(перевод с рукописи на рулоне туалетной бумаги)


«Если это послание дойдёт до нужных рук, просвященный читатель будет вознагражден дыханием нового большого стиля, который вдохновит многих моим примером и прославит моё имя в веках.» de Sade

Нет большего испытания добродетели, чем столкновение с лицом, воплощающим самые низкие пороки человеческие.
Чем в конце концов отличаются эти два полюса внутреннего людского компаса? Как известно самой природе не присуща нравственная оценка происходящего. И только человек в своей соборности был вынужден признать некие нравственные нормы, дабы выжить. Эти нормы были оформлены как заповеди Божьи. В последствии святоши стали пугать правоверных смертными грехами, ибо все люди грешны и порочны в основе своей. И действительно, природой, читай Богом, человеческая сущность создана таковой, что при жизнедеятельности своей вынуждена нарушать писанные и неписанные правила, то есть чел зачастую ленив, блудлив, чревоугоден, гневлив, алчен и завистлив.
Тем не менее всё перечисленное в разумных, читай традиционных, ритуальных, общепринятых пределах считается добродетелью. Даже убийство по решению суда, при самообороне и на войне только приветствуется.
Опять же выход за пределы норм, типа, кража в особо крупных размерах или похищение людей в рабство, тем паче преднамеренное убийство — считается пороком. Так же и со смертными грехами: перебор в еде, гневе, гордыне, в алчности и неразборчивость в связях приводят в конечном итоге к утрате жизненных сил, износу организма и смерти чела. Мало того, погибают целые общества, цивилизации, вымирают народы изо дня в день выходящие за нормы.
То есть, порочный чел находится в постоянной зоне риска. В то же самое время, добродетельный чел избегает риска сколько сможет.
Всё дело в том, что природа человека, божий промысел, скажем так, задуман с постоянным желанием нарушать нормы. Люди не знают их и не хотят знать. Вот в чем истинная трагедия людская.
Сначала нарушают по молодости, по наивности, по неведению. Потом сознательно, ибо не в силах противостоять соблазну. Особенно в возрасте, когда сперма кипит в яйцах, а матка требует зачатия.
В дальнейшем пожилые сластолюбцы страстно желая продлить былое наслаждение, придумывают всяческие ухищрения и извращения, дабы вновь и вновь испытать ускользающее, ощутить утекающее удовольствие.
Что не сделает человек ради своего удовольствия... Вопрос риторический.
Что может удержать его на грани дозволенного?
Только сила Воли.
Но увы, большинство челов слабовольны, нездоровы, лишены минимальных жизненных удобств, к тому же глупы, мало образованы и подвержены влиянию шарлатанов и негодяев всех мастей, званий и положений.
Только Вера в собственные силы может подвигнуть их на путь добродетели, то есть самосохранения. И вера в Заступника Всемогущего, который не оставит в беде и пошлёт помощь вовремя.
Как это не покажется странным, такое случается. Добродетель получает неожиданную поддержку в ситуациях кажущихся безнадежными. Порочный же чел гибнет раньше, чем ему бы хотелось, ибо таков божий промысел соблазнительных ловушек, расставленных везде и всюду. Жадность фраеров губит — и это лишь один из смертных грехов.

