В общем и целом тебе тут все рады. Но только веди себя более-менее прилично! Хочешь быть ПАДОНКАМ — да ради бога. Только не будь подонком.
Ну, и пидарасом не будь.
И соблюдай нижеизложенное. Как заповеди соблюдай.
КОДЕКС
Набрав в адресной строке браузера graduss.com, ты попал на литературный интернет-ресурс ГРАДУСС, расположенный на территории контркультуры. ДЕКЛАРАЦИЯ
Главная Регистрация Свеженалитое Лента комментов  Рюмочная  Клуб анонимных ФАК

Залогинься!

Логин:

Пароль:

Вздрогнем!

Третьим будешь?
Регистрируйся!

Слушай сюда!

poetmarat
Ира - слитонах. По той же причине.

Француский самагонщик
2024-02-29 17:09:31

poetmarat
Шкуры - слитонах. За неуместностью.

Француский самагонщик
2024-02-23 13:27:28

Любопытный? >>




Узор лабиринта (I - V)

2017-03-08 20:02:14

Автор: Братья Ливер
Рубрика: KING SIZE
Кем принято: Француский самагонщик
Просмотров: 1580
Комментов: 11
Оценка Эксперта: 38°
Оценка читателей: 35°
Сквозняки проходных дворов выдувают гимны зыбкости и неустроенности. В окнах домов вспыхивает свет, но к мыслям о пледе и чашке чая он не располагает. Напротив. Свет холодный, с синью. В нём искрится угроза – стерильный, застывший покой прозекторских. На асфальте пляшут корявые тени. Город размыкает пасть в ленивом зевке.
Здесь обитает божество. Его дыхание – столбы дыма из труб над промзоной. Его зрачки – ртутные лампы, в которых мерцают жажда добычи и ярость. Под землёй тянутся километры чугунного кишечника. Всякую плоть, угодившую к нему, божество перемалывает лопастями агрегатов, растирает по асфальту протекторами и развеивает прах по насыщенному метаном ветру.
Здесь рождаются ублюдки с гнилью внутри. Чёрными глазами они смотрят с крыш, то и дело с присвистом перешёптываясь. Их любовь ломает кости.
Город вечно голоден.

-1-


В пятницу на Северном шоссе, как всегда, было плотное движение. Ночью ударил мороз, на асфальте белели островки наледи. «Непереобутые» машины в ожидании страховщиков кисло перемигивались аварийками. Несмотря на то, что близился полдень, придорожные фонари работали сверхурочно – в воздухе висела хмарь. Пешеходы семенили по оледенелым обочинам, ветер расшвыривал опавшие листья. Но всё это было там, снаружи. В салоне «Ленд Крузера» горячо дышала печка, в динамиках рокотали гитарные рифы.
– Слышь, Лёха, а может, шугануть его слегонца? – полулежащий на сиденье Крот возил пальцем по экрану смартфона. – Глядишь, поумнеет. Сговорчивее станет.
Алексей, прищурившись, смотрел на дорогу.
– Вообще, Дед это не одобрит, сам знаешь, – ответил он, выкручивая руль, чтобы обогнать по встречке вереницу тихоходов. – Но шугануть, думаю, можно. Чувак в последнее время дохрена губу раскатал, таких надо прижучивать. Главное – не калечить. Так, пощекотать. Этого хватит. Деду можно и не говорить.
– Угу, – Крот вжикнул молнией олимпийки, вытащил из внутреннего кармана ещё один телефон. – Тогда я свяжусь с Леопольдом. Он устроит.
Машина свернула с трассы и подчалила к воротам с пижонистой, буйно-неоновой вывеской: «The Doors. Элитные двери».
Крот, раздумывая, скривил губы:
– Ну… А если он вдруг заяву в ментовку накатает? Нормально?
– Не ссы, – Алексей махнул пятернёй и ухмыльнулся. – У Деда везде нормально, забыл? Нам ничего не будет, даже если мы этого твоего ботаника на ленточки порежем. Понял?
Алексей прищурился, достал шоколадный батончик, надорвал обёртку:
– Я рассказывал тебе, как в детстве, в школе ещё, одного мудака покалечил? Не? Ну, слушай… Мы на перемене в очереди в буфет стояли. Он – впереди меня. Где-то на год-два старше – ну, по детству-то это большая разница. И последний хот-дог он взял, прикинь? А я, значит, всю перемену зря в очереди топтался. А мудак ещё глумиться вздумал – начал прямо передо мной этот хот-дог жрать! Ну, меня и выбесило… А бугай я уже тогда был, в качалку-то со второго класса хожу. Ну, в общем, схватил я его за шкварник, выволок на лестницу и с площадки скинул. Он целый пролёт перелетел и на спину грохнулся со всей дури.
Алексей помолчал, смакуя воспоминания. Продолжил:
– Дальше… Короче, пацана парализовало, со спинным мозгом там чего-то. Вроде, операций штук пять сделали, но бесполезно. Я иногда потом ещё видел, как его в каталке по двору возили. Ну, понятно, родители его на говно изошли, папаша лично грозился меня в колонию для несовершеннолетних закатать. Там ещё большие шишки из министерства образования подключились, журнашлюхи всякие. Ажиотаж, короче, раздули охереть какой…
Во взгляде Крота тлело вялое любопытство. Алексей потянулся и, сыто улыбаясь, напряг бицепсы. Обтягивающая майка выдержала и не порвалась.
– В общем, разруливать пришлось Деду. Один раз он заглянул к родителям мудака в гости. Даа, один раз… Я не знаю, что он там говорил им – наобещал чего, угрожал или бабла отсыпал – хрен знает. Только под меня уже никто не копал. Понимаешь, нет? Как будто и не было ничего. Всё спустили на тормозах, журналюги заткнулись. Так у тебя ещё есть опасения насчёт того, что наш несговорчивый краснодеревщик куда-нибудь стуканёт?
Вылезая из машины, Крот поднял большой палец:
– Фартануло тебе, Лёха. Великий дед у тебя.
Алексей улыбнулся, пикнул брелком сигнализации и хозяйским шагом направился к воротам.



Тем вечером в элитном микрорайоне «Шангри-Ла» было так же серо и неуютно, как в лабиринтах окраин. С улицы доносились тоскливые рулады ветра, капли дождя выстукивали по карнизу. Сияние телеэкрана наполняло комнату причудливыми тенями.
«Если мы хватаемся за свои привычные ценности, мы не сможем избежать страданий», – голос из эфира лил в уши зрителей концентрат многовековой мудрости.
Развалившись на диване, Алексей надорвал упаковку чипсов и глумливо отсалютовал телевизору банкой «Пепси»:
– Позвольте мне всё-таки ухватиться за мои привычные ценности, о духовный учитель!
«Пока мы продолжаем думать: «Я – это моё тело» или «Эти вещи – мои», – старость, болезнь и потери будут заметными пробоинами в твердыне нашего благополучия», – вкрадчиво вещал телегуру.
– Нет, мудрейший, – смачно зевнув, возразил Алексей. – Вот если вам отнять плоскогубцами палец – это точно будет охрененная пробоина в твердыне благополучия.
«Нет более великой цели в жизни, чем найти ценности, которые позволят окончательно преодолеть страдания и смерть».
– Вот тут согласен, – кивнул Алексей, выстреливая проповеднику в лоб из пульта и переключая канал. – Какие ещё страдания, когда ты нашёл свои ценности в швейцарском банке?
Лежавший на тумбочке телефон разразился аккордами «Unforgiven». Алексей мигом посерьёзнел, стряхнул крошки чипсов и ответил.
– Лёша, приветствую… – голос в трубке был веским, хриплым и напрочь лишённым тех протяжных козлиных модуляций, которыми человек из телевизора пытался обозначить свою причастность к великому знанию.
– Да, Дед, всё прошло по плану, – начал отчитываться Алексей. – С Брюквиным проговорили, соглашение подписано. Щас надо прикинуть, в каком банке дадут меньший процент и…
– Лёх, я не за тем, – Дед оборвал его на полуслове. – Слушай сюда.
– Д-да, Дед, я слушаю, – на лбу Алексея взбухли вены – Дед почти никогда никого не перебивал. Он вообще не имел привычки вступать в споры, убеждать и приводить аргументы. Да никто и не требовал.
– Встретишь мать, отдай ей бумаги. Они в нижнем сейфе. Документы на дом, письма. Её школьные тетради.
Алексей захлопал глазами:
– А с чего это ты щас-то об этом? Случилось что?
– Ничего. На всякий случай, – уклончиво ответил Дед. – Не забудь.
В трубке раздались три коротких гудка, на дисплее высветилась надпись "Вызов завершён". Алексей вышел из комнаты и в задумчивости направился к холодильнику.



В спальне горел ночник. На вызывающе огромной кровати возлежала собачонка в пижаме, шерсть на голове собачонки была забрана в манерный хвостик. Дана, прижав телефон плечом к уху, стояла у зеркала и снимала макияж.
– Да, золотце, конечно… Всё так и скажу… – горячо полушептала она в трубку. – Ахааа… Давай-давай, сейчас нельзя говорить. Муж вот-вот из ванной явится… Да, попробую. Целую, Кротик…
За дверью раздались увесистые шаги, и комната наполнилась Алексеем. На его ручищах поблескивали капельки воды. Алексей прихлёбывал из стакана кефир и терзал зубами сдобную булку.
Дана отняла от лица влажную салфетку, которой стирала тушь:
– Лё-ёёш… Нам с тобой поговорить надо. Очень серьёзно. Сейчас.
Алексей был занят булкой и никак не реагировал. В глазах жены заплясали стервозные огоньки:
– Ты слышишь меня? Это касается Деда. Ты ничего не замечаешь?
Вспомнив сегодняшний странный разговор, Алексей продолжил молча жевать. Потом всё же спросил:
– А что я должен заметить?
Извлечённое из обёртки косметического шарма лицо Даны разъехалось в ухмылке:
– Слушай, это чё, правда, что все качки – тупари и тормоза? Ты реально не замечаешь, как он тебя задвигает? Как доверяет тебе только самые копеешные дела, как будто ты пацан на побегушках? Слушай, ты можешь не жрать, хотя бы когда я с тобой разговариваю?
Упёршись взглядом в одну точку, Алексей принялся теребить бахрому повязанного на бёдрах полотенца.
– Я пробовала поговорить с ним об этом, – всё больше распалялась Дана. – И знаешь, что он мне ответил? Что он и только он решает, больше никто. И ему виднее, кого и как использовать в деле. Кому иметь голос, а кому – таскать его барсетку.
Заметив, что при этих словах муж перестал чавкать булкой и слушает её уже с бОльшим вниманием, Дана усилила натиск:
– А знаешь, что будет дальше? Дальше он скажет, что центнер мяса, типа тебя, годен только на то, чтобы работать у него охранником. А потом вообще заявит, что ты одряб и одрищавел, и по-тихому просто отцепит от дела, вот и всё. А то, что при нём теперь всегда отирается этот… как его… Стасик? Думаешь, это просто так? Да ты вообще думаешь хоть иногда?!
Алексей потёр гладкий и безволосый, как у младенца, подбородок. В комнате, казалось, зашуршали отзвуки тяжёлого шевеления его мыслей. Выдержав значительную паузу, Алексей поставил стакан с недопитым кефиром на столик и сказал:
– Ну и… Что ты предлагаешь?
– Я ничего не предлагаю, – отчеканила жена. – Думай сам. Сейчас, по сути, ещё ничего не потеряно. Пока что ты – главный и единственный наследник. И если… не дай Бог, конечно… случись чего, рулить-то будешь ты. Рудольф поможет со всеми этими бумажными делами, и всё будет тип-топ. Но если Дед будет в силе и продолжит запинывать тебя из управления в обслугу, как он это сейчас делает… В общем, сам видишь, Лёш: или всё, или хер на блюде. Выбирай.
– В смысле… Не, ну я не въезжаю, на что ты всё-таки намекаешь? А? – Алексей закусил губу и поскрёб затылок.
– Говорю ещё раз, я ни на что не намекаю. Я только обрисовываю тебе картину. Решай.
Дана кинула халат на спинку кресла и, уже собираясь выключить ночник, заявила:
– Если тебе по барабану твоя карьера, так хоть о нашем будущем ребёнке подумай.
Погладив идеально плоский, закачанный в фитнес-центре живот, Дана щёлкнула выключателем.



