Штрафная

ПРОБУЖДЕНИЕ

-Мне снился сон.
-И какой же? - заспанным голосом спросила Машка.
-Тебе точно интересно?
-Ага, - зевнула она.
-Это был сон…
-Ближе к делу.
-Так вот в нем была ты, - продолжил я. – Точнее не совсем ты…
Машка оживилась.
-Другая женщина?
-Да нет же, именно ты, но другая. Как будто отражение. Я лежал в постели, прям как сейчас и вдруг подошла ты, ничего не говоря, разделась и легла рядом…
-Ты меня интригуешь, - промяукала Машка и легонько ущипнула меня за задницу.
-Так вот ты легла рядом, и мы занялись любовью. Мы занимались этим очень долго, а я все никак не мог кончить. Думал, вот-вот и точно взорвусь. Но когда, наконец, кончил из моего члена, как из шланга хлынула кровь. Литры крови. Она хлестала так, что скоро я залил всю кровать, а потом и комнату. Мы были буквально по горло в крови. И тут я начал тонуть, кровь забивалась и в рот и в нос. Я начал задыхаться. А потом, хлоп, и проснулся.
-А я? - спросила Машка.
-Что ты?
Ее голос сорвался на визг:
-Что со мной стало?
-Утонула? - предположил я.
-Эгоист, - фыркнула Машка и повернулась ко мне спиной.
-Маш, ну это же всего лишь сон, - попытался успокоить ее я.
-Странные у тебя сны.
-Но я же не могу их контролировать!
-А ты постарайся…
-Как?!
-Придумай что-нибудь, ты же у нас большой фантазер.
Я хотел было ее переубедить, но не стал.
Был душный летний день
Я встал с кровати, отер простыней пот со лба и пошел на кухню.
Сигарет не было.
Я нашел на столе пачку Машкиных «зубочисток» и предварительно оторвав у одной из них фильтр, закурил.
Вкус какой-то странный. Фруктовый, что ли?
Я повертел в руках пачку.
Ну, да – «Со вкусом вишни».
Придумают тоже! Сигареты должны быть с одним вкусом – со вкусом табака и точка. Я сказал.

Первая

ПОСЛЕ РАБОТЫ

Кое-кто считает, что у меня скверный нрав, а Семен, наш корректор, и вовсе склонен полагать, что я прожженный циник и желчи во мне много, но человеку, который не носит ремня к брюкам, я б не стал доверять вопросов душевного равновесия…
Семен – несостоявшийся социолог. Старомодные усы щеточкой, жидкая шевелюра, почитает Хемингуэя и Набокова. Любит поразглагольствовать об авторском кино, играет в самодеятельном театре, художественным руководителем, которого является. Постоянной площадки у театра нет, и поэтому лицедеям приходится давать свои редкие спектакли в окружных библиотеках и домах престарелых. Старики - благодарная публика, а Семен искренне и безвозмездно любит мертвое искусство.
Еще Семен любить выпить, особенно нахаляву. Выпивку Семен способен обнаружить везде, даже там, где ее, казалось бы, и быть не должно. Вот и сейчас, порывшись в тумбочке, он извлекает из нее полупустую бутылку вина и с важным видом ставит ее на мой рабочий стол.
-Смотри, что нашел, наверное, еще с прошлых праздников осталось.
Он внимательно рассматривает содержимое сосуда.
-Ну, елы-палы, почему опять закрыть забыли? Скисло, наверное, уже. А это что? Мошки? Вань, ты как думаешь, скисло или нет?
Я пожимаю плечами.
-А я дома скисшее вино к мясу всегда добавляю, - вмешивается в разговор Светка.
Светка, журналистка, как и я. Метр шестьдесят два, скуластая татарка, с широкими бедрами, отдающая предпочтение вытянутым шерстяным свитерам и польской бижутерии. Светка любит читать толстые любовные романы и социальные сети, где безуспешно пытается завести хоть какую-нибудь интрижку. Светка панически боится микробов и одно время жила с настоящим летчиком.
Семен по уши влюблен в Светку и даже как-то раз пытался сделать ей предложение. Надо ли говорить, что она ему отказала…
Семен наливает вино в чайную кружку и пальцами начинает вылавливать из мутноватой жижи мертвых насекомых. Убедившись в том, что продукт готов к употреблению он делает пробный глоток.
-Гениально! - восклицает он и, выпивает вино залпом.
Он водит языком по небу и довольно щурится. Потом обращается ко мне:
-Не побрезгуете?
-С мошками-то?
-Ага.
-Ну, если только немножко.
Он льет мне полчашки.
Вино сладкое, но не приторное, такое к чаю в самый раз.

***

Я работаю в газете одного из московских округов. Восемь полос, периодичность – один раз в неделю, бесплатное распространение, минимальное использование цвета (две краски), какой-то совершенно запредельный тираж… и еще от нее почему-то всегда воняет. Будто в типографии кто-то уже заворачивал в газету рыбу.
Между собой мы почтительно называем газету «Боевой листок». Газетенка из разряда «ни о чем», хотя на нашем сайте существует противоположное мнение, гласящее: «…о роли и значении так называемой местной прессы говорится очень много. И это не безосновательно. В последнее время наибольшее внимание людей сконцентрировано на социальном комплексе, на том, что связано с повседневной жизнью. Газеты местного уровня, «районного масштаба», как раз и способны удовлетворить такой интерес». Между прочим, это я сочинил…
За годы работы в «Боевом листке» я окончательно позабыл все то, чему меня учили на журфаке и забил на амбиции. Мне здесь вполне уютно и радостно. Можно сказать, я люблю свою работу. А точнее «не работу».
Иногда у меня складывается впечатление, что наша газета эволюционировала в вполне самостоятельный вид и уже может выходить сама. Журналисты и прочий обслуживающий персонал согласно моей теории здесь выполняют функции рыб-прилипал, паразитирующих на теле этого кита.
К этому мнению я пришел в прошлом году, когда за четыре месяца не написал не единой статьи, зато умудрился получить денежную премию за лучший материал социальной направленности среди окружных и районных газет. К премии также прилагался комплект водонепроницаемых стелек и фотоальбом «Московский дворик». Премию я пропил ударными темпами, а стельки остались. Хоть какая-то память…

***

-Вань, ты как к оперетте относишься? – Семен делает глоток из горла и, притворно закатив глаза, смакует вино.
-Ну, ее…
-Не любишь что ли?
-Равнодушен. А что?
-У меня тут два приглашения на премьеру, по Чехову. Мистерия, новое прочтение классики. Режиссер - какой-то чех. Чех ставит Чехова забавно, да? После набольшая пресс-конференция и фуршет.
-Не-а, не хочу.
-А что такое?
-Да настроения нет и вообще…
-Так никогда же не поздно поднять, - подмигивает мне Семен.
Предчувствие, подсказывает, что во внутреннем кармане его пиджака предательски затаилась фляжка «Московского коньяка».
Семен не унимается.
-Да ладно, Вань, пятница же, заодно и спектакль посмотрим.
Вновь даю отмашку.
И тут он выдает аргумент, который, казалось, должен тотчас склонить меня на его сторону:
-Вань, халява же!
-Я же ясно сказал, что не пойду.
-И барышни будут.
-Барышни - это хорошо…
-Так что?
-Нет, не пойду.
-Зря.
Семен панибратски щелкает меня по плечу потной ладонью. Потной настолько, что влажность его кожи я ощущаю сквозь рубашку.
-Отстань, мне еще материал нужно дописать, - бросаю я.
Наугад открываю первый попавшийся текстовой файл и тупо пялюсь в монитор. Видя такое отношение, Семен переключается на свой объект вожделения:
-Светлана, а как вы относитесь к оперетте?

***

-Куда коробочку положить? – хрипит курьер.
Я отрываю глаза от монитора.
Передо мной кряжистый бородач в черной безрукавке с надписью: «Православие или смерть!».
-На тумбочку.
-Я посижу у вас немного? А то замерз, как сволочь, - интересуется бородач.
-Пожалуйста.
Он плюхается в кресло.
-Не возражаете, если я освежусь? – не дожившись ответа, он достает из кармана чекушку и делает мощный глоток.
Такие ребята просто так не уходят…
Я кошусь на гостя. Странный тип. Определенно – религиозный фанатик или того хуже художник. Знавал я и одного курьера – поэта. Он все пытался пристроить в нашу газетенку свои опусы. Не то чтобы у него стихи плохие были, но как говорится – не формат, дико замешанный на эзотерике и восточной философии. Особенно хорошо у него выходили оккультные частушки. Две из них до сих пор помню:

Скорый поезд 32 «Шамбала-Нирвана»
Опоздал на 40 дней по вине шамана
и
Как над нашим над селом аура зеленая
Кармана ехать в гастроном закупать крепленое

Интуиция меня не обманула.
-Витек – живописец, - представляется бородач.
Он допивает водку и, достав из кармана холщевый мешок, аккуратно пакует в него тару.
Этого глотка хватает, чтобы Витек поплыл.
На старые дрожжи, наверное, или еще где успел перехватить…
Он расслаблен, говорит, словно на него направлены объективы телевизионных камер:
-На прошлой неделе в одной галерее выставлялся – успех ошеломляющий. Сейчас вот планирую делать обереги для автолюбителей. Бабок подниму намеренно.
С этими словами он протягивает мне черную пластилиновую блямбу, выполненную в форме креста. На «обереге» красуется его же фотопортрет - борода лопатой, волчьи глаза с отекшими веками, над которыми словно косматые опахала вздымаются брови.
-Нравится?
-Забавно.
-Еще бы! - пыхтит Витек и для пущей важности поднимает указательный палец. - ПМ!
-Что?
-Постмодернизм.
-А-а-а. Думаешь, будут покупать?
Витек стряхивает с бороды водочные капельки и гордо молвит:
-Не сомневаюсь.

***

19.00.
Конец рабочего дня.
Я вырубаю компьютер и выхожу на улицу.
Дождь лупит по небритым щекам. Наушники плеера неуклюже выпадают из ушей, гавайским венком повисая на моей груди. Играет «Нирвана». Курт Кобейн, пока что с головой на плечах, отчаянно хрипит и лупит по струнам усталой гитары…
Докурив сигарету, открываю дверь магазина. Вместе с потоком теплого воздуха из магазина вырывается стайка школьников с одинаковыми ранцами. Они смеются, размахивая в воздухе шоколадными батончиками.
-«Арсенальное» синее, - я кидаю на прилавок деньги и жду.
Молодая продавщица вздыхает и начинает искать искомую бутылку. Через три минуты тщательных поисков, она разрождается:
-Может, «Мельник» возьмете?
-Давайте.

***

Водитель маршрутки – неприятный толстяк с пухлыми губами и овальной проплешиной на затылке курит вонючую сигариллу.
Сажусь напротив девушки в клетчатом пальто, к окну, так, чтобы мне не пришлось передавать оплату за проезд.
Девушка протягивает водителю горсть монет.
-Ай, слушай, у меня этой мелочи вагон и маленькая тележка, - толстяк демонстрирует пассажирам пачку «Мальборо-лайтс», плотно набитую «серебром» и «медью», - на памятник хватит.
Девушка, смущаясь, прячет взгляд.
По рукам шуршат червонцы и скрипят рубли…
Водитель ловко распихивает деньги по укромным уголкам своего авто.
-И что мне теперь с этим говном делать? - он брезгливо кидает в лобовое стекло горсть монет и снова оборачивается к девушке. - Где ты их насбирала? В переходе, что ли? Что за люди пошли?!
Водитель давит на газ.
-Про остановки громче говорите.
Я откидываюсь на спинку сиденья.
Пиво медленно доходит до головы, оставляя во рту горький осадок…

***

Передо мной, держась за поручень, стоит мосластая барышня баскетбольного роста с таким же огромным ридикюлем через плечо. Мои глаза находятся, чуть ли не на уровне ее промежности.
Знаете, а я бы запретил все эти сумки, сумочки, чемоданчики или на худой конец, прировнял эту бабскую поклажу к травматическому оружию. Ведь если задуматься такая вот сумочка может принести существенный урон здоровью, а иногда даже стать причиной гибели одного или нескольких человек. Живем-то в непростое время – терракты, взрывы, одиннадцатое сентября, а у нее в ридикюле чего только нет: помада, тушь, тени для век, таблетки от мигрени, таблетки от болей во время менопаузы, противозачаточные таблетки, ну и разные там штучки-дрючки. И представьте, что в эпицентре взрыва оказывается такая «сумчатая барышня». Бах! И ее сумочка, ее «маленький мир» превращается в средней мощности осколочную бомбу. Весь это скарб разлетается в стороны и вот вам – увечья и ранения разной степени, некоторые даже со смертельным исходом.
Цепочку моих недобрых мыслей разрывает сиплый голос:
-Не спи, земляк!
Безногий «десантник» с размаху хлопает рукой по моему колену и сует под нос голубой берет.
-Помоги чем можешь ветерану первой и второй чеченских компаний.
Вкупе с взрывоопасными фантазиями сам вид калеки производит на меня гипнотический эффект. Я открываю бумажник и бросаю ему в берет первую попавшуюся банкноту.
«Десантник» с удивлением достает из шапки тысячную купюру и прячет ее в засаленную гимнастерку.
-Ну, спасибо, земляк, от души.
«Баскетболистка» свысока смотрит на меня. На ее щеке след от ожога, формой напоминающий ромашку.
Я невольно вздрагиваю.

Вторая

МАШКА

-Не чуткий ты, Ваня, - Машка застегивает бюстгальтер и садится на край кровати.
-Тебе что, не понравилось? - я тянусь к пачке сигарет, и как бы случайно провожу ладонью по ее спине.
-Не в этом дело…
Я закуриваю.
-А в чем же?
-Да так, в общем. Слова от тебя доброго не дождешься.
-Хм, никогда такого за собой не замечал.
-Балда, - Машка резко встает с кровати. - Ты мои трусы не видел?
Я шарю рукой под одеялом.
-Не-а, не встречал. А лифчик, что ты на прошлой неделе искала, видел. Только где, сейчас не вспомню.
-Тот, который с люрексом?
-Ага.
-Это мой любимый.
-Не знал.
-Ну, ты же у нас такой… «вещь в себе».
-Обижаешь. Я просто не могу знать все твои привычки и предпочтения. И, вообще, Маш, я уже предлагал съехаться, вот тогда, мы будем все досконально знать друг о друге. Ты же все равно снимаешь, а у меня какое-никакое, но свое жилье.
Она целует меня в нос.
-Ладно. Пойду я.
-Куда?
-По делам.
-Ты уклоняешься от ответа.
-Все. Пошла.
-А как же трусы?
Машка натягивает джинсы.
-Себе оставь.
-А мне что с ними делать?
-Что-что!? Стирать!
Я поднимаюсь с кровати и тушу сигарету в пчельнице.
-Маш, может быть, позавтракаем?
-Я спешу.
-Но ведь ты подумаешь над моим предложением?
-Всенепременно.

***

Машка.
С Машкой мы познакомились на концерте группы «Ленинград» в клубе «Точка», куда меня затащил старый приятель Женька, с которым я не виделся целую вечность. На втором курсе института он женился на дочке итальянского дипломата и перебрался за бугор. Папа-дипломат купил молодоженам большой загородный дом и доверил руководство сетью бистро. В прошлом повеса и балагур Женька вскоре стал добропорядочным семьянином и отцом двух детей. Любые разговоры о поездке на родину предков деспотичная итальянка пресекала на корню.
Но запретить ему ехать на похороны любимой тетки, даже она была не в силах…
Не выспавшийся, смурый я отправился встречать друга.
В аэропорту Женька сразу же заявил, что в отведенные ему четверо суток он должен трахнуть как минимум трех баб и сходить на концерт группы «Ленинград», а так как выступления Шнура начиналось через три часа, на похороны он решил не ехать.
-Чего я там не видел? - оправдывался Женька. - Да и тетка у меня была мировая, она бы поняла.
Не рассчитав своих сил, я быстро набрался и добрую половину концерта проспал за столиком. Когда отрезвел, Женьки уже и след простыл. На его месте сидела худощавая барышня.
Машка.
Она курила.
-У тебя на лбу синяк. Почему? - спросила она.
-Упал, наверное, или… упал… да-да, именно так… Пару дней назад…
-Пьяный был?
У нее было вызывающе белое лицо, не бледное, а именно белое с редкими веснушками и вздувшимися ручейками вен у правого виска.
-Да вроде нет. Споткнулся, о ступеньку, ну, бывает… Пить что-нибудь будешь?
-Не откажусь.

* * *

Во всех московских клубах без исключения в пиво подмешивают какую-то дрянь. Выпиваешь пару-тройку таких бокальчиков, и по жилам начинает течь безрассудность, прицел сбивается, сыреет порох здравомыслия... И тут же на столе появляется водка. А ведь зарекался! Божился ведь, что сегодня только пиво. Куда уж там…
Сегодняшний день не был исключением.
-Ты почему куксишься? - Машка достала из моей пачки сигарету.
-Смешно ты сказала: «куксишься»… - последовав ее примеру, я тоже закурил.
-Ты не ответил.
-Да так…
-Место не нравится?
-Вроде того.
-А давай ко мне, я тут недалеко живу.
-Можно, - я опрокинул рюмку и тут же обновил.
Машка не отставала от меня не на шаг. Также выпила свою водку и потребовала добавки. Я с охотой налил.
Есть такое выражение – «прекрасно пьющий человек». Это про Машку.

* * *

Машка любила группу «Оазис», Чака Паланика, и возможно меня. Характер у нее был еще тот…
Машкино сумасбродство поначалу меня пугало, но со временем я свыкся.
По причине природной лени я всегда выкидывал «фокусы» лишь в состоянии алкогольного опьянения, Машка же была авантюристкой по натуре.
Ну, вот, к примеру, сижу на работе.
Звонок.
-Вань.
-Ну.
-Гну!
-Маш, я работаю.
-Ой, да не надо мне про работу заливать. Все работают.
-Маш, я серьезно.
-Ты серьезный и работаешь. Хм, странно. Может быть, ты заболел?
-Нет. Чего хотела?
-Слушай, давай в Питер махнем, после работы, а?
-Машуль, какой Питер?
-Как какой? Нормальный такой Питер. Северная столица, основанная Петром Великим, бывший город-герой Ленинград. Символично очень. Мы же на концерте Шнура познакомились, помнишь? Поехали, а?
-Тебе же Питер не нравится. Сама ведь говорила.
-А сейчас мне насрать. Поехали!
-А если откажусь?
-С другим поеду. Подцеплю первого попавшегося мужика и поеду.
-Да, кто на тебя клюнет?
-Думаешь никто?
-Уверен.
-Ну, смотри.
Он бросает трубку.
Ну, насчет - «кто на тебя клюнет», это я съязвил, красивая была Машка и обаятельная…
В Питер она так и не поехала, пришла домой под утро пьяная, обругала меня последними словами и завалилась спать. О том, где была, я спрашивать не стал.

***

Машка не любила творог, и всякий раз, когда я ел на завтрак белую кисломолочную массу, сдобренную большим количеством вишневого варенья, демонстративно уходила в ванную.
Еще она не любила домашних животных и французов…
И если Машкина нелюбовь к братьям нашим меньшим была вполне оправдана из-за аллергии на шерсть, то французов она ненавидела бескорыстно, называя последних «бессмысленным порождением природы».
-Ну, куда ни плюнь, везде они, лягушатники проклятые, - возмущалась Машка, наблюдая по телевизору квадратную физиономию Жерара Депардье.
-Ну, переключи, по «НТВ» вроде «Годзилла» идет.
-Пф-ф, там же этот носатый снимается… О, Жан Рено!
-Он не француз, а испанец.
-А я королева Елизавета.
-Нет, ты королева Мария.
-Не подмазывайся, тебе не идет.
Прежде я не понимал, как вообще можно день и нощно смотреть телевизор, но теперь отношусь к телетрансляциям более чем положительно. Я даже перестал переключать каналы во время рекламных пауз и в «Доме-2» не вижу ничего предосудительного. Разве что в последнем сезоне девки уж больно уродливы стали.
К зомбоящику я пристрастился, после того как мы расстались: спокойно, без ругани, лишних слов и дележа несуществующего имущества...
На прощание я чмокнул Машку в щеку и занял у нее две тысячи до получки.
-Можешь не отдавать… - вздохнула Машка.
-Могу, - согласился я.

* * *

А ведь я любил ее.
И возможно люблю до сих пор.
Да-да именно так!
Люблю, без всяких там «возможно».
А, Машка? А что Машка?
Машка – хорошая. Это я дурак.
А вот, мой сосед по лестничной клетке, алкоголик и просто хороший человек Шума, он вот как раз против подобных проявлений нежности. Как-то во время совместной пьянки Шума отметил:
-Откуда им знать, что такой любовь? Одно у баб на уме: «ебля и секс».
Семен же упирает на то, что любое даже самое сильное чувство нуждается в ежедневной подпитке:
-Любимую лелеять нужно, оберегать, атмосферу создавать соответствующую. А будет атмосфера, будет тебе и чуткость, и любовь и нежность с поцелуями!
Насчет атмосферы он, наверное, прав. Но вот скажите мне, о какой нежности можно говорить, если ложишься ты спать в таком гадостном настроение, что наутро такая тоска находит, что не то, чтобы комплимент выдать, матом сказать в тягость?
То-то же…
Эх, Машка-Машка, дорогой мой человечек…

***

Два слова о Женьке. После концерта мы больше не виделись. Толькоспустя четыре месяца я увидел зеленый цветочек напротив его имени в контактах «аськи». Оказалось, что вместе с матрешками и расписными глиняными свистульками, он привез в солнечную Италию триппер. Жена подала на развод, а папа-дипломат позаботился о том, чтобы мой неосторожный друг навсегда забыл словосочетание «приличная работа».
Теперь Женька живет в городе Старый Оскол. Работает сторожем на автостоянке и собирается повторно жениться. Его избранницу зовут Катя. У нее за плечами два неудачных брака и восьмилетняя сын со смешным именем Лука.

Третья

ВАЛЬС

Шума признавал лишь один способ употребления водки: через закуску.
-Запивая, ты закусываешь своей печенью, - заметил он, когда я, вслед за водкой, влил в себя полстакана холодного чая.
-Да какая разница?
-Это ты будешь врачам рассказывать.
По ящику показывали «А зори здесь тихие». Милые воительницы в гимнастерках вели непринужденные разговоры, и ничего не предвещало трагической развязки…
-А в Израиле женщины в армии служат в обязательном порядке, - сказал я.
-Вот поэтому до сих пор и воюют, - вывел Шума.
-Зря ты так. История знал много женщин – героев войны. Взять хотя бы Жанну-Д’Арк.
-Вот именно «взять». Взять бы и высечь на центральной площади, чтобы куда не просят, не лезла, - уточнил он, и чуть погодя, добавил, - животное.
Животными Шума называл всех без исключения и часто без видимых на то причин.

***

Шумилов (Шума) - мой сосед, имеет свою особенность. Любой, кто знает его хотя бы несколько часов, признает, что с первого взгляда видит в Шуме что-то знакомое. После же распития с ним благородных напитков даже малознакомые люди признают, что у них складывается впечатление, будто они знают Шуму всю жизнь.
Магнетизм Шумы идет в контраст с его внешностью. Лысоватый, в старомодных очках, вечно сгорбленный - он напоминает ростовщика, готового в любую минуту придать ваш тихий быт разорению.
Возраст Шумилова напрямую связан с повышением градуса и колеблется на отметке 34-43.
При дамах он молодой эпикуреец, в мужицкой же компании проглотивший пилюлю жизни догматик.
Шуму любят…
Ему прощают любые выходки, пьянее эскапады… точнее не так, на него вообще не обижаются. Клянусь, будь у Шумы адюльтер с Машой я даже бы не подумал корчить из себя ревнивого мавра. Теоретически…
Сколько я знаю Шумилова, он никогда и нигде не работал. При этом с техникой Шума на «ты». Вдохнуть жизнь в умирающую стиральную машинку, починить музыкальный центр или телевизор – для него пара пустяков. Жильцы нашего дома, а так же их друзья и даже друзья друзей – его потенциальная клиентура. Да и берет Шума недорого…
Говоря о доходах Шумилова, стоит отметить, что определенный барыш в виде водки и продуктов питания ему приносят посещения страждущих мужского общения друзей (преимущественно женатые). Народная тропа в Шумину хрущебу не зарастает.
Я и сам не раз оставлял здесь получку.
А вот Машка Шуму недолюбливала.
-И что ты у него там нашел? У него, что там медом намазано? - ворчала она.
-Да просто посидели, выпили, - говорил я, с тоской разглядывая осиротевший бумажник.
-И девки, небось, были? - не унималась она.
-Какие девки?! О чем ты, Машуля?!
Хотя, девки были, но редко…
Все-таки у Шумы я предпочитал именно напиваться. Напиваться до беспамятства, весело и страшно, чтобы с утра, как школьник, клянчить у прохожих мелочь на метро и сожалеть о потерянном в походе за бухлом сотовом телефоне.

