Думал, не доплыву. Ухватился за край окоченевшими пальцами, кое-как вскарабкался на плот. Хуясе, я и не знал, из какой хуйни строятся современные суда… Несколько брёвен, даже не очень обструганных, сбитых шершавыми штакетинами. Корабль ещё глухо булькал невдалеке, а я, уже отдышавшись, рассматривал девчонку на другой стороне плота. Метра четыре в длину – не девчонка в длину, а плот. Ещё бы пару пассажиров, и пиздец, не потянет. Слава богу, лишние утонули. Спасибо.
Ничего у нас не было, ни той ночью, ни даже когда встало солнце. Ни пожрать, ни попить, кроме собственной мочи. Хотя мочи тоже не было – организм жадно впитывал в себя любую хуйню. Платьице на девчонке обсохло, волосы от соли сбились феерической копной – точняк Ассоль, хуле сравнивать.
Потом опять наступила ночь. Тёплая, душная, поскольку крушение произошло в Индийском океане (блять, вы уже догадались, что не в Северном Ледовитом). Засияли огромные звёзды. Девочка поняла, что ей скоро пиздец, и внезапно завела разговор:
- Я понимаю, что мне скоро пиздец, и поэтому решусь завести разговор с Вами, добрый незнакомец. Хотя обычно в транспорте так не делаю, не подумайте. Нам нечего есть, а главное – нечего пить, наступает дегидратация, то есть организм обезвоживается и через двое суток погибает. Ну почему вы всё время молчите? Почему не хотите скрасить мой печальный финал в расцвете лет какой-нибудь живописной хуйнёй, дяденька?
Я сразу доверчиво задумался – и правда, почему? Почему бы мне например не выебать её жестоко напоследок? Красота – звёзды, море, ветер…
- Тебе сколько лет, красавица? – спросил я, примерно как Сухов в кино.
- Шестнадцать. А что?
- А мне тридцать пять. Нннну?
- Ааааа… Ну извините, дедушка. Я же не знала. Тем более – расскажите мне напоследок что-нибудь такое… чтобы не страшно. А то акулы просто заебали.
Это да. Акулы как в цирке скакали над плотом, звонко щёлкая тысячезубыми пастями, и мы только успевали пригибаться. Головы берегли. Свои канеш, не акульи.
Я призадумался. И правда, отчего бы не поделиться бесценным бессмысленным опытом? Хоть раз в жизни кто-то им поинтересовался.
Вряд ли меня хватит больше чем на один-два рассказа. Надо выбирать. И тут внезапно и настойчиво, как пожарная сирена, внутри разразилось. Я понял, о чём.
- Мммм… Расскажу я тебе, девочка, о том, что в тебе есть, но уже не пригодится. О самом важном и главном, самом красивом и страшном… О женской любви.
- А почему не о мужской?
От неожиданности я даже приподнялся на больном локте и изумлённо посмотрел на неё. Она улыбалась.
- Не волнуйся, дедушка. Нам в школе преподавали манипулированье чужим сознанием, и мне было интересно посмотреть – работает этот блудняк или нет. Приподнимешься ли ты на больном локте и посмотришь ли на меня изумлённо, и скажешь ли в итоге себе под нос «Сссука…»
- Сссссука… - пробормотал я и начал её уважать как большую.
Я плюнул в очередную пролетавшую акулу, скрипнул зубами, облизнул сухим языком сухие губы – раздался пенопластовый скрип – но уже увлёкся и продолжал:
- О мужской любви тебе понятнее расскажет женщина, которую хоть раз любили и с которой ты окажешься на другом плоту. Про пидарасов я тем более ничего говорить не буду – во-первых, совсем не в теме, а во-вторых – сильно уверен, что у них вся «любовь» сводится к жопоёбле. Вряд ли у пидаров бывает платоническая любовь, а я сейчас как раз о такой, разнополой, примитивной, классической. Не вздыхай, это тоже интересно. Или?..
- Хуячь, дедушка.
- Ну слушай. Вот представь – море…
Она резко блеванула за борт, акулы радостно принялись жрать желчь.
