Начало: ссылка
2-я часть: ссылка
3-я часть: ссылка

4
Вернувшись преисполненный долгом в свою комнату, я увидел, как Анатолий Николаевич, зловеще шепчась про себя, старательно ковыряется в дебрях своей тумбочки. Он явно что-то искал. На его лице застыли недоумение, растерянность и гнев. Я, как обычно, сел за стол и хотел, было, продолжить читать книгу, но мне интуитивно показалось, что этот мистический шёпот, хоть и не напрямую, но касается и меня. Старик, как колдун чёрной магии, продолжал произносить вполголоса нечленораздельные слова.
Я попытался прояснить ситуацию:
- Дядь Толь, что там у вас?
- Да потерял я!.. – весь затрясшись, ответил Анатолий Николаевич голосом, срывающимся на крик, в котором слились ненависть, ярость и отчаяние.
Для меня стало очевидным, что вдаваться в подробности – смерти подобно. Поэтому я сидел, уставившись в книгу невидящим взглядом, и ждал, когда пройдёт у старика приступ истерики. Искоса я всё же поглядывал за Анатолием Николаевичем: мало ли, ринется душить меня, как Дездемону – может, успею увернуться и наутёк.
Перебрав по косточкам тумбочку, дед направился неровной поступью к своему шкафу. С течением времени, пока он возился в шкафу, его свирепое бормотание становилось всё более разборчивым и я смог уловить пару фраз:
- …Спиздили… Этот ещё… подселили, блядь!.. Попривыкли на халяву всё!..
С каждой минутой мне становилось всё более и более некомфортно находится в комнате с соседом – душно как-то стало, климат поменялся что ли?
Старик захлопнул шкаф. Его выражение лица ничуть не изменилось, наоборот –
эмоциональные краски сгустились.
Анатолий Николаевич, матерясь, уселся на кровать и с кряхтением достал запылённый чемодан. Порывшись в нём пару минут, он извлёк из недр своей «шкатулки чудес» ископаемую электробритву, тихо восхитившись:
- Вот она! – и уже с улыбкой обратился ко мне, сотрясая перед лицом свою «находку». – А я её ищу. Всё переворошил. Ну, думаю, спиздили. И про тебя подумал, - сверкнув в назидание гневным взглядом, признался старик. – «Кого-то навёл, сукин сын?!». До тебя со мной жил один. Вроде, нормальный, с виду. Потом хвать: то одного нет, то другого. Э, думаю, что-то с тобой нечисто. К Никитичне пошёл, разъяснил дела – разом выперли из хаты. Они же всё тут на бухло поменять готовы, - дед имел в виду проживающих.
- Памяти совсем не стало, - удручённо заключил напоследок Анатолий Николаевич, укладывая свои вещи на место.
«Интересно, какие ещё представления ожидают меня в будущем? - находясь под впечатлением от пережитого, подумал я. – Кстати, о будущем…».
Мне захотелось узнать, сколько осталось от потрачённых накануне 2 тысяч рублей. Порывшись в тумбочке, нашёл 40 рублей с мелочью. «Следующая пенсия через месяц, так что купать меня никто не станет. Старик тоже вряд ли захочет – слишком тяжко для него. Ну, что ж – попробуем сами. Раз сумел подтереться – смогу и искупаться. Душ закрывается на щеколду, так что никто моих «выкрутасов» с мочалкой не увидит. Главное – быть чистым». Настроившись на оптимистичный лад, я с удовольствием принялся за чтение.
День шёл за днём, похожий один на другой и, если бы я не увлёкся сюжетом книги, то происходящее вокруг меня напоминало бы бесконечный просмотр самой безвкусной медленной картины. Мне пришла в голову мысль, что не будь в комнате радио, я в скором времени забыл бы, в каком году живу, не говоря уже о месяце, числе и дне недели. Один лишь вопрос меня мучил: привозить в интернат из дому мой компьютер или нет?