***

-Вчера худо было так, хоть на стену лезь, - пожаловался Шума, - только проснулся и сразу в лабаз. За пивом. А время часов семь, наверное, восемь утра. И вот я иду я такой, еще со вчерашнего нарядный, а навстречу мне баба. Здоровая такая тетка. Не Крачковская, но на Мордюкову потянет. А на спине у этой бабы горб. И что самое интересное, он как будто шевелится. Пульсирует прям. Я сначала перетрухался, а как сравнялись, гляжу, а это ни гроб нихрена, а карлик. Пьяный в лоскуты карлик, которого она на себе волочет. Карлик матом ее кроет, как шалаву последнюю, орет: «Куда ты меня тащишь, сука?!» и лупит бабу по бокам своими культяпками.
-Пьяный карлик – позор для шапито, - заключил я.
Шума разлил водку по рюмкам.
-А, я, Вань, о другом думаю. Вот все говорят о взаимоотношении полов. Мужчины с Венеры, женщины с Марса…
-С точностью наоборот.
Шума выпил водку и закусил огурчиком.
-Что?
-Мужчины с Марса, женщины с Венеры, - уточнил я.
-Не умничай. Ты лучше скажи, где эти животные могли познакомиться?
-Наверное, по интернету.
Шума поскреб волосатый локоть.
-Хм, тогда это все объясняет. Две недели назад я тоже с одной бабой на свидание ходил. Мы с ней по интернету познакомились. Не спрашивай даже на каком сайте. Я ей месяц про Довлатова с Ерофеевым рассказывал, о смысле жизни, о высоких материях и вот решили встретиться. Ну, посидели, выпили, я ей шаров каких-то дурацких купил. А она знаешь, что мне говорит? Ты, говорит, какой-то не интеллигентный. Прикинь, я не интеллигентный?! Я ей целый месяц, можно сказать, глаза на мир литературы открывал, я это животное к великому приобщал, а она: «неинтеллигентный»… Да что она знает?! Откуда? Она Шефнера от Шифрина отличить не может, а еще выкаблучивается.
Шума закурил и продолжил:
-Или вот еще… Как-то с приятелем бабу сняли. И не то, чтобы сняли, а познакомились. Дождь был на улице, а у нас три бутылки перцовки. Так и познакомились. Под козырьком. В гости позвали потом. А она, понимаешь, метр с кепкой, худющая, а как пить начали тут то, и открылось ее дьявольская сущность. Мы в хлам убрались, а ей хоть бы хны. Говорит: «Какие-то мужики в последнее время хиленькие попадаются, в койке – «ноль» и водку пить не умеют». Пришлось выгнать за несоблюдение субординации.
-Выгнать? Под дождь?
-Когда дождь идет - это Бог плачет по людской глупости. Да и вообще она сама виновата.
Шума снова потянулся за бутылкой.
-А ты что водку греешь?
-Прости, заслушался, - я опрокинул рюмку и так же запил чаем.

***

-Я в последнее время иерархией аниматоров интересуюсь, – важно сказал Шума.
Шума был непревзойденным мастером речевого гона, но такого искушенного слушателя как я это частенько утомляло. Поэтому я решил проигнорировать эту воистину полезную информацию.
-Иерархией аниматоров, - все же повторил он.
-В конце концов, от меня не убудет, - подумал я и изобразил заинтересованность. - Аниматоры – это те, кто мультики рисуют?
-Сам ты мультик, это люди, которые работают ростовыми куклами, - довольным тоном пояснил Шума.
-Кем?
-Ну, ходят в костюмах Микки-Маусов всяких, Шреков, блядь!
-Понятно, и что у них там с иерархией?
Шума отставил в сторону рюмку, и «шарманка», скрипнув несмазанными механизмами, заработала:
-Понимаешь, мне интересно, есть ли разница между теми, кто, предположим, ходят в костюме помидора и теми, кто одевается лисенком?
-Лисенок и помидор - это принципиально?
-Нет, конечно, я говорю об этом как о примере... То есть, существуют ли различия между теми, кто играет одушевленный и неодушевленный предмет?
Я задумался.
-Наверное, есть. Думаю помидором быть менее почетно, но и лисенок это не высшая ступень эволюции.
-Значит, ты поддерживаешь мою теорию, что аниматор проходит своеобразную стадию эволюции?
-Как это?
-Ну, чтобы достичь уровня тигренка, аниматор должен сначала пройти стадию «помидора».
-Поддерживаю, - согласился я.
-Значит, исходя из этой теории, наивысшей степенью оценки профессионализма аниматора является роль человека, то есть клоуна, - заключил Шума.
-Кстати, а ты в курсе, что в России всего два клоуна Макдональда? – вставил я.
-Как два?
-Ну, там по должности рост соответствующий должен наличествовать, от двух метров и выше. Вот двух только и нашли, так и колесят по России, создают иллюзию численности.
-Бедолаги, - вздохнул Шума.
-Ни хера себе бедолаги! - взорвался я. - У них, наверное, недельная зарплата как моя месячная будет!
-Зарплата, - грустно повторил Шума. - А ты не задумывался, как, наверное, им трудно, клоунам этим на жизнь унижением зарабатывать?

* * *

Вторую бутылку мы решили распить в парке, тем более что теплая весенняя погода как раз располагала к небольшому пикничку на свежем воздухе.
На закуску взяли четыре ядовито-зеленых голландских яблока, которые Шума порезал перочинным ножом. Расположились на лавочке.
Шумилов разлил водку и, зевнув, проронил:
-Вань, а возьми меня к себе на работу.
Я сплюнул в ладонь коричневое яблочное семечко.
-Старик, ты меня сегодня прям удивляешь.
-А что? По клавишам молотить я умею, эти твои писульки сочинять про детские праздники и награждения в Совете ветеранов сочинять тоже большого ума не надо…
-А вот за это отдельное спасибо.
-Всегда «пожалуйста». Возьми, а?
Я захрустел яблоком.
-Зачем тебе?
-Хочу руку держать на пульсе планеты!
-Издеваешься?
-Даже и не думал. Ты же пишешь эти свои статейки, значит, их кто-то читает, значит это кому-то нужно.
Чтобы собраться с мыслями и на какое-то время заткнуть Шуму я предложил выпить. Но даже после возлияния, Шумилов не унялся:
-Поговори с редактором. Скажи, мальчик есть способный, пишет, как Белинский. Возьми, а?
-А мальчик – это ты?
Шума гордо выпятил грудь.
-Мальчик – это я.
-Шума, дорогой, что на тебя нашло?
Она вскочил со скамейки.
-Да ничего ты не понимаешь! Я может быть, полезным быть хочу! Может во мне сознательность проснулась?!
-А ты уверен, что это не маразм?
-Для маразма рановато, а вот для сознательности самое время.
Я опешил. Он что серьезно?
-Шума, ну о какой полезности ты говоришь? О какой сознательности? Ты же и так вроде того… вполне самодостаточный и это… гармоничный.
Шумилов опустил руки. Былая спесь прошла, словно ее и не было.
Он достал из кармана сигарету и чмокнул слюнявыми губами:
-Твоя правда – я гармоничный.
Хм, а ведь он в некотором роде прав…
.
***

Мы шли, поочередно пиная пустую консервную банку. Шума пасовал уверенно, я же частенько мазал. В конце концов, Шумилов завладел жестянкой, и погнал ее по асфальту, громко комментируя:
-Артем Енин отдает точный пас. Асхат Кадыркулов с мячом. Асхат Кадыркулов отдает пас Сергею Семаку. Семак пасует. Олег Шишкин с мячом. Олег Шишкин бьет по воротам…
Банка ударилась о крыло красных «Жигулей» и отрикошетила в бордюр.
-ГОЛ!!!
Шума вознес руки к небесам и потряс в воздухе кулаками.
-Видел? Нет, ты видел, как я их?!
Я сдержано похлопал в ладоши.
-Звучит финальный свисток! Поздравляем всех с победой! – возрадовался Шумилов.
Мимо прошли две мамаши с колясками. Шума отвесил им сочный реверанс.
-Детишки, детишки, детишки в коротеньких штанишках, - пробубнил себе под нос он и тут же переключился. – Смотри, какие красавцы!
Под «красавцами» Шумилов подразумевал мирно пасущихся у парковой скамейки старичков. Их было четверо.
На самой скамье горделиво восседал пухлозадый баянист в темных очках, чьи пальцы с тараканьей прытью бегали по кнопкам инструмента. Под фальшиво звучащий аккомпанемент вальсировала феноменальная пара: долговязый дедушка с медалями, внешне похожий на сатирика Задорнова и импозантная бабулька с бюстом такого размера, что глазам становилось больно. Недалече стоял бритый наголо старичок в старомодном макинтоше. Он буквально пожирал глазами танцоров, отбивая так ногой.
-Они здесь каждые выходные собираются. Вроде клуба по интересам. Шашки, шахматы, гармошка, - объяснил я.
-Пошли, познакомимся! – предложил Шума.
-Зачем?
-Хочу взять несколько уроков польки.
-Это вальс.
-Какая разница?

***

Шума быстро нашел общий язык с нашими новыми знакомыми. С Баянистом поговорил о футболе, поддержал Сатирика в споре о роли маршала Рокоссовского в победе над фашистской Германией, Бабульке сделал комплимент, а с Макинтошем выпил водки, грамм триста которой у нас оставалось.
Когда водка закончилась, перешли на коньяк, купленный в местном лабазе. Старичков быстро сморило.
-А вам известно, что музыка обладает огромным терапевтическим потенциалом? - вдохновленный коньяком рассказывал Баянист. – Вот, например, элегии, ноктюрны и колыбельные помогают при легких формах депрессии и даже психозах. Марши благотворно действует на интенсивность обменных процессов, дыхательную и сердечнососудистую системы. Частушки и авторская песня повышают тонус головного мозга.
-Неужели? – неподдельно удивился Шума.
-Да, да, да. Каждый музыкальный инструмент, как лекарство, благотворно влияющее на тот или иной орган. Вот барабан – восстанавливает ритм сердца. Балалайка – лечит органы пищеварения. Труба – против радикулита. Контрабас, виолончель, гитара – воздействуют на тонкую кишку, лечат почки. А саксофон… - Баянист покраснел и, притянув к себе Шумилова за воротник, прошептал, - а саксофон активизирует сексуальную энергию.
Их интеллигентный разговор был прерван противным хрюканьем, раздавшимся из-за спины Макинтоша:
-Слышь, энергетик, ты, во сколько дома должен быть? У тебя же режим, тебе лекарства принимать нужно!
Слова принадлежали особи женского пола лет тридцати. Девушка выглядела в высшей степени импозантно. Длинные черное платье с разрезом на бедре, черные же лакированные сапожки и глянцевая черная куртка (тоже черная). Ее рыхлое некрасивое лицо было густо напомажено и тщательно напудрено.
-Вставай, давай! – снова обратилась она к Баянисту и взяла его за рукав.
-Аня. Доча. Анюта. Рыбка, ну можно я еще посижу? Можно, можно, а? – взмолился Баянист.
-Нет. У тебя режим. И лекарство…
Старичок похлопал по карманам.
-Вот! Вот! У меня с собой. Я взял с собой.
Он достал из внутреннего кармана пальто «матрас» с таблетками.
-Видишь? Видишь?
Баянист выдавил одну пилюлю, проглотил ее, запил коньяком и даже показал язык.
-Так ты еще пьешь?! Тебе же нельзя!
-Три грамма. Три грамма. Всего-то! Для расширения сосудов очень полезно.
Не знаю, чем бы закончилась эта сцена, если бы в разговор не встрял Шума. Он нежно обнял девушку за талию и протянул ей пластиковый стаканчик с коньяком.
-Ну, если речь зашла о расширении… - Шума подмигнул мне и чокнулся с Анютой.
Она жеманно потрогала двумя пальцами дешевую сережку с красным ромбом из искусственного стекла.
-Если только чуть-чуть…
-За здоровье! - объявил Шумилов.

***

-Анюту муж бросил недавно, и теперь она со старым, как с писаной торбой носится. Врагу такой заботы не пожелаешь, - пояснила Бабулька.
-Это называется сублимация, - бесцеремонно влез в разговор Макинтош.
-Субли… что? – растерялся я.
Макинтош согнул руку в локте и сжал кулак.
-Дрына ей не хватает. Дрын ей нужен, вот что!
Снова заиграла гармошка. Это послужило сигналом к тому, чтобы из болота Шуминого обаяния выплыли Сатирик и уже натрескавшаяся Анюта.
-Разрешите пригласить вас на танец? - обратился к Бабульке Сатирик и поцеловал ей руку.
-Вольдемар, вам невозможно отказать, - ответила она и с готовностью составила ему пару.
Ко мне подошла Анюта.
-А, ты почему не танцуешь?
Я просканировал территорию. Лишившись источников питания, Шума скоропостижно впал в кому и теперь лежал, свернувшись калачиком на травке под могучим тополем.
Что ж принимаю огонь на себя…
-Пляски не мой конек.
-Просто у тебя были плохие учителя, - объяснила Анюта и взяла меня за руку.
Я не врал, танцор из меня был неважный. Я то и дело наступал своей партнерше на ноги и без конца извинялся.
-Следи за тактом: раз, два три; раз, два, три, - учила меня Анюта. – О, да ты делаешь успехи!
-Это… я способный.
-Способный говоришь?
Она положила ладонь на мою ширинку.
-Тут место есть одно. Заброшенная лодочная станция. Нас никто не увидит, - прошептала Анюта мне на ухо.
-Звучит заманчиво.
После этих слов наши губы слились в долгом слюнявом поцелуе.

***

Была весна. Солнышко распространяло запах полезных витаминов, играл вальс, а через три дня на работе обещали аванс.
Шума по-прежнему прибывал в роли заготовки к Буратино. Сатирик с Бабулькой покончили с вальсом, и перешли на аргентинское танго. Макинтош звонко щелкал пальцами и негромко напевал «Зачем тебя я, милый мой, узнала». Даже баян прежде звучавший, как расстроенная шарманка, вдруг заиграл, так, словно Страдивари пролил на него один из своих чудодейственных лаков. Аккомпаниатор снял свои черные очки и резво прошелся артритными пальцами по черно-белым кнопкам. Лицо Баяниста светилось от счастья. Он подмигнул мне и выставил вперед кулак с оттопыренным большим пальцем.
Я улыбнулся Баянисту и принялся мять шершавую, как ананас задницу Анюты.

Четвертая

АВСТРАЛИЯ

Приходили ли вы на работу в состоянии глубокого опьянения, такого, что чувство безнаказанности настолько сильно овладевает вами, что вы усугубляете ваше и без того шаткое (в прямом смысле этого слова) положение одной, а то и двумя бутылочками светлого пива? Крались ли, вы, по коридору скрестив пальцы, молились ли высшим силам, чтобы они уберегли вас от встречи с начальством? Ловили ли себя на том, что стараетесь не дышать даже в телефонную трубку?
Знакомо?
Тогда не буду углубляться в подробности, а перейду ближе к телу... К моему телу. К телу, которое вопреки здравому смыслу вышло на работу. К телу, которое испугалось ментов в метро, которое без конца проверяло на месте ли паспорт и бумажник. К телу, которое тошнило, как новичка-юнгу, впервые испытавшего все «прелести» морской болезни. К телу, источавшему перегар и исходившему ядовитым потом, который если верить словам одного моего интервьюера – врача-нарколога «может стать причиной интоксикации, так как содержащиеся в нем вредные вещества имеют свойство затягиваться обратно в организм, вследствие чего и наступает самоотравление».
А как вчера было хорошо, как было радостно! Как было… А да пусть горит все оно огнем! Будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы ни секунды не изменил в дне вчерашнем.
Да и чего менять-то? Все было идеально. Хорошая компания (практикантки со второго курса журфака), пляски на столах, хоровое пение, задушевные разговоры и сальные шуточки. К тому же, в самый разгар пьянки, к нам присоединился незнакомый бизнесмен с Урала и дико проставился коньяком. Сначала Бизнесмен клеился к барышням, но узнав, что я работаю журналистом, бросил свои натужные попытки и переключился на меня. Бизнесмен похвастался, что его рассказ недавно был опубликован в местной газете. В доказательство он достал из бумажника вчетверо сложенную вырезку из газеты. Дешевая, уже успевшая пожелтеть бумага обветшала и готова была рассыпаться прямо в руках. Слог рассказа был сух и явно нуждался в редакторской правке.
«Алексей Скворин не смог поступить в пограничное училище имени Моссовета в Москве и вынужден ехать домой. Однако ему посоветовали попробовать обратиться к начальнику Кремлевского училища, потому что там, якобы, недобор. На дворе 92-й год, начался развал армии. Служить в рядах ВС. РФ желающих все меньше. Учиться на офицеров тоже», - прочитал я врезку и вернул бумажку Бизнесмену.
-Ну, как? – поинтересовался он. – В смысле я хочу услышать авторитетное мнение, а то своим газетчикам я тупо бабок отстегнул… Они что хочешь напечатают, лишь бы капуста хрустела. Ну, как?
-Жизненно, - оценил я.
-Спасибо, братан.
Бизнесмен обслюнявил мою щеку и убрал свой драгоценный пергамент.
-Теперь думаю сосредоточиться на крупной прозе, - поделился Бизнесмен.
-Роман пишете? – поинтересовался я.
-Три. Точнее один уже написал. Два пока в разработке.
-За это надо выпить.
-Просто необходимо!
Бизнесмен заказал еще коньяка и в итоге оплатил финальный счет.

***

Читал про похмелье и про то, как с ним бороться. Давным-давно читал. Ничего полезного не вынес, кстати. А все полезное вынес только из личного опыта. Ну на тему того что быстрее всего восстановишься, как душой, так и телом, если ляжешь под капельницу и тебе вкапают двести грамм глюкозы. Можно даже без гемодеза. Хотя с гемодезом лучше, конечно - почки оздоравливаются, печень… Но и без него можно, просто глюкозу.
А вот один мой знакомый, прежде водивший крепкую дружбу со стаканом, как-то неожиданно подвязал, аргументировав это ежедневно усиливающимся страхом перед похмельем.
-Понимаешь, я выпить люблю, даже очень, но на утро так противно и гадко, в зеркало на себя стыдно смотреть. Раньше все как-то попроще было, а сейчас лежу, как бревно по два-три дня, в потолок таращусь, а там тени ползают чудищ разных. А однажды лошадь померещилась. Стоит в дверях и на меня смотрит. А мне в туалет нужно. Я ее гнал, гнал… в общем пришлось, ну понимаешь…
А вот я к похмелью отношусь философски, то есть принимаю его как неминуемую расплату. И даже порой похмеляться люблю больше, чем выпить…

***

Я уже занес ногу на порог нашего кабинета, как лицом к лицу столкнулся с главным редактором - розовощеким здоровяком Шпилькиным, который как обычно был словоохотлив и излучал противно-приторный оптимизм.
-Знаешь, Вань, думаю на рыбалку на выходных махнуть, - сообщил он мне. – Не составишь компанию?
Я ответил отказом.
-А что так?
-Не люблю рыбу.
-А это ты зря. В рыбе много фосфора, для мозга полезно.
Я выдохнул через нос, собрался и так же равнодушно ответил:
-Нет, Михалыч, не могу, дела у меня.
-Как знаешь.
Шпилькин обескуражено ретировался.

***

Когда я зашел в кабинет, то сразу понял, что Семен прибывает в похожем состоянии.
Я это определил по еще не сошедшим с его щек багровым пятнам.
-Болеешь? - игриво спросил я.
Семен поежился.
-Вчера годовщина нашего театра была. Отмечали вот…
-Что пили?
-Все.
Семен выдохнул и опустил голову на стол.
-И не лень вам? - вмешалась Светка.
-Что? - спросил я.
-Что-что? Бухать. Вот что!
-Ну, как тебе сказать… Порой душа требует, расслабиться хочется.
-Но ведь меру надо знать! Сто граммов, ну двести, но зачем нажираться?! Что у вас у мужиков за привычка такая, остановиться не можете, да? Силы воли не хватает?
Услышав это, Семен приподнял голову и хамелеоном выпучил глаза.
Сама того не понимая, Светка перевела наш диалог из разряда ничем не примечательного обмена любезностями в тяжелую весовую категорию, затрагивающую знаменитую мужскую солидарность.
-Понимаешь, Светик, - я сделал серьезное лицо, - какой смысл пить и оставаться трезвым?
-Как какой? - удивилась она. - Чтобы утром себя человеком чувствовать. Да и девушкам пьяницы не очень-то нравятся. У тебя ведь есть подруга?
-Была.
-И, как она к этому относилась?
-Нормально, я же не каждый день так... Не всего же себя на амбразуру семейной жизни бросать, надо и с ребятами пообщаться, она это отлично понимала, потому что умная была.
Светка аж заскрипела зубами.
-Так, не поняла, а я значит, глупая?
Осознав, что немного перегнул палку, я попытался сгладить углы:
-Ты не глупая, ты бабавитая.
-Какая?
-Женственная.
Удовлетворенная таким ответом она ослабила хватку и продолжила уже спокойным тоном:
-А как же секс?
-Что секс?
-Когда мужик много выпьет, у него может это случиться…
-Что?
-Ну, это… - она даже закрыла глаза, чтобы подобрать нужное слово. – Фиаско! Да, может случиться фиаско.
-Везде есть свои минусы.
-Что-то у вас их слишком много этих минусов…
-Если уж мы заговорили о математике, то минус на минус дает плюс, так что если разобраться плюсов больше.
Видя, то, что я беру вверх, Семен подтвердил:
-Да! Именно! Больше!
-Пить сейчас не модно, - фыркнула Светка.
-А что модно?! Глину месть?! - сорвался Семен, наглядно продемонстрировав, что он на самом деле имел в виду.
-Какие вы трудные, - вздохнула Светка и сосредоточилась на «Одноклассниках».

