Залогинься!
Слушай сюда!
poetmarat
Ира - слитонах. По той же причине. Француский самагонщик
poetmarat
Шкуры - слитонах. За неуместностью. Француский самагонщик |
Автор: Демченко
Рубрика: ШМУРДЯК Кем принято: хан Просмотров: 1478 Комментов: 7 Оценка Эксперта: 0° Оценка читателей: N/A° Нацепил я свои черные треники с тремя полосками побокам(???), синию(???) закатанную футболку «Diesel», джиглеты с длинными носаме и двинул к поцам на блатхату.
На улице сентябрь, тепло, как-то попушкенски душевно. Народу в городе тьма: обычный люд, заебаный до предела на своей копеечной работе, сутулым бегом спешит домой в надежде упасть у пыльных экранов «Горизонтов» и посмотреть под пивко да жаренную картоху продолжение сериала «Ментовские войны». Всякие плакучо-розово-черные доходяги эмо бегают по теплому асфальту, резвятся-улыбаются и гаварят друг другу радостными еблэтами «Милафка!». Худые мажоры, словно глисты, вольготно передвигаются по одному из анальных каналов города. Передвигаются да при этом и прыскают на горожан невидимой струей поноса, думая, что видом своим «типа понтовым» ставят мир на место. Городские экстросенцы (учащиеся путяг) выкупают вонючие, неуловимые струи мажорчегов и вешают богатым сынкам пиздюля: твидовые пиджаки этих сутулых тифозных макак рвутся от острых носов черных туфель будущих слесарей, экскаваторщиков, каменщиков-штукатуров. Крики мажоров гаснут во «Владимирском централе». Телки. Девушки. Девочки. Женщины. Их много и они такие разные – лохушки с филологического факультета, которые любят таскать на своем бессисичном теле бабушкины вязанные жакеты, и знойные клубные сучки, чья половая жизнь ограничена уборной какого-то пошлого, дорогого клуба. И обычные девочки, средний смазливый сорт, будущие бизнес-леди с горячими ноутбуками на бритых коленях. Они шагают себе по городу и в хуй дуют. Ну когда их попросят об этом. И грустно даже становиться… Я пролетаю мимо этих человеческих единиц, мимо этого уродства: маршрутка с водилой армянином, у которого из динамиков его желтой «газэли панэмаэшь?» рвется холодный сосновый голос солиста «Бутырки». Или он грузин? И грустно даже становиться… Я еду и рассуждаю, каждое слово воспроизводится в моей черепной коробке MP3 файлами: слова ложатся на музыку и проходят путь между глазниц, зубов, массивной гортани. Нота за нотой. Мелодия моего «уличного рэпа», который я написал в своей голове. Слова в прозу, проза на ноты. Нота за нотой к сердцу больному. Или все-таки есть рифма? Мир чудаков, неудачников, псевдолюбви, ебли на морозе, пьяных окриков сзади, подстав и железных прутьев с позолотой на звездах и полосках погон упал градом на осеннюю листву. Завязал. Я завязал. Я ушел в поэты. В барды. Только леса своего нет, весь лес расхватали, вырубили своими литературными членами-топорами городские графоманы. Я ушел в поэзию. БезЛестную поэзию. Я не выпущу книгу, я буду писать в стол. Я даже не покажу своих стихов, никому. В пизду товарищу, в пизду! А еще я завязал из-за нее. Вот помниться мы сидели дома, я был в подпитии, она в подзлости на меня. Я давил воздух перегаром на красном диване (она называла его «сафа»), она же стояла напротив спиной ко мне. Она решила опустить меня и поговорить со мной своей жопой, голой жопой – в соседней комнате на кровати родителей лежал мой друг и надрачивал вторую палку для ее ротика. Драматизму ситуации добавила песня группы Руки вверх «Алешка». - Это безумие, - сказала ее жопа, - ты безумец. Такому безумцу как ты надо лечится от безумия. Сейчас таких безумных полмира, и ваще весь мир сошел с ума. Он безумен… Я не нашел что ответить и вьебал ей по сранделю с ноги. Она закричала «Витя, Витя!». В комнату вбежал голый Витя и почему-то кончил на ковер. Друг стоял, краснел лицом и не понимал всей глубины и проблематики ситуации. И она не понимала. И только я понял, что сестра моя ебеться с нервным скорострелом. И еще, что они все сдохнут от своего животного секса. Или ебли, как они смеют называть занятие любовью. Да, в другое время я бы сказал: «Дружище, с каждым бывает», но я же завязал. - Вы дураки, вам опасно смотреть программу «Жди меня»… - Почему же? – хором спросили они. - Эмоции, - ответил я и пошел собираться. Нацепил свои черные треники с тремя полосками побокам, синию закатанную футболку «Diesel», джиглеты с длинными носаме и двинул к поцам на блатхату. А там было все как обычно: пять человек, три бутылки «Пшенички», два корабля шмали, пять пачек Тригана. И смрад, желтые обои, сантиметры кошачьего кала, песни Гражданской Обороны из динамиков дохленького кампа, диван пропитанный мочой и пездами сомнительных баб. Этот мир меня заебал… Вера смотрит на меня и улыбается. Тоненькие бритые ножки, которые растут из ее бритого влагалища. На ножках короткие синие джинсовые шорты: коротки до такой степени, что если бы она не брила свою розочку и не