...К чёртовой матери. К чёртовой матери всё.
Я спустился по ступенькам к пляжу.
Уселся на остывшем за вечер песке. Свинтил пробку с «Хай Ма». На этикетке, слева и справа от иероглифов, два грустных морских конька. Это пойло я купил по совету менеджера отеля – упитанного и жизнерадостного китайца по кличке Чиф. Брезгливо принюхался. Запах, как и у всей китайской выпивки, ужасный. Сделал несколько глотков из горлышка. Невообразимая дрянь. Чиф уверял, что настойка на морских коньках полезна мужчинам. Укрепляет и оживляет, сказал он. Китайцы-мужья принимают ее, если хотят от жены мальчика, добавил Чиф. Впрочем, это уже типичные китайские заморочки. Мальчика я от жены не хотел. Хотел понимания, хотел былого общего. И почему-то совсем не хотел её. Как женщину – не хотел.

Отхлебнул еще. Определенно, если и настаивают эту бурду на морских коньках, то немытых и непотрошеных, со всем их морским дерьмом. Но крепкая, единственный плюс. В ожидании, пока пьяная теплота разольется по телу, курил и смотрел на темное море. Солнце давно зашло, лишь с левой стороны бухты, над горой, еще горел бледным пурпуром краешек неба. На пляже было пусто. Слышались тихие, размеренные вздохи волн. Где-то в километре от берега тарахтели лодки ловцов креветок. Я видел разбросанные по всей бухте белые огни прожекторов. Теплый и влажный ветерок доносил со стороны воды слабый запах солярного выхлопа.

С крыши дальнего отеля в небо бил лазерный луч. Метался, двоился, менял цвет, опускался к воде и снова взмывал вверх.
Я вновь и вновь прикладывался к бутылке. Зачерпывал рукой песок и разглядывал свои пальцы, прислушиваясь, как сбегают с руки сотни, тысячи прохладных колючих песчинок.

Незаметно пьянел.
Вспомнил героя веллеровского рассказа. Тот страстно желал свободы, от семьи, от рутины – чтобы подумать. Просто сесть и подумать. Ведь и я для чего-то оставил в номере Инну, зачем-то нагрубил ей. Как мудак, хлопнул дверью. Выключил телефон. В кармане куча денег, но не пошел ни в гремящий музыкой «Sky», ни в кичевые «Березку» или «Киевскую Русь». Как ни странно, синяков на лице не было, да и губы оказались не сильно разбиты. Но всё равно решил пойти куда-нибудь от народа подальше.
Купил сигарет, бутылку «Хай Ма» за шесть юаней. И приперся на ночной пляж. Выпить, подумать.
Как и тому мужику из рассказа – мне не думалось.
Какое-то время я представлял себя Демоном с картины Врубеля. Сидел и пытался угрюмо взирать в темноту. Рисоваться перед самим собой надоело. Я встал, отряхнул задницу, подхватил бутылку и двинулся к одному давно примеченному месту возле аллеи у пляжа.

Голова по-прежнему была пуста и легка, как рекламный шарик на пластиковой палочке, что выдают детям в «Макдональдсе». Будто в вечерней потасовке на площади из меня вышибли, как пыль из ковра, всякое желание думать.
Тут я и увидел их.
Три фигуры возле огромной аляпистой раковины из бетона. Сквозь кроны пальм, высаженных возле скульптуры, жёлто светил фонарь. По асфальту расползались тени от пальмовых листьев.
- Три девицы под окном... - сказал по-русски сам себе.
Фигуры оживились, шагнули в свет фонаря.
- Хэллоу, секаса, массаза! - бойко обратилась одна из них.