***

Похмелялись традиционно в обед у магазина. Я пил «Мельник» (толстозадая пигалица, так и не обнаружила в закромах «Арсенальное»), Семен предпочел «Золотую бочку».
Семен, холост. Живет с эмоционально-неуравновешенной мамой, где-то в Лефортово. Его отношения с матерью, можно сказать, фундамент наших диалогов.
-Вот вчера пришел… ну, выпивший был, а она меня по лицу. Прикинь, прямо с порога и залепила, без разговоров. И чем? Селедкой! – пожаловался Семен.
-А тебя случаем не Ванькой Жуковым кличут? – хихикнул я.
Семен горько усмехнулся.
-Ввиду сложившихся обстоятельств я скорее Шнырек.
-Кто такой Шнырек?
-Отец Сниффа.
Я поставил бутылку на асфальт и отстранился от Семена.
-Так, а Снифф тогда кто?
-Сниффа – это такой персонаж из сказок про Муми-тролля! А Шнырек его отец!
-Так бы сразу и сказал, а то я уже подумал, что ты в секту вступил. Ну, ты понимаешь: Шнырек родил Сниффа, Снифф родил…
-Очень смешно.
-Не дуйся. И чем же знаменит этот твой Снифф?
-Шнырек, - поправил меня Семен. – У Шнырька родители погибли во время генеральной уборки.
Объясняю. Год назад Семенова маман затеяла косметический ремонт, незаметно переросший в стихийное бедствие. С тех пор их квартира стала напоминать запущенное складское помещение провинциального ДК, где пыльные мешки с цементом прекрасно уживаются с роялем, а вечно пьяные работяги метят территорию стеклотарой и банками из-под дешевых консервов.
-Третий день унитаз поставить не могут, работнички, - возмутился Семен. – Я в последний раз с бригадиром разговаривал, он все «завтра, завтра». И где это «завтра»? Три дня прошло!
-Ремонт - дело такое…- вывел я.
-Какое?
-Обстоятельное, тем более что мать для тебя старается.
-«Для тебя старается»! - огрызнулся Семен. - Точнее, не для меня нисколько. Все себе! Все для себя! У нее это после смерти отца началось, всю ветошь домой тащит, мусор разный, хлам. Приемник недавно ламповый на помойке нашла, говорит: «Отремонтируй мне его, Сеня, радио «Маяк» буду слушать». Представляешь? А еще все запасы какие-то делает. Мешок макарон туда, мешок муки сюда. С балкона в комнату, с комнаты на балкон. А муке этой и макаронам уже сто лет в обед. Как-то я муке червей нашел, говорю: «Надо выкинуть». Она сразу в слезы. Так мне пришлось всю ночь сидеть эту гадость просеивать.
-Не завидую.
-А недавно снова канитель завела: «Доживу ли я до того момента, когда внуков нянчить буду?». Гениально! У нее, что ни год, то новая идея «фикс»: то кроликов выращивает, то уринотерапией увлекается.
-Или ремонтом…
-Твой сарказм здесь неуместен.
-Извини.
-«Внуков нянчить», - постарался спародировать голос родительницы Семен. - Она раз увидела из окна, как я с соседкой разговариваю, так такой хай поняла. Говорит: «Все, Сеня, не любишь ты меня больше. Мать родную на блядюгу променял». Она что думает, я осчастливлю ее, не вступая в брак или хотя бы в какие-нибудь отношения с противоположным полом?
Я глотнул пива.
-А ты на Светке женись. Она баба боевая, вмиг твою мамашу на место поставит.
-Рад бы, да не зовет.
-А, ты еще раз попробуй ей предложение сделать. В следующем году, например.
Семен расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и вдохновенно изрек:
-Светлана – это мечта. Я бы к ее ногам весь мир бросил, но… не-за-вет.
-А помнишь, ты с девушкой встречался. С курносой. Она еще в шляпки любила наряжаться?
-Катюша, - не выходя из образа, прошептал Семен и тут же спикировал с небес на землю. - То-то и оно, что «встречался». Я Катюшу однажды привел домой, пока мама у сестры была, так какой-то шальной кролик из клетки выбрался и ее блузку сожрал. И на юбку нагадил еще, скотина.
-У тебя там прям Австралия какая-то!
-Ага, - вздохнул Семен, - я бы в Австралию смылся. Идеальное место для человека без корней…

***

На работе Семен с головой погрузился в интернет, рассеянно щелкал по клавишам и загадочно улыбался.
Я осторожно заглянул в экран его компьютера.
В поисковике намертво сидело девятибуквенное: «АВСТРАЛИЯ».

Пятая

НЕУДАЧНОЕ ПРИЗЕМЛЕНИЕ

-Похмеляться надо в одиночку, иначе процесс может перерасти в очередную пьянку, - этот урок дал мне наш главный редактор Шпилькин.
Вообще, если говорить о Шпилькине, следует отметить, что встарь он пил по-черному. Насколько я знаю, именно о скалы пьянства разбилась лодка его семейного счастья.
Точнее флот…
Шпилькину 52 года. Женат он был, по неофициальным данным, раз пять, имея в своем послужном списке четверых детей.
Свои запои Шпилькин по аналогии с ураганами называл женскими именами…
В моей памяти до сих пор остался «Людмила». Во время указанного запоя редактор неделю не появлялся на работе, а когда вышел, под его глазом сиял свежий фингал. Ближе к обеду в кабинете Шпилькина раздался протяжный вой.
В редакции повисла томящая тишина.
-Как зверь какой-то… - тихо сказала Светка.
Выть Шпилькин прекратил ровно через два дня.

***

Как-то во время очередной подшивки Шпилькин сделал широкий жест и проспонсировал убойный сабантуй в кабаке, посвященный Дню Журналиста. Были приглашены все сотрудники газеты, включая водителя.
-Мне так нравится, как люди пьют алкоголь, но сейчас я не могу себе этого позволить, - объяснил свою щедрость редактор, - так что это вы мне одолжение делаете, а не я вам.
Шпилькин даже отказался от кваса и пил исключительно чай. Пил мелкими глоточками, иногда откусывая кусочек от ванильного сухарика, и тоскливо вздыхал.
-Михалыч, что задумался? - спросил его Семен, бросая щепоть соли в пивную кружку.
-Да вот у меня банка джин-тоника в кабинете лежит, думаю, дождется ли? Как там у джин-тоника со сроком годности?
-Не в курсе.
Шпилькин мечтательно цокнул языком.
-Джин-тоник люблю, чтоб без газа был. Откроешь баночку, пусть отстоится, а уж потом пей…
На какой-то момент мне показалось, что этот пышущий здоровьем розовощекий человек в одно лишь мгновенье постарел на пять, а то и десять лет...
Шпилькин не пьет уже полтора года, но вот последние наши посиделки запомнились мне надолго.
А, дело было так…
По дороге на работу, я заскочил в магазин, купить сигарет, как вдруг завибрировал мой мобильник.
-Вань, - голос редактора показался мне утомленным. - Ты когда в редакции объявишься?
-Минут через десять, а что?
-Слушай, пивка купи.
Я смутился.
-Михалыч, так 10 часов же…
-Тебе религия не позволяет?
-Да какая такая религия…
-Тогда не гони.
Скоро, звеня бутылками, я был в редакции.
-Принес? - уныло прохрипел Шпилькин.
Я довольно хлопнул ладошкой по пакету.
-Дверь закрой.
Я выставил на стол четыре запотевшие бутылки «Арсенального».
-Вчера, понимаешь, купил бутылочку джина, думал грамм 200 хватить за ужином. А потом увлекся и еще что-то пил… - Шпилькин вяло вскрыл бутылку зажигалкой.
-Бывает, - сказал я.
-С каждым годом все труднее, - вздохнул Шпилькин. – Раньше пиво на водку, портвейн… все как с гуся вода, а сейчас уже не тот стал.
-Завяжи, - посоветовал я.
-Легко сказать. Я в прошлом году зашился, потом, как Робинзон Крузо у календаря дежурил. Дни вычеркивал.
-Трагично. А я вот вчера коньяк пил и вино еще. И никаких последствий наутро.
-Вино на коньяк - это правильно, оба продукта производные из винограда, следовательно, к смешиванию не противопоказаны, - пояснил Шпилькин. - И кстати…
Он запустил руку под стол и достал оттуда полбутылки дорого французского коньяка.
-Остатки сладки.

***

-Слушай, а может, ну ее на хер?
-Что именно? – спросил я.
-Ну ее, работу. Сегодня вроде день такой… не напряжный. Может, в кабак, а?
-Хм, в принципе…
-Без принципов. Деньги у меня есть. Загудим.
-Нет, ну вообще не склонен был сегодня, у меня свидание…
Насчет свидания я, конечно же, врал, но настроения злоупотреблять дальше в компании Шпилькина не было вовсе.
-Пиздишь ведь? - заметил редактор.
-Пизжу, - признался я.

***

В кабаке мы заказали бутылку водки и закуски по минимуму. Перед возлиянием Шпилькин достал из кармана брюк пачку таблеток и, поглотив одну из них, резво запил водкой.
-Это что? - спросил я.
-От давления, - пояснил Шпилькин.
-А оно не вредно? Ну, сочетание…
-Ни в коем случае, спиртное даже усиливает эффект.
-Кто тебе сказал?
-Врач, лечащий. Терапевт.
-Что так и сказал, что лекарство желательно употреблять со спиртными напитками? - не поверил я.
-Да так прям и сказал!
-Странно.
-Что тут странного? Вот есть лечебная марихуана, которую врачи больным прописывают, а мой врач мне водку прописал!
-Все равно не верю.
Шпилькин надул щеки и укоризненно посмотрел на меня.
-Занудный ты стал, Ваня, в последнее время.
-Кризис среднего возраста, наверное.
-Ерунда, нет никакого кризиса и возраста тоже нет. На сколько себя чувствуешь – столько тебе и лет. А, ты кто по знаку зодиака?
-Водолей.
-Ну, тогда все понятно.
-Что?
-Все!
-Не верю я в вашу астрологию.
-Зря это ты так, все под Богом ходим.
-А причем здесь Бог и астрология?
-Как причем? В духовном мире все повязано одной веревочкой.
-Бесполезный у нас какой-то разговор получается, Михалыч, - отрезал я.
-Может, и так, - сказал редактор и тут же сменил тему. - А давай на стриптиз сходим, у меня друг детства в Останкино стрип-бар держит. Все на мази.
-Стриптиз-бар говоришь…
Это было предложение, от которого я просто не мог отказаться.

***

В стрип-баре было накурено, так что дым разъедал глаза.
Посетители – в основном кавказцы, на чьих синих от пробивающейся щетины лицах комично топорщились согнутые мачты носов. Дети гор вели себя шумно и все норовили ухватить за пикантные места пляшущих на сцене пухлотелых стриптизерш.
Владелец заведения встретил нас радушно и даже выделил отдельный кабинет.
Сославшись на дела, он выставил графин водки, тарелку с мясным ассорти и пару каких-то салатов.
-Уважают, - причмокнул губами Шпилькин. – Сейчас выпьем, а там посмотрим, что к чему.
-Базаришь, - поддержал я и немедленно начислил по сотке.
Шпилькин и так не страдавший словесным запором, сегодня был особо красноречив:
-Я тут пересматривал «Терминатора». Зарядил все четыре части в видак и до утра в ящик пялился, а потом долго думал. Вот смотри «Скайнет» захватил власть над миром, наводнил землю уродами механическими, а зачем? В чем был смысл? Они же роботы – у них никаких удовольствий в жизни...
-Древние говорил, что власть – это сильнейший наркотик, - сказал я.
-Древние? Наркотики? Какие такие в древности наркотики, ты, что белены объелся?
-Свойства мака, белладонны и той же белены были известны еще с каменного века, раскопки все доказали.
-Хм, не знал. Но речь сейчас о машинах, о бездушных роботах-убийцах. Им что на месте не сиделось, масла недоливали им или что? У авторов фильма, конечно, бурная фантазия, но предпосылок-то нет! Где логика?
И тут меня осенило.
-Михалыч, значит, ты не веришь в то, что в будущем машины будут нами управлять?
-Не верю, Вань.
-Говоришь, нет логики?
-Подтверждаю свои слова.
-А ты в своем институте изучал научный коммунизм?
-Конечно. Экзамен, между прочим, на «отлично» сдал.
-А, помнишь, что Ильич говорил? «Прейдет время, и каждая кухарка будет управлять государством». А когда он это сказал? Правильно в начале двадцатого века, а тут недалекое будущее, так, что согласно Ленинской теории в будущем, где Джон Коннор борется с обозревшими механизмами управлять государством должно как минимум ведро этой самой уборщицы. А если читать между строк, то…
-Машина, - понизил голос Шпилькин.

***

Вскоре Шпилькина пробило на диалоги о природе.
Исходя из моих наблюдений, большинство мужчин, страдающих «дачной болезнью», как правило, люди пьющие, что, кстати, я могу сказать и о собачниках.
Шпилькин страдал и тем и другим…
-Помню, раз в лес вышел, холодно. Иду сам не свой. Ну, после вчерашнего-то. Палкой в листве ковыряюсь, и тут смотрю, она. Одна, как перст – лисичка, шляпкой через мох пробивается. Я к ней потянулся, а когда срывал, мох ладонью приподнял, а из-под него аж пар идет, прикинь?
-Эротично, - согласился я.
-Этот год на лисички щедрый был, каждый день несколько корзин собирали. Крепкий гриб, не червивый, для мариновки идеальный. А вот супец из лисичек – так, неважный. Я тебе баночку на неделе принесу, оценишь.
-Неси.
-А сам по грибы не хочешь?
-Не хочу. Там в лесу сырость, комары, клещи энцефалитные.
Шпилькин прокашлялся.
-Ни хера ты в природе не понимаешь, Ваня. Ты ведь парень хозяйственный, дачку бы завел, а там природа, благодать.
-Хозяйственный, - я провел пальцем по запотевшей плоскости графина, - скажешь тоже. То, что я укроп на балконе выращиваю, еще ничего не значит.
-И животных ты не любишь, - как бы в упрек добавил Шпилькин.
-И их тоже.
-А вот и зря.
-Ничего не зря. Просто, какой смысл держать в квартире собаку или кошку? Какая от них польза?
-А от тебя польза есть?
-Конечно, я деньги зарабатываю.
-И от домашних животных тоже есть. Я вот тебе случай расскажу. Помню, лет пятнадцать назад был у меня запой «Зинаида Гиппиус» - такой же мрачный. Естественно на работу болт забил, пью – потом похмеляюсь, пью – похмеляюсь. Такой вот круговорот. Что в дверь долбят, телефон разрывается, телеграммы приходят с места работы (представь, они мне телеграммы присылали) на все положил. И тут очередной звонок. Я игнорирую, лежу – откисаю. А аппарат, падла, разрывается, аж, дребезжит. И тут ощущаю, что, кто-то мне веко так аккуратно задирает. Я глаза открыл, а это Собакин мой - когтем, прикинь?
-Сознательная скотина.
-Это точно умнейший пес был. А звонок, между прочим, от моей сестры был, у нее схватки преждевременные начались. Была на восьмом месяце. Если бы не Собакин, даже и не знаю, что бы было…
Я выбрал из тарелки с мясным ассорти кружечек салями и, повертев его в руках, положил обратно.
-Михалыч, может, на стриптиз посмотрим, а то сидим тут: «Скайнет», Собакин…
-А ты их видел этих стриптизерш?
-Видел. Страшные все как черти, - оценил я.
-Ну, тогда на ход ноги и валим по норам?
-Валим.

***

Шпилькину приспичило отлить как раз в тот самый момент, когда мы уже собирались ловить такси.
-Я скоро, - пробормотал он и пьяной походкой пошлепал в кусты.
«Скоро» произошло через минуты полторы, когда редактор, как ошпаренный, выскочил из кустов и, бросив: «Бежим, менты!», увлек меня за собой.
Крики, долетавшие витавшие в воздухе, говорили о том, что сотрудники правоохранительных органов попались на редкость ответственные и намеревались довести свое серое дело до конца.
Миновав пару закоулков, мы оказались у высокой ограды, увенчанной острыми пиками. Я виртуозно махнул через нее, упал на грязный асфальт и тут же вскочил на ноги. Шпилькин же в отличие от меня неуклюже повис на стальных штырях и … о Боже! (об этом я не могу вспоминать без содрогания) точно приземлился задницей на одну из пик. Раздался противный хруст, и его тело с выпяченными зенками бессмысленно повалилось наземь.
Я живо подхватил редактора и рванул в сторону трассы…
Первый же водила, которого я остановил, строго дал понять, что с «наркоманами и бандитами дела не имеет», и дал по газам. Шпилькин между тем исходил кровью, которая стекала из его штанин на асфальт, словно в кармане у него растаял рожок малинового мороженого.

***

-Шеф, до ближайшей больницы!
Водитель разлагающейся шохи открыл окно, и тут же застыл, как истукан.
Пока он разглядывал расхристанную фигуру Шпилькина, я, отворил дверь и вволок редактора в салон.
-В больницу, козел, если не хочешь, чтоб на тебе труп висел!
Всю дорогу водила хоронил молчание, изредка поглядывая в зеркало переднего вида.
Я отер ладонью лоб и посмотрел на Шпилькина. Тот лежал неподвижно. Судя по тому, как шевелятся его губы, я понял, что он матерится.
-Жить будет, - мелькнуло в голове.

***

В больницу к редактору я пришел через три дня.
-Принес? - спросил меня Шпилькин.
Я утвердительно кивнул и украдкой передал ему пакет с джин-тоником.
-«Гринлс»? - поинтересовался он.
-«Очаковский».
-Пойдет.
Я скособочился и присел на край больничной койки.
-Ну, как?
Шпилькин раздавил зубами мякоть яблока.
-Нормально, кормят сносно, рана зарастает уже. Врачи сказали еще на миллиметр вправо - и все… Повезло значит. Что в редакции нового?
-Да все по-прежнему, - уклончиво ответил я.
-Понятно.
Вдруг Шпилькин сгреб на середину лица свои кудлатые брови и поманил меня пальцем.
-Вань, я надеюсь, ты никому не рассказывал?
-Михалыч, за кого меня держишь?!
-Ладно, ладно, не обижайся. Это я так, для профилактики.
Тут в палату вошла медсестра и попросила посетителей покинуть помещение. Я попрощался с редактором и пошел к метро.
Перед тем как спустится в подземелье, решил освежиться бутылочкой «Арсенального».
Дама в ларьке была на редкость душевна.
-Вам открыть?
-Если можно…

Шестая

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ВИКА

Первый снег в этом году был таким же желанным, как обнаруженный наутро недопитый портвейн. Сенажные хлопья летали стаям и словно очумевшие от дихлофоса мухи прахом оседали на головы граждан.
Я плавно выходил из запоя, раздал доги и стал задумываться о своем моральном облике.
В курилке был на редкость общителен. Опоздания снизились к минимуму, а седьмой день завязки потянуло на лирику. Всю ночь писал какие-то зловонные стишки. Вот, например один из них:

Как много напитков вкусных
На прилавках стоит магазинов
А я иду, негой обласкан
По проспекту, дыша бензином
Я четвертый день не пью ничего
Кроме, разве что, крепкого чая
И на все предложения выпить вина
Решительно «нет» отвечаю… и тд.

Не Бодлер, конечно, но для начала, думаю неплохо…
На работе я даже попытался процитировать самые, на мой взгляд, удачные строки Светке, но тут меня окликнул Шпилькин.
-Вань, ты как к югу России относишься?
-Нормально…
-Вот и славно. Поедешь в Белгород. Командировочные возьмешь в бухгалтерии.
-Но…- попытался возразить я.
-Свободен, - отрезал Шпилькин.
Я почесал затылок.
Плакала моя завязка.

***

Поводом для поездки в Белый город стал юбилей одного престарелого скульптора-диссидента, отца русского авангарда и по совместительству большого друга префекта нашего округа. Усилиями авангардиста были выкованы несколько медных изваяний, то ли чертей, то ли троллей, которые теперь украшали районные парки Москвы.
Раньше о нем частенько писали в газетах из-за одного анекдотичного случая…
Во времена перестройки, когда абстракционисты и прочие «вражеские элементы» потихоньку стали перебираться из подвалов в собственные мастерские и получать членство в «Союзе художников России» этот самый скульптор победил в конкурсе на реализацию проекта памятника жертвам сталинизма. Широкий жест властей был оправдан - памятник жертвам репрессий воздвигнутый руками жертвы этих самых репрессий; символично, показательно, доходчиво и есть, чем ткнуть в недоверчивую харю Запада.
Скульптор получил солидную сумму на осуществление проекта и полную свободу действий. Монумент решили поставить в одной из окрестных деревень, где, как говорят, проходили массовые расстрелы врагов народа.
В день сдачи памятника челюсти отвисли даже у самых прогрессивных художников. На постаменте стоял огромный черный шар, отлитый из чугуна.
-Это памятник-предупреждение, - объяснил свою задумку скульптор, - черная, высохшая планета – это нас ждет, если мы не остановим распространение диктатуры.
Чиновники посовещались и решили оставить все как есть. Гласность так гласность. Но самое интересное произошло на открытии монумента. Скульптор, как раз давал импровизированную пресс-конференцию западным журналистам, как шар сорвался с места и колобком устремился в неизвестность. Местность в деревне была холмистой, и от катастрофы отделял один шаг… Но помог случай, под шар случайно попала мирно пасшаяся корова, прервав его смертельный вояж.
Ввиду того, что акция широко афишировалась на Западе, скульптора решили не наказывать и даже удостоили его государственной премии. Правда, возведение монументов ему больше не доверяли.

***

Интервью у скульптора я взял в первый же день. Он оказался неразговорчивым и подозрительным стариком. Остальные три дня я посвятил алкогольным возлияниям в компании местных «акул пера».
Особенно бурно мы отмечали мое отбытие в Москву…
Проводы как раз совпал с каким-то локальным праздником, так что водка и различные коньяки лились рекой. Тосты мелькали один за другим:
-За Москву!
-За Белгород!
-Приезжайте к нам еще!
-Уж лучше вы к нам!
-Красоты у нас закачаешься, хотя и у вас там…
-У меня дочка в Москве учится. Умница. Вот ее телефон.
-А свой номер не оставишь? Буду скоро в Москве, можно и это…
-Выпьем!
-Гип-гип! Ура!
-Ура!
-Ура!
-Ура!
А дальше ватные ноги, пружинистое брюхо дивана и малолетняя девица с пикантной родинкой на левой щеке, упавшая гирей на чашечку весов моего безмятежного сна.
Барышня увязалась за мной с первого дня приезда. Как представил мне ее один щелкопер: «Практикантка. Но очень талантливая». Она неустанно что-то фотографировала, делала пометки в огромном блокноте с бархатной обложкой и внимательно выслушивала все мои прогоны. Иногда барышня задавала вопросы, касающиеся профессиональной деятельности. Я отвечал сдержанно, чаще использую книжные фразы, при этом аккуратно вставлял в текст фамилии известных политиков и деятелей культуры, которых я называл то Сашей, то Вовой.

***

-Можешь делать со мной что хочешь.
Я повернулся к ней. Лет 16… Может 17, не больше. Волосы ломкие от частой окраски. Глуповатое выражение лица вкупе с миленькими подростковыми прыщиками – мечта среднестатистического педофила.
-А твой где?
-Кто?
-Парнишка… Ты с ним весь день по телефону трепалась.
-Димка что ли?
-Димка-Васька, откуда мне знать?
-Он в армии сейчас.
-Понятно. У тебя сигареты есть?
-Не-а сама спросить хотела спросить…- она стала неумело слюнявить мою шею.
-Слушай, у меня поезд завтра.
-Вот в поезде и выпишься, - она прикусил мочку моего уха. – А ты симпатичный.
-Как Димка?
-Нет, просто симпатичный, а Димку я люблю. Димка - хороший.
-Хороший, ага…
-Ты не подумай, я девушка порядочная, - она расстегнула мои брюки и стала энергично массировать опавший член.
-Слушай, я что-то не в настроении, - я одернул ее руку и повернулся на другой бок.
-Ну, как хочешь.
Я положил ладони под голову.
-Когда Димка из армии вернется, мы поженимся. Я ему обещала, что ждать буду. Димка – хороший.
-Вижу я, как ты ждешь…
Она не унималась.
-И ты тоже хороший.
-Ты что, с каждым «хорошим» в койку прыгаешь?
-Почему с каждым?
-Да так просто спросил. Обиделась, что ли?
-Не-а, я курить хочу.
-Спроси у ребят, там, на кухне, наверное, кто-то еще сидит.
-Лень вставать, только пригрелась.
Она прижалась ко мне своим мягким, пахнущим кислым девичьим потом, телом.
-А еще Димка мне на День Святого Валентина гвоздики подарил. Огромный букет.
-Спи, давай…
-Ты точно не хочешь?
-Не хочу. Спи.
Она на минуту замолчала, но только ненадолго…
-А в компьютерные игры играешь?
-Не играю.
-И никогда не играл?
-Неделю на 8-битной приставке в «Танчики» резался. Потом надоело.
-А что там надо делать было?
-Воевать! Ты, вообще, спишь когда-нибудь?
-Слушай, а в Москве девушки красивые?
-Да.
-А у нас все равно красивее.
-Очень даже может быть.
-Нет, ты скажи: ведь красивее?
-Скажу, отстанешь?
-Ага.
-Красивее. Довольна?
-А ты женат?
-Да, женат, трое детей!
-А жена красивая?
-Вот достала. Нет, она жирная, тупая уродина с бородавкой на носу.
-А почему же ты тогда на ней женился?
-Блядь, потому что я толстух люблю!
-А детей как зовут?
-Снифф, Шнырек и Муми-тролль!
-Странные имена…
-Шведские. У меня жена шведка.
-Ах, вот ты почему на ней женился. Потому что она иностранка! А шведы в Швеции или в Швейцарии? А ты ее любишь?
Я повернулся к ней.
-Какая тебе разница?
-А у тебя есть фотоаппарат? У меня «заркалка» - «Никон», папа на День рождения подарил. А что лучше «Кэнон» или «Никон»?
-Лучше «Зенит».
-Первый раз слышу? Кто выпускает?
-Швеция.
-А-а-а! Тебе, жена подарила?
-Ты можешь помолчать?
-А хочешь я тебе минет сделаю?
-Не хочу!
-Почему? Приятно же.
-Боюсь, что ты мне член откусишь.
-Хи-хи-хи, шутник. Не откушу, я нежно.
Я поймал мощный вертолет, и чтобы не так тошнило, открыл глаза. Нет, это был не сон и не ведение, она по-прежнему была рядом.
-А ты наркотики пробовал?
-Ну, пробовал, и что с того?
-Понравилось?
-Не понравилось.
-У тебя на подбородке ямочка.
-И?
-Просто - на подбородке ямочка.
-Вот достала! Я на кухню уйду!
-Не уходи. С тобой интересно. А, я тебе «Тату» нравится?
-Нет.
-Знаешь, а ведь они не лесбиянки на самом деле…
-Неужели?
-Правда-правда. Я в одной передаче видела.
-Слушай, уже два часа ночи, у меня поезд в семь, я спать хочу.
-А ты по городу гулял?
-Да.
-Понравилось?
-Безумно.
-А в торговом центре был?
-Нет.
-Почему?
-Что я там забыл?
-Зря. У нас торговый центр красивый. И парк тоже красивый, летом особенно. Ты летом приедешь? Если приедешь, то по парку можно погулять… А у тебя какие мелодии на мобильнике есть?
-Не знаю!
-Я вчера «Виа Гру» скачала, хочешь послушать?
-Не хочу.
-Знаешь, я…
-Слушай, я серьезно спать хочу. Отстань, а?
-Ладно.
Ее руки замком сомкнулись на моем торсе.
-Половина… Можешь меня поздравить, я уже как десять минут родилась.
-Ну, с днем рождения…
-Вика. Меня Вика зовут.
-С днем рождением, Вика.
Я взял ее пальчики и прижался к ним пьяными губами.
-Спи, давай…

Седьмая

ЗАКОЛДОВАННАЯ ДВЕРЬ

-Маш, ну это черт знает что!
-Подержи, - она передала мне бутылку вина и подошла к двери, ведущей на крышу.
Фанерная дверь послушно скрипнула, когда Машка надавила на ручку.
-А ты боялся, - усмехнулась она.
-Хм, а я думал, что чердаки по всей Москве уже давно запечатали.
-А это особенная дверь. Заколдованная.