носила трусики, то вполне возможно было бы увидеть ее жесткие черные пиздатые волосеньки. Маечка, блять с каким девизом на английском языке… Ах Вера, Вера, Верочка, какие могут быть девизы с такими бляцкими глазами! С этой зеленью, изумрудностью, твоих глаз! Этих двух травянистых шариков со здоровым блеском, с жизнью под фезиком! С этой зеркальностью, в которой я себя вижу… Я давно в нее влюблен, я думаю, что она могла бы стать мне хорошей женой: она точно смогла бы родить от меня двух здоровеньких мальчиков. Петра и Андрея. Они были бы у нас умненькими, но не книжными ботанами с пятнами спермы на черных брюках, а именно умненькими ребятками. Тройки в аттестате? Да похуй! А по истории, литературе и русскому языку пятерки? Заебись! А дальше классический университет, свободный журфак, пять лет пробы пера, затем увлекательная работа в свободных редакциях газет. Креативные заголовки, не менее креативные подписи под фотографии, подписи под публикациями. Моя фамилия под этими публикациями. Потом пять-шесть недель жесткой аналитики на десятом году работы, звонки угрозы, побои, грамотки от губернатора, еще две недели жесткой аналитики, угрозы, побои. Смерть. Заголовки газет с моей фамилией. Двойной шум вокруг моей фамилии. Бессмертие рядом. И часть моего бессмертия таится в моих же невидимых семенниках, а часть у Веры. Самая трудная часть… Мы занимаемся любовью в ванной. Вера двигается уверенно, бойко, с открытым ртом. Она сверху, а я грею полосатый кафель пола и взгляд у меня сейчас, наверное, спокойный, может быть даже и добрый. Из зала сквозь закрытую фанерную дверь пробивается концовка «Некрофилии». Я занимаюсь любовью. Под «Некрофилию». Я так думаю… Я о любви… - Кончи мне в лицо! – кричит в экстазе Вера и спрыгивает с меня. - Нет, - отвечаю я, встаю и отправляю свое семя в ванну, - я завязал… - Ты о чем дурак?! – Верины глаза горят восклицательными знаками. - Давай поженимся… Восклицательные знаки сменяются на знаки вопроса, а потом на зубатую улыбку Петросяна. Она начинает смеяться надо мной. Громко. И на ее смех прибегают убитые травой и дешевыми аптечными колесами мои братки-подонки: будто они знали, когда выключить музыку и зажучить меня. Они прибегают, начинают ломиться, кричать, смеяться. «Что?! Что у вас там?! Он тебе сунул?! Да? Ха-ха!» Их смех сливается с лошадиным смехом Веры: звуковая масса давит на мои виски, тело пронизывает боль, и я заряжаю с локтя девушке на которой хотел жениться. Удар пришел в ее мышиный носик, который, по-моему, теперь поломан. Смех, естественно, сменяется на крики боли, слезы и кровь. Вот такое караоке. Парни перестают ржать, за фанерой молчание, потом шепот. А здесь крик и кровь. Крик и кровь. Аффект прошел, я беру банное полотенце и начинаю обматывать его вокруг тонкой Вериной шеи. Я ее душу. Наверное, по любви… Ее крик переходит в хрип, ее прекрасные зеленые глаза уже не так прекрасны: предсмертные слезы скрывают всю красоту внутреннего мира девушки. - Парни, - говорю я спокойным голосом стягивая махровой тряпкой чужую жизнь, - я ведь завязал. Я ведь вам говорил об это… - Ты что там делаешь? – осведомляется Челкаш. - Ребята, все серьезно, я ее убиваю, и, наверное, убью, так что освободите мне выход... Секунд десять молчание, потом хихиканье в полшепота, которое постепенно нарастает и рождает никотиновый зал Comedy club. Мгновение и мои кореша уже во всю смеются. - Ахахахаххахахахаа!!! Уахахахахаххахаха!!ыыыыыыыыы!!!!гыгыггыгыгы!!!!!! Вера не хрипит, мышцы ее тела расслаблены, глаза выпучены и до крайности стеклянны. Я блюю себе под ноги и спокойно выхожу из ванной. Челкаш, Бруно, Тополь и Федя сидят спинами вдоль стены и смеются. По первой теме они не замечают убийцу, а тычут пальцами в стену и каждый по очереди приговаривает: - От чего ты ушел? С чем ты завязал, хахахахха? Шатаясь, я иду на кухню за сигаретой. Сажусь на табурет, закуриваю. Только сейчас я замечают, что я голый и фраза «я же завязал» не катит. Полсигареты уходит за минуту. А тут смех, шорох, шаги. - О, смотрите, Верка дохлая, гыггыыы!!! – слышу я обдолбанный голос Бруно. - Ыыыыыыы!!! – восхищается Челкаш, - а давайте ее трахнем!!! - Отрежем голову и трахнем!!! – добавляет радостно Федя. - Голову будешь трахать ты, ыыыыы!!! – ставит точку в беседе Тополь. На кухню проходит Челкаш, замечает меня, делает доброе, отцовского лицо и со словами «Всякое бывает» достает из мойки топорик для мяса. - Бруно!!! Добавь в трек-лист музычку из программы «Смак». Я сделаю это красиво, ыыыы!!!!
Пра гавно есть?
адд
дошёл до ножек растуших из влагалища, и умер
Вася Хоботок угадал, видать у него нюх заточен
хм.
про гавно нет
текст говно, извини уж
гавно
|
Щас на ресурсе:
284 (0 пользователей, 284 гостей) :
|
Copyright © 2009-2024, graduss.com ° Написать нам письмо ° Верстка и дизайн — Кнопка Лу ° Техподдержка — Лесгустой ° Site by Stan |