Джинсовые шорты, короткие майки, поверх маек лёгкие курточки. Одна совсем страшная, низенькая, смуглая, с короткой прической. Зубы по-кроличьи выступали из-под верхней губы, ноги худые и невообразимо кривые. Вторая получше. Но лицо до того круглое и плоское, что больше походило на лик сибирской каменной бабы.
- Сколько? – по-китайски спросил третью, самую высокую из троицы.
Та заломила цену. Пятьсот.
Я усмехнулся, глотнул настойки.
- Подруга... – сказал ей, вытирая рот рукой. – Я не турист. Ну, почти не турист. Даже в Шанхае девчонки на улице оценивают себя скромнее.
Неожиданно рассердился. Расхотелось торговаться. Куда-то идти. Что-то говорить и делать.
Домой...
Повернулся и собрался уходить.

- Окэ, окэ... – высокая подбежала, цепко ухватилась за локоть. Пальцы длинные, сильные. Тонкие, но мускулистые руки. Небольшая грудь. Волосы по плечам. Сумочка на плече. Высокие каблуки.
Заглянула в глаза, улыбнулась:
– Окэ, окэ! Фо хандрит.
Для наглядности показала четыре пальца.
Лицо, улыбка – сплошное смущение. Как у азиаток это получается, даже у проституток – не знаю.
- Двести.
Изобразила несогласие. Огорчение. Последовала целая пантонима с мешаниной китайского и английского. Основной смысл – я «вели бига», и мой сяо диди тоже «вели бига». А ей, скромной девушке, будет – «О! А! О!» - гримаска недовольства – очень больно. Поэтому – триста.

Интересно - ведь она слышала, что я с ней говорю по-китайски. К чему всё это представление тогда... По инерции, может быть.
Я взял её за руку – тёплую, влажную ладошку – и повёл в сторону пляжа.
- Двести пятьдесят. За то, что недалеко, - сказал ей.
Она оглянулась на ряд подсвеченных гостиничных корпусов.
- А почему не в номер?
Голос приятный. Мы шли за руку по выложенной плитками дорожке. В другой руке у меня была бутылка с остатками «хай ма». Я разглядывал ноги девчонки.
- В номере жена.
Бывшая жена. Хотя какая разница.
- Ты хорошо говоришь по-китайски, - сделала она обычный комплимент.
Китайцы любому лаоваю, знающему слов больше, чем «се-се» и «ни хао» говорят так.
– Откуда ты?

А вот это - хороший вопрос. Откуда я? Точно не питерский. Давно уже не москвич.
- Из Шанхая.
- Учишься?
- Работаю.

Мы спустились к песку. Пахло морской влагой, водорослями. Катера и лодки рыбаков уходили в сторону тусклых фонарей пристани, много левее от нас. Небо и море слились в одну бездонную чёрную чашу. Звёзд не было видно. Лазерный луч по-прежнему метался в южном ночном воздухе. Иногда он касался воды, переламывался, растекался отражением, отскакивал и снова уносился в черную густоту.
Девчонка сняла свои босоножки на каблуках.
- Тут могут увидеть... – сказала она, оглянувшись.
- Не волнуйся. Если что, скажешь - моя подруга. Тебя как зовут? По-настоящему?
Отчего-то смутилась:
- Хуан Хуа.
- «Желтый Цветок»... – сказал я по-русски. – Везёт мне на цветы...

Идти по песку было трудно, кроссовки увязали.
На фоне темно-пепельного песка показались силуэты лежаков и зонтов.
- Туда, - показал я.
Подошли к лежакам. Я присел на край ближайшего. Девчонка аккуратно поставила на песок свои босоножки. Сняла с плеча сумочку, порылась, достала шуршащий квадратик. Опустила сумочку к ногам, и так, держа её за ремень, стояла передо мной.
Протянул ей бутылку. Пара глотков еще оставалась.
Помотала головой.
- Как ты хочешь? – спросила она.
Пожал плечами. Чудодейственного эффекта от морских коньков не чувствовалось. Лишь приятно и пьяно шумело в ушах, сливаясь с мокрым шорохом и шипением волн.
Она шагнула ближе. Присела на корточки и взялась за пуговицу на моих шортах. Я разглядывал её скуластое лицо, светлые бёдра, вырез на майке, шею, ключицы, ловкие пальцы.