***

Машка достала из кармана пальто «беломорину» и стала разминать гильзу папиросы.
-Ты что, анашу курить собралась? – спросил я.
Машка поместила папироску в уголок губ.
-У меня отец «Беломор» курил, с детства запах его люблю.
-А мой болгарские курил, с фильтром.
-«Стюардессу»?
-Не-а, но тоже что-то с самолетами связанное.
-Тогда «ТУ-134».
-Точно.
Машка затянулась.
-Отец всегда говорил, что лучший «Беломор» - моршанский, а питерский - говно. Как завозили, он сразу покупал ящик. «Беломор» тогда в ящиках продавались. В деревянных.
Я отхлебнул из ствола.
Вино было не виноградное. И точно не сливовое. От сливового меня мутит.
-А ты когда курить начала?
Машка жестом попросила у меня бутылку.
-Класса с шестого. А ты?
-Так же, наверное. Тогда еще в военном городке жили. Поругался с мамкой, из дома сбежал. Купил в ларьке две сигареты - «ЛМ» и «Морэ», ну, такие длинненькие. Тошнило, помню, долго.
-Надо было начинать не в затяг курить, а потом постепенно затягиваться, - посоветовала Машка.
-Ну, я не знал.
-Балда.
Машка пила вино маленькими глотками.
-Моча, - оценила она качество напитка.
-А мне нравится.
-Дай мне другую бутылку, мы вроде бы разное покупали.
Я пошарил в пакете и достал из него первую попавшуюся бутылку.
-«Медвежья кровь», - прочитал я на этикетке.
Машка вынула из кармана пальто связку ключей и внедрила один из них в сердцевину пробки.
-Каждому по бутылочке. Можно теперь чокнуться, - улыбнулась она.
Таких вот бутылок у нас было ровно семь штук.

***

-Прохладно, - сказал я, кутаясь в куртку.
-Балда, - ругнулась Машка. - Теплей надо одеваться, октябрь месяц как-никак.
-Да, не рассчитал. Вышел вроде солнышко светило.
-Балда вдвойне.
-Ну, бывает.
-Что-то это у тебя часто…
-О чем это ты?
-Я про «бывает». Или еще это - «забыл». Ну, если склероз развился, в блокнот записывай или узелки вяжи.
-Ты ругаться намерена?
-Нет. Сегодня день не для ругани. Позитива хочется.
Я присел на рулон рубероида.
Машка ходила по крыше, иногда устремляя свой взор в небо.
-Звезды сегодня какие-то не такие. Тусклые, - сказала она. – А вообще, хорошо здесь, на крыше. Свободой пахнет, детством.
-Гарью здесь воняет, а не свободой, - пробурчал я.
-Видно, детство у тебя было невеселое.
-Почему же? Нормальное детство. Обыкновенное.
Машка поставила бутылку.
-Вань, а ты когда малой был, дрался?
-Не-а.
-Что, никогда-никогда?
-Ну, пару раз было, да и то несерьезно.
-Значит, тебя попросту били?
-Бывало.
-За дело?
-Редко, часто необоснованно. Мамка говорила, что я просто магнит для неприятностей. С детства так повелось – все лужи мои, все открытые канализационные люки – тоже, ну и пиздюли… Ты, помнишь, три месяца назад я в коридоре упал на ровном месте и ногу потянул? Или когда в ванной лбом в трубу впечатался?
Она захохотала, так что вино полилось из ее рта.
-Еще бы! - еле сдерживая смех, сказала Машка. - У нас в гостях тогда мой братец был с невестой. Они на кухне сидели, как шум услышала, к тебе побежала. Помнишь, какие у них лица были, когда они нас забрызганных кровью увидели?
-Ага. Как они нас тогда обозвали?
-«Токийская полиция крови».
-Кстати, почему? До сих пор не въехал.
-Это фильм такой. Японский. Дешевый ужастик. Океаны искусственной крови, отрубленные конечности. Вобщем мясо.
Машка сделала глоток.
-Между прочим, они так и не поженились.
-Почему?
-Характерами не сошлись или типа того. Не знаю. Братец у меня не разговорчивый, знаешь ли.
Я подобрал кусочек гравия и метнул с крыши.
-А если в кого-нибудь попадешь? - спросила Машка.
-Не попаду.
-Ага, «не попаду», мне в третьем классе такой вот шутник камушком в глаз запустил. С тех пор один 100 %, а другой никак. Видит, конечно, но...
-Бедняжка.
-Не юродствуй.
-Я предельно искренен.
Нет, я и действительно хотел сказать нечто доброе-светлое, однако Машкин сарказм окончательно подавил во мне желание наполнять небо добротой.
-Мне вот вчера на работе мужик один предложение сделал, - сказала Машка.
-Да ну?
-Вот так.
-Хороший мужик?
Машка отряхнула пальто.
-Ну, ничего так - лет на десять старше меня. Зарплата высокая, сам умница, не то чтобы красавец, но так - симпатичный. Женатый, правда, но сказал, если я соглашусь, разведется.
После вина стало совсем тепло. Я лег на рубероид, подложив руки под голову, и посмотрел на черное небо.
-Так ты это… не теряйся, раз мужик хороший.
-Ну, я ему сказала, что, подумаю.
-Думай, думай.
Машка повернулась ко мне.
-Скучать не будешь?
-Буду, конечно, но, что поделать, мне твое счастье дороже.
-Балда.

***

Я все так же лежал на рубероиде, ощущая приятное головокружение. Бесформенная жижа ночного неба бурлила пугающей бесконечностью.
А звезды были действительно тусклыми, да…
-Ты на папашу моего покойного похож, - донесся до меня ее голос. - Не внешне, а так, вообще. Мать его безумно любила. Красиво ухаживал. А потом, как пить начал, у него приступы ревности начались. Он мать водопроводным шлангом бил. Когда мне два года было, они развелись. Папашка потом в деревню уехал и спился. В драке его убили, собутыльники.
Меня несколько обидело такое сравнение.
-Машуль, я, что бил тебя когда-нибудь?
-Нет. Но можешь.
Я задумался.
-Могу, наверное.
-То-то же.
Я потянулся за бутылкой.
-Слушай, а ты мог бы понравившегося тебе незнакомого человека поцеловать? Подойти просто и поцеловать? – продолжила Машка.
-«Человека» - в смысле мужчину?
-В твоем случае – женщину.
-А если она мне по морде съездит или по другим жизненно-важным органам?
-С условием, что не съездит.
-Не знаю. Скорее - нет. А ты смогла бы?
-Не знаю, не задумывалась над этим.
-Зачем тогда спрашивала?
-Интересно.
-Инте–инте-инте–рес, выходи на букву… - «С»! - в один голос закончили мы и рассмеялись.
Машка потянулась и выбила из пачки новую папиросу.
-А, знаешь, у меня собака была в детстве - болонка. Маленькая, лохматая - Джина. Когда она умерла, мама сказала: «Собака твоя, ты и хорони». Мама строгая у меня была. Мне тогда от силы лет 14 было. Я ее в простыню завернула и пошла на пустырь. А утро было, холодно. Почва промерзла вся, только к вечеру ее закопала. Домой пришла грязная заплаканная. И знаешь, что мать мне сказала? «Где,- говорит,- простыня?». А я только плачу, сказать ничего не могу. Так мать мне всыпала по первое число, а потом еще под домашний арест посадила. После этого у меня аллергия на животных появилась, врачи сказали - нервное.
Я подошел к Машке.
Она стояла неподвижно. Казалось, что она даже не дышала. Я положил руку ей на плечо, но Машка грубо скинула мою ладонь.
Она курила, и дым вырывался из ее ноздрей клочьями шерсти.

Восьмая

АРМИЯ ОДНОГО

Один умный человек сказал, что понос и радикулит существуют для того, чтобы опускать Богов с недосягаемых высот до скромных высот частной жизни человека. Согласно этому заявлению сегодня утром я должен был ощущать себя гребаным Зевсом, навернувшимся с горы Олимп.
В моем животе бушевала настоящая буря. За четырех ходки в редакционный гальюн я израсходовал весь запас туалетной бумаги, так, что пришлось пустить в ход красочный буклет «Дорогая моя столица…». Глянцевая бумага была жестковата, а подтираться «Боевым листком» я не стал из этических соображений.
Скоро я начал ловить на себе взгляды сотрудников редакции. В ход пошли смешки и анекдоты из серии «тебя бы так пронесло…». Я понял, что более не выдержу столь стремительной атаки…
В курилке Шпилькин оценил мое состояние, как «экологически-нестабильное» и без лишних разговоров предложил отлежаться дома.
-И не пей сегодня, хуже станет, - на прощание бросил он.
-Скажешь тоже, и в мыслях не было, - возмутился я
Проходя мимо магазина, я все-таки приобрел бутылку пива…
Скучно как-то без пива.

***

Только я вскрыл бутылку, как на моем горизонте возник фотограф Герман, работающий «на вольных хлебах». Из-за гладко выбритой головы Германа прозвали «Шар», да и фамилию имел подходящую - Шарков. Периодически Шар делал по заказу редакции кое-какую халтуру.
Шар говорил. И говорил много, но в отличие от Бени Крика нихера не смачно.
Шар оперативно метнулся за пивом и, вернувшись, принялся вещать:
-Снимал вчера одну тусовку на теплоходе. Благотворительный марафон или что-то вроде того. Детей из детдомов привезли. Клоуны всякие, циркачи были. Чиновников пригласили, знаменитостей второй свежести. Море выпивки и хавчика. Перепились все в итоге. Все как обычно. А один из гостей, между прочим, известный композитор, так нажрался, что одному клоуну в табло зарядил. Прикинь? Что-то там ему не понравилось, и он на клоуна и кинулся. Метелил его по-всякому, еле оттащили. А как успокоилось все, он бутылку водки в баре взял и всю дорогу в одну харю трескал. Оказалось, у него жена недавно ушла к клоуну. Я потом тебе солью компромат, только ты никому. Это так поржать…
На третьем глотке я понял, что поторопился насчет пива.
-Слушай, мне тут надо это… - замялся я. – Еще увидимся.
-Я сам после операции на геморрое тоже месяца два недержанием мучился. Дристал так, что мама не горюй, - подмигнул мне Шар, которого, судя по всему, просветил Шпилькин. - Так знаешь, как меня за это мужики прозвали? Бахчисарайский фонтан!
«На бис» он разродился шакальим смехом, и наши пути разошлись.
Я тут же ринулся на поиски ближайшего сортира.
Долго искать не пришлось…
Сунув потной тетке два червонца, я ввалился в кабинку и спустил штаны.
На одной из стен черным маркером было выведено: «364-57-31. Хочу секса. Снежана».
Ох, Снежана, Снежана, мне б твои заботы…

***

Дома было непривычно тихо и уныло. И может именно поэтому мне немедленно захотелось напиться.
Бывают в жизни ситуации, когда ваши желания не совпадают с возможностями, но сегодня было с точность наоборот. Не далее как на прошлой неделе на одном из фуршетов мне перепала бутылка армянского коньяка пол-литровой емкости, к которой прилагалась серебряная фляжка с гравировкой «130 лет чему-то там».
Фляжку у меня выклянчил Семен и тут же передарил ее Светке. А коньяк я, не смотря на уговоры, зажилил. Семен предлагал за бутылку литр водки, но я устоял. И прогадал…
На деле коньяк оказался польским самогоном с запахом давно не стиранного исподнего. Но когда это меня останавливало?
Главное удержать в себе первые сто грамм, а потом пойдет как по массу. Да и поляки, думаю, нечета нашим умельцам, не станут мешать метиловый спирт с тормозухой. Возможно, я даже не ослепну…
А этой ночью я жду гостей. Двоих. Они никогда не ходят поодиночке. Неразлучная парочка: слон и кошка. Слон будет яростно топтаться у меня в голове, а кошка метить темные закоулки моей ротовой полости. Утром они уйдут по-английски, и я останусь один на один с тем хаосом, который учинили незваные гости.
Хорошо, я предусмотрительно запасся кефиром…
Вот только, что это самый кефир против коронного средства от похмелья, которым потчевал меня в юности батя…

***

Мой батя утверждал, что ему известно по крайне мере 52 способа моментального выхода из запоя. Не знаю, врал ли он, говорил ли правду, но, ни что так хорошо не поправляло здоровье, как его фирменный рассол. Его батя готовил его по особому рецепту. Рассол был не огуречный, а из зеленых помидор, при этом сами томаты были не пригодны для употребления. Двух стаканов этого ядреного пойла хватало, чтобы вновь почувствовать себя человеком…
В отличие от подвижной и никогда не унывающей мамки, батя был закрытым и угрюмым человеком. Любил тишину и домашний уют. На гражданку он вышел в звании подполковника, но даже в мирной жизни сохранял свои командирские замашки. А так как командовать ему было не кем, батя строил и муштровал единственного оставшегося солдата, то есть меня.
-Чувствуешь же, что водка паленая, так зачем пил? – гундосил он, похмеляя меня наутро своим фирменным рассолом.
-За компанию.
-У тебя своей головы на плечах что ли нет? А если твои дружки-собутыльники с крыши прыгнут, ты с ними тоже…того, за компанию?
-Нет, конечно.
-Третий день, Ваня! Третий день пьяный домой приходишь, как это называется?
-Обстоятельства?
-Запой! Ты еще молодой, ты не понимаешь, для тебя все - развлекуха. А в старости тебе это аукнется.
Батя наполнил мой стакан рассолом.
-Понимаешь - запой дело тонкое, и выходить из него надо с умом, - доверительным тоном рассказывал он. – Ты уже взрослый, ты должен такие вещи знать. Во-первых, никакого пива. Пиво расслабляет. Думаешь, пропущу бутылочку, не беда. А за одной, как ты знаешь, и вторая и третья. Так что если уж совсем невмоготу, пей сухое. Но не больше двух бутылок в день.
-А коньяк? - спрашивал я.
-Можно, но если только грамм триста.
-Чему ты сына учишь? – возмущалась мать.
-Молчи, сами разберемся, - отвечал батя и снова обращался ко мне. - Ты поведение свое осознал?
-Осознал.
-Тогда свободен. И на будущее - не пей всякую дрянь.
Я кивал, как неваляшка, но через пару часов мешал портвейн с дешевой водкой. Один раз дело дошло до одеколона, который мы с сокурсником обнаружили в его тумбочке. Перед тем как выпить парфюм, мой приятель окунул в стакан с желтоватой жидкостью нагретый на зажигалке гвоздик.
-Чтоб не горчило, - пояснил он.

***

Как-то я завалился под утро домой в полуобморочном состоянии (два дня отмечали Старый новый год на даче моего приятеля Женьки), осторожно открыл дверь, разулся и хотел незамеченным улизнуть в свою комнату, но не тут-то было…
-Иван! – разнеслось по квартире громогласное эхо.
Я опустил голову и пошел на источник шума. На кухню.
Батя сидел за обеденным столом и пил пиво. На столе лежала газета «Труд». В океане убористого шрифта плавала потрошенная полтавка.
-Присаживайся, - он указал мне на стул.
Я сел.
-Ну и сколько это может продолжаться?
-Что именно?
-Пьянство твое беспробудное. Ты же уже взрослый мужик, тебе о жизни пора задумываться!
Чувствовалось, что эту речь он готовил с моего ухода, тщательно подбирал слова и расставлял акценты.
-Ты посмотри на своих сверстников? Посмотри. Учатся, но и работают. А ты?
-У меня с работой пока что не складывается…
-А с водкой у тебя складывается?
-Ты драматизируешь...
-Ты же должен был вчера вернуться! Вчера! Тут все на ушах стоят, мать у метро всю ночь дежурила, глаз не сомкнула. Я все морги обзвонил!
-Я уже взрослый…
-А позвонить, что нельзя было?
-Понимаешь, обстоятельства таковы…
-Какие к черту обстоятельства?! Ты, вот говоришь, что уже взрослый, а где эта твоя взрослость я не вижу. Спряталась? Взрослый, значит ответственный, а ты все «шаляй-валяй».
-Там на путях ремонт, электрички не ходят, можно сказать чудом уехал.
Батя выдрал из хребта полтавки мясистую его часть и принялся жевать.
-Вань, ты это мамке можешь рассказывать, не мне. Я ведь тоже когда-то холостым был, я знаю что это. И пьянки были, и девчонки всякие. Но всегда меру знал. Знал, когда остановиться!
-Я тоже знаю.
-Что знаешь? Как под окном со своими дружками бухать, чтоб потом весь дом твоей матери рассказывал, как ты на детской площадке блевал?
-Ну, перебрал, бывает.
-«Перебрал», «бывает»…
Он опустил глаза вниз, так словно обращался к таинственному суфлеру, затаившемуся под столом.
-Страшно мне за тебя, Ваня. Страшно, - собравшись с силами, продолжил он. - Я за тебя каждый день Богу молюсь. Молюсь, чтобы ты на путь истинный встал. Осознал.
Я покосился на его бутылку и проглотил слюну. Без сомнения, пиво было неотъемлемым атрибутом этого спектакля.
-Буду исправляться.
-Страшно мне за тебя, страшно.
Это был излюбленный прием бати: повторять ключевые фразы. Не НЛП конечно, но определенный драматический эффект в эти унылые речи он добавлял.
-Да чего уж там… - я встал с места и, набрав в стакан воды, осушил его залпом.
-Сушняк?
-В горле пересохло.
-В мозгах у тебя пересохло, - сымпровизировал батя.
-С каждым бывает.
Батя опять уронил взгляд под стол.
-Вот не думал я, что сын у меня будет пьяницей.
-Да, ладно, что ты преувеличиваешь.
-Нисколько. Ты помнишь себя на прошлой неделе? Помнишь, как в одежде уснул, или как соседка тебя в подъезде нашла, когда ты на лестнице спал? Страшно мне за тебя, страшно.
-Ну, какие мои годы?
-Какие? Я в твои годы уже один жил, с матерью твоей! Все сами, своими руками! После школы поступил сам, и все, никаких родителей. Потому что стыдно мне было на иждивении жить.
Тут батя лукавил. После школы родители спихнули его с глаз долой в военное училище, отдав на полное гособеспечение. В этом самом училище (кажется в Тюменском) главную скрипку играл родной дядя, так что все эти «сам», «своими руками» - всего лишь красивая сказка. А о своей службе в армии он не раз сожалел. На гражданке батя так и не нашел себя, примкнув к стаду пенсионеров.
-Вань, я понимаю, ты в некотором смысле сформированный человек, должен понимать. Я тебе приказать не могу, только посоветовать. Так что одумайся. Да и мать волнуется, сам понимаешь.
И снова батя хитрил. Волноваться мамке было некогда. Она, будучи единственной кормилицей в семье, несла на себе непосильную ношу добывания хлеба насущного - работала на две ставки бухгалтером. Пока мамка работала, батя был на хозяйстве. К слову, хозяйство он вел безупречно и гордо именовал себя «Хранителем очага».
Когда умерла мамка, батя сильно сдал. Похудел, осунулся и отрастил черную, лохматую бороду. Своим новым имиджем он напоминал Гришку Распутина со знаменитой фотографии, где старец сидит в окружении царицы и ее многочисленных отпрысков. Как и прежде батя был на хозяйстве, вот только со стряпней у него была полная засада. Суп он пересаливал, котлеты кремировал, а когда готовил свое фирменное блюдо - мамалыгу, у него получалась натуральная мазня. И я стал обедать в студенческой столовой…
Когда у бати обнаружили рак горла, было уже поздно. Он увял быстро, не отягощая ни меня, ни кого-либо из родни своим положением. Умер, как раз в Старый новый год.
Как сейчас помню, было 23.30, я поднял трубку телефона и попросил гостей не шуметь. Врач сообщил новость и добавил: «Извините».
Гудки…
-Кто звонил? - спросила Семен.
-Ошиблись номером.
Я пошел в туалет, опустил крышку унитаза, сел и заплакал.
Перед глазами всплывал его худощавая фигура с бородой-паклей. Батя словно удалялся от меня, плывя куда-то вдаль, и повторял сомнамбулическим шепотом:
-Страшно мне за тебя, страшно.

Девятая

ЖЕРТВА АБОРТА

Золотое правило «не гадь, там, где ешь», я не нарушал вплоть до прошлого года. Даже теперь я не нахожу оправдания своему поступку, хотя постыдным его не считаю.
Я переспал со Светкой…
С нашей Светкой из «Боевого листка». Переспал, зная о том, что Семен, мой верный оруженосец, таскает в бумажнике ее фотографию и тщательно отслеживает все ее сетевые романы. А ведь еще он предлагал Светке руку и сердце! Да! Как в этих мерзких советских фильмах: надел свой лучший пиджак, купил дорогущий букет и плюхнулся перед своей избранницей на одно колено. А предложение делал в стихах…

Прошу руки твоей, о дивное созданье!
Прими же мои чувства и стихи!
Ты - мой цветок! Ты - центр мирозданья!
Моя мечта! Любовь моей души! и тд.

Потом он эту пургу переложил на музыку и исполнял, как романс. Шпилькин почему-то дико уважал Семеново творение и просил его исполнять «Посвящение Светлане» каждый раз, когда в кустах оказывалась гитара.
Но в койку Светку затащил я…
Точнее это был диван, а уж если вдаваться в подробности, инициатором была она.
Пьяная рождественская вечеринка, медленные танцы и … а вот самое интересное, я, признаться, не помню.
В дальнейшем мы не поднимали эту тему и продолжали делать вид, что ничего не было.
Каково же было мое удивление, когда спустя пару месяцев после указанных событий Светка буквально влетела в курилку, обняла меня и громко зарыдала.
-Свет, что такое?
-Вань… - она сочно сморкнулась и подняла на меня свои болотистые глаза. - Я беременна.
Раньше я не понимал выражения «внутри меня все рухнуло», но в тот момент я как никто другой осознал его истинный смысл.
Рухнуло действительно все…
Мой скромный быт, послеобеденное пиво и вечерние сто грамм, посиделки с Шумиловым и милые моему сердцу разговоры с Семеном у нашего любимого магазина.
Все – конец.
Мой мозг неровно пеленговал о предчувствии скорой гибели через семейный быт и коросту ответственности. В голове заискрилось, зацвело всеми цветами радуги психоделическое слайд–шоу: тапочки в форме мохнатых утят, курение на лестничной клетке, список покупок, магазины эконом класса и он: большеголовый, вечно требующий пищи (внимания, ласки), смотрящий на окружающий мир с открытым ртом, в котором исчезает моя получка, ребенок.
-Свет, это…
Светка еще раз высморкнулась.
-Да нет, ты не то подумал, это не твой ребенок.
-Точно? - осторожно спросил я.
-Точно.
-А откуда ты знаешь? Это что, знаменитая женская интуиция в действии?
-Скорее наблюдательность. Ты пьяный был и того…
-Потерпел фиаско? – напомнил я полюбившееся ей слово.
-Вот-вот.
Светка бросила бумажный платок в урну и принялась за новый.
-Понимаешь, это его ребенок, бывшего моего - летчика. Мы с ним вроде как расстались уже, но как-то он зашел, слово за слово. Сам понимаешь, не маленький. А у меня мужика уже три месяца не было. Ты не в счет… ну понимаешь, да? - затараторила Светка.
-Ясно. И что делать будешь?
Светка попросила у меня сигарету.
-Аборт.
-Тоже вариант, - заметил я.
Судя по выражению Светкиного лица, она не ожидала от меня такой реакции. Наверное, думала, что я начну лепить ей старое как мир: «а, может, подумаешь», «ты точно решила?». Но я был невозмутим.
-Слушай, Вань, мне одной страшно идти. Ты мне компанию не составишь? Я уже на прием записалась.
-А без меня никак?
-Вань, - Светка сделала такую гримасу, что на ее переносице появилась глубокая морщинка. – Я тебя о чем-нибудь, когда-нибудь просила?
-Семену лучше предложи, знаешь же, он к тебе в некотором роде неравнодушен.
-Вань, - в ее голосе заиграли диктаторские нотки.
-Ладно-ладно. Когда?
-После работы.

