меня не знают, а на столе нет вина, я могу сразу ставить на себе крест и сливаться. Потому что тот, кто не пьет... Ну сами знаете.
А вот своего любимого вина я могу выпить много. Правда, слегка разбавленного хорошей минералкой. Знакомые крутят пальцем у виска, но я привыкла. Я знаю, какую еду приличные люди запивают красным сухим, перед этим внимательно прочитав этикетку, и сверив год с данными метеостанций и количеством солнечных дней, над тем виноградником! 
Но все равно люблю заедать Инкерман сушками с маком. И все тут.

Мой муж сейчас уже пьет мало. Было время, но оно вышло. Но иногда, пару раз в год, они встречаются со своим другом... Служили вместе, ходили по морям. Рассказам о том, как они пили, я уже не удивляюсь. Но есть у них одна байка, моя любимая. Было это на берегу океана. Пили они, расположившись пикничком, на теплом, ночном песочке. Пили долго, смачно, потом решили завязать и расползтись но норам. Посчитались... Одного не было. Поискали... Нашли трусы. 
Утром надо было уходить, Владелец трусов был командиром. Судно было военным.
.... Связавшись в длинную, унылую цепь, до утра они брели по песку, прочесывая его ногами. И только, когда стало светать, они его нашли. Он мирно и сладко спал на песочке, недалеко от места пикничка. Без трусов. Почему он снял трусы, загадка до сих пор...
Сейчас , когда они встречаются, то на стол ставят малюсенькие рюмочки. Ну вот, прямо с наперсток. И выпивают ими пару-другую бутылок. И поют...под гитару. При этом глаза у них становятся синими-синими.... Даже если они карие. Я наблюдаю за этим очень тихо, лакая свой Инкерман. Ну а потом меня, пьяную в дым, трезвый муж везет домой.

А знаете, что спирт может отдавать грецкими орехами? Для этого надо налить в блюдечко пиво. И осторожно, химической пипеткой, наслоить на него спирт. Потом заглотить разом, не смешивая. 
Вообще север и спирт это и есть тема моего рассказа. 
Открывали мы свой цех на Белом море. Был там совхоз, и была у нас идея... Все это происходило давно, и спирт тогда был валютой. В нашей Лабе спирта было хоть залейся, ну естественно, чтобы правильно наладить дело в совхозе, его надо было туда завезти.
Первый опыт был таким. Уж не знаю, можно ли тогда было сдавать конкретный 96% чистый медицинский спирт в багаж, но наши ученые придумали способ. Везли мы разные микробиологические и химические штуки с собой, флакончики, баночки, ну и всякую разную лабуду. Спирт разлили в пол-литровые бутылки из под кровезаменителя. Закатали их как положено, под резину и алюминий, нафигарили этикетки. Получился физраствор. Этот физраствор рассовали между лабудой, и , гордясь своими находчивыми бошками, поперли в аэропорт. 
В аэропорту дядя, с вытянутым на полметра вперед и шевелящимся, как у собаки-ищейки носом, открыл ящик... Поводив над ящиком скрюченной лапой, сделав несколько пассов, он безошибочно выудил физраствор. 
-Открывайте!! - рыкнул дядя.
-Да вы чего? Это же стерильно! Видите надпись? У нас эксперимент! Вы нам порушите всю российскую и мировую науку - заблеяли мы, вертясь и прыгая вокруг него толпой ученых овец.
-Открывайте! - дядя был неумолим. Ему было насрать на мировую науку.

Ну, видя, что дело швах, наш начальник Лабы (а он тогда уже был небедным мужичком) взял дядю с флаконом и куда-то повел.
Спирт мы тогда провезли. Первая встреча с совхозом была удачной. И я познакомилась с председателем. 
В деревеньку, притулившуюся на берегу Белого моря, можно было попасть только на кукурузнике или на вертолете. Сидя в кукурузнике, болтаясь как какашка в проруби, постоянно проваливаясь в воздушные ямы, от которых сердце ухало вниз и, вцепившись в пакет, заботливо сунутый мне ненкой-попутчицей, я смотрела вниз…
Север меня потряс. Его красота, суровая, непонятная, вкрадчивая и холодная стала моей любовью с первого взгляда. Белые просторы, безоглядные, затягивающие, как омут , редкие деревеньки, ожерельем нанизанные на зеленые острова небольших участков леса, среди звенящих, сияющих снегов… И свинцовая вода… Казалось, что ртуть, живая, плотная и ядовитая пытается вырваться из стеклянных заиндевевших обломков. 