Протянул руку, запустил под её майку. Прохладная гладкая кожа.
Девчонка прервала своё занятие, разогнулась, встала. Быстро огляделась по сторонам. Вокруг нас лишь песок, лежаки и похожие на огромные чёрные поганки деревянные пляжные зонты.
Она взялась большими пальцами за бретельки своей майки. Улыбнулась – в темноте светло блеснули зубы – и одним движением оголила грудь. Придвинулась вплотную, приложила сосок к моим губам. Странно – от девчонки совсем ничем не пахло. Ни волосы, ни одежда, ни кожа. Ни мылом, ни шампунем, ни парфюмом. Даже просто телом - не пахло.

Я поднялся на ноги. Одна моя ладонь смогла накрыть весь её зад. Прижал девчонку к себе. Доверчиво, будто мы давно знакомы, она обняла меня. Поцеловала в плечо, сквозь футболку, припала щекой. Я подхватил её на руки. Увязая в песке, путаясь в расстегнутых шортах, поднес к самому дальнему лежаку, возле стены и кустов. Осторожно положил. Встал на колени рядом. Целовал её скулы, ухо, шею, грудь, живот, впадинку пупка на нем... Чувствовал, как теплеет её тело, как оно лучится тонким и нежным запахом молодой кожи, подрагивает от ненаигранного желания... Я расстегнул её шорты – она выгнулась, помогая их снять – под ними не было белья. Прижался губами к жестким коротким волосам паха. Живот девчонки ходил волнами, она коротко и шумно дышала, протягивала руки к моей голове, обхватывала затылок, прижимала к себе.

Поборов соблазн скользнуть чуть ниже – остатками здравомыслия я понимал - со мной проститутка, я перевернул её на живот. Она подняла зад и выгнула спину. Прошептав что-то – я не расслышал что – протянула руку.
Непослушными пальцами я едва справился с упаковкой, кое-как надел презерватив. Схватил за матово белеющее бедро, придвинулся, вошёл. Она вскрикнула и тут же задвигалась, ударяясь о мой пах маленьким задом, волосы её разметались по спине, лежаку, она то приподнималась на руках, то падала вниз, изгибалась, удивительным образом не только не мешая, не сбивая с ритма, а будто чувствуя, предугадывая мои движения...

...Мы лежали на жестком и узком лежаке. Она – спиной ко мне, прижимаясь задом. Одну руку я подложил ей под голову. Свободной - гладил её грудь и живот.
Лазер на крыше отеля выключили. Погасли фонари на далекой пристани. Давно закрылся самый последний, шумный ресторан над пляжем. Стихли матерные крики и смех русских. Горы, небо и море слились в черноте ночи.
- Хочешь, пойдем покупаемся? Ночью это особенно здорово...
Она попыталась обернуться:
- Шутишь? Я не умею плавать. И вода холодная.
Я высвободил руку:
- Тогда подожди меня. Я сейчас.

Стянул футболку, бросил её в сторону кроссовок и шортов.
Не оглядываясь, пошёл в сторону всплесков прилива.
В шортах, в заднем левом кармане, лежало юаней семьсот. Может, чуть больше. Главное, чтобы она взяла только деньги. Хотя зачем ей моя одежда...
Пусть заберёт все деньги. Это будет моя плата.
Песок приятно холодил ступни. Хмель почти исчез. Хотелось пить.

Вода оказалась не такой холодной, как я ожидал, но всё же перехватило дух.. Первая волна окатила до колен, я шагнул вперед и следующая обдала уже по пояс. Выждав откат волны, я побежал вместе с ней и с размаху окунулся в непривычно-тёмную, страшноватую воду ночного моря. Сильными гребками поплыл вперед. Через какое-то время перевернулся на спину. Отдышался. Лежал на воде, угадывая направление волн и разглядывая бархат неба, кое-где будто испачканный пеплом. Облака. Поэтому такая темень. Ни звезд, ни луны.

- Я не изменил ей, - сказал я вслух. – Я освободился от Инны.
Голос звучал непривычно – из-за того, что уши были в воде.
Волны покачивали меня. Я обращался к облачной темноте:
- Освободился давно. Просто понял это сейчас. И не жале...