***

Светка с охотой заводила любовные интрижки, но при этом считала себя женщиной высоконравственной, едва ли не последней хранительницей моральных устоев. Особой красотой Светка не отличалась, но обладала каким-то странным магнетизмом, так что мужики вешались на нее пачками. А в целом она была простой и доброй бабой, разве что излишней громкой.
-Нет, ну, смотри, что за безвкусица - юбка с карманами, - критиковала Светка, гардероб барышни шедшей впереди нас. - Вырядилась, как пугало. Думает, что мужикам это понравится?
Светка никак не походила на жертву предстоящего аборта. То и дело хихикала, рассказывая пошлые, несмешные анекдоты, держа в одной руке сигарету, а в другой рожок мороженого.
-Вань, тебе такая юбка нравится?
-Да ничего так.
-А блузка ее?
-И блузка. И туфли тоже.
-А прическа? Прическа ее тебе тоже нравится?
У барышни были длинные, похожие на мясистых червей коричневые дреды, свисающие почти до плоского, неаппетитного зада.
-Вполне так современно.
Светка незаметно взяла меня под руку.
-А вот мой летчик, прибил бы за такое художество. Он даже заколки мне не разрешал носить. И курить запрещал. А ревнивый был, у-у-у-у-у-у!
-А ты повод давала?
-Что? - Светка сделал вид, что не расслышала.
-Ничего. Мысли вслух.
Светка бросила на газон окурок, и мы продолжили вояж.

***

Как ни уговаривала меня Светка, но в больничку идти я отказался. Остался ждать во дворе.
Стоило ее силуэту скрыться за стеклянной дверью, я рысью метнулся к ближайшему ларьку и приобрел две бутылки пива, пакетик чипсов и присел на лавочку.
Февраль доживал последние дни, и желтое солнце игриво отражалось в моих бутылках.
Я вскрыл первую бутылку и припал губами к горлышку.
-Блеск, - вслух сказал я и захрустел чипсами.
-Как закончите, бутылочку сюда, за урну, положите, - попросила проходящая мимо бабулька.
-Будет исполнено.
На соседнюю скамейку присела влюбленная парочка – вихрастый прыщавый юноша и длинноносая шатенка. Девушка что-то шепнула своему кавалеру, он тут же полез в рюкзак – достал толстую книгу в оранжевой обложке и протянул ее барышне. Она подложила фолиант под задницу и наградила его слюнявым поцелуем.
О, определенно - это любовь!
Я-то знаю, я там был…

***

Анечка - первая, первый же курс института. Черненькая, с маленькой грудью и большими амбициями. С ней мы подолгу беседовали о разных пустяках, пили пиво и трахались. Позже я осознал, что большее удовольствие нахожу в пьянках с ее папашей–художником, и порвал отношения. А папаша у нее был душевный и водку на березовых почках настаивал знатную.
Вторая. Настя «Забосвод». Так ее прозвал один из моих институтских собутыльников, на вопрос о качестве Настиных услуг ответивший:
-Аж зубы сводит.
Настя не обладала ни красотой, ни обаянием, и слыла честной давалкой, коей и являлась. Меня она почему-то считала своим парнем, над, чем и потешались прочие ребята. Но я любил ее. По своему, но любил. На четвертом курсе Настино тело с перерезанным горлом нашли в канале. Доподлинно о причинах ее смерти ничего не было известно. Лишь на похоронах кто-то обмолвился о ревнивом любовнике из Солнцевской ОПГ.
Даша, девушка из семьи дипломатов, старше меня на четыре года. Водила меня в дорогущие рестораны и любила приложиться к бутылке. У Даши была большая собака, помесь овчарки с черт знает чем, которую ей подарили родители в надежде на то, что животное отобьет у дочки пагубную тягу к алкоголю. Обычно на прогулку с собакой мы брали три бутылки сухого и рассекали по ночному парку. В одну из таких прогулок Даша не справилась с управлением, и милый песик протащил ее на поводке («кто кого из них вывел гулять?») по грязной горке с последующим спуском в пруд. Даша лишилась трех зубов и сломала ребро.
Потом была Машка…
Была, есть и будет… наверное так.

***

Я задремал, а когда проснулся, рядом стояла Светка. Она слегка покачивалась (видимо, наркоз еще не отпустил), в руках дымилась сигарета.
-Пошли выпьем, - сказала она куда-то в сторону, даже не посмотрев на меня.
В кафе взяли бутылку водки и два салата…
-Рассказать? - она медитативно водила вилкой по тарелке, как будто пыталась вспахать его поверхность.
-Расскажи, - я скрутил пробку и разлил.
Мы выпили.
-Еще налей.
-Может, не надо? - спросил я. - Ты же после наркоза…
-Налей, Ваня, - она поставила рюмку рядом с моей.
Светка немного склонила голову на бок, было видно, как нервно вздрагивают ее желваки.
-Захожу в гинекологическое отделение, - начала она, - говорю: «У меня назначено». Медсестра говорит: «Сиди и жди». Через пять минут врач заходит, и мне с порога: «О, детоубийца на аборт пришлепала!». Я ему: «Что вы так сразу, ведь обстоятельства разные бывают. Ну, не могу я сейчас детей рожать». А он: «У всех у вас одна отговорка». Переодеваюсь, иду в операционную. Он на меня, как на врага народа смотрит, врач этот, а я иду по холодному кафелю, прям как на расстрел, понимаешь. Всю трясет.
Светка кивнула на бутылку. Я обновил.
-Ложусь на кушетку, а слезы так и льются. Говорю: «Страшно мне, дяденька». А он: «А ебаться не страшно было?», - она опрокинула рюмку. - Укол сделали. А перед тем как вырубилась, все по сторонам смотрела. Там на трех кушетках еще тетки лежали, немолодые все уже. После аборта. У всех глаза навыкате, кумарит их. Одна все спрашивала: «Доктор, а у меня кто был мальчик или девочка?». Другая орала что-то про «мужиков-сволочей». А третья так тихонько плакала и просила: «Доктор, доктор, ну убейте меня, убейте». Очнулась от нашатыря, быстро собралась, и... вот…
Светка поправила сбившуюся прическу и, прикусив нижнюю губу, сказала:
-Вот так все и было.
-А он знает? - почему-то спросил я.
-Летчик? Нет. Да и незачем ему знать.
-Ну и ладно.
Светка сложила пальцы в замок и звонко хрустнула пальцами.
-Понимаешь, Вань, мне через год тридцать лет исполнится. Прикинь, тридцатник? У меня мама в тридцать лет умерла. И, я понимаешь… Я боюсь… Умереть боюсь. Боюсь инфекций. Боюсь общаться с людьми. На работе еще нормально, а вот дома – реально крышу рвет. Людка моя… с которой я квартиру снимаю, говорит, что мне в психушку надо. Я каждые полчаса протираю пыль в доме, стираю, утюжу все по триста раз... Если кто-то кашляет, и не дай Бог чихает, я чуть ли ни в обморок падаю. И повсюду мерещатся эти самые…микробы-убийцы, бациллы, вирусы. А тут еще он… Я не могла его оставить, понимаешь? Я боюсь.
Она взмахнула пушистыми ресницами и взяла меня за руку.
-Вань, как ты думаешь, что со мной будет?
-В каком смысле?
-Я же, - она подвинулась ко мне, - ребенка своего убила. Думаешь, ТАМ меня простят?
-Наверное. Отмажешься по-любому.
Светка улыбнулся, и крепко сжала мою руку. Я почувствовал набегающий ветерок неловкости и поэтому потянулся к бутылке.
Видя, что она накрыла свою рюмку ладонью, я налил только себе…
-Ладно, пойду я, - Света порылась в сумке и бросила на стол тысячную купюру. – Ты не провожай меня, посиди еще, выпей за мое здоровье.
Шатаясь маятником, она пошла к дверям.
-На моторе, наверное, поедет. Нам по пути. На хвост, что ли, упасть? - пронеслось в голове, но я решил, что целесообразней будет допить бутылку.

Десятая

ПОГИБ ПОЭТ

Все началось с того, что в редакцию из префектуры пришел заказ на издание газеты Ростовского землячества в Москве. На планерке нам раздали направления на интервью к «почетным ростовчанам» с регламентом в неделю.
Мне выпал какой-то замшелый поэт с мразотнейшей фамилией Ашветию, позиционировавший себя как «певец Дона» и близкий друг М. А. Шолохова.
Этот самый Ашветию Александр Гарсеванович был известен тем, что писал никудышные стишки и косолапую публицистику. Главной же его заслугой было то, что поэт неоднократно изгонялся с мест работы за растление молодых сотрудниц, а также находился в родственных отношениях с одним высокопоставленным ростовским чиновником, которому он приходился то ли двоюродным племянником, то ли троюродным братом. Вволю накрутив хвосты молодым кадрам на своей малой родине, он перебрался в Москву, где стал выпускать ежемесячный журнал, посвященный современной поэзии. В столице Ашветию продолжал заниматься привычным делом, а именно: совращать малолеток и бухать в буфете Дома журналистов.
Интервью было назначено на завтра, и я со спокойной душой отправился на День рождения одной моей протеже – практикантке по имени Надя.

***

Гости на Дне рождения пили «Изабеллу» из огромных картонных коробок, грызли пошехонский сыр и вели вялотекущие беседы о прелестях проживания на Гоа. Я откровенно скучал, и поэтому часто выходил курить на лестничную клетку. В один из таких походов я познакомился с двумя пареньками, прибывавшими в похожем настроении. Одного звали Слава, второго Толик.
Толковые ребята, с ними было весело…
-Слушай, я вот позже всех пришел и мне штрафную налили. Так вот стало интересно «штрафная» это первая рюмка или все же вторая? - поинтересовался Толик.
-Философский вопрос… - потянул Слава. - Если счет начинается с первой, а в слове «штрафная» намека на первую нет, то штрафная - вторая. Ну, а уж если по логике вещей, то «штрафная» - первая, хотя первая рюмка та, которую ты выпил первой.
-А, вот еще вопрос: на какой стадии сигарета становится окурком? – продолжал Толик.
-Всякая сигарета, будучи помещенной в соответствующую упаковку промышленным образом, представляет собою потенциальный окурок, а, будучи извлечена из пачки и в последующем использована естественным образом, превращается в окурок одновременно с первоначальным воспламенением табака и обрамляющей его бумаги, прилегающей непосредственно к краю сигареты. Иными словами – прикурил и уже окурок, - ответил Слава.
Я сбил пепел со своей сигареты.
-Так, что выходит, у меня в руках сейчас окурок?
-Выходит что так, - сказал Толик.
-Толян, я всегда говорил, что ты излишне увлекаешься академизмом, - встрял Слава. – Вопрос то скорее этический. То есть вопрос отношения, а не вещи.
-Что-то не всосал, - признался Толик.
Слава покачал головой.
-Подойдем с другого фланга и зададим вопрос: «Когда твое отношение к вещи переходит из любви, вожделения к равнодушию или ненависти? Когда твоя бывшая жена становится посторонней женщиной: а) на свадьбе; б) когда надоела; в) в момент развода; г) через полгода после развода и пункт д) (что случается довольно редко) – никогда». Так и с окурком. Вариантов много.
-Ребята, а вы где обучаетесь? – осторожно спросил я.
-Вечерняя школа № 630, - ответил Слава.

***

Жестокосердная Надя выпроводила нас ближе к одиннадцати.
А ведь еще час назад, когда я мял ее пухлый зад в ванной, Надя была готова на «незабываемую ночь любви» и прочие радости…
У метро я взял одно «Арсенальное» (себе) и две жестянки Очаковского джин-тоника (Славе и Толику). Тут-то один из пройдох и обмолвился о своем «феноменальном товарище в четыре глотка выпивающем бутылку водки». Тогда заявление сопляка показалось мне руководством к действию, и я, недолго думая, приобрел на последние деньги бутылку «Посольской» и большую бутылку минералки без газа.
Вопреки здравому смыслу, я совершил чудо и обезвредил снаряд в три захода...
Как попал домой – не помню.

***

Я до сих пор корю себя, что не опоздал на встречу с «певцом Дона, близким другом М.А. Шолохова», что не проспал ее проклятущую вовсе, что нашел силы взять себя в руки и пойти в ванную, состряпать яичницу с салом и заварить прогорклый кофе.
В метро я старательно заучивал труднопроизносимое «Александр Гарсеванович», для пущей результативности записав его имя на запястье. У входа в логово поэта, которое располагалась в трехэтажном сером здании, предъявил удостоверение скучающему охраннику и проследовал в кабинет пиита.
-Вы из газеты? – с порога спросил меня малоприятный плешивый субъект в безразмерном клетчатом пиджаке.
-Да, - ответил я и, попросив разрешения сесть, расположился в кресле.
-Очень хорошо, что вы пришли, а то совсем позабыли классиков. Раньше отбоя от прессы не было, а сейчас... – бросил поэт.
Мы раскурили свои сигареты.
-О чем будем говорить? – засуетился Ашветию.- Я думаю, нужно вывести на первый план мою родословную, ну, и конечно же, Дон.. Дон… Про Шолохова я вам отдельно наговорю… Да… А материал я перед сдачей в печать посмотреть могу? А то вы такой молодой, можете и напутать…
Поэт говорил бегло и сбивчиво, то и дело, перескакивая с одной темы на другую, принимал позы и лихо ерзал на стуле. Он смеялся над своими шутками, важно надувал щеки и великая любовь к себе окутывала его неоновой краской…
Закончив прелюдию, поэт прокашлялся и спросил, поправляя невидимый галстук:
-Уже можно?
Я включил диктофон.
-Для начала представьтесь.
-Конечно-конечно, - он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, - Меня зовут Александр Гарсеванович Ашвет… Ашве… Ашв-в-в…
Сперва мне показалось, что старый развратник просто подавился дымом, и я из деликатности нажал на диктофоне «паузу», ожидая, когда же Ашветию, наконец, выпустит из легких застарелый воздух.
Но, ни через минуту, ни через две он не унялся, а наоборот, неожиданно посинел лицом и, откинувшись на спинку стула, затрясся в конвульсиях.
Я тут же бросился к старику, но было уже поздно - на его губах клубилась густая зеленоватая пена.
Прибывавшие по моему звонку врачи «скорой помощи» констатировали сердечный приступ и почему-то затребовали с меня плату за вызов. Расплатившись с коновалами, я тут же был принят в оборот милицией.
Ушастый юноша в форме в течение часа подсовывал мне под нос различные бумаги, которые я должен был подписывать, и задавал глупые вопросы.

***

Спустя три дня после произошедшего, меня вызвал Шпилькин и, долго ковыряясь в зубах кончиком простого карандаша, заявил:
-Вань, я, конечно, понимаю твое нынешнее состояние, и то, о чем я попрошу тебя… заметь, я сказал «попрошу». Понимаешь, звонила вдова, ну… покойного… грузина этого, говорит, у нее материалы какие-то фотографии есть, его письма с фронта, а у нас сроки, сам же понимаешь… и это… Она просила, чтобы именно ты их забрал. То есть она в курсе, что ты последний кто с ее мужем разговаривал, хочет, наверное, о последних минутах его жизни поговорить… ну и это… у нас сроки... - редактор сделал такую мину, что его маслянистое лицо стало походить на морду чеширского кота. - Уважь, родной.
-Какой адрес?
Шпилькин назвал координаты.
-Ты, главное, материалы не забудь, - не унимался редактор.
-Хорошо, - я почесал давно не бритый подбородок, - Михалыч, а ты мне пятихатку не одолжишь до аванса?
-Извини, сам – гол, как сокол.
Деньги на пиво я все-таки денег нашел...
Занял у Семена, и в честь этого решил побаловать себя баночным «Гиннесом» с пакетиком сухариков.

***

В этот раз я опоздал, и опоздал конкретно.
На полтора часа.
На пороге квартиры меня встретила пожилая мадам в черном атласном халате и бриджах.
-Марьяна Леонидовна Ашветию. А вы, значит, Иван, как я понимаю?
Я кивнул.
-Мне муж перед смертью рассказывал про интервью. Мы вообще редко с ним в последнее время общались, а тут он на тебе и скажи, что у него интервью брать будут. Раньше ведь о нем часто писали и книжки издавали, даже несколько раз по телевизору показывали, а как перестройка-перестрелка началась, с тех пор ни слова…- она кинула к моим ногам коричневые тапочки. - Ну и ладно думаю, уж лучше так, чем, как других, с грязью смешивать. Сколько же ее за эти годы вылито было и на друзей на наших, и на знакомых просто, коллег. Шолохова - и того не пощадили. А все Солженицын проклятый, креста на нем нет. Александр Гарсеванович - он же грузин только по матери, а по отцу наш, казак. А, вы на Дону были? Нет? Поезжайте, не пожалеете, Ростов сейчас ох как хорош! Вообще у нас ведь там все по-другому, и люди приветливее и улицы почище. «Ростов-папа, бандитский город» - вы, этому не верьте, чушь несут. Придумали, чтобы людей застращать. У нас хорошо, тепло, а летом…
-Марьяна Леонидовна, у меня время...
-Ах да, - она всплеснула руками, - чай то попьете? Вам какой зеленый или черный? А у меня еще каркаде есть. Или кофе?
-Кофе.
Вместе с чашкой она поставила на стол плетеную корзиночку с конфетами.
-Ой, вы, угощайтесь, это наши, ростовские. Вкусные. Угощайтесь. Александр Гарсеванович чай не любил, минералку вот пил, а чай - нет. Поначалу «Боржоми» пил, но потом она пропала. А сейчас минералка, сплошь гадость. Раньше глоток сделаешь пузырьки так, и щиплют, так и щиплют. А сейчас? О водопроводной воде я не говорю. Я по два раза воду-то кипячу, ну невозможно пить, и потом раз в месяц чайник с уксусом мыть приходится, чтобы накипь сошла. Такая вот вода...
-Марьяна Леонидовна, - я раздавил зубами карамельку и сделал жалостливое лицо.
-Все-все несу, - она суетливо потрусила в соседнюю комнату. - Вы не стесняйтесь, располагайтесь поудобнее.

***

Марьяна Леонидовна протянула мне черную папку.
-Вот они, вот письма, вот фотографии.
-Замечательно. Мы отсканируем и сразу вернем, - я взял папку и уже собрался уходить.
-А кофе?
-Марьяна Леонидовна, поймите, у меня время лимитировано... - начал я, но был выбит из седла фразой, которая и задала тон дальнейшему развитию этой, казалось бы, ничего не обещающей встречи:
-Как он умер?
Я присел.
-Марьяна Леонидовна, я…
-Как он умер?
-Марьяна Ле…
-Как?
-Да так сидел вот, а потом - раз, и...
-Это в его стиле. В Сашкином. Авантюрист ей Богу!
-Марьяна Леонидовна…
-Женщины его любили безумно, хоть он красавцем никогда и не был. А почему любили?
-И почему же? – сдался я.
-А потому, что он их любил. Вы, еще молодой. Вы много не понимаете, но послушайте меня старую, женщина чувствует, когда ее любят. Сердцем чувствует. А уметь любить не каждый может. Уметь любить – это великий дар.
-Никогда бы не подумал.
-А Сашка, он же по бабам большой ходок был, ездил много по Союзу, в каждом городе - по жене, дети даже были… ну, так люди говорят. А своих детей у нас не было. Я же бесплодной оказалась, а он все сына хотел. Грезил наследником и по бабам ходок был. Он мучился?
-Ну, так…- я отодвинул от себя кофейную чашку, - минуту, не больше.
Мне показалось, что ее губ коснулась легкая тень улыбки.
-Иван, раз уж вы здесь, не уделите мне несколько минут?
-У меня работа…
-Понимаете, я хотела Сашку… Александра Герсевановича помянуть, как положено, по-христиански, а одной как-то…
Я положил на стол папку.
-Ну, разве что рюмочку.

***

Брусничная настойка оказалась немного приторной, но это не помешало нам уговорить графинчик.
Далее в ход пошлел вермут.
На третьем бокале меня сморило…
Я дремал и, кажется, начинал откровенно давать храпака. Марьяну Леонидовну это не смущало. Она все говорила, говорил. Слова выпрыгивали из ее рта китами и скоропостижно гибли на песчаном берегу моего сна.
-…у нас раньше картошка своя была. Сами сажали, сами копали. Это теперь у государства покупаем, а раньше сами, все сами. Я и выкапывала, и мешки таскала, а картошка у нас знатная была. Сваришь ее, в миску положишь, ложкой разомнешь, и маслица сверху. Не картошка - мед. А сейчас втридорога продают, а купишь - половина гнилая или с глазками…
-…Черное море. Мне Сашка сделал предложение на черноморском курорте. Солнце, пляж. Мы любили гулять по ночному пляжу. Морской бриз, шум разбивающихся о берег волн, крик чаек. А ужинали мы всегда в ресторанчике на причале. Шашлык, лаваш, свежие фрукты. А, бармен узнал Сашку и специально держал для него хороший коньяк. А какое кофе там варили!
-…Сашка не лучший был муж, но как человек был хороший. Всем помогла и не только друзьям, и родственникам. Никому не отказывал. У Сашки положение было высокое, со всеми чиновниками «Вась-Вась», Шолохова лично знал, Калинина, который «Цыгана» написал. И люди этим пользовались. Сашка тщеславным было очень, любил грубую лесть. Кто его похвалит, сразу – лучший друг. И таких друзей у него было столько о-о-о! Любил с ними время проводить, по ресторанам, да по кабакам… а там девушки разные…
-…этот шрам на шее мне Сашка оставил. Нет, он меня не был, мы дрались. Он на меня с кулаками, я со сковородкой. Так и жили. Сашка темпераментный было очень. Горячий мужчина! Раздражался по пустякам, мог вспыхнуть мгновенно, как спичка, из-за каких-то мелочей. Однажды его какой-то журналист из Ленинграда назвал эпигоном Михаила Светлова, так он на него сначала с кулаками набросился, а потом под стол ногами загнал, хорошо, что вовремя оттащили…
Неожиданно дрема спала…
Сон как рукой сняло, зато голова трещала, как новенькие джинсы на толстозадой нимфетке.
-У нет ничего от головной боли? - спросил я Марьяну Леонидовну.
-Аптечка на кухне.
Я поблагодарил ее и пошел на кухню.
Отвернув на кране оба вентиля, бросил в лицо пригоршню воды и, обнаружив прямо под носом бутылку ликера, сделал глоток. К горлу вражеским лазутчиком подполз тошнотворный спазм.
Я присел на корточки и втянул в себя сырой воздух кухни.

***

-Вам лучше? - спросила Марьяна Леонидовна, когда я вернулся.
-Я это… я пойду.
-Бумаги не забудьте, - она протянула мне папку и улыбнулась.
-Спасибо.
-Это вам спасибо.
Выйдя на улицу, я завернул за угол…
Оглядевшись по сторонам, я выпустил на свободу таившихся в желудке демонов, и глубоко вздохнув, заорал, что есть мочи:
-Поэты, блядь! Картошечка!