В понедельник утром на парковке у торгового комплекса хватило бы места для приземления самолёта. Содрогаясь от кашля и абстинентного синдрома, дворник кисло возил метлой по грязи среди редко стоящих машин. Дул промозглый ветер.
Алексей растёкся по водительскому креслу. Последние три ночи он очень мало спал. Разговор с женой раз за разом прокручивался в голове, не давал покоя, вспенивал мысли. В качалке Алексей неожиданно не смог вытянуть двухсотку в становой тяге, а вечерами допоздна сидел, уставившись на стакан с кефиром и шлёпая губами в тишине кухни.
Алексей потёр красные от недосыпа глаза, побарабанил пальцами по рулевой колонке и достал мобильник. В ту же секунду почему-то вспомнился странный сон, оставивший осадок на душе и изжогу во рту.
Уже под утро приснился старик без одежды и с одутловатой физиономией в пульсирующих жилках. Без видимых причин бритая голова старика вдруг начала вращаться, как центрифуга, вокруг своей оси. Когда голова также резко перестала крутиться, Алексей оторопел. На старике не было лица в самом прямом смысле: его череп стал идеально гладким и одинаковым со всех сторон. Островками бурели родимые пятна.
Откуда-то из недр противоестественного существа, как из сундука с тряпьём, пробился задушенный голос: «Нет более великой цели в жизни, чем найти ценности, которые позволят преодолеть страдания и смерть. Так наделайте же пробоин в башке любому, кто заслоняет вам солнце!»
С этими словами чудилище вывалило Алексею под ноги ведро пельменей и жестом радушного хозяина пригласило к трапезе. Алексей опустился на колени, упал лицом в горячее тесто и стал есть как псина – без помощи рук. Когда проснулся, переполняли тревога и решимость…
С тех пор не прошло и часа, а он уже сидел в машине и скрёбся в памяти телефона. Нужный контакт располагался между «Лавровой Татьяной Евгеньевной» и «Лишаем». Ответили после пятого гудка.
– Приветствую, Леопольд! – сказал Алексей. – Да-а, есть дело. Нужна твоя помощь… Нет, Леопольдыч, всё очень серьёзно. Намного серьёзнее, чем ты даже думаешь… Надо обговорить для начала, решишь – браться или нет. Всё, это не телефонный разговор, остальное при встрече… Да хоть щас… Лады, через минут двадцать подъеду. Давай.
…Лавируя среди затопленных жижей рытвин в асфальте, «Ленд Крузер» вырулил к двум облезлым ангарам и бетонному забору, что тянулся куда-то за пределы видимости. Выпрыгнув из машины, Алексей уверенно зашагал по застывшей грязи.
Чумазая бытовка, котлован со вбитыми сваями, ершащееся чуть в стороне антенное поле… В этих местах ничего не менялось годами, и тем сильнее было удивление Алексея, когда он увидел, что в проулке между двумя обшарпанными строениями появились ворота. Решётчатые створки были не заперты, пройти в ворота мог любой.
Почему-то от этой неожиданной перемены стало ещё тревожнее. Алексей пожал плечами и, не сбавляя шага, осмотрелся. Все детали пейзажа по отдельности были как будто теми же, что и обычно. Но в облике всего пространства в целом чувствовались явные, недобрые перемены, и Алексей не мог понять, где именно они коренятся.
Со стороны лесополосы наползали тучи ядрёного мазутного цвета. Всего за несколько минут они разлились на полнеба и, хотя день только начинался, наступили сумерки. Посыпалась водяная пыль со снегом. Было безлюдно: пару раз Алексей замечал вдали чьи-то фигуры, но, подойдя ближе, обнаруживал куст или висящую на ограде драную телогрейку.
Прибавив шагу, Алексей завернул за угол овощехранилища, вышел к краю изрытого погребами поля и застыл, выпучив глаза. Метрах в пятистах – там, где раньше были гаражи и автомойка – теперь виднелись дома. Одна за другой шеренги хрущоб терялись вдали. За ними серели высотки-«свечки», шпили и какие-то кривые башни.
Последний раз Алексей был в этих местах около месяца назад. От мысли, что всё это успели отстроить, пока он здесь не появлялся, пришлось с сожалением отказаться сразу. Гипотеза, что он просто свернул с трассы не в том месте, была не более состоятельна. Ухватиться было не за что, и Алексей понял, что тонет.
Сбавив шаг и опасливо озираясь, он добрёл до ближайших домов. Безлюдье здесь было всё таким же абсолютным. На то, что здесь вообще есть или была жизнь, намекали только помойки, увенчанные шапками мусора, и развевавшееся на верёвках бельё. Иногда попадались стаи собак. Псины как-то судорожно разевали пасти и рассматривали Алексея издали с неподдельным интересом.
Лишь в четвёртом или пятом дворе наконец повстречались люди. Рыхлая девица чадила сигаретой и стряхивала пепел в коляску. Приблизившись, Алексей спросил:
– Извините, а это какая улица?
Реакция оказалась такой непредсказуемой, что Алексей ошарашено осел на мокрую скамейку у подъезда. Мамаша заверещала и, бросив коляску, умчалась за угол. У дома напротив посыпАл тротуар шелухой от семечек жиганистый лоботряс в кепке.
– Скажите, а что это за район такой, а? – спросил у него Алексей ненадёжным, дрожащим как холодец голосом.
Жиган заухмылялся, ощерив золотые зубы:
– Ты чо, пятибратовец, что ли? Это, слышь… смотри осторожнее. На вас облавы щас по всем секторам. Так что давай, срезай пуговицы…
Тип гнусно загыгыкал и развалистой мореманской походкой удалился в подъезд. Стараясь не обращать внимания на позывы к панике, Алексей боязливо зашагал вглубь района.
Места были странные и какие-то зыбкие, как во сне. Знакомые строения, улицы, вывески попадались почти всё время, это несомненно были куски родного города – где-то здесь находились Дана, Дед и забегаловки с пиццей. Но когда Алексей поворачивал за угол, перед ним снова открывалась чужая, никогда не виденная им территория с домами-уродцами и дорогами, ведущими неизвестно куда.
Алексей взглянул на экран смартфона: сети не было. На периферии зрения изредка мелькали силуэты прохожих, но теперь Алексей уже опасался лезть с вопросами. На ветру колыхался непрерывный тоскливый звук, похожий на скрип бетономешалки. Тянуло жжёной резиной.
Стрелки всех внутренних индикаторов метались в беспорядке. Перед глазами плыло, Алексей опустился на оградку палисадника, обхватив голову руками. И в эту минуту кто-то дёрнул его сзади за плечо. Вздрогнув, Алексей медленно обернулся…


- 2 -

Перед ним топтался шпаловидный мозгляк в свитере, полоски на котором напоминали узор на обоях. Хотя вокруг висела хмарь, тип почему-то был в солнцезащитных очках, как у Джона Леннона. Под мышкой он держал пухлую чёрную папку. Алексею вдруг захотелось немедленно выхватить её и пинком отправить в лужу. Шпаловидный тем временем откашлялся и заявил:
– Абубубубумунунунуабубубубу. Пумуму.
– А? – переспросил Алексей, мысленно готовясь, если понадобится, нанести удар – достаточно сильный, чтобы отрезвить психопата, но и достаточно аккуратный, чтобы не вышибить дух из его жидкой оболочки.
– Мымуеубубупууму. Ымыу, – терпеливо пояснил собеседник, подкрепив свои слова капельками слюны, вырвавшимися из-за кривых зубов.
Алексей понял: надо валить. Обновить страницу. Вырулить к машине, уехать обратно в центр и приехать сюда снова. Не было сомнений, что со второй попытки он попадёт туда, куда и собирался, а не в этот карман то ли реальности, то ли его собственного сознания.
Не оборачиваясь, Алексей размашисто зашагал в ту сторону, где, по его представлениям, осталась машина. Он шёл кривыми переулками, нырял в арки, петлял, обходя заборы. Пустые дворы встречали его сквозняками, на стенах домов бурели граффити. Орды ворон справляли свой шабаш в верхушках пожелтевших деревьев. На столбах были налеплены ориентировки с какой-то чёрно-белой мордой. Рассмотреть её можно было бы только со стремянки – листки висели почему-то на высоте не меньше трёх метров.
Наконец Алексей вышел к замусоренному пустырю. Подозрения сгустились в уверенность: здесь он определённо не был. Развернувшись, Алексей какое-то время поблуждал по дебрям крупнопанельной застройки. Несколько раз он замечал за окнами нижних этажей размытые пятна лиц и, сам не зная почему, утыкался взглядом под ноги и ускорял шаг.
Накрапывавший дождь заметно усиливался. При мысли о том, что в этих лабиринтах негде даже перехватить гамбургер-другой, у Алексея траурно заурчало в животе. Поёживаясь, он свернул за очередной угол и увидел помятый автомобиль с паутиной трещин на лобовом стекле и шашечками на крыше. Закинув руки за голову, на сиденье кемарил водитель. Алексей пошарил в бумажнике – на дорогу домой должно было хватить. Разбуженный постукиванием по стеклу, водила сонно подтвердил, что готов ехать, и завёл двигатель.
Шансону и FM-мусору таксист предпочитал музыку скрипения стеклоочистителей. Алексей сидел на заднем сиденье, смотрел по сторонам, и душу крутило, как кишечник у больного дизентерией. За окном проносились места, которые казались знакомыми до отвращения: вот магазин спортивного питания, вот кинотеатр "Взрыв", вот развилка перед мостом. Всё было бы понятно и буднично, если бы между этими островками родного города не простирался чужой мир: целые частоколы серых домов-"свечек", уродливые многоэтажки в форме шатров, гиперболоидные сетчатые башни.
Проехав по виадуку над железнодорожными путями, машина юркнула в проулок между общагами, проплясала по колдобинам вдоль теплотрассы и вдруг остановилась посреди квартала угрюмых кирпичных пятиэтажек.
– Эт чё это? – спросил Алексей у водительского затылка.
– Приёхали, чё... Давай, рассчитывайся и вылазь, – ответил таксёр, обернувшись.
Алексей уже ни в чём не был уверен, но на всякий случай решил пока не сдавать позиций:
– Так я тебя куда просил везти? Погромная, 25, корпус 2. А ты куда заехал?
Водила присвистнул, скривился и постучал пальцем по виску:
– Да ты глаза-то разуй, э! Вон же, бля, чёрным по белому всё. Или у тебя там чота не то написано, ёпт?
Алексей приоткрыл дверцу и высунулся под дождь: на табличке с адресом, висевшей на побитом жизнью фасаде, было написано именно то. Бросило в пот, в голове взвыли сирены.
– А это вообще... какой город, а? – тупо спросил Алексей.
Таксист начал свирепеть:
– Ты завязывай, слышь. Плати и проваливай.
Алексей ещё раз тоскливо обвёл взглядом незнакомый двор. Посередине легонько раскачивались качели: хотя ни на них самих, ни рядом никого не было, они колебались, не уменьшая амплитуды. В дальнем углу двора высилась голубятня. Вместо деревьев выстроились какие-то конструкции, сваренные из труб и напоминавшие виселицы.
Не имея никакого плана действий, Алексей финансово привёл таксиста в душевное равновесие и распорядился ехать на автовокзал. Подогревала вера, что дребезжащий ПАЗик обязательно вывезет из этого непробиваемого наваждения.
Здание вокзала тоже оказалось наглухо чужим: из крыши вырастали карикатурные башенки, а стены были окрашены в невообразимые кислотные цвета. Алексей долго мялся перед расписанием, бормоча под нос названия конечных пунктов. Кучкуево, Бубунцы, Катканск, Тихий Погост... Ни про одно из этих поселений Алексей никогда и не слышал. В конце концов, он споткнулся взглядом о название "Розенталь", выбивавшееся из общего ряда своей нелепой помпезностью. Алексей взял билет и вышел на усеянную плевками платформу.
Вместо ПАЗика приехал потерханный корейский "скотовоз", что уже отклонялось от идеальных представлений. Пассажиров было немного, и Алексей уселся на ушатанное тысячами задниц сиденье в хвосте салона. Автобус с кряхтениями тронулся, за окном потянулись сумрачные виды города: дома, почему-то очень многочисленные заборы, щетинящиеся трубами и факелами промзоны.
Пейзажи менялись пугающе хаотичным образом. Там, где по всем приметам город должен был сдать полномочия полям и рощам, вдруг снова начинались ряды застройки окраин, через несколько микрорайонов сменявшиеся ухоженными улочками и административными дворцами. Стало темнее, в салоне зажглись лампы, но автобус до сих пор не вырвался из лабиринтов городских магистралей.
Когда за очередной стоянкой дальнобойщиков вдруг показалась целая улица подсвеченных неоном фонтанов, Алексей с тревогой оглядел сидевших рядом пассажиров. Те пялились в окна с тупой невозмутимостью.
Вытащив телефон, Алексей посмотрел на время – от вокзала автобус отчалил почти три часа назад. Во рту разлился тяжёлый металлический привкус. Пытаться что-либо выяснить у сидевшего рядом мужика с банкой пива в руке и полным штилем в заплывших глазах не имело никакого смысла. Алексей поднялся, прошагал к кабине и попросил высадить его у ближайшего перекрёстка.
На улице ему впервые стало по-настоящему страшно – так чувствует себя тот, кто вязнет в трясине и понимает, что помощи ждать неоткуда. Алексей огляделся: единственной особой приметой местности был памятник длинноволосому, носатому существу, раскорячившему ноги и грозящему кулаком кому-то в вышине. От вида этой чугунной опухоли стало ещё тошнее. На всякий случай Алексей постарался в деталях запомнить то место, где вылез из автобуса. И пошёл вдоль дороги, втайне надеясь увидеть вдалеке огни ресторана "Perezzz" или биллборд с эвфемистической рекламой элитного борделя, куда он периодически заглядывал.
Однако, местность была по-прежнему незнакомой. Без особой надежды и даже, скорее, из чувства какого-то мстительного веселья Алексей пристал к паре прохожих с вопросом:
– Скажите, а Розенталь тут далеко?
От него отпрянули, словно он спрашивал, как вывести вшей. А очень скоро Алексей и вовсе оказался в тупике – дорога упиралась в узкоколейку, за которой громоздился бетонный скелет недостроя. Пришлось той же дорогой плестись обратно. Алексей с тоской всматривался вдаль, выискивая растопыренные конечности памятника-уродца.
Минут через десять Алексей и вправду добрёл до исходной позиции. Сомнений в том, что это именно то самое место, не было никаких – при желании он мог бы отыскать следы своих подошв в придорожной грязевой каше. Никуда не делись покосившаяся конура автобусной остановки, ларёк с вывеской "Пиво. Вода", зарывшаяся в грязь у обочины "Тойота". Исчезла только паскудная скульптура. Там, где она была, теперь загораживали обзор две обшитые сайдингом коробки без окон, да и дверей в них видно не было.
С рядом стоящими домами тоже случилась какая-то тёмная метаморфоза. Они остались теми же, но, кажется, поменялись местами, словно бы, пока Алексей отлучался, разбежались в стороны и составились обратно в произвольном порядке.
Алексей рассмеялся с истерическим захлёбом и направился в противоположную сторону. Прошагав минут десять, развернулся и стал двигаться обратно. Опасения подтверждались: он оглядывался и не мог узнать местности, по которой только что шёл. У его изначальной отправной точки декорации полностью сменились: вместо сайдинговых коробок там выросла приземистая яйцеголовая мечеть, вся застройка стала полностью другой. Город был динамическим, постоянно движущимся, как вода в реке. Он был живой тварью, сбрасывавшей кожу, чтобы тут же обрасти новой и сменить окрас.
Алексей ощущал себя как в кошмаре перед пробуждением, поэтому ни удивления, ни шока уже не испытывал. Осталось лишь мутное чувство, что сломалось нечто важное; такое, что цементировало всю его жизнь, не давало ей расползтись и по частицам осыпаться в беспросветный хаос.
Когда он в ступоре уткнулся лбом в фонарь, кто-то несильно, но цепко ухватил его за плечо. Будучи готовым увидеть кого угодно – от Деда до Арнольда Шварценеггера – Алексей обернулся. Рядом стоял тот тощий тип в обойном свитере, с которым он столкнулся несколько часов назад. Папка у него под мышкой, кажется, надулась ещё сильнее, очки Джона Леннона в сумерках смотрелись так нелепо, что даже несколько устрашали. Алексей почувствовал, что вот сейчас уж точно даст ему в пятак.
Тем временем тип заговорил. И хотя его дикция по-прежнему была такой, как будто в рот ему натолкали поролона, на этот раз Алексею удалось выудить из звуковой каши небольшие сгустки внятной речи:
– Ммумумумыбубуббу недавно в городе, му? Всегда так мумымыммуэ поначалу. Со всеми. Мумымыымуе испытает вас, мумымымым поваляет и отпустит. Бубубубу проверка. Город. Уыыэы.
Алексей почесал затылок, сплюнул под ноги. Слова местного демона ничего не прояснили.
– Слушай, друг... Я вообще где, а? – измученно спросил он, понимая, что, как и всегда здесь, ничего внятного разузнать не удастся.
– Уэуэуэуыббыыы, – исчерпывающе ответил собеседник. И увидев, что глаза Алексея набухают бешенством, добавил. – Но я могу ммумымы пока вас не отпустило. Шифр от бубубубумбубу, сможете нормально перемещаться, куда вам надо. Вот эта книга мумыэээуыэ.
Парень расстегнул молнию на папке и вытащил потрёпанный томик с изображением какого-то анемичного стареющего юноши, сразу напомнившего Алексею бледную поганку. Заглавие книги – короткое, рубленное – мелькнуло перед глазами так быстро, что зацепиться за него не было возможности.
– Вот смотрите сюда, убубубу построить алгоритм изменений, – обдавая Алексея слюнной пылью, начал худой. – Код можно вычислить, подчеркнув отдельные буквы в строчке уыуыуы каждой страницы. И вот какие...
– Дмитрий! – грянул прямо над их головами визгливый истерический залп.
Алексей и его собеседник синхронно вскинулись на окрик. Перед ними стояла костлявая, скрюченная женщина с лицом горгульи. В одной руке она держала плотно набитую хозяйственную сумку, в другой – пакет с наполнителем для кошачьего лотка. Не сказав больше ни слова, горгулья прижгла Алексея взглядом, развернулась и стала удаляться. Со шпалообразным случилось странное: он всучил книгу Алексею, и тут же его потащило за уходящей бабой, как будто он был подцеплен к ней невидимым тросом. Парень семенил спиной вперёд, виновато разводя руками и оправдываясь:
– Бубубубубу. Муууыэыэыэыыыууээу. Мумуиубубубу.
Алексей устремился было следом, но речь того, кого назвали Дмитрием, окончательно вернулась в кашицеобразное состояние. К тому же баба прибавила шагу, и длинного волокло всё быстрее. В конце концов, Алексей сдался и оставил странную пару в покое. Тщетно пытаясь спрятаться от ветра в кабине деревянного паровозика на детской площадке, он принялся изучать дар Дмитрия. На обложке темнело название – "Замок". Алексей слегка споткнулся взглядом об имя автора, но тут же перемахнул через него: как можно было догадаться из услышанного, карту местности следовало искать внутри. Он пошелестел истрёпанными, желтушного цвета страницами, выхватил взглядом несколько случайных кусков текста:
"... наказание для вас ещё впереди, а сейчас немедленно убирайтесь отсюда со всем вашим скарбом".
"Вы должны бросить Кламма и стать моей любовницей".
"...К. буквально свалился на одну из пивных бочек"
"...раскинув руки, но небольшими жеманными шажками".
Двух-трёх минут перелистывания Алексею с запасом хватило, чтобы признать содержимое книжонки беспросветной чушью. Но где-то в её толще был спрятан ключ от города, если, конечно, Дмитрий не водил его за нос.
Вдруг вспыхнула картинка из прошлого. Мелкий Алёша сидел на ковре, а перед ним светился экран «Рубина». Раскрыв рот, Алёша наблюдал за тем, как мультяшный Мюнхгаузен тянет себя из болота за волосы. Заметивший это Дед довольно веско ткнул Алёшу в плечо и вскинул большой палец:
– Так и надо, младший. Так и надо.
Воспоминание было на удивление неуместным, но, сверкнув, внезапно придало сил и уверенности. Скрючившись над книгой, Алексей принялся препарировать строчки. Он подступал с разных сторон и кромсал слова под разными углами. Пытался из нарезанного скроить новое. Получившиеся лоскуты слов и фраз бережно раскладывал в поле «Новое сообщение» своего айфона. Убедившись же, что лохмотья не имеют никакой ценности, уничтожал их.
Перед глазами Алексея мельтешила буквенная рвань. «беабадр... каджекк... мппоо... махандж». Бежали минуты, но в обрывках не проглядывало и намёка на связность. «пролдж... бтьо... шопрл». Он уже хотел плюнуть и швырнуть гнусную книгу в грязь. Как вдруг один из заходов на цель принёс ему щедрую добычу. Очередная строка, которую расчленял Алексей, гласила: «Брунсвик надевал сюртук, рассуждая о случившемся странном событии, бубнящий...»;. Попытки взломать шифр долго не приносили результата, и, ни на что не надеясь, Алексей решил опробовать схему «номер буквы в слове – номер слова в строке». Фрагменты сложились в многообещающий паззл – «Бар синий». Алексей радостно вскрикнул – в бессмысленном словосочетании для него сейчас сосредоточилась вся поэзия мира.
Ключ был найден и вставлен в замочную скважину. Оставалось только повернуть его. Через десять минут на экране телефона выкристаллизовалась фраза:«БАР СИНИЙ ОЛЕНЬ ПРЯМО ДО РЫНКА ЧЕРЕЗ ПЕРЕХОД И НАЛЕВО ТРЕТИЙ ДОМ ПО НЕЧЁТНОЙ СТОРОНЕ»;. Чувствуя, как от накатывающего мандража потеют ладони, Алексей отправился проверять свои разведданные.
Бар «Синий Олень» нашёлся именно там, где указывала книга. У входа было вызывающе пусто – ни припаркованных машин, ни толпящихся на крыльце синих оленей. Главный фасад уродовали пятна копоти, у дверей чернела груда головёшек. Заходить внутрь не хотелось.
Сначала было довольно трудно распознавать абзацы с шифровками среди остального бесполезного текста. Но, попрактиковавшись, Алексей проследил закономерность в их расположении на страницах, и дело пошло бодрее. Пользуясь своей странной картой, он отыскал ещё несколько объектов: бюро кредитов «Зильберман и отцы», площадь Круга, крематорий. По сути, его открытие было довольно тщетным, мрак всей ситуации оно нисколько не расцвечивало. Алексей просто слонялся по закоулкам, чтобы не стоять на месте, не мёрзнуть, и даже немного наслаждался тем, что в его передвижениях было некое подобие осмысленности и целенаправленности.
Когда окончательно стемнело, и грязь под ногами схватилась коркой льда, игры закончились. Собираясь утром, Алексей рассчитывал через час-другой вернуться обратно и не планировал расходов на что-то более весомое, чем пара хот-догов и стакан колы. Денег, наверное, хватало на койку в каком-нибудь зачуханном хостеле. В ближайшей перспективе маячили ночёвки на вокзалах, теплотрассах и в обезьянниках. А вместо дома у него в этом городе был только адрес.
Чувствуя себя беспризорником с соплёй под носом, Алексей выбрался к ближайшему проспекту, где после долгих выплясываний на обочине всё-таки поймал тачку. Погромная, 25, корпус 2, отделённая от него несколькими часами тряски в автобусе, теперь оказалась минутах в десяти езды через какой-то садовый массив. Дом был тем же самым, что и в первый визит Алексея, только перекочевал в совершенно неузнаваемую местность. Там, где в прошлый раз находился двор с голубятней, теперь был заваленный мусором овраг, со склона которого открывался вид на расползшееся внизу кладбище.
Домофон не работал, поэтому вход в подъезд оказался свободным. Квартира с родным номером обнаружилась на третьем этаже. Алексеев домашний ключ неожиданно легко нырнул в отверстие замка, без проблем повернулся. Напрягшись, Алексей открыл дверь.
Внутри висела непроглядная темень. В нос хлестнул букет чужих и тяжёлых запахов: несло вениками, чесноком и дрянными духами. Алексей осторожно перешагнул порог, стал шарить ладонью по стене в поисках выключателя и почти сразу прикусил язык от неожиданности, поймав чьи-то пальцы. Едва он успел отдёрнуть руку, как зажёгшийся свет резанул глаза. Отшатнувшись, Алексей увидел перед собой домохозяйного вида тётку. Держалась она так, как будто её подняли посреди ночи – зевала во всю пасть, щурилась и почёсывалась. Мелированное безобразие с отросшими чёрными корнями на её голове пребывало в состоянии первобытного хаоса, ноги под халатом в цветочек были расчерчены варикозной синью. Вряд ли она была сильно старше Алексея, если вообще была. Но выглядела как мамаша пятерых детей при отце-алкоголике.
– А, явился всё-таки, скотина, – без всякого выражения приветствовала Алексея хозяйка, уставившись на него коровьим взглядом. – Ну где тебя хуй носил-то опять, а?
Стремясь потянуть время, пока не прибавится ясности, Алексей ответил уклончиво:
– Ну так... Где обычно.
Как ни странно, тётку ответ, кажется, удовлетворил.
– Давай, разувайся, раз уж пришёл, – смилостивилась она. – Ты теперь, сучонок, в публичном доме, наверно, чаще бываешь, чём в своём собственном, а?
– Ну, что ты, милая, в самом деле? – сделав над собой усилие, Алексей приобнял хозяйку и, зажмурившись, ткнул её губами в щёку. Он понимал, что рискует, и что легко может не угадать с тактикой. Но продолжив мямлить и закрываться, всё равно вызвал бы подозрение.
– Ну лааадно, лааадно, – затрапезная мадам зевнула и вывернулась из объятия Алексея. – Есть будешь?
– Да! – ответил Алексей несколько громче и возбуждённее, чем следовало бы. Зато на этот раз он был исчерпывающе искренен.
Грузно переваливаясь, «жена» направилась куда-то вглубь квартиры. Скрылась за углом и продолжила разговор, переведя его в тональность крика:
– А я «Грязь из-под ногтей» смотрела и заснула прям там на диване. И это, Сарафян заходил, кстати.
– А-аа, – протянул Алексей, осматриваясь. Пока «жена» зачем-то пыталась доораться до него через стены и шум хлещущей из крана воды, он успел торопливо обойти все помещения. Заставленная кроссовками и сланцами прихожая. Комната, переполненная ширпотребным уютом: шкафчики из «Икеи» зеркало в полстены, лакированные безделушки на полке. Ещё – спальня с кроватью, на которой могли бы уместиться трое-четверо людей сдержанной комплекции. Главное – в квартире больше никого не обнаружилось, и это добавляло спокойствия.
Алексей, озираясь, побродил по комнате, в надежде наткнуться на какую-нибудь подсказку, которая могла бы немного прояснить диспозицию. Единственное, что бросилось в глаза – слой пыли на подоконнике, посреди которого запечатлелся след чьей-то ладони. Взгляд зацепил в нём какую-то странность, Алексей подошёл, чтобы рассмотреть его пристальнее, и вздрогнул: пальцев на отпечатке было шесть.
– Лёша, ты идёшь, нет? – донёсшийся окрик выдернул его из столбняка и напомнил, что, кажется, имелись неплохие шансы впервые за весь день нормально поесть.
На кухне Алексей предался гастрономическому безумству. Он, не жуя, глотал ломти колбасы, заедал борщ эклерами и килькой. На десерт его ждали пресные, без всякой начинки, разговоры с новой «женой». Алексей старался меньше говорить о себе, налегал на осторожные расспросы. Из бессодержательной болтовни нужно было попробовать нацедить максимум информации и при этом продолжать казаться тем, за кого его принимают. Узнать, к сожалению, удалось немного: у неё износились зимние сапоги, ночью в городе опять был какой-то вонючий выброс, а в воскресенье их ждёт в гости Саня Яшин.
После ужина Алексею пришлось облачиться в найденные в шкафу чужие треники с пузырями и футболку с пятнами – к счастью, тряпьё как будто на него и шили. Он сидел в кресле и щёлкал пультом телевизора; несмотря на все эксперименты с настройками, навороченная плазма почему-то никак не могла выдавить из себя цветное изображение.
Несколько тяготила мысль о том, что придётся спать с «супругой» в одной кровати, думы о ней ничего не шевелили ни в душе, ни в штанах. Алексей планировал дождаться, пока хозяйка уснёт и, возможно, остаться ночевать в другой комнате. Не вышло: «жена» загнала его под одеяло с рвением строгой няньки, следящей за режимом дня непослушного ребёнка.
Провалившись головой в подушку, Алексей наконец отогрелся внутренне и расслабился физически. Сопевшая рядом женщина вызывала ассоциации не то со сдобной булкой, не то с котлетой по-киевски. Зевнув, Алексей отвернулся к стене и начал растворяться в сладостной бессознательности.
– Спокойной ночи, импотент хренов, – успел услышать он, и эта фраза как смачный пендель вытолкнула его за границу яви.