Так случилось и с нашей очаровательной добродетельной сироткой Жюли, о которой читатель имел удовольствие узнать в предыдущих главах. Мы оставили её в тот момент, когда она убежала от погрязшего в адских пороках банкира Бурбона, желающего испытать наслаждение прелестями юной Жюли.
Бурбон являлся счастливым обладателем огромного состояния и одновременно несчастным владельцем вялосвисающего хуя, который он мог видеть только в зеркалах. Ибо сверху над вислым ширилось и пучилось огромное пузо, отчего звание за глаза он имел — Бурбон Пузо.
В тот раз бедная Жюли вырвалась из жирных пальцев Бурбона и прибежав вся в слезах, уткнулась в передник мадам Дайошь, приютившую сиротку. Какого же было удивление несчастной Жюли, а добродетель почти всегда несчастна к сожалению, когда вместо слов утешения она услышала отборную уличную брань в свой адрес. Особенно её поразило требование мадам немедленно одуматься и отправится отсосать у Пуза. Дайошь так и сказала:
- Я послала тебя к Пузо не для того чтобы ты размазывала сопли по своему смазливому личику, а для того чтобы отсосать у него. Тем самым обеспечив своё, а заодно и моё будущее. А это значит, несчастная дура, конец нищеты... ты поняла?
- Лучше я умру, чем позволю себе эдакое непотребство, мадам.
- Так и сдохнешь оборванкой... Нет уж, я не для этого пустила тебя в собственный дом. Отработаешь, как миленькая! Сейчас я позову своего сынишку и пусть он научит тебя хорошим манерам.
Она позвонила в колокольчик и в комнату вошел розовощекий здоровяк, уплетающий на ходу пирожное.
- Ты покушал, мальчик мой, теперь покажи этой неблагодарной твари своё хозяйство и научи её им пользоваться.
Альфик, сынок мадам, был в том счастливом возрасте, когда соки тела бурлят, а мозги ещё не отягощены многочисленными уроками жизни. Он нахально расстегнул тесное убежище гульфика и вывалил перед Жюли свой напряженный орган, огромный, как меч.
- Ну что, ангелочек, - сказал Альфик, самодовольно улыбаясь, - наградишь мой член нежным поцелуем... - и провел им по губам юной девы. Та отпрянула с омерзением:
- Не прикасайтесь ко мне... чудовище! Господи, надеюсь ты вознаградишь меня в лучшем мире за моё терпение. Провидению угодно послать мне испытания, но Господь не позволит мне осквернить себя преступлением...
- Что за дурь у тебя в голове, девочка? - возмутилась Дайошь. - Женщина создана на радость мужчине, для его наслаждения. Сопротивляться этому глупо и бесполезно, не лучше ли воспользоваться возможностью и получить наслаждение?
- О каком наслаждении вы говорите, мадам? Я внутренне содрогаюсь от мысли, что в меня сейчас может войти... это чудовище...
- Ха-ха! - хохотнул Альфик. - Меня всегда разбирает смех, когда я слышу, как они трясутся над своими дырками. А я щас парву их, бля буду!!
- Нет, нет! Только не это, милый Альфонс, пожалейте меня и я... помолюсь за вас...
- Хватит болтать, нас ждёт Пузо с туго набитой мошной! Оприходуй её и дело с концом! - потребовала мать.
Альфик швырнул Жюли на кровать и, грубо хватая за ляжки, стал раздвигать их. Задрав подол юбки, он узрел кудрявый лобок и трепетные девичьи губы нижнего рта. Он уж было направил свой разгоряченный меч в эти губёшки, да призадумался:
- Маманя, если я парву эту сладкую дырку, то девка в целом резко упадёт в цене. Не лучше ли попробовать её попку с дуплом?
- Пожалуй, ты прав сынок, так не тяни с этим...
Альфик схватил в охапку Жюли и перевернул животом книзу. Перед его глазами предстало совершенное творение природы, задуманное для продолжения рода себе подобных, а посему соблазняющее со всех сторон. Сдобные половинки были в самом соку, чуть бархатистые, как налитой персик. Он облапил их, разделил и узрел в щели розовую узенькую дырочку, нетронутую, непорочную. Разве что ежедневные нежные фекалии касались её стенок, да и то для добродетельного влюбленного взгляда сие кощунство не представляется возможным. Но у Альфонса взгляд был отнюдь не влюблённый, но похотливо-дерзкий. Он предвкушал сладостную тесноту дырочки, он знал как она туго облепит его член, а ему только это и надо для весёлой прогулки в чресла.
Он вставил меч с разгона, ни чуть не заботясь о боли, которую нанёс внутренностям бедной девушки. Она заорала, но крик лишь раззадорил негодяя. Он проник глубже и с каждым воплем жертвы желание его росло, а хуй твердел и твердел. Он всаживал и всаживал, пока не засадил на всю длину. Долбил Альфик до тех пор пока не изверглась мощная струя семени, говорящая лишь о том, как расточительна природа в своём стремлении потворствовать жизни. Но разве такие долбойобы это поймут... Они думают лишь о своём наслаждении, впрочем, на это природа тоже имеет свой расчет.
Получила облегчение и Жюли, попка которой тотчас впитала живительную влагу.
…