Ещё задолго до окончания школы мои родители купили мне его, с надеждой на то, что в перспективе я смогу при помощи компьютера освоить профессию и зарабатывать деньги. Тогда же было оговорено, что, если в стардоме будут подходящие условия, родители, как только я напишу им об этом в письме, привезут компьютер. Паранойя деда заставила меня сильно засомневаться: а подходящие ли условия в этом учреждении? Ситуацию прояснила Анжела, заглянувшая ко мне в один из августовских дней. Деда в комнате не было. Он, вероятно, осматривал свои запустелые «плантации», за которыми когда-то ухаживал.
- Привет! Ты всё сидишь, читаешь? – с укоризной заметила Анжела. – А я с мужиками пиво пью!
Её заявление ввело меня на несколько секунд в состояние ступора – я не нашёлся, чем ответить на её бахвальство.
- Да… Интересная книга, между прочим, попалась… - замявшись и чувствуя себя конченным зубрилой, стал я оправдываться. - «Жизнь Клима Самгина» Горького – не читала?
- Я «Челкаша» читала, да «Старуху Изыргиль»… Ну, что по программе задавали. А так, для себя – Дюма. Почти всего прочла. Люблю приключения!
- Нет, на самом деле, очень философская книга. Она учит мыслить, подвергать всё сомнению…
«Вот херню несу: говорю, как перед учителем, - думал я. – Как же её заинтересовать?».
- Например… - Анжела сделала вид, что ей не всё равно.
- Например, там есть такое выражение… точно не помню… «Бог играет в людей, как дети в игрушки». В самом деле, какова функция человечества для Высшего Разума, если задуматься? – меня понесло. – Хотя, с другой стороны, можем ли мы познать эту функцию своим человеческим интеллектом? И, вообще, что нам известно о Боге: вечен и всемогущ?..
- Не знаю, Ром… В мою голову такие мысли не залетают. Разве что – по накурке*,- и доставая из сумочки пачку сигарет, зажигалку, продолжила. - Я зачем заехала… Как ты тут обжился?
- Да, нормально.
- С соседом ладишь? – указала не прикуренной сигаретой Анжела на кровать справа.
- Да, - кивнул я, как воспитанник детского сада.
Чтобы как-то поддержать разговор, похвастался:
- Я ж недавно ездил с Костей в город – вещей понакупил.
- Как он там живёт?
- Да, ничего. Поступил в институт, куда и я. А так – всё такой же, как в школе.
- Тоже безбашенный* тип, - прикурив сигарету, отметила Анжела. – За Доломановым, помню, с кирпичом гонялся по всему двору.
- Тогда Каштанке чуть не досталось, - вставил я.
- Ага. Встала, дура, между ними – разнимать взялась. За малым тогда ей от Кости не досталось, - ухмыльнулась Анжела.
- Кстати, - некстати говорил я в те времена, чтобы сменить тему. – Ты ведь сейчас со Светой живёшь?.. Ну, мы с ней вместе приехали.
- Медведевой? Да. Откуда знаешь? Ты к ней ходил?
- Было дело. Меня воспетки со школы попросили за ней присмотреть.
- Теперь я об этом позабочусь, - наставительно шутливым тоном заявила Анжела. – Можешь спать спокойно.
- Ну и как тебе с ней?
- Есть немного, - со снисходительной миной Анжела покрутила у виска. – Но, по крайней мере, лучше, чем с какой-нибудь бабушкой.
«Бессмысленный разговор», отметил я и, немного помолчав, спросил:
- Поступать никуда не собираешь?
- На кого? На швею-мотористку в НТТИ?! - с вызов, скептически спросила Анжела.
- А в институт? Ты весьма умна, - серьёзно заметил я.
- Ром, ты мне льстишь. Какой институт?! Ради Бога.
Я понял, что Анжела приняла на этот счёт окончательное решение: «Не хочу! Не буду!» - и изменить свой приговор способна лишь она сама.