Уже дня через три Алексею задышалось чуть свободнее. Он привык к недовольному кудахтанью «жены» и посадил на футболку несколько новых пятен. Он узнал, в каком ящике лежат банковские карты, и совершал набеги на холодильник, когда заблагорассудится. Даже Город, ещё немного поиграв с ним в свои игры, в конце концов бросил все финты и принял постоянное обличье.
В надежде потянуть время, Алексей придумал себе растяжение и больничный – он всё равно не знал, где и кем здесь работает. Поэтому, каждое утро, выпроводив свою целлюлитную даму, он сначала смотрел по телеку соревнования бодибилдеров, а потом шёл слоняться по улицам и искать выход.
Хотя Алексей и немного приноровился к не своей жизни в незнакомом враждебном пространстве, Город давил и душил его. Алексей был готов на всё, чтобы оказаться в любимой пончиковой и снова почувствовать, что рулит своей жизнью он сам, а не вторгнувшаяся дьявольщина.
Иногда он принимался мучить свой мобильник, но дозвониться ни до одного абонента из списка контактов не мог. Город как будто находился в яме, до дна которой не достреливал сигнал сотовой связи. Время от времени Алексей набредал на места, которые казались ему почти родными, при этом они были подёрнуты какими-то еле уловимыми изменениями. Но чаще всего вокруг был Город – холодный, агрессивный и уродливый.
Выхода не просматривалось. Но Алексей верил в одно: если он каким-то образом провалился сюда из своего привычного мира, то и способ вылезти обратно обязательно существует.


- 3 -


Боль. Острая и ненасытная боль пожирала тело, с особым остервенением вгрызаясь в голову. При каждом вдохе выжигало грудную клетку. Откуда-то извне просачивались голоса.
С огромным трудом Алексей разлепил веки. Над ним нависал грязно-серый потолок в трещинах и разводах. Из плафона лился режущий ядовитый свет.
Алексей попробовал приподнять голову с подушки. Боль заполыхала сильнее. Всё, что можно было себе позволить, это скашивать глаза, пытаясь зацепить часть пространства. Всюду, куда удавалось дотащить взгляд, царила кафельная муть больничной палаты. В поле видимости попадали пять коек, на которых лежали люди – кто в бинтах, кто в гипсе. В воздухе висели запахи хлорки, пота и залежалого мяса. Алексей поёрзал языком во рту, ощутив непривычные пустоты, торчащие осколки зубов.
– О! О! Мужики, смотри, это, новенький оклемался! – возвестил прокуренный голос откуда-то сбоку. – Ты лежи-лежи, земляк, не дрыгайся. У тебя ж наверняка там рёбра-то все в кашу переломаны.
– Где я? – тихо спросил Алексей и зажмурился. В глазах разливались радужные пятна, похожие на бензиновую плёнку на поверхности луж.
– Ты в «травме», парень, – гундосо ответили из другого угла. – И лежи смирно. А то вроде, врачи меж собой говорили, у тебя, может, внутреннее кровотечение. Дёрнесся, дрыгнесся и – херак! – обратно в реанимацию!
Алексей поморщился – и от боли, и от услышанного. Где он был, когда вырубился? Как попал сюда? Память просыпалась нехотя, высвечивая отдельные кадры происшедшего. Чтобы отвлечься от гнёта действительности, он попробовал склеивать эти кадры в единую ленту.