В совхозе, среди вечной мерзлоты, жили очень разные, своеобразные, абсолютно непохожие на нас, припершихся к ним детей асфальта, люди. Конечно, в основном народ был пьющий, но и работа там была суровой. Это был зверобойный промысел, жестокий и беспринципный. Там били тюленей. Серок и бельков. Но это другая история... 
Председатель совхоза был странный человек. Таких странных, завораживающих, людей, я больше не встречала. Но, попробую по порядку.
Как только мы очухались после кукурузника и расположились в гостинице (она была деревянной, с очком, насквозь пронизывающим два этажа и с огромным бойлером в коридоре), мы естественно стали сооружать стол для первого близкого знакомства. Разложили там всякие свои городские колбаски, фигаски, шпротики, сырки и прочую дребедень. Яблочек наложили, апельсинчиков. Ну и Менделеевы наши замутили водку! По собственному, в родной лаборатории выстраданному, рецепту, Что-то там с аскорбинкой. 
Когда открылась дверь, то в нее вошла Рыба. Рыба посмотрела на нас оценивающе и сказала: "Освободите стол, пожалуйста". Сказала странным хриплым голосом и остановилась в дверях. Девки вскочили и заметались. Когда место освободилось, рыба легла на стол, заняв его полностью, и вздохнула с облегчением. Офигевший Шурик быстро защелкал фотоаппаратом. 
Оказалась Рыба малосольной семгой и пришла не одна. Она привела с собой троих суровых мужиков. Мужики были в телогрейках, с темными, почти черными лицами. Один, самый мелкий и кудрявый держал здоровенный жбан.
Мужики молча разделись. Первый, под телогрейкой, оказался в джинсах и огромной вязаном, совершенно белом, даже белоснежном, свитере. Он был не красив, нет. Он был одуряюще странным. Он подошел к нам, девкам, и поцеловал каждой ручку. А мне ( я была самой молодой и лохматой), он сказал: "Таких как ты, носят на руках". Я судорожно поправила свалявшиеся от долгой дороги, немытые патлы, попыталась разладить мятую, как из задницы, водолазку и растерялась. 
Это был Председатель.
Второй мужик был его помощником. Он был худым и длинным, как жердь. На нем болтался, не касаясь тела, костюм с галстуком. Третий, с жбаном, был механиком. В жбане была моченая морошка.
Когда мы закончили возиться с рыбой (а каждый ее кусок горел оранжевым пламенем и просвечивал насквозь), и сели, наконец, за стол, уже смеркалось. Рыба была такой….. А морошка пахла ананасами. Колбаса покраснела, апельсины пожухли и спрятались.
Наши мужики, в общем, пить умели. И бояться поэтому, вроде, было нечего. Первый тост прозвучал в стихах. Председатель встал, и вдруг зазвучали прекрасные стихи. Его стихи. 
Шла ночь, лился спирт. Первым сломался наш инженер. Он был мужик простой, пил на равных с гостями, но оказался не равным. Его отнесли абсолютно трезвые гости в соседнюю комнату. Два дня мы его не видели. 
Начальник Лабы был не дурак, его заместитель тоже. Они вышли в туалет и вернулись с просветленными лицами. Потом я поняла- они решили дежурить! Один извинился и ушел, второй остался. Шурик был романтик, пил мало. Он слушал стихи.

Плавая в сизом дыму, спиртных парах, стихах и потрясающих рассказах о севере, я совершенно одурела. Я смутно помнила, что наши гости отодвинули научный напиток на аскорбинке и потребовали чистый спирт. Начало светать. Начальник Лабы (здоровенный, под два метра, грузин, привыкший к элитным винам), сменился замом. Зам был небольшим, круглым, но пил неплохо тоже. И он уже поспал. Шурик лежал на кровати и смотрел в потолок. 

Потом начался день… Мы чего то делали, приходили и уходили… Гости вроде уходили тоже… А может и не уходили. Я уже плохо помню. 
Смеркалось. Девки меняли посуду и жратву. Жратва подходила к концу. Спирт еще оставался. Его еще было много. И, как оказалось, были в запасе и стихи.
Часа в три ночи, я открыла глаза… За разгромленным и опустевшим столом никого не было. Девки спали вповалку на своих кроватях. На полу валялся Шурик с фотоаппаратом наперевес. Было темно и дымно. Я жутко хотела морошки…
Кряхтя, отдирая свинцовую голову от подушки, я попыталась встать. Около меня сидел Председатель. Он смотрел на меня абсолютно трезвыми глазами. « Ты похожа на принцессу на горошине» - сказал он мне - «Хочешь, я расскажу тебе сказку?»….

В наших командировках было еще много разного. И пикники среди белой пустыни, в маленьком оазисе из огромных елей, куда мы мчались целый час на снегоходах, в санях, сидя под шкурами. И долгие прогулки по берегу моря, на котором в июне еще лежал снег , и белые, голубые, мерцающие ночи… И местный самогон, который ароматным газом испарялся еще во рту, не долетая до места назначения, от которого получалась ясная голова и совершенно недействующие ноги…
Но эту, первую встречу, я помню лучше всего!