Одиннадцатая

ТУНГУССКИЙ МЕТЕОРИТ, РОЗУЭЛ, КРУШЕНИЕ КОСМИЧЕСКИХ АППАРАТОВ…

Рано утром ко мне неожиданно нагрянул Шума и прямо с порога начал нести ревизионистскую ересь, из которой я запомнил лишь словосочетание «метафизические лярвы». Он нагло скинул ботинки в прихожей и, достав из кармана пальто газету «Мир новостей», приступил к пожиранию борща из кастрюли.
В перерывах между едой Шума не брезговал читать вслух анекдоты и провоцировал на коллективное разгадывание сканворда:
-Черный человек в поэме Есенина?
-Дарт Вейдер? – натужно хихикнул я.
-У Есенина, животное! Третья «т».
-Сатана.
-Точно!
Зевнув, я уперся лбом в край стола…
Расправившись с жижей, Шумилов забрался руками в кастрюлю и стал выуживать со дна размякший картофель, забрызгивая оранжевой субстанцией полиэтиленовую скатерку.
-Вань, а мясо где? – возмущенно, прорычал Шума.
-Какое мясо? Борщ из банки. Консервы.
-Эх, жалко, я бы сейчас от домашнего борщеца не отказался, да под стопочку!
Меня передернуло, вторая бутылка водки, выпитая вчера в редакции, кажется, была лишней.
Шума взял кастрюлю за ручки и влил в себя остатки гущи.
-Что-то ты в последнее совсем плохой стал, Ваня. Морда синяя, на бирюка похож.
Я разогнулся и прошел в ванную. Выдавив на щетку пахнущую мятой колбаску зубной пасты, принялся полировать бивни. В зеркале отражалось опухшее лицо, покрытое стеклянными глазами и поцарапанным носом.
Когда я вернулся, Шума скатывал из газеты шарики и безуспешно пытался забить гол в мусорную корзину.
-Сейчас Изверг придет, орешки принесет, - в рифму протараторил он и скатал новый шарик.
-Кто такой Изверг? Какие орешки? – спросил я.
-Ядра чистый изумруд…

***

Изверг прибыл через час. Невысокого роста парнишка, упитанный и лупоглазый. На злодея он никаким боком не походил.
Пришел не один с барышней. С симпатичной.
-Эльвира, - представил он ее.
Изверг выложил на стол несколько красно-зеленых пакетиков и три пластиковых бутылки кефира.
Я взял один из пакетиков.
-«Мускатный орех. Молотый». Это зачем?
-Для путешествия, - пояснил Изверг.
-Какого еще путешествия?
-Захватывающего.
Я еще раз покрутил в руках пакетик со специей.
-Это что типа такая бесплаевная фасовка гашиша?
Изверг надорвал один из пакетиков и высыпал содержимое в кружку. Потом еще один.
-На упаковке же ясно написано «Мускатный орех».
-Ага, как же, рассказывай, - усомнился я.
-Серьезно, просто мускатный орех.
-И что он типа… вставляет, да?
-«Типа вставляет», - усмехнулся Изверг и налил в стакан с бурым порошком кефир.
-Тогда я ничего не понимаю…
Изверг принялся за новый пакетик.
-Эль, просвети товарища, - обратился он к своей спутнице.
-Магическое действие мускатного ореха находится под планетарным влиянием Марса, из-за чего древние римляне считали, что аромат ореха способен защитить воинов, раскрыть их боевые таланты на поле боя, - как по суфлеру затараторила она. - В мирное время он приносит удачу в азартных играх и что называется «притягивает деньги». В мифологии Востока об орехе говориться, как об «открывателе сердец», а так же как о надежном спутнике во время приятного путешествия…
-Довольно! – прикрикнул Изверг на подружку. – Теперь ты понял?
-Честно говоря, нет.
Изверг посмотрел на меня так, будто перед ним стоит как минимум Человек Дождя.
-Эль, а теперь для… новичков.
-Вобщем приход, как от экстази, - сказало она.
-Довольно! – снова шикнул на нее благоверный.
-Вот поэтому у него его и прозвали Извергом, - шепнул мне на ухо Шума.

***

Изверг сказал, что орех начинает часа через 2-3, но нас накрыло минут через сорок. Ощущения были необычные - легкая эйфория и спокойствие, обострение вкусовых рецепторов, приятный, не раздражающий шум в ушах. У Изверга с Эльвирой приход был похожий – это я определил по тому, как они умиленно целуются и поглаживают друг друга. А вот Шума разошелся не на шутку: мерил комнату шагами и увлеченно рассказывал о всемирном заговоре (заговоре глобалистов, заговоре сети одной известной сети фаст-фуда, заговоре банкиров, нефтяников, производителей говядины, синкретическом заговоре), о виртуальной реальности и пространственно-временных коридорах.
Когда Шума добрался до заговора фармацевтов, Изверг попросил воспользоваться ванной и взял свою подружку за руку.
-Что вы, как дети малые, в комнату бы пошли, - сказал я.
-Нет. Эля, говорит в ванной у тебя энергетика лучше, - высказался Изверг.
Эльвира кивнула в знак солидарности…
-…так что если вирус СПИДа – это миф, то мифична и идея создания вакцины. А вот огромные деньги, выделяемые на эту разводку – это уже серьезно... – между тем продолжал Шума. – И я скажу больше…
Вдруг Шумилов дернулся, замотал головой и метнулся к окну. Он уперся ладонями в стекло и принялся что-то высматривать.
-Ты чего? – лениво протянул я.
-Тихо, - Шума приложил палец к губам. – Кажется, за нами следят.
-Кто следит?
-Пока что не знаю. Слушай, а у тебя неприятностей с законом в последнее время не было?
-Нет.
-А ничего странного не замечал? Ну, там пощелкивание в телефонной трубке или пароль слетел на электронной почте? Нет? А слежку? Может быть, новые подозрительные знакомые появились?
-Вчера в редакцию две практикантки пришли.
-Симпатичные?
-Не-а, одна совсем, как мальчик – коротко стриженная, матерится, вторая прыщавая, как кукушкино яйцо.
-Если так, тогда нормально. Они бы уродин не стали подсылать, - он подманил меня пальцем.
Я подошел к окну.
-Видишь того мужика в дубленке?
Мой глаз уловил едва различимый силуэт одиноко сидящего на скамейке мужчины.
-Ну, вижу.
-Неспроста это животное тут трется. Ты его прежде не встречал?
-Вроде не видел. Слушай, Шума, а может он просто так сидит, без цели? Может он собаку с поводка спустил и ждет, или девушку ждет?
В ответ Шумилов зашторил окна, потом включил электрический чайник и ответил вентиль крана.
-На всякий случай. Осторожность не помешает, - пояснил он. – У тебя, скорее всего «жучки» есть. Они все записывают.
-Да на кой болт я им сдался? И кому это «им», кстати?
-Они нигде и везде, они – это…агенты, - Шума стал говорить шепотом. – Ты про Тунгусский метеорит слышал, про Розуэлл, про крушение космических аппаратов? Теперь у них на руках такие технологии! Может это только сейчас ты по жизни этаким дуриком гоняешь, а лет через десять, пятнадцать изобретешь смертельный вирус, который уничтожит половину населения планеты.
-Что-то я сомневаюсь.
-Тогда напишешь книгу, перевернувшую сознание миллионов людей, типа Торы или «Гарри Поттера». Станешь новым Мессией, за тобой пойдут люди, которые уничтожат их тиранию.
-А зачем тогда за мной следить, можно ведь сразу прикончить и дело с концом?
-Думаю, они хотят тебя использовать в своих личных корыстных целях.
Шумино гонево выступило катализатором того, что моя эйфория, мой бархатный приход сменился наждачной паранойей.
-А они могут мне память стереть? – спросил я.
-Они все могут. – Шума отодвинул занавеску. - Фу-у, ушел. Наверное, просек, что мы сигнал глушим. Тебе надо стены оклеить картонными решетками из-под яиц – лучший материал для звукоизоляции. И, кстати о яйцах, сходил бы ты к врачу, но не в поликлинику, а к частнику, биопсию мозга сделать…
-К врачу?
-Да. Возможно у тебя в голове кладка. Биотехнологии, знаешь ли. Запускается тебе в ухо уховертка. Потом она откладывает яйца в твоих извилинах и как ни в чем небывало выбирается через ноздрю. И живешь, Ваня, дальше, ничего не подозревая, а в один прекрасный момент начинаешь мучиться головными болями. Приходишь к врачу, а уже поздно, вся твоя башка кишит этими тварями.
-А дальше что?
-Как что? Медленная и мучительная смерть.
Дрожащими руками я вытащил из пачки сигарету, потом долго не мог прикурить.
-Черт! Черт! Черт! – я расплющил в пепельнице сигарету. – У меня реально башка раскалывается! Посмотри! Посмотри! Там что-то шевелится!
Шумилов внимательно ощупал мою голову, заглянул в ушные раковины и с видом знатока, определил:
-Никакой активности. Наверное, давление или магнитные бури. И вот еще… Волосы тебе надо остричь.
-Волосы, то тут причем?!
-Я еще в «Технике молодежи» читал, что волосы человека - вроде антенн, благодаря которым он воспринимает энергию космоса и обменивается информацией с окружающим миром. Если верить этой теории, ты под колпаком. Под конкретным таким колпаком.
-Какой колпак? О чем ты?
-О том, что подстричь тебя надо. Ножницы есть?
-Есть, но я не знаю, где они.
Страх крепко сжал меня за горло, глаза дергались, а виски часто пульсировали.
-Тогда будем резать, тем, что есть, - и Шума покрутил перед моим носом щипцами для разделки курицы.
Щипцы были тупыми, заляпанные густым куриным жиром. Шумилов буквально вырывал мои и волосы.
Еще немного и дело дойдет до скальпирования…

***

Шума протянул мне треснувшее зеркало.
-Все, передатчики выведены из строя, теперь можешь не париться, - сказал он.
-И он теперь обиженный, на половину стриженный… - вспомнил я присказку из мультфильма про льва, пострадавшего от рук цирюльника-дилетанта.
В действительности я напоминал жертву ядерной атаки, получившего большую долю радиации – волосы редкими пучками выступали на макушке, кое-где остались следы крови.
-И что и теперь делать будем?
Шумин ответ заглушил грохот и шум, доносившийся из подъезда.
-Это за мной! За мной! Это агенты! Они! – закричал я.
-Успокойся. Я пойду, проверю. У тебя в доме оружие есть?
-Откуда?
-Ах, да…
Шума порылся в мойке.
-Вот! Не дробовик, но на первое время сгодится. Настоящее оружие добудем в бою! - провозгласил Шумилов, крепко сжимая в руке вантуз.
-А как же я? Что мне делать?
-Спрячься под стол и никому не открывай. Ключи я заберу.
Я исполнил его завет. Забрался под стол и прижался к батарее. Холодный страх затопил мое сознание, тело содрогалось от дрожи, зубы били морзянку.
Тунгусский метеорит, Розуэлл, крушение космических аппаратов, агенты, они…
Я боялся. Впервые за долгие годы по-настоящему боялся.

***

-Эй, ты, вылезай!
Под стол просунулась плешивая голова моего спутника по кошмарному путешествию. Шума излучал радость и него, от него пахло алкоголем.
Орех отпускал, но отзвуки паранойи все еще таились где-то у меня в коленках и глазных нервах.
-Что? Что там? – спросил я.
Следом за Шумой под стол пролезла женская голова с мелированой челкой. Голове было под сорокет - красивые выразительные глаза, большие чувствительные губы и дорогая косметика.
-Это Марина. Ей ночевать негде, - представил голову Шума.
-Марина, - подтвердила она и пожала мне руку. – А что у тебя на голове? И почему под столом сидишь?
-Подстригся неудачно, теперь вот прячется. Прически своей стесняется, - ответил за меня Шумилов.
-Я бы тоже стеснялась,- хихикнула Марина.
Я выбрался из своего укрытия.
На столе стояли две бутылки рома и фрукты россыпью. Одна бутылка была уже на половину пуста.
-Марину муж на порог не пустил, вот она скандал и устроила… да, ты слышал, наверное, - сказал Шума. – Она, как бедная родственница у порога стояла, причитала. А это животное ни в какую: «Не пущу и все. Ты пьяная, дочку напугаешь». Когда я вступился, он вообще к двери перестал подходить. И вот мы здесь. И не с пустыми руками, между прочим. Ты, надеюсь, не возражаешь?
-Да ладно уж, - бросил я. – А Изверг где?
-В ванной с Элькой дрыхнет. Разбудить?
-Пусть спят.

***

Ром благоприятно влиял на мое состояние. Приход сбился, уступив место бычьему кайфу.
-Я вообще-то педагог по образованию, - пьяно растягивая слова, рассказывала Марина, - теперь вот вкалываю, как лошадь скаковая, в к-к-канторе. Веришь, нет, до сих пор правильно свою должность выговорить не могу. Вроде и получаю прилично, муж не последний человек, дочка есть от первого брака, а все-таки чего-то не хватает. Знаешь, бывает, проснусь ночью, да так прихватит, хоть в петлю лезь, а наутро вся подушка мокрая от слез. От чего да к чему - сама не понимаю, просто реву, как школьница, и все. Я уж и к психологу обращалась, и где только не была. А они как сговорились, все одно талдычат: климакс, возраст. А может я в душе до сих пор девочка, может у меня все только начинается, а они «возраст, возраст». Но сегодня решила - хватит, напьюсь, телефон выключила - и в кабак!
Насчет «девочки» - это, конечно, перебор, но для своего возраста (само собой, уточнять я не стал) мадам и вправду выглядела великолепно. Диета, регулярные занятия спортом, пластика? А может все сразу?
-Вы пейте, пейте, мальчики, - сказала она, - если надо, я еще куплю. Пейте.
Марина выпустила дым из уголков рта.
-Давайте за женщин выпьем. За нас. В смысле не за нас, а… В общем, за баб! - затушив сигарету, предложила она и нетвердой рукой расплескала оставшийся ром.
Мы с Шумой дружно подхватили посуду.
-Э, не-е, - остановила нас Марина, - за дам - с левой руки.
Переглянувшись, мы в темпе поменяли рюмки местами и выпили.
На кухню заглянул заспанный Изверг.
-Это кто? - спросил он, указав на Марину.
-Шумилов начудил, - ответил я.
Изверг присел на край табуретки, оглянулся по сторонам и пихнул меня в бок локтем:
-Слышь, если что, я третий. Элька спит крепко. Так что свисти, - он бросил взгляд на ром. – А это вы зря. Орех ни в коем случае с алкоголем мешать нельзя. Во-первых, на печень большая нагрузка, а во-вторых… сам увидишь. Приход, конечно, по-первой сбивает, но потом могут быть необратимые последствия.
-Какие?
-Можешь из путешествия не вернуться, а что еще хуже – застрянешь где-нибудь между мирами и все, хана, будешь там до скончания дней болтаться.
Воображаемые уховертки снова зашевелились в моих извилинах…

***

За следующей бутылкой под одобрительные возгласы Марины и Шумилова, пошел я. Чтобы не стращать обывателей своей «модной» прической поверх шапки, я натянул еще и капюшон, оставив лишь небольшое отверстие для глаз и носа…
Так как стеснения в средствах я не испытывал, то выбрал дорогущий армянский коньяк, сунул в карман сдачу и неторопливо поплелся по заснеженным улицам.
Пока шел, пару раз оглянулся. Агентов не наблюдалось…
Войдя в подъезд, тотчас отвернул пробку и сделал внушительный глоток.
Алкоголь пошло обжог глотку и ударил в нос.
-Недурно, - заключил я и снова приложился к длинному горлышку.
-Ну как, хорошо пошла? - раздался чей-то тонкий голосок, сопровождаемый ехидным смехом.
Я оглянулся, за моей спиной у жестяных ребер почтовых ящиков на корточках сидела худенькая девчушка, на вид лет двенадцати в вязаной шапке, надвинутой на глаза.
-Тебе чего? - спросил я, пытаясь сфокусировать зрение.
-Да так просто, - сказала она и привстала. - У тебя сигарет не найдется.
Я протянул ей мятую пачку.
-Тебе курить не рано?
Девчушка щелкнула зажигалкой.
-А ты пьяный.
Я почувствовал себя неловко.
-Я выпимши, а это другое дело.
Девчушка поправила шапку.
-Пьяный ты. У меня батя любитель был к бутылке приложиться.
-Был?
-Ага, пока его мамка взашей с хаты не выперла. То еще мурло было. Слышь, дай глотнуть?
Я замялся.
-Да не ной, старый, мне уже 14.
-Весомый аргумент.
Я протянул ей бутылку. Девчушка отхлебнула и вытерла губы рукавом мохерового свитера.
-Не кисляцкое пойло. Меня Настя зовут. А тебя?
-Иван.
-Ванька, значит.
-По-армянски - Аванес, - пошутил я.
-А по-русски Ваня, - Настя затушила сигарету о стену. - А я тебя знаю, у тебя иногда из окна «Нирвана» играет.
-Есть такое. Нравится «Нирвана»?
-Не-а.
-Ну, на вкус и цвет…
-Это точно.
-Невеселый ты какой-то.
-Почему же?
-Тебе лучше знать.
Я икнул.
-Это внешнее, а внутри я лирик.
-Лирик-хуирик, - ее голос стал грубее (скорее, взрослее). - Дурак дураком. Она же тебя любила, а ты, как последний мудак….
-Не понял…
-Ладно, не мое это дело, - Настя подошла ко мне и, вырвав из рук бутылку, сделал очередной глоток.
Оторвавшись от горлышка, она громко икнула и передала мне бутылку.
-Все мне домой пора, - Настя с минуту подумала и добавила. - И больше не жри эту дрянь, а то в натуре пришельцы заберут, узнаешь все прелести анального зондирования.
Я опешил…
Кровь закипела, в висках возобновилось знакомое пульсирование. Тунгусский метеорит, Розуэлл, крушение космических аппаратов, агенты…
«Потом могут быть необратимые последствия..», - вспомнил я слова Изверга.
Настя поманила меня пальчиком. Я осторожно склонился над ней. Тихо, почти касаясь губами моего уха, она прошептала:
-Балда.
На тот момент я был уверен, что это был ее голос.
Голос Машки…

***

-Ну, ты и соня.
Я открыл глаза. Это была Марина.
-Ты вчера всю хату заблевал, Изверга с его бабой тоже. Вот они тебя материли, - сообщила она и протянула мне бутылку «Балтики».
Я с трудом поднялся, вляпавшись ногой во что-то липкое.
-А Шума где?
-Он за продуктами пошел, а то у тебя хоть шаром покати. Голод и разруха.
-Ну, я тогда посплю еще.
-Спи, герой, - усмехнулась Марина.

***

В комнате объявился Шума.
-Вставай, животное, я жратвы купил, - сказал он и чмокнул Марину в щеку. – Мариночку, нам прям небеса послали!
Марина подошла к Шумилову и обняла его за живот. На ее шее зияла печать засоса.
Я выкорчевал из пачки сигарету и закурил.
-Шума, ты же у нас вроде как всех в подъезде знаешь?
-Ну, не всех положим… Вот тетю Марину до сегодняшнего дня не знал…
-Да ладно, не гони, ты человек общительный. Тут девчушка живет малая. Настя.
-Вань, с каких это пор тебя на нимфеток потянуло?
-Долго объяснять…
Шума поскоблил пятерней голову.
-Не замечал. Хотя… нет, точно нету. А что?
-Ничего. Померещилось, наверное.
-Не удивительно, - хмыкнул Шума, имея в виду вчерашний трип.
Марина достала из пакета сосиски и поставила на конфорку кастрюльку с водой.
-Мальчики, вы, что будите на гарнир, зеленый горошек или пюре? – спросила он.
-Зеленый горошек, - ответил Шума.
-Пюре, - ответил я.

Двенадцатая

ПОМЕНЯТЬСЯ МЕСТАМИ

Раньше я таскал в карманах презервативы, теперь все чаще таблетки от изжоги и «Антипохмелин». На людей, пьющих пиво из бутылок объемом 0, 33л., я смотрю с презрением, тех, же, кто покидает застолье, не допив свое пиво, я искренне ненавижу. Еще я ненавижу политиков, балерин и оперных певцов, подавшихся в попсу. Не люблю современную молодежь с черными монструозными зеркалками, чьи вспышки нарушают одиночество пьяной толпы столичных кабаков. Не люблю теплое пиво, креветки, в равной степени не люблю анчоусы и фисташки. В душе проклинаю, источающий энергетический вампиризм голос Семена, взявшего в привычку звонить в любую погоду, чтобы рассказать про очередной финт, который выкинула его тронутая мамаша. Не люблю зиму с ее холодами и несвоевременно наступающей оттепелью; московскую милицию с ее экзотичной строгостью; кошатников, собачников и рыбаков. Не люблю пингвинов за то, что они не летают, а только плавают и пожирают рыбу. У меня закладывает уши, когда я слышу перебарщивающее с оптимизмом радио водителей. Не люблю толстых людей, чей неэстетический вид делает моим глазам больно. Меня тошнит от патологического легкомыслия бульварных газет и неадекватной серьезности блоггеров. И кроме этого: я огорчаюсь…меня смешит… я тяжело вздыхаю…грущу… я испытываю неподдельную радость… я люблю… живу… А еще я частенько засиживаюсь на работе. И не авралы, ни дедлайны тому причина, просто в восемь вечера, когда редакция пустеет и из млекопитающих здесь остается только охранник, начинает работу наш «дискуссионный клуб». В клубе всего два члена – я и Семен, раньше в состав входил и Шпилькин, но после подшивки он оставил нас.
Устав нашего «дискуссионного клуба» предусматривает распитие благородных напитков и пространные беседы обо всем. Также изредка мы выбираемся на гастроли. Вот, как тогда…

***

Был ничем не примечательный пятничный вечер, я вяло спорил с Семеном о последнем романе Набокова, так и недописанном. Я в отличие от Семена роман не читал и поэтому в первом отделении был сдержан в критике. Но, когда мой собеседник отлучился по нужде, я просмотрел пару рецензий в интернете и уже мог вести конструктивную беседу.
-Уж больно мне эти м-мм-м… отрывки напоминают Андре Жида, - сходу выдал я.
-Какого такого жида? – спросил Семен, вытирая мокрые ладони о брюки.
-Андре… Жида.
-И чем же?
-Стилистикой и в частности прямыми отсылками к его роману «Фальшивомонетчики». В книге Жида был писатель Эдвард пишущий роман «Фальшивомонетчики», герой Набоковской «Подлинной Лауры» пишет роман «Моя Лаура», улавливаешь?
-Случайное совпадение!
Я ждал этого ответа, и, приняв позу, срезал Семена заготовленной цитатой:
-У Набокова случайных совпадений не бывает!
Семен пал. В его глазах плескались сразу два чувства: левый глаз меня ненавидел, правый – завидовал моей эрудиции.
Ха! И кто это сказал, что имитировать интеллигентность – дело безнадежное?
-Насыпь, - вальяжно сказал я.
Семен подчинился и начислил нам по сотке.
-Старик, твоя беда в том, что ты слишком эмоционален, - опрокинув рюмку, изрек я, - а эмоции мешают восприятию картины в целом. Эмоции затуманивают твой мозг и мешают критически относиться к материалу.
-Эмоций не бывает слишком много или слишком мало! – воспротивился Семен.
-Всего должно быть в меру, - назидательно сказал я.
В ответ Семен испустил томный вздох:
-Скучно, Вань, скучно.
Я насторожился.
-Ты ведь это неспроста сказал?
Семен посмотрел на часы.
-Тут рядом презентация будет одного клуба, можно посетить.
-Презентация? Клуба? Громкая музыка, дико развратные малолетки и халявное бухло? - брякнул я. - Конечно, пойдем.

***

Оказалось, что из программы мероприятия вылетают сразу два пункта:
1). Громкая музыка;
2). Халявное бухло.
Вот ссыкух было полно, но о степени их развратности судить было рано.
Также имела место премьера некого экспериментального фильма с эпическим названием «Одиночество моей жизни». Со слов Семена, я понял, что режиссер ленты зело прогрессивный малый, по которому горькими слезами плачет Берлинале.
Но, как показало время, это были не слезы радости, но слезы уныния и тоски…
Если кто-то вам скажет, что немой и к тому же черно-белый фильм не всегда может быть скучным, плюньте тому засранцу в глаза. «Одиночество этого мира» было как раз из той партии – немое и черно-белое. В афише также указывался безумный хронометраж – два с половиной часа.
Фильм не отличался изобретательностью. Все дорогу зрителям показывали одетого в серую тюремную робу актера, который неподвижно сидел в кресле, а когда камера приближалась, строил чудовищные рожи или пускал слюни.
«НЕОБЫЧАЙНО ВОЗБУЖДЕН», - гасил титр, прерывая очередной крупный план.
Снова резкий наезд на лицо. Актер забавно шевелит бровями и показывает зрителю язык.
Титр: «МЕНЯ РАЗРЫВАЕТ ТРЕВОГА. С ТРУДОМ СДЕРЖИВАЮ КРИК ».