Алексей погасил экран с монохромными качками, натянул кроссовки и вывалился из затхлости квартиры. Хотелось пройтись, глотнуть промышленного смога. Он прошагал пару кварталов, когда его тормознула цветастая вывеска, гласившая: «БАР ПРОТЕИНОВЫХ КОКТЕЙЛЕЙ». Пройти мимо было нельзя, Алексей вошёл внутрь.
В тесноватом помещении скучало несколько шкафообразных парней. Играл «Раммштайн», со стен влажно глядели красотки в бикини. Алексей пошелестел меню, заказал стакан «Эликсира Арнольда» и вольготно расположился у стойки. Здесь он и увидел впервые этого перца.
Тот вошёл в зал, окинул его взглядом, как скользят лучом фонарика по тёмному помещению. Принял стакан из рук бармена. И, хотя почти все столики были свободны, вразвалку приблизился к Алексею.
– Добрый вечер, – поздоровался он, осёдлывая барный табурет. – Не будете возражать, если я составлю вам компанию?
– Да нет проблем, – ответил Алексей, внимательнее присматриваясь к собеседнику. У того была убедительная, располагающая внешность – щетина, раскаченные плечи, забранные в хвост волосы. Выглядел лет на сорок.
Человек с шумом отхлебнул из стакана. И заговорил – негромко, с ленцой, пережёвывая слова, как горячую картошку:
– Меня Виталий звать, для своих – просто Вит. Я сюда каждый день забегаю подзарядить батареи. И всегда сижу на этом месте. Традиция. А вы, вижу, здесь первый раз?
Алексей улыбнулся, кивнул. Новый знакомый пообещал представить Алексея владельцу заведения, потом перепрыгнул на тему встречи с Дольфом Лундгреном в кулуарах «Мистера Олимпии». Беседа завязалась сходу, как будто в стаканах была не белковая вытяжка, а пиво. Вит располагал к себе. После того, как Алексей провалился сюда, он ни секунды не ощущал почвы под ногами, чувствовал исходящую от каждого встречного смутную угрозу. И вот перед ним сидел человек, который, кажется, не собирался, улучив момент, воткнуть в Алексея что-нибудь острое или прикарманить его бумажник. Это расхолаживало, усыпляло бдительность. Посмеиваясь, чтобы выглядеть уверенно и непринуждённо, Алексей рассказал новому знакомому о том, что случилось с ним в последние дни. Чтобы собеседник не счёл его психом, о многом всё же пришлось умолчать. Вит выслушал; осушив стакан, побарабанил пальцами по столешнице.
– Хотите слинять отсюда? – спросил он так неожиданно, что Алексей вздрогнул. – Не удивляйтесь: я могу подсказать, как это сделать. И даже дать что-то типа ключа, который вас освободит. Только для этого я попрошу вас сделать мне одно небольшое одолжение.
– Какое? – подался вперёд Алексей. Сердце ускорилось, во рту стало сухо.
Вит заулыбался, небрежно махнул рукой:
– Ничего сложного. Для вас – так особенно. Короче говоря, нам нужен спортивный, физически хорошо подготовленный человек. Такой, как вы. Задача – участие в одном представлении… хм… я бы назвал это шоу. Что-то типа силового экстрима. Детали расскажу потом, если, конечно, вы не откажетесь.
Алексей подтвердил, что согласен на всё.
– Отлично, – Вит пытался сохранять серьёзность, но не мог спрятать удовлетворённую ухмылку. – Тогда завтра встретимся здесь же. Потребуется одно: быть в хорошей форме.
Вит спрыгнул с табурета и, пожимая Алексею руку, ошарашил:
– Вас ждёт дебют и последний бой одновременно. Я верю – это будет шикарное зрелище!
– Слушайте, но что всё-таки… – Алексей подавился своим вопросом, увидев, что Вит стремительно направился к выходу.



Дорога, как было условлено, началась с бара протеиновых коктейлей. Дальше были сорок минут дрёмы под гул двигателя в машине с непроницаемой тонировкой. В конце пути ждало огромное уродливое строение без окон где-то на отшибе. Кажется, в прошлой инкарнации– корпус завода или склад. При всём своём внешнем безобразии здание не выглядело заброшенным. На асфальтированном пятаке теснилось неожиданно много автомобилей, у входа дымила сигаретами гурьба каких-то мрачных типов. Вит завёл Алексея внутрь, где вверил его амбалу-монголоиду, калибром кулаков и бычьей тупостью во взгляде напоминавшему личного телохранителя Чингисхана.
– Карим, подготовь Алексея, – на ходу бросил Вит. – Его выход, думаю, не позже, чем где-нибудь в без двадцати. Тот, что на пол-одиннадцатого жидковат всё-таки, вряд ли дольше продержится.
Монгол повлёк Алексея тускло подсвеченными коридорами. Было душно, из-за дверей тянуло курительными смесями. Иногда попадались люди: качки, пронырливые цыгановатые молодцы, пожилые франты с брюшками и пальцами в перстнях. Алексей поёжился. Неожиданно проснулось воображение: замелькали картинки интерьеров убойного цеха, подпольной операционной, камеры пыток. Алексей попытался разговорить своего провожатого, но в ответ на все его вопросы тот лишь кивал, как заводной болванчик.
Когда Алексей окончательно потерял счёт коридорам, нукер завёл его в большой холодный зал. Из-под потолка распыляли свет мощные лампы, около десятка бугаев молотили по боксёрским грушам. Монгол скинул с себя олимпийку, под которой не оказалось другой одежды, и принялся за Алексея. Скомандовал раздеться до пояса. Замерил давление, помял пресс и бицепсы, устроил ему десятиминутный спарринг с мешком-силомером. С каменным лицом переписав показания датчика в блокнот, указал Алексею на скамейку и сам плюхнулся рядом.
Усевшись, Алексей стал вслушиваться в странный гул, рождавшийся где-то не очень далеко за стенами. Он обратил внимание на эти звуки сразу, как только его ввели в здание. Но лишь сейчас, когда схлынули все отвлекающие факторы, слух зацепился за них по-настоящему. Шум то утихал, то взрывался треском и шкворчанием, как будто на гигантскую сковороду кидали центнер сала. Алексей уже знал, что задавать вопросы монголоиду бессмысленно. Продолжали ждать чего-то в молчании под шлёпанье кулаков о кожу.
Наконец мобильник Карима завибрировал. Нукер ответил на вызов, выслушал, кивнул. И, подняв массивный зад со скамейки, подал голос:
– Пошли…
Алексей закипал от неопределённости и тревожного ожидания. Прежде, чем направиться вслед за Каримом, он придержал его за плечо:
– Слушай, может, ты хотя бы мне скажешь, что тут такое происходит? Что я там делать-то должен, я могу знать или нет?
Лунообразная морда провожатого осветилась недобрым весельем.
– Да чо тебе тут говорить? – ощерился Карим. – Щас сам поймёшь, что тебе делать.
И засмеялся негромким перхающим смешком. В этот миг Алексей заподозрил, что нужно срочно бежать, смываться, исчезнуть. Что уже через минуту будет поздно и непоправимо. Пока они шли тесными коридорами, Алексей взвешивал все «за» и «против». И одновременно с решимостью проломить череп монгола и прорываться на волю пришло понимание: вот теперь уже и вправду поздно и непоправимо.
Странный гул становился громче, плескался где-то совсем рядом. Карим распахнул перед Алексеем одну из дверей и подтолкнул его в спину.
Яркий свет полоснул глаза. Первые секунды две Алексей не видел ничего, пытаясь привыкнуть к рёву беснующейся толпы. Именно этот шум, выхолощенный и приглушённый стенами, казался ему шипением и треском жира на сковороде. Когда зрение вернулось, Алексей стиснул челюсти, часто задышав. Взгляд заметался – бежать было некуда.
Он находился на площадке, напоминавшей ринг. С трёх сторон она была ограничена канатным заграждением, с четвёртой – стеной с дверью, через которую его сюда втолкнули. Покрытие из тента заменял обычный бетонный пол. За пределами ринга мельтешила круговерть бритых голов, рыл с раззявленными ртами.
В одном из углов помоста по скрючившемуся в луже крови человеку топталось существо. Упакованная в комбинезон безразмерная туша, располагаясь спиной к Алексею, вминала череп лежащего в бетон. Существо имело шевелюру, небрежно прихваченную игривой заколкой-бабочкой. Это выглядело так же дико, как бантик на бивне мамонта.
Затаптываемое тело не только не сопротивлялось, но и вообще не подавало признаков жизни. Алексей отметил бугры его мышц, ручищи в наколках и бледную, с синюшным отливом, кожу. Белели разлетевшиеся по полу зубы.
Из темноты зала потоком лились крики, визг, хрипы и рычания, как будто там делило добычу многотысячное племя людоедов.
– Ма-гда! Ма-гда! Сзади! Обернись! – разобрал Алексей прилетавшие оттуда вопли.
Существо, кажется, тоже услышало. Оно слезло с растоптанного тела и стало медленно поворачиваться. Одновременно на ринге выросли два здоровяка, которые раскачали искорёженного бойца и швырнули его во мрак, к людоедам. Грянул новый взрыв экстатического воя.
Гориллоподобная тварь двинулась на Алексея, заслоняя собой свет ламп над рингом. Стали видны пучки растительности на щеках, квадратный, будто топором вырубленный подбородок.
«Человек», – установил Алексей.
Монстр был головы на две выше и значительно шире в плечах. Источавшие хищное нетерпение глаза-прожекторы были подведены тушью. На уровне груди из-под комбинезона выпирали два пухлых мешка.
«Баба», – сделал Алексей ещё один вывод.
Приблизившись на пару метров, существо оскалило клыки и зарычало. На всякий случай Алексей ткнулся в дверь и убедился: заперто. Представилось, как два мордоворота раскачивают его перемолотое тело и выбрасывают за борт, в толпу. Алексей сплюнул и ринулся вперёд. В нос шибанул смрад взопревших подмышек.
Нужно было раскачать тушу, производившую впечатление достаточно неповоротливой, и попробовать её опрокинуть. Алексей помахал кулаками у Магды перед носом, отпрыгнул назад и снова подскочил к ней, попытавшись оглушить ударом левой в висок. Но бабища проявила неожиданное проворство и, среагировав, ухватила его за запястье. Алексей взвыл: руку словно зажали в тиски и вдобавок прижгли раскалёнными щипцами. Выдержав изуверскую паузу, Магда растянула губы в слюнявой ухмылке. В следующий миг Алексея отшвырнуло на канаты с такой силой, точно ударили не кулаком, а кувалдой. Голову разламывала боль.
Алексей, пошатываясь, поднялся. Подступил к твари и нахально пнул её в бедро. Не успев перехватить его ногу, Магда буквально задымилась от бешенства и бульдозером попёрла на Алексея. Тот наконец смог воспользоваться преимуществом в мобильности: переместился, поднырнув под локоть Магды, и нанёс серию ударов в печень. Кулаки тонули в кожных складках. Ощущение было такое, как будто он молотил по подушке.
Алексей быстро понял, что сделал это зря. Ублюдочная баба, кажется, не почувствовала даже щекотки, зато озверела как медведь-шатун, в которого кинули снежком. На этот раз она вдавила Алексея в стену и снова пустила в ход кулачища-молоты. Голова Алексея моталась из стороны в сторону, левый глаз, в который впечатались костяшки Магды, потух, как разбитая лампочка. Было ясно: стоит оказаться на полу, и встать тварюга уже не позволит. Сверхусилие позволило удержаться на подкашивавшихся ногах.
Из угла рта сочился солоноватый ручей, голову раскалывало. Как сквозь толщу ваты долетал ор зрителей. Пришлось перестраиваться на трусливую окопную тактику. Нанося редкие удары, Алексей в основном бегал от своей соперницы по всему рингу. Самолюбие затаилось до лучших времён. Вид крови удесятерил силы Магды, добавил ещё больше свинца её кулакам.
Алексей понимал, что вот-вот рухнет. Всё его тело превратилось в сплошную рану. На полу темнели брызги, петляли кровавые зигзаги. Вложив остатки сил, Алексей предпринял отчаянный и бессмысленный выпад – заехал-таки Магде в ухо. И не успел ни отбежать, ни свернуться в оборону. Тварь ухватила Алексея поперёк туловища, подкинула как ребёнка и с размаху швырнула на пол. Алексей приземлился на спину. А через доли секунды тяжеленная туша придавила его, распластавшись сверху. Ощущения были такими, как будто на него обрушилась бетонная плита. Алексей, задыхаясь, корчился на полу.
Пыхтя и роняя слюну, Магда схватила его за бока и сдавила, как давят арбуз на рынке, проверяя его спелость. Впервые в жизни Алексей во весь голос заорал от боли. Даже сквозь вопли толпы в зале он услышал, как хрустнуло в грудной клетке.
Инстинкт самосохранения запустился на максимум, сканируя хранящиеся в системе тысячи файлов. И тот из них, что мог оказаться единственно нужным, был отыскан за секунды. Алексей стиснул зубы, напряг мышцы и перешёл в атаку, от которой теперь зависело всё.
Он скользнул рукой по тому месту на теле монстра, где должна была находиться талия. Легонько, без нажима погладил спину. Потрепал курдюки ягодиц. И, с трудом приподняв голову, припал ртом к шее Магды в районе кадыка. Даже чрезвычайный надрыв всех жизненных сил не уберёг от омерзения. Алексея чуть не вывернуло, когда он ощутил губами жировое жабо четырнадцатого или двадцатого подбородка.
Ход себя оправдал, под нежным натиском тварь дала слабину. Двух-трёх секунд сокрушительного наступления хватило, чтобы туша Магды растерянно обмякла. Тиски, зажимавшие рёбра Алексея, развинтились. У него был всего миг, из которого следовало выжать всё. Алексей изловчился и резким коротким движением впечатал голову в нос соперницы. Та издала звук, похожий на всхрип чахоточной гориллы, схватилась за лицо, перекатившись на спину.
Алексей успел выпутаться из-под толщи сала и мышц, прежде чем Магда пришла бы в себя и пробила ему череп. Шатало, в ушах разрывался звон, в видящем глазу полыхало северное сияние. Несколько раз влепив поднимавшейся с пола гадине носком кроссовка в рыло, он уселся ей на живот, вцепился обеими руками в горло и сдавил. Под пальцами колыхалось одутловатое и склизкое. Алексея кольнуло подозрение, что жировая кольчуга и в этот раз защитит Магду. Но нет: бабища наливалась синевой и хватала воздух ртом. В узеньких свинячьих глазёнках выплясывал ужас.
Захлёбываясь хрипами и энергией отчаяния, Магда забарахталась в тщетных попытках свернуть Алексея с себя. Исхитрилась приподнять голову и впиться зубами ему в запястье. Клыки проткнули вену не хуже шила, ладонь стала неметь. Озверевший Алексей обхватил череп существа и колотил его затылком о бетон до тех пор, пока в зрачках Магды не потухла жизнь.
Шатаясь, Алексей поднялся, отхаркнул кровью. В голове рвались снаряды, грудную клетку жгла нарастающая боль. Из зала доносились крики и топанье, какие-то типы, вскарабкавшись на канатное ограждение, трясли кулаками. В резко распахнувшуюся дверь влетели двое мужиков с чемоданчиками, какие бывают у врачей «скорой» или сантехников. Не взглянув на Алексея, они метнулись к Магде. Дверь оставалась открытой.
Морщась и размазывая по подбородку алую слюну, Алексей вывалился в коридор. Слышно было, как где-то гремят засовы и бьётся о стены эхо матерящихся голосов. Оставляя на полу кровавый след, Алексей наугад похромал в поисках выхода.
Впереди застучала дробь чьих-то шагов. Алексей понимал, что ему вряд ли позволят как ни в чём ни бывало пройти мимо. Ужалил почти суеверный страх того, что навстречу выйдет ещё один монстр. Вторая Магда теперь убила бы Алексея щелчком мизинца.
Подозрения не оправдались. Из бокового ответвления коридора на Алексея наскочил Вит. Его блестящие от геля волосы растрепались, галстук съехал набекрень. Розовое, как окорок, вспотевшее лицо корёжила гримаса ярости.
– Ты! Ублюдок жирный! – заверещал он, попытавшись ухватить Алексея за горло. – Ты что устроил, мать твою, гандон, а?!
Выбравшись из-под Магды и сокрушив её, Алексей теперь чувствовал себя иначе, даже несмотря на то, что с трудом держался на ногах. Такие ощущения испытывает легкоатлет, который задыхался в тренировочных забегах, обвешанный металлическими пластинами, и наконец вышел на старт налегке.
– Она же нам всю кассу делала, гнида ты подзалупная, – надрывался Вит, размахивая руками. Алексей вдруг обратил внимание на его пальцы: после набрякших от жира сарделек Магды они показались ему длинными и тонкими.
Вит изготовился занести кулак для удара, но боя не вышло. Алексей дёрнул его за мизинец, надломив с такой лёгкостью, как будто палец был из фарфора. Вскрикнув, Вит съёжился и осел на пол.
Стиснув зубы и зажав боль в себе, Алексей рванулся по коридору. Стали попадаться люди: они смотрели на окровавленного полураздетого бойца как на психопата с заряженной пушкой и не пытались его задержать. Алексей выспросил у встречного парня с татуировкой на морде дорогу к выходу. Сглатывая кровищу и задыхаясь, понёсся по лабиринту. Позади остались сквозной зал с бюстом Ленина, проход, загромождённый штабелями коробок, и пара лестничных пролётов. Замаячил выход. Согнувшись почти пополам, Алексей преодолел последние метры и упал грудью на дверь. В лицо ударил стылый воздух, свет фонарей расплывался по замёрзшей грязи.
Здесь Алексея уже ждали. Его недавний провожатый Карим переминался на кривых ногах, рядом с ним чернели ещё три фигуры. Внезапно синей вспышкой в мозгу сверкнул образ Деда. Его глаза с блеском металла. Жилистые руки – надёжные и всесильные. Когда-то в прошлой жизни пацанёнку Алёше казалось, что с человеком, у которого такие руки, не может случиться плохого. Необъяснимая вера в это никуда не делась до сих пор. И голос – не то как у подгулявшего Крёстного Отца, не то как у брутального Деда Мороза: «Так и надо, младший. Так и надо».
Алексея вдруг подкинуло от прилива ярости и энергии, как будто в него перетекла сила обрушенной Магды. Боль, бушевавшая во всём теле, резко свернулась в точку, развязала руки. Он и сам бы никогда не поверил, что человек, на теле которого нет живого места, может быть так молниеносен и неудержим. Карим скрючился от резкого удара в переносицу. Двое амбалов выскочили из тени – скользя между ними как ртутный шарик, Алексей скосил одного хуком в челюсть, а второму перекрыл кислород, заехав локтем под дых. На четвёртого мордоворота его бы уже не хватило, но помог случай – ринувшись на Алексея сбоку, бугай поскользнулся на подмёрзшей луже и свалился на спину. Окончательно обезвредить его, трижды заехав подошвой по лицу, уже не представляло сложностей.
Алексей бежал. Бежал по разъезженной грунтовке мимо складов и ангаров. Захлёбываясь кровью и проваливаясь в колеи, выскочил к темнеющим коробкам общаг. Петлял меж домов и гаражей, нырял в омуты подворотен.
Когда, наконец, он позволил себе ненадолго остановиться, боль уже пожирала его изнутри, не давала вдохнуть. Голое туловище терзал нестерпимый холод. Алексей огляделся: местность была неровной и ямистой. Алексей стоял на склоне, у подножия которого лежал двор без единого фонаря. Оттуда долетала перебранка собак, под грибком песочницы кто-то звякал стеклотарой. Из-за пятиэтажек просачивался приглушённый гул ночной улицы. Алексей хорошо понимал, что в таком виде сможет идти только до встречи с первым полицейским патрулем.
Кряхтя и морщась, он сковылял вниз по деревянной лестнице с рассыпающимися в труху ступеньками. Пересёк двор и повернул за угол. Обхватив себя за локти, чтоб сохранить тепло, сделал несколько неуверенных шагов. Чувствовал он себя так, как будто его пожевал и выплюнул, признав несъедобным, огромный стальной монстр. Согнувшись, Алексей захрипел. Асфальт стал уплывать из-под ног, заухало в висках, ноги сделались ватными. Зашатавшись, Алексей рухнул на оледенелый тротуар…