- Бля, неудачный пример. Ну представь, отвлекись от ситуации. Море – как символ отпуска, кайфа, когда есть берег и бабло, когда солнце и всё включено, когда… Ну короче – море. Нежная волна, блики солнца или луны… Бескрайняя даль. Счастье. Покой. Нега. И ты понял – это и есть Любовь. И так продолжается, и всё хорошо. Но! Наконец женщина поверила, что ты и есть тот избранник, тот самый, единственный (ещё не факт, что ты сам поверил). И – хуяк! С моря при солнце, бликах, счастье – идёт цунами! Волна высотой с небоскрёб! И все бегут, орут, срут на ходу. А ты стоишь и смотришь, и немножко страшно – нет, не её любви, а чисто сомнения – справлюсь ли? Есть ли чем ответить? Да, закрутит, расшибёт о камни, потом нежно вынесет на гребень, вытрет слёзы и сопли, спросит: - Ты хоть немножко рад, мой родной? И так захочется ответить: мне даже мало. Но не каждый сможет. Женская любовь – это такая стихия, что к ней приготовиться - невозможно. Вот как-то так.
- Ахуеть, - сказала она. – И что, и каждая так может? И я?
- Ну, я же не Казанова, статистика не очень богатая. Но по моим опытам – да, каждая. Просто мужики сами опасаются дать возможность любви – проявиться. Кому хватает чисто ёбли, кому – хозяйства… От любви-то больше хлопот, а с профитом напряг. Но я щас не об этом, а просто привожу примеры. Море – ладно. А вот смотри – лес. Мне даже как-то ближе, я и вырос в лесу, а на море бывал раз десять, не больше. Лес для меня – как чоткий дружбан, как старший, как босс. В городе суета – идёшь по тротуару, и разные людишки лезут под ноги, и машины бибикают, и вапще хуйпайми. А в лесу – порядок. Деревья как торчали, так и торчат, не суетятся. Ну, если выжрешь у костра поллитра в одну харю – тогда они проявят характер, поиграют тобой в футбол, может, даже глаз выколют или в речку загонят, но насмерть не убьют. Если не будешь лишнего выёбывацца. А в целом в лесу не пропадёшь, если летом, конечно. Но! Идёшь по дружественному лесу, кайф, вся хуйня. Это как женская любовь. И бац – сумерки. И бац – заблудился малёха. Говоришь себе – спокойно, щас разберёмся, а поджилки трясутся, в животе усталость, спички кончились… И в спину, и сбоку – смотрят глаза. В лесу, в сумерках – всегда такое ощущение. И никуда от них не деться, как ни оглядывайся, как ни кричи: кто тут, бля? Так и женская любовь – всегда смотрит, и никуда не уйти. Страшновато, но если готов – радуйся. Эти глаза уже не отпустят.
- Кинга начитался… - пробормотала она. Хотела сказать отчётливо, шутливо, но – пробормотала, голос дрогнул. Не совсем потеряно поколение пепси. Рюхает малёха.
- Ну давай напоследок про горы. Для округления картины. Сам-то горы тож не очень люблю, мне лес ближе. Но бывал, уважаю. Короче, лезешь вверх, рюкзак давит, камни осыпаются, сначала воздух всё свежее, люди внизу всё меньше, а потом воздуха всё меньше, а людей вообще нет… Никого нет… Это тоже женская любовь, и ты в ней. А потом – хуякс – обвал! Снежный. Не, каменный не годится, это гавно какое-то, а не любовь. Чисто снежный, лавина. И тебя срывает со склона, товарищей разбивает нахуй о скалы, а сам кувыркаешься и думаешь: ну уж скорей бы, что ли… Но это тоже женская любовь, она не убивает, она потрясает и встряхивает, выворачивает и швыряет, и больше ничего похожего нет. Ну вот как-то так.
- И что, я тоже всё это – могу? Вот так драконить мужиков, убивать их и оживлять просто своим дыханием?! – она привстала на плоту, потом выпрямилась и блаженно простёрла руки к небу.
- Конечно. Но только если сама себя растратишь, иначе ничего не получится.
- Здорово. Только шансов мало. Может, хоть на тебе потренирова…
Хуякс! – очередная акула унесла её вместе с последним желанием.
«Блять! – подумал я. – Ну ведь практически уже развёл на поебацца. Теперь акулу штоле выебать, вот блять попадос…»
…………
«И нахуя написал последнюю фразу? - это я размышлял через полчаса, когда меня поднимали на спасательный вертолёт. – Ради формата, что ли? Вообще-то планировал сочинить лирический рассказ о женской любви. И даже, кажется, кое-что удалось. Если я что-то в этом понимаю».