Спустя десять минут истукан вновь обретает признаки жизни.

Титр: «ОПЯТЬ СТРАХ! ОПЯТЬ!».

Еще: «СЧАСТЬЕ МОИХ МУЧЕНИЙ ТАК ЧУДОВИЩНО ВЕЛИКО, ЧТО Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО ПОСЛЕ НЕГО ДОЛЖНО ПРИЙТИ ЧТО-ТО НЕВООБРАЗИМО СТРАШНОЕ».
Это начинало утомлять…

-Пошли, что ли пивком разгонимся, - предложил я Семену.
-А вдруг что-то интересное пропустим?
-Не пропустим.

***

Семен пошел за следующим кувшином пива и не вернулся. Испарился, прям.
Тем временем ко мне подсел незнакомый субъект с серьгой в ноздре.
-«Кофе и сигареты» смотрел? - обратился он ко мне.
-Чего?
-Ну, фильм Джармуша.
-Нет, не смотрел.
-Советую. Драматургия, актеры – все на высшем уровне!
-А о чем фильм?
-Ну, сидят люди в забегаловке, кофе пьют, курят, разговорчики ведут и вроде того… Сам до конца не въехал что к чему. Но Джармуш - крутой. После «Мертвеца» он в моем топе на четвертом месте, между Куросавой и Расом Майером. Обязательно посмотри.
-Ага, видел в программе, в субботу будут по ящику показывать.
-Чувак, ящик - это яд.
-У меня иммунитет.
-Совсем ты себя не бережешь. А как тебе это… «Одиночество моей жопы»?
-Ни хера не понял.
-Там в конце говорят самое мясо. Типа этот клоун достает из широких штанин нож и начинает экран кромсать. А на экране реальные порезы появляются, и кровь из них сочится. И потом, бац, этот самый черт из дыры появляется. Прикинь? Эффект неожиданности!
-Прям «Аватар»!
-Точно, 4-ДЭ!
-Кстати, завтра у Надюхи выставка на «Винзаводе». Приходи, много интересных людей будет.
- Во сколько?
-В шесть. Звякни мне, телефон ты знаешь.
-Мы вроде незнакомы…
-А ты не Тимур?
-Нет, я Иван.
-А похож…
-На кого?
-На Тимура Козловского.
-Нет, я не он.
Субъект прищурился.
-Да что ты гонишь, Тимон?
-Меня Иваном вообще-то зовут.
-Блин, а похож-то как. Ладно, извини.
-Извиняю.
-Друг, а можно я тебя на мобилу щелкну? Тимохе покажу, он охереет!
-Щелкай.

***

Я окинул взглядом тусовку. Несмотря на то, что народу в клубе было битком, люди все продолжали и продолжали прибывать. На какой-то момент я представил себя героем романа Герберта Уэллса, очутившегося на Луне в окружении насекомоподобных селенитов. Скользкие, похожие на огромных муравьев они так плотно стояли друг к другу, что напоминали наделенную коллективным разумом биомассу, которая напирала на меня, чирикала и пищала. Еще немного и их щупальца обовьют мою шею...
Я вздрогнул. Надо срочно искать Семена и валить.
Как только я поднялся, столик тут же оккупировала стайка анарексичных барышень…
Я протиснулся сквозь толпу и, работая локтями, устремился в просмотровый зал.
-Эй, куда прешь? – прикрикнул на меня юноша спортивного телосложения в модной олимпийке с вышитым на груди венком.
-Пардон, - отозвался я и уже собирался слиться с толпой, как его тяжелая рука сдавила мне горло.
-Козел, ты мне джинсы облил!
Я развернулся. И вправду джинсы Спортсмена венчало огромное мокрое пятно, в руке он сжимал причину моего беспокойства - полупустой бокал с пивом.
-Ой, извини, не узнал, - посмотрев на мое лицо, замешкался Спортсмен. – Как дела, Тимон?
-Я не… - начало было я, но тут же исправился. – Пойдет.
Возникшая путаница была мне на руку. Теперь я ни кто иной, как Тимур Козловский.
Для друзей просто – Тимон…
-Чувак, я в среду отдам, стопудово, а пока вот, что есть… - Спортсмен сунул мне в руку шесть тысячных купюр. – Остальное в среду.
Я уверенным движением принял деньги.
-В среду значит…
-Точняк. В среду, - подтвердил Спортсмен, вытирая со лба пот.
-Ну, смотри, - предупредил я и назидательно погрозил ему пальцем.

***

В баре я взял 200 граммов виски и теперь неспешно потягивал янтарного цвета алкоголь, облокотившись на грязную колонну с гипсовой лепниной.
-Тимон? – прошуршал женский голос.
О, это опять меня!
-Слушаю.
Голос был приятный. Прямо ангельский. А вот его обладательницей оказалась мордастая хрюшка с вытатуированными на открытом декольте двумя птичками. Фигурка рыхлая, простоватое личико покрыто редким белым пушком.
Видать на фабрике по сбору красоток пищалку вставили не в ту тушку…
-Малыш, - она поправила прическу, - ты сегодня прейдешь?
М-да, а у Тимона-то вкус хромает на обе ноги…
Я отпил из своего стакана.
-Приду.
-Классно! Если хочешь, я могу еще Галку позвать? Помнишь, на прошлой тусе у Психа, я тебя с ней познакомила? Она еще анекдот про лошадь и офицера рассказывала, а ты смеялся.
-Да-да, Галка… что-то такое припоминаю.
-Так позвать?
-Тащи. Можешь еще кого-нибудь зацепить.
-Сестра моя хотела прийти. Вот ее можно.
-Давай и сестру, втроем веселее!
Хм, а этот Тимон неплохо устроился… кобелек.
Когда барышня исчезла с горизонта, я подумал:
-И все-таки странно, живут два таких одинаковых человека - за одним бабы косяком вьются, всякие сомнительные субъекты долги отдают, а от другого даже Семен сбежал. Где справедливость?

***

Семен явился из неоткуда. Явился без пива. Хотя в пиве я уже не нуждался…
-Отдыхаешь? – хмыкнул Семен и щелкнул по моему стакану.
-Ага. Релаксирую. Чем будешь травиться?
-Угощаешь?
-Вроде того.
-Коньячку бы тяпнул.
-Шеф, сотку коньяку, - крикнул я бармену, которому совсем недавно оставил царские чаевые.
-А я фильм досмотрел, - похвастался Семен.
-Там в конце мужик достал нож, принялся кромсать экран… знаем, знаем… - равнодушно отмахнулся я.
У Семена отвисла челюсть.
-Откуда знаешь?
-В ногу надо с прогрессом шагать, отслеживать современные тенденции…
У Семена снова знакомый взгляд знакомый взгляд. Левый глаз – залит ненавистью, правый – завистью.
Из-за стойки бара вынырнула официантка и подала Семену коньяк. Я протянул ей пятихатку и жестом показал «сдачи не надо».
-Старик, спасибо, что вытащил меня, - обратился я к Семену. – Ты, зови, если что, ладно?
-У меня как раз две контрамарки есть на «Утиную охоту». Вампилов вне времени, - охотно отозвался он.
-Можно, можно…
Я по-кошачьи потянулся. Ощущать себя желанным, уверенным в себе было в новинку. Чреда приключившихся со мной нелепиц словно приоткрыла передо мной ворота в новый, неизведанный мир, в мир полный фантастических приключений, крестовых походов на мир обыденности и неслыханных побед.
Это дело надо обмыть…
Я уже поднес к губам свой стакан, как какой-то гад резко выбила его из моих рук.
-Не понял… - возмутился я.
-Я тоже! Я тоже не понял! – взвизгнул тот самый гад - кареглазый юноша с прической под горшок.
-В чем проблемы? – обратился я к негодяю.
Юноша говорил тоненьким как у мультяшного персонажа голоском, постоянно жестикулировал руками, привлекая к себе всеобщее внимание:
-Проблемы? Это у тебя проблемы! Кто она? Кто эта, сука с которой ты только что любезничал? Ты, же клялся, ты обещал! А это кто? Кто этот таракан (он имел в виду Семена)? Тебе, что теперь старички нравятся?! В любви возраст не помеха? А тебе (снова к Семену), что тебе он обещал, что говорил? Ты мой единственный, летом поедем в Таиланд, да? А свое фирменное рагу в горшочках он готовил? Марка Алмонда на гитаре играл?
Скоро возле нас собралась кучка перешептывающихся зевак.
-Не верь ему! Чтобы не говорил – не верь! Ни единому слову! Ни словечку! Это только, кажется, что эти губки только для поцелуев созданы, а на самом деле они только врут! Врут! Врут! Врут! Ненавижу! Сука, ты, Тимон! Слышишь, ты сука! – краснея лицом, вопил юноша. - А вот ты… ты… ты (это все к Семену)… Таракан запечный – вот кто ты!
Он перевел дыхание и продолжил уже спокойным голосом:
-Забирай его себе, если хочешь. Забирай. Слышишь? И вот это забирай, не нужны мне его сучьи погремушки!
Сказав это, юноша сорвал с себя разноцветные бусы, запустил ими в Семена и поспешил скрыться бегством.
Толпа стала рассеиваться…
-Сумасшедший, наверное, - натужно улыбнулся я.
Семен поднял с пола бусы и стал их пристально разглядывать.
-Вань, мы же друзья, так что можешь не оправдываться. Мне твои пристрастия, знаешь ли…
-Какие пристрастия?! Я этого мудилу в первый раз вижу!
-Ну, в первый, так в первый.
-Ты, что мне не веришь?
-Верю-верю, - Семен разложил бусы на ладони. – Думаешь, Светлане понравятся?
-Понравятся, - буркнул я и про себя добавил. – Какая же ты, однако, сука Тимон!


Тринадцатая

В НЕКОТОРОМ РОДЕ ПАНК

Читал в одном журнале интервью с именитым ученым-физиком, лауреатом Нобелевской премии. Проходная, неинтересная статья, но одно мне понравилось: на вопрос: «Почему вы уже долгие годы ходите в одном и том же костюме?» лауреат ответил:
-Не люблю проблему выбора, - и открыл свой шкаф, в котором висели десятки одинаковых нарядов.
По той же причине плей-лист моего плеера уже долгое время не терпит изменений. Как и год-два, назад, в нем маячит сборник лучших песен «Нирваны». Не то чтобы я фанатею от этих сиетловских обсосов, но музыка ничего так. Мелодичная. Очень бодрит.
Вот Машке нравился брит-поп. Она буквально плешь мне проела этими своими «Блер», «Палп», «Оазис». Чуть ли не силком заставляла слушать… Мы даже ходили на каких-то гастролеров аж из самого Лондона. Потом с Машкиными друзьями, всей толпой поехали бухать, кажется в «Балалайку» - кабак при «Союзе композиторов». Помню, они меня тогда таблетками накормили, от которых я сперва позеленел, потом стал синий. Еле откачали. Так что, не смотря на некоторую мою инертность, я всегда готов к знакомству с новой культурой…
В институте я даже некоторое время тусовался с хиппи. Эти длинноволосики ни на что не претендовали – просто курили траву и пили алкоголь, что импонировало. Как-то раз я увязался с ними на так называемый «Марш любви», где раздавал пацифистские листовки. Тогда нашу колонну разогнали одетые в черные мундиры баркашовцы, а мне националисты чуть не оторвали ухо. После того случая с идеями свободной любви и мирового братства было покончено. Но это был не последний эпизод моего социального протеста…

***

У метро, рядом с работой, отстроили новую рюмочную. Пару дней я котом терся около заманчивой надписи «На посошок», накапливая томление, пока, наконец, не решился зайти вовнутрь. Рюмочная оказалась чистенькой и радовала ассортиментом напитков и умеренными ценами.
В теплоте ее уюта я заказал сотку и кружку пива. Вылил водку в кружку и выпил в три глотка. По телу веселыми ручейками растеклись доброта и умиротворение.
Вообще, в рюмочных есть своя, особая атмосфера. Рюмочная в отличие от пивнаря - закрытый клуб. Здесь вы не встретите суматошных подростков, здесь нет сомнительного вида барышень, нет разделения на пол, расу и напрочь отсутствует классовая ненависть.
В рюмочных можно встретить уйму различного народа, но я остановлюсь на типичном посетителе заведения.
Вот он берет на кассе сто грамм, кружку пива. Нервно оттягивает узел галстука, закуривает и метким броском закидывает в глотку вожделенное. Потом пьет пиво, поглядывая по сторонам, и меланхолично стряхивает пепел с сигареты. К такому человеку можно спокойно подойти, поставить рядом свою кружку и молча чокнуться. Хочешь увидеть настоящую Россию? Зайди в любую затрапезную рюмочную. Именно здесь ты увидишь ее молчаливую скорбь и немое величие.
Между тем я дублировал. К доброте и умиротворению добавились человеколюбие и твердая жизненная позиция, заключающаяся в том, чтобы продолжить дома, где в холодильнике томилась поллитровка перцовки.
Я мысленно попрощался с посетителями рюмочной и вышел на улицу, чтобы лицом к лицу столкнуться с помойного вида ребятами в черных клепаных куртках, у одного из которых на голове топорщился зеленый гребень.
-У вас двух рублей не найдется? - спросил парень, чью щеку украшала непонятная татуировка.
Я был открыт и дружелюбен и поэтому вместо вразумительного ответа, завязал диалог:
-Это что у тебя на щеке?
-Паук. Разве не похоже?
-Нет. Может быть таракан или скорпион, но точно не паук.
-Так что там с мелочью?
-На бухло?
-Вроде того.
-Так, может? - я указал на рюмочную. - Угощаю.
-А, не лучше в магазине взять? - предложил второй - долговязый в очках и спадающей на толстые линзы челкой.
-Правильно, - согласился я, - в магазине бюджетней.

***

В магазине познакомились.
-Ящер (с татуировкой).
-Македонский (ирокез).
-Гусь (длинный очкарик).
В полиэтиленовый пакет легли две бутылки водки, баллон химического оранжа, сигареты и стаканчики. Ящер также настоял, чтобы я купил батон и майонез.
-Чтобы не палиться, во дворы пойдем, - предложил Ящер.
Разложив на скамейке наш нехитрый скарб, выпили за знакомство. Я обновил, выпили снова.
-А вы вообще кто? – поинтересовался я.
-В смысле? - спросил Ящер.
-Ну, металлисты, хиппи?
Все трое нервно прыснули.
-Панки, - объяснил Гусь.
В мою молодость панков почему-то считали фашистами, о чем я и сообщил почтенной публике.
-Это все еще из Англии пошло, - объяснил Гусь, как мне показалось наиболее идеологически подкованный из всей троицы, - тогда панки свастику носили и всякую нацистскую символику. Ну, своего рода эпатаж такой был.
-Понятно, - протянул я. - А смысл вашей… эээээ… культуры?
-Ну, протест против системы, - уклончиво ответил Гусь. - Бунт против общества, понимаешь?
-Ага.
-Россия вообще родин панка, - продолжил он, - взять хотя бы скоморохов. Пели срамные песни, дерьмом в попов швырялись – настоящий панк-рок.
-А я считаю, что в нашей стране вообще все панки, - вмешался Ящер. - Вот спроси у любого: нравится ли ему нынешняя власть или, например, любит ли он ментов, что ответит? То-то же. В каждом нашем человеке есть эта искра протеста, ее только разглядеть нужно. Разглядеть, а потом разжечь.
Я отломил кусок батона и щедро сдобрил его майонезом.
-Значит, по-вашему, я тоже в некотором роде панк?
-Скорее всего, – неуверенно сказал Ящер.
- Ха! Я же не протестую, меня вроде все устраивает. Где этот самый бунт против общества?
-Всему свое время, - уже уверенно сказал Ящер.
-Что-то я в этом сомневаюсь…
-А вот ты задумайся. Мы изначально были рождены бунтарями, просто потом многих обломали, опустили до уровня овоща, - добавил Гусь. – Вбили нам в головы, что любое проявление несогласия – это отклонение от нормы. А что такое эта самая «норма»? Кефир, клистир и теплый сортир? Вот еще говорят, что с возрастом умнеешь, а хрен там! Чем старше ты становишься, тем твой мозг все больше напоминает переполненный мусорный бак, от которого тащит плесенью и гнилью. Сейчас самый актуальный лозунг: «Назад на горшок!». Возвращение к тому времени, когда твой разум был девственно чист и не знал пагубного влияния со стороны. Ведь, что делает ребенок, когда ему что-то не нравится? Он орет! А значит, сопротивляется и клал он на «нормы поведения»!
М-да, судя по вышесказанному, мозги мне промыли еще в материнской утробе…

***

Со слов матери, я был крайне обидчивым ребенком и очень болезненно реагировал на критику. Без истерик, попыток что-либо доказать, просто уходил в сторонку и тихонько плакал. В школе учился неважно. Был что называется «крепким троечником». Постоянные переезды, связанные с отцовой службой, привели к тому, что я осознал всю нелепость попыток заводить друзей и среди одноклассников слыл молчуном и увальнем. Учителя же ошибочно считали меня способным, но замкнутым ребенком и поэтому ставили проходные баллы авансом.
Также без особых треволнений прошли годы моего обучения в институте, где я штудировал азы журналистики. Мама хорошо знала ректора, и поэтому я легко набрал проходные баллы. На парах мы пили разведенный спирт, подкрашенный растворимым кофе, под покровом ночи бегали в женскую общагу и раскуривали анашой преподавателей.
В промежутках между этими воистину полезными и нужными занятиями, занимались тем, что обхаживали окрестности в поисках цветного металла, который успешно сдавали местным барыгам.
Однажды в институте прорвало канализацию и нам пришлось бегать справлять нужду в соседнее здание консерватории. В один из морозных дней, зайдя в «консерву», мы случайно обнаружили незапертой дверь завхоза…
Итогом посещения стало наличие в моем рюкзаке бас-саксафона. Мундштук за ненадобностью был выброшен, а дудка сдана в пункт приема цветного металла.
На вырученные деньги купили литр спирта и две буханки «Бородинского»…
На следующий день меня и моих подельников вызвал на «ковер» ректор и поинтересовался о факте пропажи из консерватории дорогущего саксофона. Получив отрицательный ответ, он только развел руками. Как говорится: «Не пойман - не вор».
Позже я встретил на пороге «консервы» убеленного сединами старпера, который подозрительно посмотрел на меня и тоскливо проблеял:
-Ладно, Бог с ним, с саксофоном, вы мундштук отдайте! Это же авторская работа, ему цены нет!
-Не понимаю, о чем вы, - отрезал я.
Последующие месяцы мы частенько прочесывали парк рядом с институтом, в надежде отыскать бесценный мундштук…
Да и вообще ту тропку, на которой я топчусь уже третий с лишним десяток лет никак нельзя назвать «Путем хунвейбина». Поисками работы я не занимался, она нашла меня сама. Практику в «Боевом листке» я начал проходить еще на третьем курсе института, а когда обучение закончилось, уже числился в штате.
На сегодняшний день у меня есть постоянная, хоть и не самая высокооплачиваемая работа, двухкомнатная квартира (подарок моих покойных родителей), а летом от редакции мне положена льготная путевка в один из подмосковных пансионатов…

***

Распив первые пол-литра, мы приступили к следующей бутылке.
-Надо тебя на концерт как-нибудь сводить. Приколешься, - сказал мне Ящер.
-Да я как-то по концертам не ходок.
-А какую музыку слушаешь?
-«Нирвану».
-Гранж нравится?
-Нет, только «Нирвана».
-А «Пистолс» слышал?
-Не-а.
-«Гражданскую оборону»?
-Пару песен.
-Ну, ты реально, блин, даешь!
-О, у меня «Сектора газа» есть диск, «Сказка про Кощея бессмертного»! – вспомнил я.
-«Сектор» - это попса, ни панк, ни разу, - фыркнул Ящер.
Мы выпили.
-А что Македонский у вас такой молчаливый? – спросил я, посмотрев на парня с ирокезом.
-Да он немой, - небрежно бросил Гусь, - и глуховат к тому же. Нет, слышит, конечно, но с трудом.
-Как же он тогда этот самый ваш панк слушает?
-Сердцем, - не без пафоса ответил Гусь.
-Великая сила искусства, - прибавил Ящер. - Македонский даже в одной группе на басу умудрился поиграть. Правда, Македоныч?
Последний нахмурился, и повернулся к нам спиной.
-А меня мамка на работу на следующей неделе обещала пристроить, - похвастался Ящер, - марчендайзером.
-Это как? - спросил я.
-Ну, ходить по магазинам, наличие товаров проверят, чтобы все на своих местах стояло. У меня друг так работал, говорит, если осторожно, то и подворовывать можно.
-Меня пахан, тоже как-то сторожем пристроил, но не срослось, - ввернул Гусь. - Я как раз месяц отпахал, зарплату получил, прихожу домой. А батя уже в лоскуты. Денег стал клянчить. Я ему пятихатку дал, а он мне: «Мне твои подачки не нужны. Все бабки будешь в общий котел сдавать, а сколько надо на карманные расходы я тебе сам начислю». Я ему: «Это мои деньги, как хочу, так и распоряжаюсь». Ну, его это взбесило прям. Тогда пахан уже три месяца на работу не ходил и не искал даже. Сидел дома квасил в одну каску и в футбол втыкал. Вобщем взял он пустую бутылку и в меня пульнул. Не попал. Я стою, ржу, а пахан нож хватает и за мной. Я тогда в ванной закрылся, так пахан три часа перед дверью просидел. Когда я вышел, он спал на полу, а вся дверь ножом была исполосована.
-А меня мамкин ухарь ремнем порол, - поделился Ящер. - У него для этого дела специальный ремень был. В шкафу на гвоздике весел. Этот урод даже ему имя придумал, прикинь? Дядя Вася! А когда порол, напевал все время: «Кто лучше всех играет в мире на гитаре? Кто лучше всех танцует твист и рок-н-ролл? Каждый ответит! Каждый ответит: «Конечно он! Вася! Вася! Ну, кто же его не знает!». С тех пор, когда эта песня играет, меня аж трясет. А потом его мамка застукала с какой-то хабалкой и они разбежались. А если бы не разбежались, он бы меня убил, наверное. Урод контуженым был, воевал в горячих точках. Когда нажирался, любил потрепаться о своем героическом прошлом и по ночам еще просыпался и орал: «Добей его! Добей! Добей!». Видать все мозги ему в армейке отбили.
-Да, от армии надо косить, - жуя хлеб, уточнил Гусь.
-А как же это… отдать долг Родине? - спросил я.
-Ты сам-то служил?
-Служил, - соврал я.
-Понравилось?
-По первой трудно, а потом привыкаешь. Нормально.
-А я не хочу. Может, это мои лучшие годы, а я буду на дачах генеральских цемент месить.
-А если война?
-Война, - Гусь задумался. – Если война, то конечно… Но не в армию, в партизаны уйду. Поезда под откос пускать буду.

***

-Вот думаю группу собрать, - сказал Гусь. - Все серьезно, тексты против системы, чтобы людям глаза раскрыть. А то ведут нас всех, как слепых котят, хрен знает куда, а мы все молчим.
-Точно, - хихикнул Ящер. – И Македонского на вокал возьмите, а группу назовите «Во весь голос!».
-Зря смеешься, - обиделся Гусь. – Сейчас или никогда. Время такое.
-Какое? – спросил я.
-Смутное. Народ голодает, а богатые с жиру бесятся. Ты телевизор смотришь? Газеты читаешь? Надо протестовать, листовки клеить, почву для восстания готовить.
-Восстание - это хорошо, - произнес Ящер, – можно мародерством заниматься. Иван, а ты как к революции относишься?
-Поддерживаю.
-А на баррикады пойдешь?
-На баррикады? А какой там от меня прок, я не стрелять ни умею, ни драться.
-Научишься.
-Даже и не знаю… Думаешь, революция – это выход?
-Единственный выход!
-А что после? Ну, побузите, а потом? Чем людей кормить будите?
-Как чем?! – засмеялся Ящер. – Буржуями!
После выпили за революционный интернационал, за повстанческий фронт, за будущую победу, за пролетариат, помянули Егора Летова и батьку Махно. Гусь сыпал цитатами из Маркса, Бакунина, Мао и словно переболевший в детстве рахитом Кинг-Конг бил себя кулаком в грудь. Я внимательно слушал, где надо вставлял утвердительное «да», а чтобы лишний раз не ввязываться в спор отделывался пространными «возможно» или «время покажет».
-Я песню написал недавно, жалко гитары нет, а так бы сыграл, - сказал Ящер и надул губы.
-Жаль, я бы послушал, - снова соврал я.
-О, а пошли к нам на сквот, у нас весело и гитара найдется! – оживился Ящер.
-Сквот? – переспросил я.
-Ну, помещение пустующее, ни кем не занятое. Заброшенный завод. Нас там человек десять живет. Там тепло.
-Можно и на сквот, - согласился я. – Только надо еще водки взять.