Мир, где он очутился теперь, был тоскливым и тесным. В поле зрения здесь оказывались или потолок с узором трещин, или отъевшиеся вальяжные тараканы, гуртом выползавшие из тумбочки, или желтоватая от грязи и времени простыня на койке. Поэтому глаза Алексей старался лишний раз не открывать.
Ещё этот мирок наполнял сложный обонятельный микс. Тяжёлые запахи лекарств, вонь подмышек и вялящейся в тумбочках снеди – всё это смешивалось воедино, провоцируя позывы на рвоту. Алексей всё время барахтался в мутном полусне, где не было хода времени. Изредка и ненадолго его вытаскивали оттуда, чтобы ткнуть укол анальгетика или перетянуть бинты. Три раза в день перед ним ставили тарелку с едва тёплой комковатой дрянью. Алексей механически загружал эту массу внутрь и снова проваливался в болезненную дрёму.
То и дело до него долетали звуковые продукты жизнедеятельности соседей по палате. Соседи кашляли, скрипели кроватями, шелестели сканвордами и другим полиграфическим мусором. Много разговаривали: чаще всего о политике и о каком-то Вовике Захарченко, который попал под каблук жене и совсем обабился. Через пару дней Алексей уже знал всю биографию Вовика и горячо ненавидел его, пряча голову под подушкой.
На обходах в палату наведывался врач – молодой лощёный очкарик под потолок ростом. Немного окрепнув после возвращения в сознание, Алексей осторожно попытался разведать обстановку, спросив у него:
– Скажите, доктор, а меня тут ещё никто навестить не рвался?
– Конечно, рвались, – ответил врач, разглядывая рентгеновский снимок алексеевых рёбер. – Вот супруга ваша как-то однажды заглядывала. Пока режим надо соблюдать: полный покой, никаких посетителей. Карантин у нас щас, тем более. Но как только в состоянии наметится стабильная положительная динамика, многие ограничения я сниму.
Эскулап поправил бинты на лбу Алексея и неожиданно добавил:
– Кстати, чёрта этого так и не поймали. До сих пор в федеральном розыске.
– Какого чёрта? – насторожился Алексей.
– Да того… Ну этого, который вас сбил.
– Сбил?! Меня? – Алексей попытался выпучить глаза, но даже это было ему сейчас не очень под силу.
Врач присвистнул:
– Э-ээ, как оно… В общем, мне пока не следовало бы вам это говорить… Сбил вас грузовик прямо в центре, на проспекте Кремации. Заснул он там за рулём или обкуренный был, не знаю. Взял и на тротуар вылетел. Ну, вас и зацепило. Считайте, счастливо отделались – переломы, ушибы. А могло бы…
Доктор многозначительно цокнул языком и продолжил обход, благоухая приторным парфюмчиком. А Алексей уставился на свою левую руку – на запястье синюшным ободком пролегал след укуса.



Дни тянулись медленно и бестолково. Алексей потерял им счёт и даже примерно не представлял себе, сколько времени отмотал здесь.
Силы возвращались, боль наоборот – спешно сдавала позиции. Вскоре Алексей уже стал давать себе нагрузки. Единственным его тренажёром здесь была лестница – Алексей приноровился шагать по ней вверх-вниз между первым и пятым этажами, постепенно увеличивая количество подходов.
Пару раз являлась его «жена». Вместо традиционных авосек с мандаринами выздоравливающему перепадали от неё только обвинения в безалаберности и умении отыскать приключений на ровном месте. От нечего делать приходилось иногда общаться с «сокамерниками». Разговоры о политике и Вовике Захарченко он поддержать не мог, поэтому беседы неизбежно закручивались вокруг темы травм и увечий. Как-то после отбоя Алексей из шалости и любопытства задал соседям прямой вопрос:
– Слышь, мужики… А вы-то сами здесь как оказались? В Городе, я имею ввиду…
– В смысле? – удивлённо выплюнуло койко-место у окна.
– Ну, в прямом, – продолжал атаку Алексей. – Почему вы здесь? Вам тут как, нравится, не? Или чё – тоже в ловушку попали?
В палате уже не горел свет, и лиц соседей видно не было. Секунд на десять повисла тишина. Алексей физически почувствовал, как вокруг него клубами холода сгущаются непонимание и враждебность.
– То есть, что значит – нравится-не нравится? – подала сиплый голос койка справа от Алексея. – У меня дед здесь жил, отец здесь жил… И нахрена-то мне куда-то срываться?
– Здесь и пособие нормальное платят – семь тыщщ, – прогундосили из угла. – Продуктовые наборы выдают… На похороны гробы бесплатные от муниципалитета. Во-от… А ты тут ещё про ловушки какие-то чешешь, нич-чо не понимаю…
– Да и потом, разве вообще есть какой-то выбор? – подбил итог бас со скрипучей кровати у входа. – Смысл тут демагогию разводить, если кроме Города всё равно ничего нет?! И хорошо это, наверно… А то так бы все и отчаливали, кому куда вздумается. А так – порядок. Родился, прожил срок, умер. О чём разговор вообще?
Ересь, вещаемая столь уверенными голосами, вогнала Алексея в ступор. Помолчав, чтобы хоть немного переварить услышанное, он громко зевнул и ответил:
– Да ни о чём. Я дремал уже, не помню, чего я там ляпнул-то? Чо, совсем бред нёс?
Над курьёзом похихикали, но, кажется, оправданию Алексея до конца не поверили. С тех пор при нём если и говорили, то только о болячках. А когда он, ненадолго отлучившись, возвращался в палату, соседи заговорщицки умолкали на полуслове.
…Боль покидала Алексея. Наконец сняли повязки, и ничто больше не сковывало движения. Молодого врача в очках к тому времени успели уволить за торговлю больничными. В один из обходов заведующий отделением скользнул взглядом по свежей рентгенографии Алексея, отрывисто приказав освобождать койку и готовиться к выписке. Накануне «жена» притащила из дома мешок чужого тряпья, которое, правда, сидело на Алексее лучше, чем его собственная одежда. Соседи по палате натянуто пожелали удачи.
Когда он вышел из больничного корпуса, чтобы уже не вернуться, на улице хлюпал всё тот же слякотный шабаш. Это удивляло: по всем раскладам уже давно должна была начаться зима. Оглядевшись, как рецидивист, ожидающий облавы, Алексей метровыми шагами направился к трамвайной остановке.


- 4 -


Лифт распахнул пластиковую пасть, и Алексей шагнул внутрь. Зажал под мышкой бутылку с минеральной водой, надавил на единицу. Створки сомкнулись, и кабина с еле слышным гудением поползла вниз.
Это был какой-то бизнес-центр, куда он забрёл, чтобы не сидеть в чужой, пропитанной сыростью квартире. После освобождения из больницы прошло около трёх недель. Алексей под разными предлогами старался как можно чаще бывать в людных местах, завязывать знакомства, выгрызать любые сведения о Городе и о том, как из него вырваться. Хотя результаты были примерно такими, как если бы он вообще не выходил из своего здешнего дома и пытался выведать что-либо у плесневого грибка в углах стен.
Плафон освещения в лифте вдруг судорожно заморгал и потух. Умолк гул двигателя. Алексей выматерился и полез в карман за телефоном. В темноте было зыбко и неуютно: потолок кабины почти физически начал давить на макушку, стало не хватать воздуха и пространства. Алексей посочувствовал клаустрофобам и поднёс светящийся дисплей телефона к панели с кнопками.
Свет экрана плясал по клавишам с номерами этажей. Алексей никак не мог выудить взглядом кнопку связи, и это раздражало. Вдруг он замер, принюхиваясь. В душную атмосферу лифта как будто просочилось нечто новое. Алексея окатило жаром.
«Померещилось», – попробовал он внушить себе и надавил на вожделенную кнопку с трафаретным колокольчиком. Никто не ответил даже после трёх нажатий. Алексей метнул взгляд на дисплей телефона – связи ожидаемо не было.
Обоняние продолжало посылать сигналы тревоги. И через полминуты стало окончательно ясно – нет, не померещилось. Запах палёной пластмассы становился всё ощутимее. Чувствовалось, как в тесноте кабины расползается облако вонючего дыма.
Хватая ртом ядовитый воздух, Алексей принялся жать на все кнопки без разбора. Тщетно.
Горячие пары стремительно наполняли клетку, в которую он был пойман. Алексей попробовал втиснуть пальцы между створок дверей и растащить их в стороны. Толку от этого оказалось не больше, чем если бы он пытался сдвинуть штабель бетонных плит. Алексей забарабанил кулаками по створкам и заорал, срывая горло:
– ЭЭЭЭЭЭЭЙ… Я в лифте, вытащите меня отсюда! Слышите там, кто-нибудь, в лифтеееее…
В ответ не услышал не то что человеческого голоса, но даже топота на лестнице. Как будто всех, кто был в здании, уже эвакуировали. Совсем рядом брякнуло что-то металлическое, послышался треск пламени.
Раздираемый паникой, Алексей стал биться во все стены, словно надеясь, что кабина треснет и рассыплется как скорлупа ореха.
Дышать было уже нечем, Алексей затрясся в кашле. На полу кабины он видел свой обгоревший труп с полопавшимися глазами. В ушах разлился пульсирующий шум, поверхность под ногами стала заваливаться куда-то вбок. Алексей исторг в задымлённую пустоту последний отчаянный вопль и сполз по стене на пол.