Излишне разубеждать читателя в тех картинах безумного разврата и вакханалии, которые только может представить его воображение. Самое печальное, что многие картины по своей гнусности и мерзости не представимы здравым умом., но именно они вызывают животный интерес у определённой, естественно не лучшей, части людского сообщества. Что же, сбросим покров таинственности с этих картин, кои проступают в жизни охваченных пороком людей, хотя только перечисление их говорит о том, что это — нелюди.
…(обрыв рукописи) разрезание и поедание органов своих детей, кровосмесительная близость, заканчивающаяся предсмертной агонией беззащитной жертвы и безудержным хохотом насильника. Кровавые раны используемые извергами для совокупления. Травля собаками собственных матерей, надругательство над ними, кровь и нечистоты, нечистоты и кровь...
Особенность порока такова, что переходя границы мыслимых и немыслимых представлений, аппетит возрастает, порочный круг ширится, но расширение его не беспредельно. Последней грани между жизнью и смертью не избежать. И это конец, за которым пустота, небытие.
…(обрыв рукописи)

Слёзы хлынули из прекрасных глаз Жюли и она разразилась рыданиями. Тут она заметила сквозь листву двух мужчин: один, — судя по всему господин, -лет двадцати пяти, другой слуга — юноша, лет восемнадцати. Добродетельной милашки Жюли было невдомёк, что эти двое — пидарасы гнойные. От содомских совокуплений кровь не очищается, а загнаивается, поэтому все тела их покрылись язвами, карбункулами и фурункулами.
Они тут же раздели друг друга и стали выдавливать гной. Сначала слуга обработал чирей на господской заднице, выдавил и смазал какой-то вонючей мазью. Затем господин принялся за шею слуги, вскрыв ножом фурункул, выдавил кроваво-гнойное содержимое его. Не успев закончить процедуру, он потянулся губами к лицу слуги... Дальнейшие действия смутили добродетель Жюли и не в силах подвергать её испытанию, она закрыла глаза. Слышала она только сопение и стоны.
Наконец открыв глазёнки, она увидела прямо перед собой огромный господский хуй, ссущий сквозь кустарник чуть ли на её передник. От неожиданности она вскрикнула.
Тут же она была схвачена и допрошена с затрещинами и выкручиванием рук. Она призналась, что видела, как они обрабатывали раны на теле. На вопрос, видела ли она ещё что-нибудь, она ответила отрицательно и это было правдой. Но подлецы и негодяи, а гнойные пидоры несомненно, всех меряют своими порочными мерками, поэтому они не поверили ей. Не долго думая они решили её убить, тем более что в лесу нет ни свидетелей ни защиты.
…(обрыв рукописи)

На этот раз Жюли пришлось прислуживать толстой госпоже де Мьер. Можно только удивляться с каким маниакальным упорством эти жирные твари поглощают самую жирную пищу из всех жирных, а именно жареное сало. Они набрасываются на сковороду полную лоснящихся кусков, не дожидаясь когда их выложат и подадут им на сервизной тарелке. Нет, они хватают куски руками, облизывают стекающий жир с пальцев, потом погружают свои зубы в беловато-розовую сальную массу и жрут, жрут, жрут.
Жир в их телах уже не перерабатывается, а накапливается, складируется в многочисленных складках на загривке, на плечах, подмышках, в грудях, на брюхе, и особенно на ягодицах, которые становятся оттопыренными, так что на них можно поставить Библию и она не упадёт. В некоторых племенах Африки довольно распространенное явление — откормленная задница. Впрочем, своеобразное представление о красоте африканок известно.
Госпожа де Мьер, кроме совершенно необъятной задницы имела свисающее до колен брюхо и ноги двумя массивными тумбами. Само собой познать её прелести любовникам было не просто, за исключением её мужа. Он то как раз был самым активным её любовником. Но сами понимаете, широта натуры госпожи де Мьер не могла довольствоваться одним хуем мужа, к тому же по слухам она обладала «бешенством матки», поэтому очередь из желающих поебаться была в приёмных покоях постоянно. Конечно, все было обставлено, как благотворительность и забота о несчастной женщине страдающей ожирением., что отчасти было правдой. Хочу заметить, что Правда упрямая вещь, которая всегда вылезет наружу, особенно если её тщательно прятать. Поэтому лучше всего излагать ту часть правды, которая подобает при данных обстоятельствах для прикрытия.
…...
(на этом запись обрывается)