Чтобы успокоить Анжелу, я поинтересовался:
- Как твоё творчество? Стихи пишешь?
- А, - отмахнулась она. – В основном – для себя.
Было видно, что тема творчества волнует её меньше всего. А ведь раньше в школе мы хвастались друг перед другом своими поэтическими новинками. Анжелу не раз приглашали на концертах декламировать свои стихи, в строках которых звучали любовь, одиночество и борьба за место под солнцем… Смысл понятный, местами наивный…

Мне говорят, что у меня железная душа.
Железная, согласна, но, а всё же,
Заплакать хочется мне тоже.
Не оттого, что с детства инвалид,
Не оттого, что я учусь в спецшколе,
А оттого, что в мире нет любви,
И оттого, что всюду идут войны.
Мне плакать хочется, что всюду есть бомжи,
И что карман повсюду миром правит.
Что молодёжь не отрекается от лжи…
И этого, к несчастью, не исправить.
Исправить можно: надо быть добрей,
И руку помощи протягивать почаще,
И, может быть, мы множество людей
Своим добром спасём от неудачи.

Этот стих был написан Анжелой в 97-ом, когда она была ещё в интернате, где детей учили верить в себя. В стардоме каждый предоставлен сам себе – никто не учит, никто не воспитывает. Но не каждый человек способен управлять своей свободой и временем.
Я чувствовал, что Анжела уже не та, что была в школе – убеждённо спивалась. Впрочем, выпивала она задолго до поступления в стардом. Впервые, как призналась сама Анжела, в совсем ещё детские годы. В школе её увлечение спиртным продолжилось, но имело разовый характер. Прийти на урок или на самоподготовку пьяным – непозволительная роскошь: вызов «на ковёр» к директору, линейка в твою честь, педсовет, наказания в виде лишения прогулок, реальные угрозы об отчислении, ужесточение режима для всех учащихся… Поэтому, в сравнении со стардомом, выпивали редко, организованно, по выходным или праздникам: после ужина, на заднем дворе – в беседке. Двое на стрёме – один принимает на грудь. И так по кругу пускали бутылочку палёнки до ритуального отжимания последних капель. В общем, весьма проблематично было получить вторую, не говоря уже о третьей, степени алкоголизма в стенах дома-интерната.
Часто говорят – надежда умирает последней. Красиво, конечно, но по мне – всё происходит совершенно иначе. Похоже, у Анжелы надежда подавала последние признаки жизни. Впрочем, мне трудно сказать, была ли изначально у неё цель в жизни, чтобы к чему-нибудь стремиться.
Мы помолчали. Она курила – я наблюдал. Когда Анжела затягивалась, её пухлые губы нежно обнимали фильтр сигареты – мне в голову навязчиво лезли ассоциации по Фрейду.
Опомнившись, я спросил:
- Анжел, а как тут с воровством?.. Я вот хотел бы привезти сюда компьютер…
- Воруют, Ром, везде. Но если будете замыкать комнату, когда уходите куда, - она имела в виду меня и соседа. – То никто ничего у вас не сворует. К тому же компьютер – не спичечный коробок.
- Понятно, - обрадовался я.
- Привози, конечно.
- А то для учёбы надо, да и скучновато тут как-то.
- Это точно, - с юмором подтвердила Анжела. – Если б не бухло, я б повесилась! Ладно, Ром… Я пошла. Если что – заходи.
Она уехала, а я, оставшись один, всё отказывался признать, что мы, как пара, слишком разные. Разные навсегда. И винил себя, что закомплексован, что не могу заинтересовать её. Я прекрасно осознавал, что никакая здоровая девушка никогда не влюбится в меня. Это было бы чудом, а я в чудеса не верю. Именно поэтому, мне казалось, пусть у Анжелы есть недостатки, но она в целом равна мне, и станет, в конечном итоге, моей спутницей жизни. Союз по принципу «Огонь и вода». Эта эфемерная идея помогала мне жить.