Пронизывающий ветер мотал кроны облысевших деревьев, завывал в проводах и трубах. Прохожие перемещались по улицам с крысиной резвостью, норовили скорее забиться в щели квартир. Бомжи за гаражами обогревались теплом костра и бормотухи.
Алексей накинул капюшон и зашагал бодрее. Он понятия не имел, куда идёт, решив не возвращаться, пока совсем не продрогнет. Дома ждали тоскливые посиделки с «женой» за ужином и порцией медиа-корма из телевизора. Глупо было топить в кастрюле с борщом то время, которое можно было потратить на поиски выхода.
Алексей миновал жилмассив и стал подниматься по склону оледенелой насыпи. С противоположной её стороны куталась в сумерки грузовая станция. Оттуда прилетали всхлипы тепловозов, жестяной голос в динамиках дребезжал тарабарщиной.
Впереди уже маячили фонари эстакады, когда насыщенную выбросами атмосферу всколыхнула сирена воздушной тревоги. Алексей замер. Для учений время было уже слишком поздним. Из-за толщи туч донёсся отдалённый гул.
Пока сознание Алексея тщательно пережёвывало новое обстоятельство, из темноты вывалилась фигура человека. Парень в рабочей робе нёсся, как будто за ним гнались с собаками. Не сбавляя скорости, крикнул Алексею:
– Чо встал? В бомбарь дуй. Опять обработка, ёпт…
Ничего не поняв, Алексей метнулся следом. Пробежали заплёванную конечную маршруток. Обогнули ларьки с беляшами. Петляли по лабиринту из бетонных заборов и тонущих в темноте приземистых боксов. Под ногами хрустел гравий, сверху доносилось всё нарастающее монотонное гудение. То и дело из мглы выныривали ещё какие-то типы, мчавшиеся в ту же сторону.
Наконец парень в робе устремился к распахнутым ржавым воротам. Свет ртутных ламп лился на припаркованную технику и сложные нагромождения каких-то зубчатых болванок. Вслед за своим проводником Алексей подбежал к угрюмому пятиэтажному зданию. На фасаде белела указывающая вниз стрелка с надписью: «Убежище ГО».
Дальше была наружная лестница в подвал, теснота тамбура, упирающегося в бронированную дверь. Внутри, вопреки ожиданиям Алексея, оказалась не сырая камера с сидящими друг у друга на головах людьми. Убежище было настолько хорошо оснащённым и даже обжитым, словно в нём регулярно укрывались, а может, даже и постоянно обитали. В хвосте группы вновь прибывших Алексей прошёл через помещение, загромождённое баками с запасом воды и баллонами с кислородом. Миновал дверь с табличкой «ДИЗЕЛЬНАЯ», из-за которой доносился приглушённый рокот. И, наконец, вошёл в отсек, где размещались эвакуированные.
Почти всё свободное пространство занимали скамьи, на которых сидели люди. Контингент был самым разношёрстным. Примерно половину составляли какие-то не слишком опрятные бабы в безразмерных ватных штанах. Ещё были здоровяки в измазанных мазутом спецовках, несколько сутулых очкариков и один дед, похожий на Льва Толстого, подавшегося в хиппи. На лицах лежал налёт скуки и равнодушия, как будто пребывание здесь не было для этих людей чем-то из ряда вон выходящим.
Размерами помещение напоминало склад готовой продукции у Деда на производстве. Интерьер был суровым. Труба воздуховода под потолком. Учебные плакаты, изображавшие людей с противогазами вместо лиц. Деревянные нары вдоль одной из стен. Весь этот визуальный ряд нагонял тоску и мысли о бренности бытия. Духота и влажность действовали отупляюще.
Взгляд Алексея метнулся в противоположный конец помещения, где стояли несколько сдвинутых один к одному столов. За ними на возвышении вдруг нарисовался угрюмый тип и начал прогуливаться, время от времени поглядывая то на часы, то на аудиторию. Одет он был в балахон, сшитый из вороха разноцветных лоскутков. На фоне плакатов по гражданской обороне это выглядело странно, если не сказать – пугающе. Мутные гляделки человека в балахоне без всякого выражения шарили в пространстве, ни за что и ни за кого не цепляясь.
«Херня какая», – вынес заключение Алексей и, скривившись, отвернулся.
Рядом на скамейке горбился нескладный носатый парень с целыми гроздьями бородавок по щекам. Алексей дёрнул его за рукав:
– Слушай, дружище… Не знаешь, это как, надолго, не? Чего там наверху вообще за обработка такая, а?
Бородавчатый ничего не ответил и отмахнулся от Алексея с непонятным раздражением, словно тот мешал ему воспринимать нечто важное. Хотя расхаживавший за столами человек ещё не сказал ни слова и привлечь внимание мог разве что своим нелепым балахоном.
«Точно херня. Полнейшая», – укрепился в своём мнении Алексей. Пытаясь побороть нервозность и желание прописать кому-нибудь по щщам, стал думать о доме. Что сейчас делает Дана? В каких медвежьих углах разыскивают его теперь партнёры по бизнесу и кредиторы? Вспомнился Дед. Сейчас мысль о том, как он, Алексей, собирался поступить с Дедом, показалась дикостью.
В какой-то момент его швырнуло обратно в реальность понимание того, что странный докладчик в балахоне уже давно втирает что-то аудитории. Алексей невольно прислушался и вытаращил глаза от удивления.
– …Всё это было известно ещё чибча – индейскому племени, жившему на территории современной Колумбии, – вещал специалист по гражданской обороне. – Своих покойников они хоронили в чульпах – погребальных башнях из необожжённых кирпичей. Мертвецов бальзамировали, наряжали в одеяния с колпаками и отверстиями для лиц. И располагали в чульпе сидя, так, чтобы умершие члены семьи как бы смотрели друг на друга.
Так вот, у чибча был один обычай. Человека, который, по их представлениям, увязал в войне с самим собой, запирали одного в чульпе с мумиями на ночь. Наутро открывали вход. Некоторым удавалось выйти оттуда. Считалось, что они становились людьми огня и камня, от которых отлетают пули, и обращаются в ничто самые страшные проклятья. А остальные… Остальных находили в чульпе мёртвыми. Причём объяснить причины их смертей было вообще невозможно. Один покойник, к примеру, мог выглядеть так, как будто разбился, упав с большой высоты. Другой за ночь высыхал до состояния ракового больного в последней стадии.
Алексей на всякий случай ущипнул себя за запястье, тряхнул головой. Однако происходящее не развеялось, а, кажется, наоборот, прорисовалось ещё жирнее, стало более основательным. Лоскутный гуру скользил взором по своей пастве. Та, в свою очередь, сосредоточенно сопела десятками ноздрей и втягивала в себя каждое слово.
– Почему такое происходило? – рассуждал человек в балахоне. – Человек может сгенерировать сам для себя любую эмоцию, любой силы проявления. За счёт своих внутренних резервов. Эта эмоция может вознести его туда, куда попадают только героиновые наркоманы на пике опьянения. Но может и убить, разорвать изнутри.
Повернувшись, гуру вдруг упорядочил хаотичное движение своего тусклого взгляда и приземлил его на Алексея. Стало мерзковато, Алексей встряхнулся, как будто поймал на себе таракана. Человек в балахоне отвернулся и продолжил:
– Кроме того, у каждого есть ещё и собственный сокровенный страх. Человек может вообще не подозревать о нём и за всю жизнь ни разу мысленно этот страх не смоделировать. И уж тем более, не испытать на самом деле. Многие даже не знают о существовании опасностей, которых боятся больше всего. Эта программа вбита на уровне подсознания. И при определённых условиях может запуститься.
Лектор выдержал паузу и вдруг вытянул перед собой руки с согнутыми пальцами, как будто держа по шару в каждой ладони. Его глаза полыхали как пожары в джунглях, лицо вспорола улыбка людоеда.
– Теперь-то вы понимаете, кто проламывал черепа людям, запираемым на ночь в индейских чульпах? – спросил он полностью изменившимся утробным голосом.
Алексей дёрнул плечами, пытаясь стряхнуть с себя кошмар. Осмотрелся. В помещении что-то происходило. Потянуло забористым травяным дымом. Фигура человека в балахоне теряла чёткость очертаний, колыхаясь в пространстве. Находившиеся в бункере люди со смятыми паникой лицами пытались вскакивать со скамеек. Но тут же валились на пол как тряпичные куклы, заходились в выворачивающем кашле, синели.
Перед глазами плыло, лёгкие разъедал дым, который почти сразу перестал пахнуть травой, а начал чадить горящей проводкой. В голове коротнуло, хлопнуло. Мозг рождал миллионы миров, которые, вспыхнув, тут же угасали навсегда. Алексей, однако, успевал в деталях изучить каждый из них. Рассмотреть и содрогнуться от увиденного. За эти минуты он по ощущениям постарел лет на десять.
Шатаясь от удушья и ужаса, Алексей всё-таки поднял себя на ноги. И, сам не понимая, зачем и к кому обращаясь, заорал:
– ПОМОГИТЕ!
Свет дёрнулся и погас. Схлынул поток шумов. Алексей вытянул руки и нашарил перед собой гладкую пластмассовую на ощупь перегородку. Такие же обнаружились и с других сторон, причём совсем рядом. Помещение или ящик, в котором оказался Алексей, вряд ли намного превосходило размерами телефонную будку.
– ПОМО…
Пальцы наткнулись на два вертикально расположенных ряда кнопок. Алексей принялся беспорядочно жать на них, молотить кулаками.
– …ГИТЕ!
Ядовитые пары наполняли кабину лифта. Снаружи не просачивалось никаких признаков того, что где-то рядом есть люди. Алексей остервенело прыгнул на дверь, пытаясь разжать створки. Взвыл во весь голос от тщетности усилий.
Сдавшись, скрючился на полу кабины. Предстояло мучительно ждать, когда угарный газ до краёв затопит сознание. Провести последние минуты жизни в адской дымовой трубе.
Когда Алексей в исступлении стал ногтями пропахивать на щеках кровавые борозды, в голову стукнулась совершенно несвоевременная мысль. Дед. Человек, с которым никогда не может случиться плохого. Как бы повёл себя он, оказавшись в этой коптильне? Тоже валялся бы на захарканном полу и расцарапывал себе морду от ужаса и бессилия? Или даже здесь его взгляд остался бы спокойным, а то и немного скучающим – как у игрока, прячущего в рукаве целую колоду козырных тузов?
Придерживаясь за стенку, Алексей зыбко поднялся на ноги. Он не строил иллюзий: выбраться из такой ловушки могли только голливудские сверхлюди. И то лишь потому, что создатели фильмов любезно предоставляли им аварийные люки в потолках кабин и лестницы в шахтах лифтов. Ждать, что такой спасательный жилет ему подшвырнёт реальность, было наивно.
Но при этом Алексей понимал, что уже не сможет просто валяться на полу, ожидая конвульсий и комы. Теперь Дед наблюдал за ним. Воображение в красках рисовало, как он выразительно ударяет соплёй оземь и выплёвывает: «Нюня!»
Скинув куртку, Алексей разделся до пояса. Нашарил на полу бутыль с минеральной водой. Обильно смочил футболку и, обернув её поверх лица, так, что незакрытыми остались только глаза и лоб, завязал на затылке. На короткое время даже смог убедить себя, что в самопальной повязке действительно дышится легче.
Из внутреннего кармана куртки Алексей выудил реечный ключ от гаража. Разжимать двери этим ключом получилось сподручнее. Дрогнув под натиском, створки с обиженным кряхтением расступились. Теперь перед носом темнели облепленные паутиной плиты перекрытия. Алексей посветил в шахту дисплеем телефона: порог внешней двери, ведущей на лестницу, находился на уровне его макушки. Пространства между кабиной и стеной шахты хватало только на то, чтобы просунуть туда руку, так что выход через дверь исключался намертво.
На всякий случай Алексей подёргал плафон освещения, за которым теоретически мог скрываться люк. Пластмассовая крышка оказалась надёжно закреплена, и Алексей сильно пожалел, что в лифте чисто случайно не завалялось лома. Попытки раскурочить плафон голыми руками не принесли ничего, кроме ссадин на ладонях и ясного понимания тщетности затеи. Тем более, Алексей не сомневался: даже вывернув крышку, он обнаружит за ней только лампы и переплетения проводов.
На секунду снова полыхнуло отчаяние. Но Дед был рядом, и Алексей не мог дать ему оснований скривиться от брезгливости. Удушье давило глотку, голова наливалась чугуном, в ушах колотился бешеный пульс. Всё возможное было перепробовано, и у Алексея оставалось здесь только одно дело – умереть стоя. Облокотившись на стену, он принялся считать про себя, наметив не потерять сознание раньше, чем дойдёт до сотни. Отсчёт вырулил на третий десяток, когда Алексей с удивлением заметил, что кабина движется. Причём не вверх или вниз, а как будто в сторону. Алексей увидел раскрывшиеся двери, яркий свет и висящий на уровне глаз плакат с заголовком «ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СРЕДСТВ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ». Остававшихся сил хватило на то, чтобы упасть вперёд, вывалившись из лифта.
В первый миг Алексей чуть не захлебнулся воздухом – чистым, без гари и дыма. Потом его долго и мучительно выворачивало наизнанку. И только когда желудок исторг из себя последнюю каплю содержимого, Алексей, продолжая оставаться на четвереньках, вытер губы и осмотрелся. Он снова был в том же самом бомбоубежище, откуда его утянуло в лифт. Повсюду: на скамейках, нарах вдоль стены и просто на полу – валялись неподвижные тела. Алексей навёл резкость во взгляде и обнаружил, что блевал как раз на одно из них, упакованное в рабочий комбинезон. Он сразу узнал того самого парня, вместе с которым прибежал в убежище. По лицу рабочего расплылся убедительный фиолетовый ожог. Кисти рук как будто зажевало в пилораму – на их месте багровели окровавленные уродливые культяшки.
Стараясь не потерять равновесия, Алексей поднялся на ноги, сделал несколько неуверенных шагов. Мёртвых тел в бункере было так много, что они воспринимались буднично, как элемент интерьера. Перегнувшись через лавку, Алексей рассмотрел труп очкарика с вываленным изо рта серым языком. Осторожно обошёл нескольких рыхлых женщин, вокруг которых разлилось озерцо какой-то студенистой дряни. Наконец, в углу обнаружил тело хиппаря Льва Толстого. С того момента, когда Алексей увидел его здесь впервые, со Львом произошло непостижимое. Из плотного кряжистого старика он превратился в мумию.
Вдруг раздался шорох, и Алексей почувствовал какое-то шевеление у себя под ногами. Вздрогнул, резко перевёл взгляд вниз и чуть в сторону. На полу лежал юноша с бородавками на щеках – недавний сосед Алексея по скамейке, отмахнувшийся тогда от его расспросов. Вытаращив полные ужаса глаза, юноша впился пальцами в ногу Алексея чуть выше лодыжки.
– Яд… Яд, – хрипел он. – Меня отравили… Больно… Помогите… Вызовите…
Алексей высвободил ногу и отшагнул на безопасное расстояние. Бородавчатый скрутился на полу в позе эмбриона, заверещав так, как будто его жгли паяльной лампой. Дёрнулся и затих.
В противоположном конце отсека деликатно кашлянули. Посмотрев в ту сторону, Алексей обнаружил, что у трибуны из сдвинутых один к другому столов сидит человек в лоскутном балахоне. Судя по всему, пока Алексей осматривал помещение, тип преспокойно наблюдал за ним, не вставая с места. Хотя Алексей и не ждал сейчас от себя полной концентрации внимания, он всё же удивлённо захлопал слезящимися глазами. Человека в таких пёстрых одеждах он должен был увидеть сразу, как бы скверно себя не чувствовал.
Мужчина в балахоне поднялся, оскалившись. От его ухмылки у Алексея вдруг поехало перед глазами, и, чтобы не рухнуть, пришлось схватиться за стену.
– Мои поздравления, – заявил тип, приблизившись. – Ты здесь. Значит, живой. Прорвался. Всё-таки.
Пытаясь усилием воли разогнать зеленоватую рябь в глазах, Алексей прохрипел:
– Ты… кто такой? Что здесь было? Как это всё понимать, нахрен?
Лоскутный умиротворяюще поднял к лицу руки с открытыми ладонями:
– Как бы тебе лучше объяснить, чтоб ты понял… Наверно, правильно будет сказать, что я главный дворник этого Города. Чищу его от мусора. Биологического. Чтобы расчистить дороги настоящим людям. Людям огня и камня. Вот типа тебя. Кстати, те, кто знаком со мной ближе, называют меня Чиминицагахуа. Ты теперь тоже можешь называть меня так.
Алексей чувствовал, что ещё чуть-чуть, и его вытошнит остатками жизненных сил. Сделал глубокий вдох, сжал кулаки, шагнул ближе. Из опыта он уже знал, что лучше избегать взгляда человека в балахоне, поэтому говорил, глядя в пол:
– Слушай, ты. Мне без разницы, как там и кто тебя называет. Нахер эти загадки, твою мать, что всё это значило?
– Ты помнишь, что я рассказывал про обычай индейцев чибча? Так вот, считай, ты просидел свою ночь в чульпе и благополучно вышел наружу, – оскалившись, ответил собеседник.
Алексей хотел было спросить, почему из всего общества это удалось именно ему. Но вспомнил, каким спокойствием и твёрдостью накачал его Дед, на секунду материализовавшись в задымлённом лифте. Как заставил подобрать сопли и попытаться вытянуть себя за волосы. Вопрос застрял в гортани.
– Ну а эти-то все чем тебе помешали? – Алексей ткнул пальцем в направлении груд мертвечины на полу. – Это же ты… Ты убил их!
Чиминицагахуа покачал головой:
– Совершенно не так. Моего вмешательства здесь и не понадобилось. Как мы теперь видим, это были не полноценные люди, а некондиционный биоматериал. Сейчас их уже начнут грузить для транспортировки. В котельную.
Алексей представил, как его обугленные останки, упакованные в контейнер с надписью «БИОМУСОР», заталкивают в жерло печи. От этой мысли захотелось обхватить лоскутного за голову, вдавить большие пальцы ему в мутные гляделки. И давить, давить, давить – до тех пор, пока оттуда не брызнет кровавая жижа.
– Слушай, уебень, – выдохнул Алексей, подступив вплотную. – Я не знаю порядков вашего сраного Города. Да и плевал я на них. Но тебе я за эти фокусы щас череп вскрою, всосал?
Чиминицагахуа поднял указательный палец, как будто рассчитывая, что он станет громоотводом для Алексеевой ярости.
– Не надо резких движений. Я тоже могу разозлиться. И это может доставить тебе ещё несколько неприятных минут.
Алексей зло усмехнулся, схаркнул под ноги. Когда его левый кулак, нацеленный в челюсть Чиминицагахуа, уже рассекал воздух, случилось неожиданное. С ловкостью матёрого иллюзиониста человек в балахоне извлёк из пустоты скрученный в трубку лист бумаги. Таким же неуловимым движением развернул и выставил его перед собой щитом на уровне глаз. Алексей мельком бросил взгляд и застыл как парализованный. Лист сверху донизу был усыпан символами: линиями, геометрическими фигурами, сложными комбинациями точек и какими-то руническими каракулями. Алексей почему-то сразу понял, что перед ним закодированное письмо, а в закромах подсознания мгновенно отыскался ключ к шифру.
По телу прокатились валы дрожи, бросило в пот. Внутри снова зажигались и умирали мириады вселенных. И Алексей рождался, жил и затухал вместе с каждой из них. Это было ярко, оглушительно и невыносимо. Потом в голове Алексея что-то со звоном лопнуло, и всё провалилось в черноту.