Волна накрыла меня с головой, залила глаза, рот, нос. Я перевернулся, замельтешил ногами, руками, беззвучно пытаясь хватать ртом недоступный воздух. И вдруг осознал, что тону. Что не вижу берега. Не могу удержаться на плаву. Не могу дышать. От ужаса сипел, молотил по воде... Будто муха, угодившая в чернильницу, барахтался, не видя, не ощущая границы воды и воздуха.
Пальцем ноги я зацепил дно.
Последние силы ушли на отчаянные дёрганья.
Выполз на берег и тут же, лежа на мокром песке, проблевался соленой водой вперемешку с настойкой из морских коньков. Засмеялся срывающимся, каркающим смехом – ведь чуть не угодил к ним в гости. Волны подталкивали меня, смывали блевоту, умывали. Я с трудом встал, постоял, согнувшись. Спазмы прошли. Огляделся. Впереди расплывчато темнели непонятные фигуры. Я зашел по пояс в воду, смыл с тела налипший песок.

Стуча зубами, побежал неловкой трусцой. Ощутил себя жалким, голым и беспомощным.
Где-то вдалеке, чуть выше пляжа, мелькнул луч фонарика. Надо успеть до обхода служителей...
Она сидела на лежаке, одетая, обхватив колени. Увидела меня, вскочила, махнула в сторону прыгающего по аллее света. Луч скользил над кустами по перевернутым лодкам, свернутым бухтам канатов с круглыми белыми буйками. Проносился по пляжному песку, выхватывая узкие бледно-желтые полоски лунного пейзажа.

Я натянул на мокрое тело футболку и шорты. Руки и ноги едва слушались. Меня колотила дрожь. Кроссовки надевать не стал, плюхнулся задницей на лежак. Вытащил пачку сигарет, измяв, изорвав всю. Уронил в песок зажигалку. Матюкнулся, поднял, обдул. Прикурил. Увидел стоящую в песке бутылку «Хай Ма». Схватил, запрокинул голову, высосал остатки. С сожалением отшвырнул пустую бутылку.
Нас заметили. Осветили. Держа в луче фонаря, приблизились.
- Доброй ночи, - сказал я, делая из ладони козырек. – Всё нормально.
Двое служащих в форме подошли ближе.
- Отдыхаем, тихо. Море, хорошо.
Почему-то я выдал им именно так. Видно, на сложные фразы не оставалось сил.
Они не остались в долгу. Указав фонарем в сторону шипящих волн, один из них строго произнёс:
- Ночь. Море. Опасно. Плавать - нельзя.
Я понимающе кивнул:
- Да-да. Опасно. Я знаю.

Служащие зашагали дальше. Удалялось, металось по песку пятно света.
Во время нашего общения девчонка, поджав ноги, сидела позади и разминала мне шею и плечи. Пальцы у неё действительно были сильными.
«Желтый Цветок» - вспомнил я её имя. Интересно, сказала правду, или первое, что на ум пришло...
- Как тебя зовут? – вдруг спросила она.
Я сказал.
- Ва Ди... – повторила она.
Обернувшись, посмотрел на Хуан Хуа.
Её лицо было близко-близко.
Мне захотелось поцеловать её, но я полез в задний карман намокших шортов, достал три влажные сотенные купюры.
- Спасибо тебе.
Она легко взяла деньги, спрятала в сумочку. Положила руки мне на плечи.
- Спасибо. Мне было хорошо. Если хочешь, я могу остаться.
Я не удержался и поцеловал её в уголок губ.
- Не надо. Ты хорошая. Я найду тебя завтра.
Она встала с лежака, подхватила босоножки. Провела рукой по моему лицу, нагнулась, поцеловала и зашагала в сторону лестницы на аллею.
На завтра у меня был билет до Шанхая. У меня и у Инны, конечно. Из Шанхая, на другой день, Инна улетала в Москву. Оттуда, поездом – в Питер. Но это уже меня не касалось.
Наш второй медовый месяц закончился...