Когда сознание вернулось, вокруг была непроглядная темень. Алексей лежал на ледяной поверхности, холод которой просачивался сквозь куртку. Висела абсолютная тишина. Чувствуя, что вокруг него снова сгущается что-то угрожающее и труднообъяснимое, Алексей поднялся на ноги. Телефон, к счастью, оказался в кармане. Свет дисплея отвоевал у мглы кусочек пространства.
Алексей разглядел перед собой часть стены, сложенной из внушительных каменных блоков. На камне обозначался зловещий узор резьбы: Алексей разглядел шеренгу каких-то двуногих тварей с крысиными головами. Сделал несколько шагов в потёмках, пытаясь высветить максимально возможную часть помещения. И вдруг споткнулся обо что-то твёрдое. Посветив экраном под ноги, Алексей отшатнулся и едва не заорал от неожиданности.
На полу кружком сидели люди. Около десятка человек уставились друг на друга в полном молчании и неподвижности, не производя ни малейшего шороха. Сидящие были облачены в какое-то странное подобие спальных мешков с отверстиями вверху и внизу, так что на поверхности оставались только лица и ноги ниже колен. Над головами возвышались остроконечные колпаки.
– Здравствуйте, – начал Алексей, пытаясь унять рябь в голосе. – А не подскажете, выход тут где?
Никто и не подумал ответить. Алексей подступил ближе и посветил экраном в лица. Разглядел желтовато-бледную кожу, ввалившиеся щёки, застывшие белки глаз. Старик с лицом Льва Толстого. Бородавчатый юноша. Рабочий с ожогом. Свет метался с одной окостеневшей физиономии на другую, и казалось, что мумии перемигиваются, корчат глумливые рожи.
Чтобы задавить смятение, Алексей с наигранным нахальством заявил законсервированным мертвецам:
– Ну и хрен на вас, пни. Если нашёлся способ меня сюда законопатить, то, значит, и выход найду обязательно. Ясно?
Помещение оказалось круглой камерой не меньше десяти метров в диаметре. Пытаясь прикинуть высоту темницы, Алексей подбросил найденный на полу камешек. Никакого звука не последовало. Больше того: камень даже не упал обратно, как будто распался на атомы в воздухе.
Чтобы делом подкрепить свою браваду перед покойными хозяевами, Алексей принялся тщательно ощупывать стены. Прополз на коленках каждый сантиметр пола. Выхода не обнаружил, зато наткнулся на четыре продолговатые корзинки, в каждой из которых валетом лежали по два мумифицированных младенца. От этой находки решимость Алексея почему-то сразу дала течь. В конце концов, было совершенно неизвестно, что могло взбрести в голову тому типу из бомбоубежища, и есть ли пределы его возможностям.
Чувствуя, как тело начинает разъедать паническая слабость, Алексей бросил взгляд на дисплей телефона – проверить заряд батареи. В углу экрана теплилось единственное деление. Представив, что через каких-то полчаса останется в полной темноте с покойниками, а ещё пару дней спустя станет одним из них, Алексей потерял самообладание. Чтобы выплеснуть из себя дурную энергию отчаяния, он подскочил к мумиям и с ненавистью влепил одной из них подошвой в плечо. Труп оказался неожиданно невесомым и от удара повалился на пол как поролоновое чучело. Алексей оцепенело уставился на то место, с которого столкнул мумию. Мысль о том, что сидящие кружком мертвецы могут охранять выход, заставила его снова зашевелиться, попробовать ещё раз вытянуть себя за волосы.
Загоревшись куражом вандала, Алексей расшвырял покойников как кегли. Оттащил в стороны, расчистив неисследованное пространство. Под ногами было несколько квадратных метров надежды. Алексей опустился на колени и принялся обшаривать пол.
Почти сразу он нашёл то, что искал. Одна из каменных плит при нажатии ходила ходуном, точно болтающийся на последних волокнах зуб. Зазоры между ней и соседними блоками были нетипично большими. Алексей до крови разодрал пальцы, пытаясь выковырять плиту из гнезда. Представив себе, что берёт рекордный вес в «качалке», с хриплым рыком приподнял один край плиты. Ухватился снизу и откинул преграду в сторону. Под камнем была непроницаемая чернота. В её гуще Алексей с трудом разглядел пару неровных и сколотых, точно обглоданных какой-то подземной тварью, ступенек. Светя себе под ноги, осторожно нырнул в лаз. Прошаркал по ступеням и очутился на ровной поверхности. Анемичный свет дисплея безоговорочно капитулировал перед хозяйничавшим здесь мраком – ничего не было видно уже на расстоянии вытянутой руки.
Проход оказался удушающе тесным. Двигаться по нему можно было только согнувшись почти пополам, протискиваясь меж каменных стен. Тянуло сыростью, мхом и плесенью. Где-то очень близко жило настойчивое деловитое шуршание, пару раз Алексей почувствовал, как что-то метнулось по кроссовкам. После всего случившегося уверенности не было ни в чём: самая дурная и мутная фантазия легко могла ворваться в реальность. Воображение рисовало копошащихся в темноте огромных гадин с щупальцами и присосками. Стращало раздваивающимися коридорами, в которых неизбежно предстояло потеряться, никогда не найти выхода, сгинуть в слепоте и мучениях.
Скрючившись и тяжело дыша, Алексей пробирался вглубь галереи. На всякий случай решил вести отсчёт шагов. Шестнадцать, тридцать восемь, девяносто семь… Стало всё отчётливее казаться, что проход нигде не закончится, а то и ещё страшнее – каким-то образом выведет всё в ту же пещеру с мумиями. И Алексей радостно вскрикнул, когда на сто двадцать третьем шаге увидел впереди размытое пятно света.
Подобравшись ближе, обнаружил, что лаз уходит вертикально вверх, где метрах в пяти над головой серебрится зарешёченный проём. Алексей забрался по выдолбленным в камне выемкам, нашарил клинья затворов на решётке. Чувствуя, как волной отхлынуло нечеловеческое напряжение, выкарабкался через проём.
К счастью, на близкое нахождение индейцев чибча или ещё какой-нибудь дьявольщины ничто не указывало. Шахта, из которой выбрался Алексей, снаружи оказалась не древним погребальным сооружением, а оголовком аварийного выхода бомбоубежища. Чуть поодаль виднелись в сумерках обшарпанные производственные корпуса, чадила труба котельной. Из туч сыпалась водяная пыль.
Резко оглядевшись, Алексей зашагал среди бетонных заборов, остовов сгнившей техники и каких-то тоскливых зданий без окон. Голову сверлила боль, ноги цеплялись одна за другую, тошнило. Когда Алексей выскользнул из смрадных объятий промзоны на обочину магистрали, уже вовсю темнело. Пытаясь тормознуть какую-нибудь из проносившихся машин, Алексей осознавал, что сам бы никогда не взял такого грязного, обтрёпанного и пошатывающегося пассажира. И, тем не менее, ему повезло, правда, к тому моменту он уже успел отмахать вдоль дороги километра два.
В салоне видавшей виды японской развалюхи было натоплено как в сауне и пахло, как в бадье с керосином. Водитель, производивший впечатление вышибалы на пенсии, с подозрением посматривал на Алексея в зеркало. За окнами тянулись гаражи, чахлые лесопосадки и всё те же заборы, от которых уже хотелось выть.
Оживляло унылый пейзаж только багровое зарево, разлившееся на полнеба по правой стороне от трассы. Отсвет был таким, как будто полыхал целый завод или микрорайон.
– А чё это там горит такое? – нарушил молчание Алексей, обернувшись на сияние.
Вышибала смерил отражение Алексея чугунным взглядом, точно предполагая, что над ним издеваются.
– Так цеха работают же… Пуск пятого… Скважина, – нехотя выцедил он и умолк с видом человека, которому решительно нечего добавить к сказанному.
– А? – устало переспросил Алексей.
Водитель посмотрел на него как на полудурка и ничего не ответил. Больше Алексей вопросов не задавал. Зарево не пропадало и словно перемещалось вместе с машиной, вздымаясь над крышами окраинных девятиэтажек. Сияние пожара странным образом беспокоило Алексея, тянуло к себе. И неожиданный импульс распрямившейся пружиной подтолкнул его к действию. Протянув водителю две мятые сотки, Алексей вылез из машины и зашагал между домов в ту сторону, где калилось на небосклоне багровое свечение.


- 5 -


Небо было низким, грязно-серым, как потолок в вокзальном туалете. Ветер выдувал остатки тепла из-под куртки. Алексей шёл, покачиваясь и тяжело дыша, время от времени его сотрясал глубокий, выворачивающий кашель. Вокруг во все стороны простиралась всё та же окраинная хмурь, подсвеченная далёким заревом. По мере того, как Алексей двигался, сияние, кажется, не становилось ближе ни на метр.
Впереди громоздились две опоры ЛЭП, напоминавшие циклопические уродливые ёлки. Несколько странным показалось их необычно близкое расположение друг к другу. Алексей прошёл между ними и остановился передохнуть, отхаркать собравшиеся в горле комки тягучей слизи. Уперев руки в колени, он долго кашлял и отплёвывался, после чего пошёл было дальше. Но тут же снова замер и растерянно матюгнулся – зарево впереди исчезло. Горизонт как будто окатили из шланга, смыв расползавшийся по нему багровый потёк.
От неясных предчувствий вспотели ладони, заухало в висках. Насколько позволяли заплетавшиеся ноги, Алексей ускорил шаг, обогнул пару многоэтажек и вышел к оживлённому проспекту. Протекторы хлюпали по мокрому асфальту. Свет фар плыл в начинавшихся сумерках, плясал на столбах и стенах. Вдоль пульсировавших неоном вывесок бурлили хаотичные потоки пешеходов.
Метрах в пятистах Алексей увидел здание, очень сильно напоминавшее цирк, куда в детстве водил его Дед. Да и вообще улица была пугающе знакомой. Здание театра с массивными колоннами, шпиль на крыше "сталинки", уже ушедший в зимнюю спячку фонтан в глубине сквера – всё это знало Алексея ещё беззаботным сорванцом с рогаткой в кармане. А главное – здесь совсем не чувствовалось того смутного, нездорового и тягостного, чем был пропитан воздух в Городе. Наоборот – свет фонарей был тёплым, домашним. Из невидимых динамиков лились звуки саксофона. Душевно пахло шаурмой.
Сердце заколотилось так, как будто Алексей замахнул пару банок энергетика. Он не сомневался, что дымка вот-вот развеется, и из-за ближайшего поворота на него полезут чужие монстроподобные дома, никогда не виденные им улицы и районы, откуда, кажется, жизнь бежала в спешке и панике. Но ничего подобного не происходило. Он шёл, узнавая окрестности и одурело всматриваясь в лица прохожих. На него не обращали внимания, то и дело он сам налетал на кого-нибудь в толпе, но это не имело значения.
Алексей поравнялся с остановкой, когда к ней подкатил троллейбус. Десятка. Та, в которой он разъезжал, прогуливая уроки в школе. Алексей втиснулся в переполненный салон и "зайцем" проехал несколько остановок. Поверх голов пассажиров он с тревогой вглядывался в окно. Однако, на удивление, троллейбус так и не вырулил ни в какое чужое пространство, продолжая спазматически продираться через пробку. Перед мостом Алексей вышел и ещё раз огляделся. У кинотеатра "Взрыв", как всегда, толпилась вечерняя праздная публика. Чуть дальше виднелась полоска набережной, где когда-то мальчуган Алёша с другими пацанами прыгал в воду с парапета.
Алексей бродил по тротуарам и жадно поглощал глазами пейзаж. Наверное, со стороны его – оборванного, грязного, с залихватски распахнутым воротом куртки и дикой улыбкой – можно было принять за подгулявшего бродягу. Он слонялся по набережной до тех пор, пока не заметил, что к нему с интересом собаки, почуявшей сахарную кость, приглядывается мент. Алексей развернулся, спрятал зябнущие руки в карманы и зашагал в сторону остановки. Предстояло сделать то, что нужно было ему сильнее, чем пожрать, отмыться и выспаться.
Полчаса спустя он стоял перед воротами с вывеской "The Doors. Элитные двери". Охранник на КПП сперва наотрез отказался пускать его, велев проваливать к едрене-фене. Алексея это развеселило, и охранник узнал его по хохоту.
Приглашая в тепло, зазвякал колокольчик над входом в административный корпус. Хватаясь за перила, Алексей тяжело вскарабкался по лестнице. Рабочий день уже кончился, поэтому в приёмной, к счастью, никого не было, и отвечать на вопросы, договаривался ли он о встрече, Алексею не пришлось.
У массивной, обитой кожей двери он на секунду замялся. Потом облизнул растрескавшиеся обветренные губы, хрустнул пальцами и резко нажал на дверную ручку.
Дед сидел за столом, глядя в монитор. Алексей с порога напряжённо уставился на его широкий лоб с надрезом глубокой поперечной морщины, на выбеленный сединой "ёжик". Дед поверх очков посмотрел на вошедшего. Алексей сделал пару неуверенных шагов и застыл посреди кабинета, как накосячивший школьник, судорожно придумывая, с чего начать разговор. Неожиданно он со всей ясностью представил, как нелепо выглядит в своём грязном тряпье, с недельной щетиной и дурковатыми огоньками в глазах. Страшнее всего была мысль о том, что сейчас Дед, словно отгоняя комара, махнёт рукой, выплюнет: "Пошёл вон, нюня" – и отвернётся навсегда. Других мыслей даже и не было, поэтому Алексей глупо молчал, переминаясь с ноги на ногу.
Внезапно лицо Деда подёрнула улыбка – по обыкновению сдержанная, как бы приглушённая. Дед поднялся из-за стола, приблизился к Алексею и сжал его кисть твёрдой, словно гипсовой рукой.
– Здорово, младший, – негромко сказал он.
Сам не понимая, зачем, Алексей прихватил Деда за грудки и начал бережно его встряхивать, бормоча при этом:
– Дед... Это ты?.. Ты, Дед?..
Дед рассмеялся. Отцепил от себя Алексея, усадил его в кресло, разлил в две чашки зелёный чай из заварника. После сел рядом и посмотрел на Алексея уже другим взглядом – так скульптор мог бы смотреть на созданную им статую, которую он находил, в целом, недурной. Для Алексея этот взгляд был как ободряющее похлопывание по плечу. Как знак, что единственного непоправимого уже не произойдёт. Алексей вытер нос рукавом, лихорадочно пошоркал щетину и, уставившись на Деда больными глазами, выдал свой сбивчивый, дёрганый отчёт:
– Короче, Дед... Не знаю, что это было... Где я был... Там как в кошмаре, ну знаешь, когда бежишь, бежишь и не можешь убежать, когда всё меняется и расползается прямо перед тобой, и ничего сделать нельзя, в таком вот духе, не знаю, как я оттуда вылез, думал, застряну там насовсем и подохну. Во. И, знаешь, Дед... Я там понял... ну, как бы... то, чего не понимал здесь. Я стал врубаться.
Дед улыбнулся уголками губ, шумно отхлебнул из чашки:
– Нормально. Наверно, младший, ты потому там и оказался, что не понимал. И потому и выбрался, что стал врубаться. Да?
– Наверно. Точно. Да хрен его знает, вообще, – ответил Алексей, которого окончательно повело от подзабытого ощущения безопасности, родного прищура Деда и их странного разговора. – Ты знаешь, перед этим я окончательно упал рожей в дерьмо. В такое дерьмо, которое даже не отмывается. Сейчас я вижу это как бы со стороны и не понимаю, как это вообще могло быть.
– Чего теперь говорить-то? – отмахнулся Дед. – Ты здесь. Значит, всё сделал правильно. Ну и понял правильно.
Алексей закусил губу, уставился перед собой. Дед сурово посмотрел на него и добавил:
– Ну и я надеюсь, что ты понял: насилие не катит. Ни в нашем деле, ни вообще. Так что краснодеревщика не трогать и пальцем! Ну, и то, что та хреновая история из детства, это не то, чем надо гордиться. Угу?
– Конечно, Дед, – кивнул Алексей и тут же нахмурил брови. – Крот намолол, что ли?
– Нет, не Крот, – Дед потёр переносицу. – Крота я давно не видел. И, думаю, вот за него мы не можем быть спокойными.
Алексей непонимающе захлопал глазами, и Дед пояснил:
– Да шарф он не носит, вся шея нарастопашку. Того и гляди, воспаление подхватит. Короче, щас не об этом. Я рад, что ты здесь, Лёха. Может, даже больше тебя самого. Сейчас отдыхать – вид у тебя, как у чёрта. В понедельник у нас встреча с Моргенштерном, будем базу осматривать, ты мне нужен свежим и бодрым. Бывай, младший.
– До встречи, – ответил Алексей и вдруг почувствовал, как одновременно с Дедовым рукопожатием бесследно затянулась чёрная дыра, из которой он недавно с таким трудом выгреб.
Сдувающийся от усталости и изрядно одуревший от пережитого, Алексей вышел на улицу. Густыми хлопьями валил снег. Он рябью мельтешил в свете фонарей, ложился на замёрзшую грязь и не таял. Алексей с наслаждением сделал несколько хрустящих шагов и немного полюбовался на отпечатки подошв.
Через полчаса он был в своём дворе. Остановившись, принялся искать взглядом родные окна. Очень хотелось увидеть их тёмными – о встрече с пока ещё женой думалось с отвращением. В этот момент распахнулась дверь подъезда, вышли двое. Даже в сумерках не узнать Дану было невозможно – несмотря на холод, она была в каком-то дурацком манерном жакетике, до Алексея долетал её голосок, пробуждавший зуд кулаков. Вторым был неизвестный Алексею низенький дядя, конституцией напоминавший Колобка в высшей стадии ожирения. Из его туловища без всякого намёка на шею выпирала круглая лысая головка, на морде чернела борода с претензией на брутальность.
Под неумолкающее щебетание Даны они подошли к стоявшему у подъезда внедорожнику. Наклонившись, Дана приобняла колобкообразного и поцеловала его в бороду. Дядя остался на удивление равнодушным к нежностям. Молча и без всяких лишних движений, он водрузился в машину, хлопнул дверцей, и автомобиль исчез за углом дома.
Алексей и его жена стояли шагах в пятидесяти друг от друга. Он не подходил ближе, наблюдая за тем, что будет. Дана, кажется, была полностью поглощена своими мыслями и даже не заметила стоящего в отдалении странного растрёпанного человека. Покуривая тонкую сигаретку, она нетерпеливо переминаясь со шпильки на шпильку на свежем снегу. Прошло всего около двух минут, как свет фар снова ворвался в сумрак двора. К подъезду подкатила другая машина, и Дана с оживлением порхнула к ней, даже не дождавшись полного торможения. Через стекло Алексей разглядел чей-то массивный наморщенный лоб и скрещенные на руле толстые пальцы в перстнях. Дана прыгнула на переднее сиденье. Рванувшись с места и выпустив из-под колёс два снежных фонтанчика, машина скрылась из вида.
Алексей смачно плюнул ей вслед и ещё какое-то время постоял у подъезда, глядя вверх, на сыплющийся из черноты снег. После того, как укатила жена, он чувствовал себя человеком, у которого само собой разрешилось последнее из вороха важных и неприятных дел. С наслаждением сделав глубокий вдох и улыбнувшись до конца не зная, чему, Алексей шагнул к двери.



День складывался из мелких, но досадных неприятностей. С утра пропал интернет, и Дана не смогла загрузить в сеть вчерашнее убойное селфи из бассейна, наполненного розовым вермутом. Потом ей нахамили в химчистке. Слоник полдня не брал трубку, а где-то с пятнадцатого раза вдруг ответила его жена, назвавшая Дану шлюхой и пригрозившая затолкать телефон ей в задницу, если звонки на этот номер не прекратятся.
Настроение было если не убитым, то, по крайней мере, тяжко искалеченным. В довершение всего, когда ближе к вечеру Дана ехала в "Molotov Plaza", она непонятным образом ухитрилась сбиться с тысячу раз езженной дороги. За стеклом тянулись переулки, уставленные переполненными мусорными бадьями, на стенах домов не попадалось ни одного указателя с названиями улиц. Самое страшное, что могло случиться в этом положении, произошло с железобетонной неизбежностью. Двигатель "Ситроена" вдруг заткнулся, и машина застыла посреди пустой дороги.
– Бляяять, – резюмировала Дана и, достав мобильник, набрала Вахида. Тишина в трубке была подозрительно долгой, женщина взглянула на экран смартфона. Связи не было.
– Блять! – Дана выругалась уже более акцентированно, с нажимом, после чего попробовала завести машину и перезагрузить телефон. Заклинание не помогло: оба действия не дали результата.
С обречённым видом Дана вылезла из машины и, съёжившись от промозглого ветра, приподняла крышку капота. Несколько минут она шарила по двигательному отсеку взглядом двоечника, топчущегося у доски в ожидании спасительного звонка на перемену. Звонка не было, озарения – тоже. С яростью захлопнув крышку, Дана огляделась.
Судя по всему, её занесло в какие-то спальные закоулки. Рядом с дорогой высилась пара многоэтажных бетонных уродцев, совершенно неотличимых один от другого. Посреди пустыря, который заменял собой двор, смрадным коммунальным вулканчиком извергала чёрный дым помойка. Что находилось чуть в стороне, за домами, разглядеть не удавалось – висел довольно густой и какой-то явно нездоровый смог, как будто воздух был до предела насыщен цементной пылью. Всё это дополнялось полнейшим безлюдьем.
Детская надежда, что прямо за углом окажется СТО-шка, и страх перед наползающей темнотой заставили Дану запереть машину и поцокать в лёгких подиумных туфельках среди залитых грязью рытвин. Ветер швырял в лицо пригоршни колкой льдистой дряни, Дана прикрылась ладонью и засеменила быстрее. За домами почему-то никакого автосервиса не оказалось. Вместо него открывался вид на гаражи и какие-то понурые хозяйственные строения. Вдали сквозь дымку неявно просматривалась многокилометровая полоса факелов и дымящих труб, громоздились градирни. Дана поморщилась, задрала голову и показала низким свинцовым небесам средний палец. Она попробовала пройти по дороге в противоположную сторону, но скоро набрела на какие-то бараки, которые, судя по их виду, должны были рухнуть ещё до её рождения. Асфальта здесь уже не было, а где-то неподалёку раздавалось рычание – временами казалось, что рычит собака, временами – что человек.
Дана почувствовала неприятное щекотание вдоль позвоночника, как будто под одежду проникли чьи-то холодные узловатые пальцы. И ринулась обратно к машине, туда, где, по крайней мере, можно было запереться изнутри, сползти под сиденье, сделав вид, что в салоне никого нет.
Через пару минут забега на шпильках обнаружилось страшное: то место, где по представлениям Даны осталась машина, исчезло, как исчезает с пола растёртый шваброй плевок. Не было ни двух высоток-близнецов, ни чадящей перед ними помойки. Людей в зоне видимости по-прежнему не наблюдалось – только изредка вдали проплывали мутные пятна фар автомобилей, и прилетали из сумерек отзвуки чьего-то перекрикивания. Надрывная и дёрганая тональность этих голосов не вызывала никакого желания повстречаться с кричащими.
Дана ещё пометалась среди обшарпанных хрущёб, пока не почувствовала, как от холода и страха шевелится её интимная стрижка. К этому моменту сомнений уже не было – проклятый неизвестный район проглотил её и не намерен выплёвывать. Дана всхлипнула, снова полезла в карман за телефоном, и еле удержалась на подкосившихся ногах: мобильника в кармане не было. Жуткая мысль о том, что он остался в потерянной машине, вонзилась в голову гвоздём.
– Боря... Боречка, – жалобно пролепетала Дана, рукавом размазывая слёзы.
Тем временем резко, даже противоестественно быстро темнело. Продолжала сыпать то ли снежная, то ли ледяная крупа, неизбежно попадавшая за ворот.
– Гурааам, – проблеяла Дана, всхлипывая всё безудержнее.
Ветер прекратился, но завывания в проводах и трубах не стихли, а наоборот усилились, переросли в тоскливую и зловещую симфонию. Вдали что-то глухо громыхнуло, как будто выстрелили из пушки или обвалилось небольшое строение.
– Лёша! Лёша! Лёшенька! Лёша! – закричала Дана, давясь обильными рыданиями.
Никто не ответил.
Когда минут через пять первичный приступ отчаяния схлынул вместе с соплями, Дана утихла и прислушалась. Отчётливо было слышно, как где-то в бетонных лабиринтах эхо до сих пор продолжает верещать её голосом:
– Лёша! Лёша! Лёша! ...Ёша!
Дана понимала, что на самом деле такого не должно и даже не может быть, но была уверена – это ей не слышалось.
Становилось ещё холоднее. Неработающие фонари в отдалении напоминали ряд виселиц. А из темноты стали долетать обмылки звуков, постепенно оформившиеся в шарканье шагов, свистящее дыхание и стук чего-то тяжёлого по асфальту. Тот, кто шёл в потёмках по залитым грязью выбоинам, явно приближался.
Дана тряслась всем телом и пятилась, чувствуя, как лопаются сосуды в вытаращенных глазах. Подкрашенные мутным светом окон коробки пятиэтажек закружились в бешеном хороводе. А над головой нависло чёрное беззвездное небо.

вот это вполне динамично. и ужас Даны (с Международным, кстати, женским днем, ггг) передан отчетливо.
а так-то - всё загадочнее и загадочнее. но я думаю, Дед всё знает. и именно он всё это устраивает.

Братья Ливер

2017-03-10 17:30:04

ФС
Ну так-то это всё, зэ энд. Кхм. Типа, Дабро пабедило, Зло наказано, Одиссей... эээ... то есть, Алексей вернулся изменившимся, все дела.

Братья Ливер

2017-03-10 17:32:04

Большое спасибо всем прочитавшим и пытавшимся прочитать за долготерпение и конструктивную критику.
не понял. а Пенелопа?!
тут ващета просится полноценный роман, имхо
в манере нуар

автор не будет против, если мы соберем все пять частей вместе и выложим в кингсайз?

Братья Ливер

2017-03-11 12:28:48

Без проблем. Не выгружал единым куском исключительно ради удобочитаемости, и чтобы народ не разбежался от такой монументальности.

Лоффкач

2017-03-13 22:17:20

Я прочитал. Впечатления остались всё так же смешанными. На середине заскучал, но концовка (вся 5 часть) вновь взбодрила.

Лоффкач

2017-03-13 22:17:41

Ставлю оценку: 35
собрано всё вместе

внимательно прочитал самое начало, то, что как бы вместо пролога
Их любовь ломает кости

класс
название мне чота не очень
БЛ, а не было других вариантов?

moro2500

2021-09-11 14:04:07

прочитал.. понравилось, как и многое у БЛ, перечитываю из давно читанных вещей, благо времени тут на Камчатке уйма - застрял, а фильмы все пересмотрел..
по сабжу - дохрена вопросов осталось, вот хоть убей автор(ы), ощущение, что в какой-то момент заебался писать, и спикировал к скоротечному (5 ч) финалу..
роль деда обозначена очень весомо, а кто он в итоге, хз.. бох?
ладно все те, потусторонние горожане - все их дела и судьбы в тумане и мраке города остались, но хотя бы эти, наши как-то прояснились бы к финалу.. тот же крот? вот кто он?
я все время думал, что он пожахивает жену корефана (ночальнека?) - таки она в первом же появлении называла кого то там КРОТИК - нах? я под конец ждал разоблачений и жосткой мести, а он ваще сошка ниачом..
теперь Дана.. ну ясно, сука корыстная и блядушка, которая рулила дуриком белковым, и наказание в итоге по красоте и финал красит, НО! какого хуйца Алёшенька в залупе на нее прибыл из тридевятого царства, вместо желания отодрать с охотки опетитную сучонку, ммм? по тексту, перед тем как затеряться Лешка наш знать не знал о шашнях с ебунами жырными и был послушен, как егня.. вот, обин из оспектов того, что автор спекся и начал сливать..
непонятно, но чертовски интересно.. хоть и немалая пустота недосказанности и найопки меня, как читателя, налипла в душе кожкой скребущей.. объем то осилил!
вот..

Щас на ресурсе: 283 (0 пользователей, 283 гостей) :
и другие...>>

Современная литература, культура и контркультура, проза, поэзия, критика, видео, аудио.
Все права защищены, при перепечатке и цитировании ссылки на graduss.com обязательны.
Мнение авторов материалов может не совпадать с мнением администрации. А может и совпадать.
Тебе 18-то стукнуло, юное создание? Нет? Иди, иди отсюда, читай "Мурзилку"... Да? Извините. Заходите.