***

Сквот оказался именно таким, каким я его и представлял. В углах кучи строительного мусора, влажные бетонные стены, на полу - грязное тряпье. В двух ржавых бочках - тлеющая ветошь и деревяшки.
В полутьме я заметил еще несколько фигур, которые жались вдоль стен, пытаясь согреться.
-Это Иван, он с нами, - представил меня Ящер.
Общественность меня проигнорировала, так и оставшись в моих смутных воспоминаниях мрачными, безликими тенями.
-Боятся, - объяснил Ящер, – у нас тут периодически облавы бывают, гоняют. Нет, ну мы, что мешаем им? Живем себе и живем.
-А домашние не ждут? – спросил я, принимая из его рук стаканчик с водкой.
-Ждут, не ждут, какая разница, - безразлично сказал Гусь. – Пахан мой в запое, наверное. Ящера мамка из дома выгнала, у нее сейчас новый ухарь - ларек с сосисками держит. Она Ящеру прямым текстом сказала: «Ты уже взрослый сынок, сам должен о себе заботиться, а у меня отношения». Круто, да? А Македонский у нас вообще из интерната, из Ярославля, вроде. В Москву на «собаках» приехал. Конечно, дома лучше – это по любому… а то ведь здесь всякое бывает. Наркоманы приходят иногда. Менты рейд делать будут - если что найдут, сразу на нас повесят.
-Надо на следующей неделе новое место начать искать, - деловито сказал Ящер, и принялся настраивать гитару.
Он долго колдовал над инструментом и, наконец, добившись нужной тональности, объявил:
-«Деньги панкам»! Премьера песни.
Ящер не пел, а скорее наговаривал текст:

-Опять нет бабок ни хрена
Опять не буду кушать я
Опять под пивом не сидеть
Опять с подружкой не балдеть
Подкиньте денег хоть чуток
Пока я с голода не сдох

После долгого проигрыша следовал припев:

НЕ ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В БАНКАХ, А ОТДАЙТЕ ДЕНЬГИ ПАНКАМ!

И так раз шесть…

***

Мне понадобилось отлить.
-Мужики, а где у вас поссать можно?
-А вон прям за баком, - сказал Гусь.
Двигаясь на ощупь, я добрался до «клозета» и расстегнул ширинку и обмер…
Да, я был нетрезв (да, какой там «не трезв», я был в хлам!), но не заметить храпевшего в углу человека в милицейском кителе, я не мог.
-Ребята, да у вас тут мент! - крикнул я в черное месиво ночи.
-Это свой мент - Матвей. Он героином ставится, и поэтому его жена из дома выгнала. Уже третий день у нас ночует. Так что не парься, - разнесся по помещению голос Гуся. - Лежит тут по ночам трупом, как вмажется. Он безвредный.
Я легонько пнул тело ногой.
Тишина…
-«Назад на горшок!» - говорите, - хмыкнул я, расстегнул ширинку и, направил струю на лицо жандарма.

Четырнадцать

ЧАСЫ

-Вань, ты помнишь, какой сегодня за день?
-Четверг.
Машка насупилась.
-Я спрашиваю, какой сегодня день?
Я замешкался, перебирая в голове всевозможно даты. Ее день рождения? Нет. День нашего знакомства? Не то. Так, что еще? Черт, ничего на ум не приходит!
-Забыл, - капитулировал я.
-Балда, мы сегодня с моим братом идем ужинать.
-Попалась! Я просто тебя проверял! - сказал я и для пущего эффекта щелкнул пальцами.
-Не ври, ты опять забыл, - фыркнула Машка.
-Совсем чуточку…
Машка закинула ногу на ногу и сложила руки на коленке.
-И что я в тебе нашла?
Я налил кипяток в стакан с заваркой.
-Ну, я обаятельный.
-Обаятельный, - передразнила она и продолжила уже серьезным голосом. – Сегодня в восемь. И будь мил - побрейся.
Она поцеловала в лоб и пошла в ванную.
Контрольный...

***

На работе был полный штиль. Немногочисленные сотрудники «Боевого листка» растворились в атмосфере лени и бездействия, и даже Степан, дремавший в кресле, сливался с его мутно-зеленой обивкой.
Я без удовольствия влез на парочку порно сайтов, прочитал с десяток анекдотов, потрепался в «аське» и уже начал развивать мысль о скоропостижном бегстве с работы, как в кабинет ввалился Шар. На его груди черным фурункулом рос громоздкий фотоаппарат, а в руках была зажата пивная граната.
-Привет золотым перьям страны! – гаркнул он и поставил бутылку на мой стол.
-И вам того же, - ответил я.
-Что такие кислые? – не унимался Шар.
-Да, так, - промямлил Семен, - работаем…
-Тихо у вас сегодня, как на кладбище, - сказал Шар.
-А когда по-другому было? - зевнул я.
-Раз такое дело… - с видом бомбиста-заговорщика провозгласил Шар, - то…
Он достал из сумки красивую бутылку объемом 0,7 литра.
-Раз, такое дело, можно и по соточке.
-Сегодня не могу, - сказал я.
-Закодировался что ли? – подмигнул мне Шар.
-Нет, просто встреча у меня сегодня. Важная.
-Тоже удивил. У меня две съемки и пьянка с отцом вечером. Мы, чисто символически. Да и посмотри, какой красавец!
Шар поднес бутылку к моему носу.
-Вискарь. Двенадцатилетней выдержки! Сегодня на презентации подрезал.
-Двенадцатилетней, говоришь? – оживилось кресло а, точнее, Семен.
-Высший класс!
Я поморщился.
-Ну, нельзя мне напиваться, пойми.
-Запомни, Ваня, - Шар прокашлялся. - Благородные напитки - пьют, а напиваются - сивухой. У меня вот и закусочка имеется.
С этими словами Шар положил на стол два огромных яблока и горсть карамелек.
И я сдался. Как Чехословакия немцам. Без единого выстрела.

***

МАШУЛЯ, ДОРОГАЯ, МИЛЫЙ МОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК, НУ НЕ ХОТЕЛ Я НАПИВАТЬСЯ!
НУ, ПРОСТИ МЕНЯ, ОБОЛТУСА!
ПРОСТИ, ДУРАКА!
ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ!
В общем, после вискаря Семена был послан за водкой. Я приоткрыл форточку, и мы с Шаром внаглую задымили в кабинете. Шпилькина был в отпуске, а Светка не показывалась на рабочем месте уже три дня по неизвестным мне причинам. В редакции витал пряный дух демократии…
-Хочешь хохму? - традиционно спросил Шар.
-Давай.
-Было это на прошлой неделе. Ты знаешь, я с женой в разводе. Живем вместе только потому, что дети общие. А так вроде жизнь вольная. Но только на стороне, а дома ни-ни, типа чтобы детей не травмировать. А тут, уехала моя вместе со спиногрызами на дачу. На месяц! Ну, я, конечно же, развернулся - пьянки, гулянки, бабы там разные. Ну и, значит, пришел ко мне дружок один армейский, с барышней. Барышня ничего себе, аппетитная. Стали выпивать, ну его и сморило. Мы, значит, всю ночь напролет с ней квасили, потом вырубились. Утром просыпаюсь, иду на кухню, она, значит, сидит - курит. «Где, - спрашиваю, - дружок мой?». А она: «А я его за порог выставила, потому что не он мужик, а муляж». И, значит, мне в глаза смотрит и говорит: «А, ты, дружочек, давай-ка, дуй за пивом, а потом я тебя трахну». Нет, ну прикинь, картина маслом! В общем, зависла она у меня на неделю. Что только не вытворяли, расскажу, не поверишь! И тут, значит, лежим мы с ней в постели и вдруг звонок в дверь. Я, как ни в чем не бывало, открываю. Хули, жена только через неделю должна была вернуться, а тут на пороге все семейство, во главе с тещей! А я в трусах, баба в постели, не отмажешься. Хоть и в разводе, да неудобно как-то и дети еще… Так что, теперь, мы с ней даже не разговариваем. Боюсь - придется разъезжаться.
Я конечно должен был хоть как-то отреагировать... Засмеяться? Хм… или посочувствовать…
Подумав, решил занять промежуточную позицию: тускло улыбнулся и по-товарищески похлопал его по спине.
В дверях появился Семен с черным пакетом в руках.
-Держите, - он поставил на стол литр «Старой Москвы», томатный сок и связку бананов.
-А бананы зачем? – возмутился Шар.
-Ну, это… люблю я их, - рассеянно ответил Семен.

***

МАША, ЕЩЕ РАЗ, ПРОСТИ И БУДЬ БЛАГОСКЛОННА КО МНЕ!
Я НЕ ХОТЕЛ ПОЛИРОВАТЬ!
НЕ ХОТЕЛ!
ПОНИМАЕШЬ?
А, всю вину за это безобразие перекладываю на Семена. На этого усатого бананолюбца, предложившего треснуть по пивку у коронного магазина.
Мы выпили по два…
-Вот, думаю, за Достоевского взяться, - сообщил нам Семен. - Сейчас адаптирую для сцены «Идиота». Только на роль Рогожина актера не могу найти. Вань, не желаешь на прослушивание прийти?
-Да какой из меня актер?
-Порой бывает так, что талант сидит глубоко в душе человека и наша задача заключается в том, чтобы вытащить его на поверхность.
-Ваша – это чья?
-Служителей Мельпомены, познавших таинство сцены и любовь благодарной публики.
Публикой Семен называл старух-пенсионерок и некрасивых девиц критического возраста…
По пьяной лавочке я даже умудрился посетить один из его спектаклей. Это был «Моцарт и Сальери» по Пушкину. Моцарта в спектакле играла хромая тетка с дефектом речи (она не выговаривала шипящие), а коварного отравителя – Семен. Когда у Моцарта были длинные реплики, было заметно, как Степан-Сальери шевелит губами вместе с ним (с ней), напряженно глядя на актрису в надежде, что та сумеет произнести весь свой текст без ошибки. Было очень трогательно и забавно.
Но у нас был свой театр, страдающий отсутствием режиссуры и резкими поворотами сюжета…
Уже у метро Семен вспомнил, что забыл в редакции «очень важную папку» и попросил нас подождать, пока он отыщет ее в конторе.
В ожидании Семена мы выпили еще по бутылочки.
Меня не на шутку развезло. Но особо отличился Шар. Его вырвало прямо на рекламный щит предвыборной компании широко известного чиновника из Мосгордумы. Давно пасший нас милиционер намекнул, что блевать в общественном месте - это еще, куда ни шло, но в нашей ситуации дело пахнет осквернением государственной символики, что уже тянет на тюремный срок.
Смыв пятна позора обошелся нам с Шаром в пятьсот рублей с носа и обещанием немедля покинуть место дислокации.
Очистив организм от скверны, Шар воспрял духом и стал уговаривать меня ехать в сауну с блядьми.
-Не ссы, у меня там большие скидки, - хвастался он.
Когда я, так и не дождавшись Семена, позорно бежал в метро, Шара начали вязать в очередной раз…

***

МАША!
МАШУЛЯ, МИЛАЯ, РОДНАЯ!
ТЫ НЕ ПОВЕРИШЬ, НО Я СПЕШИЛ!
ТЫ БЫ ЗНАЛА, С КАКИМ ТРУДОМ МНЕ ДАВАЛСЯ КАЖДЫЙ ШАГ, КАЖДОЕ МГНОВЕНИЕ, ПЕРЕЖИТОЕ В ПОДЗЕМКЕ!
ОХ, КАК Я БЫЛ ЗОЛ НА СЕМЕНА, КАК БЫЛ ЗОЛ НА ШАРА, НО, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, Я БЫЛ ЗОЛ НА СЕБЯ - НА ПЬЯНУЮ СКОТИНУ, УМУДРИВШУЮСЯ ОПОЗДАТЬ НА ЦЕЛЫЙ ЧАС!
ПРОСТИ МЕНЯ, МАША!
ТЫ ЖЕ УМНАЯ, ДОБРАЯ, ТЫ ПОЙМЕШЬ, ПРОСТИ…
Зайдя в ресторан, я прищурился и стал искать взглядом Машку. Мои поиски не увенчались успехом, и я попросил администратора проводить меня к столику, заказанному на ее имя.
-Привет, – непринужденно сказал я и плюхнулся на стул.
За столом кроме Машки сидели ее брат Сергей и блондинистый незнакомец.
-Ваня, ты опоздал, - прошипела Машка.
-Ну, я это… в редакции… ну, работа, понимаешь… - пьяно пролопотал я.
-Выйдем, надо поговорить.
Она буквально взяла меня за шкирку и выволокла на улицу.
-Ты что, опять нажрался, балда? – вскипела она.
-Ну, я это…
-Вань, ты же знал. Знал ведь, мне перед братом неудобно. Ты же в говно уже.
-Машуля… я… ну…
-Ладно, позже поговорим, а сейчас, будь добр, веди себя прилично, не позорь меня.
-К-конечно.
-И не пей больше.
-Ни грамма.
Машка указала мне на дверь. Я уже собрался пройти вовнутрь, как ее кулак врезался в мой бок.
-За что? – простонал я.
-Чтоб не забыл.

***

Блондинчик оказался старым другом семьи и носил странное имя Арсений. В отличие от молчаливого скромняги Сергея, он постоянно пытался шутить и просто искрился пафосом.
-В этом году всю Европу объездил. Где только не был, - рассказывал Арсений. – Франция, Италия, Норвегия. Везде был. В следующем году поставил себе установку на Азию. Первая остановка – Тибет!
-Тибет. Помню, ты им еще с пятого класса грезил, - подозрительно нежно сказал Машка.
-Да мечты, мечты, мечты… - смакуя каждое слово, произнес он, - расставаться с мечтами всегда страшно, особенно с такими мечтами. Хотя, Париж меня не разочаровал. Мир Александра Дюма, Жорж Санд, Мопассана – я увидел его именно таким, каким представлял. А ведь могло бы быть и так, что вместо хрустального мира моих грез меня бы встретила грязная дыра… ну, типа нашего Люблино.
Машка звонко рассмеялась(!).
Рассмеялась!
Машка, пылко ненавидевшая все французское. Машка, затеявшая перебранку с водителем, из-за того что из его оптимистического радио неслось нежное кваканье Эдит Пиаф. Машка, от которой я прятал ДВД-сборник лучших комедий Пьера Ришара!
Поначалу я списал все ее восторги на временное помутнение рассудка, вызванное встречей с другом детства, но…
-Был в Версале на экскурсии – красота неописуемая, - доложил Арсений. – Идешь по роскошным дворцовым коридорам, волнуешься, как мальчишка, все ждешь, что из-за угла покажется королева Анна или кардинал Ришелье.
-Или Д’Артаньян! – предположила Машка.
-Или Д’Артаньян, - согласился Арсений.
А вот это уже запрещенный прием. Это удар не в пах, но в душу. И я вскипел:
-А вы знаете, что во время правления Людовика XIV в этом самом Версале не было ни одного туалета и гости опорожнялись во дворе, на лестницах и на балконах? А герцог Сен-Симон в своих мемуарах писал, что придворные дамы Версальского дворца, прямо посреди разговора, а иногда даже и во время мессы в капелле, вставали и непринужденно так, в уголочке, справляли нужду, как малую так и…
-Ваня… - тихо сказала Машка и ущипнула меня за локоть.
-Это исторический факт, между прочим!
-Тогда, можно было без подробностей, мы все-таки за столом.
-А вот мне интересно, - сказал Арсений, - нам экскурсовод про это не рассказывал.
-Или вот еще. Опять ж исторические факты – долгое время в Европе кариес считался болезнью знатных людей, признаком богатства. Веера именно по этой причине вошли в моду. Веер помогал представителям знати скрывать данные им от природы белые, здоровые зубы… - поделился я.
-Фу-у, - поморщилась Машка.
-Иван, вы, кажетесь мне начитанным человеком. Кем вы работаете? - спросил блондинчик.
-Он журналист, - ответила за меня Машка.
-А, позвольте узнать, в каком издании?
-В «Боевом листке».
-Что-то в первый раз слышу, - серьезным тоном сказал Арсений.
-Неудивительно, у нас еще та газетенка - реклама на туалетной бумаге, - пояснил я.
Сконфуженная таким тоном Машка, еще раз злобно зыркнула на меня и сказала, что ей надо отлучиться «попудрить носик». После ее ухода я расслабился и позволил начислить себе сотку.
-Ваше здоровье! – я поднял рюмку и выпил.
Сергей все так же молчал, а Арсений, дабы избежать общения со мной, принялся за жульен.
К Машкиному возвращению во мне уже бултыхалось двести грамм.
-А вы я смотрю, без меня не скучали! – съязвила она, указав на пустой графинчик.
-Ага, я рассказывал тут новому знакомому о неблагодарной работе журналиста в наше непростое время, - сказал я.
Самое странное, что после этих граммов я стал чувствовать себя гораздо лучше: куда-то ушла усталость, пропало головокружение, да и слова обрели былую четкость.
-Подружились, значит? – садясь за стол, спросила Машка.
-Ага. Мы теперь с Арсением не разлей вода. Как Чип и Дейл. Правда?
В ответ Арсений нервно кивнул.
-А помнишь, мы в казаков-разбойников играли? – спросила Машка у блондинчика.
-Помню. За гаражами. Нас еще сторож гонял постоянно, а один раз он меня даже граблями задел, до сих пор шрам остался.
-Да ты что? – удивилась Машка. – А ну, покажи!
-Вот, - Арсений спустил с плеча рубашку и показал небольшой красноватый рубец.
-Ничего себе, - восторженно сказала Машка и ностальгически добавила. – Сколько лет прошло…
-Да уж. А, котят помнишь, которых мы за гаражами нашли и потом каждый день к ним бегали после школы, чтобы покормить?
-Еще бы! Я специально для них в столовой докторскую колбасу воровала. Даже по именам всех помню. Сейчас… Белый с черным ухом - Барсик, потом у которого ухо одно длинней другого было - Васька и рыжий - Леопольд, - напомнила Машка.
Слышать такое от человека чихающего даже при виде трансляции «Том и Джерри» - более чем странно…
-Леопольд, - мечтательно сказал Арсений. – Я его предлагал в честь футболиста назвать. В честь Ван Бастона.
Надо было что-то делать. Ну не могло же так дальше продолжаться? В конце концов, кто я на этом празднике жизни?!
-Котятки, котики… - произнес я, вращая между ладонями веточку петрушки. – А мне мама не разрешала домашних питомцев заводить. Зато когда стал жить один, купил себе хомячка. Между прочим, тоже рыжего. И не хомячка даже, а хомячиху. Я без экзотики обошелся – назвал ее просто, по-нашему Дусей. Она к тому же беременной была, но тогда я этого не знал. Раз я задержался, дома не ночевал, а как вернулся – сразу к клетке. А там… Дуся вся в крови, кругом ошметки чего-то красного. Я сначала не понял что к чему, а потом пригляделся и до меня дошло: пока меня не было Дуся родила, а детей своих сожрала. Я ей корм забыл оставить…
-Ваня, прекрати! - взвизгнула Машка.
-Клетку потом вычищал целый день, а Дусе хоть бы хны. После этого еще две миски корма навернула, как ни в чем, ни бывало…
-Дурак, - буркнула Машка.
Довольный я сконцентрировался на мясе.

***

Покончив с бифштексом, я встал из-за стола и проследовал в туалет.
Справив малую нужду, закурил сигарету и после третей затяжки понял, что меня накрывает с новой силой. Затушив бычок, глубоко вздохнул, пытаясь прийти в норму.
Я уже стал делать неплохие успехи на этом поприще, как в сортир вошел Арсений.
-Иван, давай поговорим, - он дотронулся до моего локтя и отвел к раковине.
-Слушаю.
-Поговорим по-мужски, без обид, ладно?
-Лады.
Вжик!
И кулак Арсения впечатался в мой далеко не упругий живот.
-Ты что, псих? – жадно хватая ртом воздух, прохрипел я.
Арсений показушно помыл руки и, как ни в чем не бывало, закурил.
-Понимаешь, Ваня. Ты не против, что я фамильярничаю? Ага. Понимаешь, Ваня, я Марию знаю с третьего класса. Наша дружба она… понимаешь, она… в общем, люблю я ее с детства. Не знаю, как она, но я всегда... И мне больно видеть, что она c такими уродом, как ты встречается. Понимаешь? Я ей только добра желаю, пойми.
Я выпрямился и, отвернув вентиль крана, прильнул к холодному алюминиевому носику.
-И что в тебе такого, что у меня нет? Ты же пустышка, лузер, ты…
-Ничтожество, - подсказал я.
-Все шутишь?
-Шучу.
Арсений подошел ко мне и бросил в раковину сигарету.
-Вот это, - он снял с запястья массивные часы, - стоит столько, сколько ты и за год не заработаешь. Бери и уходи. Тебе же на нее плевать. Какая разница, разойдетесь вы через год или через день? А тут хоть какая-то выгода…
Он взял мою ладонь и вложил в нее часы.
-Значит, договорились?
Не дождавшись ответа, Арсений вышел из сортира.

***

Я взвесил в руках побрякушку.
Тяжелые…
Такой штуковиной и убить можно, если как следует прицелиться. «Кирпич – оружие пролетариата, часы – оружие мидл-класса», ага.
Я поднес циферблат к уху.
Тик-так, тик-так…
Первые и последние часы, которые я носил, были электронными – китайская подделка под «Касио», с калькулятором, на металлическом браслете. Я проносил их ровно год, а в восьмом классе сменял на книгу Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Тот паренек, с которым я махнулся, надул меня – в книге не оказалось последних пяти страниц. Бессонными ночами я гадал, чем же закончилась финальная авантюра Великого комбинатора, а когда раздобыл в библиотеке полный вариант романа – разочаровался. Остап Бедер, побитый как собака, истощенный, но по-прежнему полный гениальных замыслов, возвращался на Родину, туда, где его не ждали…
Я еще раз повертел в руках часы. Стрелки, циферки, шестеренки, пружинки…
Наверно, еще и водонепроницаемые.
Я подошел к унитазу и разжал руку, в которой находился часы. Очко издало пронзительное «буль!» и с аппетитом проглотило мой подарок.
Кстати Арсений был неправ, расстались мы не через год и не через день, а через четыре месяца.
Так-то.

Пролитая

СТРАХ И ОТВРАЩЕНИЕ В АВДЕЕВО

В тамбуре было накурено и сыро. Шума, присев на корточки, прихлебывал купленную в привокзальном буфете водку и насвистывал невеселый марш. За окном мелькали сухие лапы покореженных деревьев и осевшие в землю дома мертвых деревень.
-Скоро выходим, - уточнил я.
Шума выбил из пачки сигарету.
-Как говоришь, станция-то называется?
-Авдеево.

***

На перроне нас встречал Миха. В руках он держал полупустую трехлитровую банку с клокочущим в ней алым пойлом.
-Я тут винца прикупил, да пока ждал, пригубил малость, - пояснил он и расплылся в приветливой улыбке.
-А как насчет культурной программы? – поинтересовался Шума.
-Сначала ко мне, а ближе к вечеру я вас с пацанами познакомлю, что-нибудь придумаем.
Миха был моим дальним родственником по отцовской линии. Всю свою сознательную жизнь он прожил в поселке Авдеево под Тулой, где окончил школу, научился пить самогон и драться на сельских дискотеках. Эти навыки Миха решил применить на практике в Москве, на заочном отделении какого-то сомнительного института.
Учиться он собирался на «специалиста по связям с общественностью»...
Деньги на учебу, которые ему собирали всем миром, Миха умудрился за несколько дней продуть в игровых автоматах. Само собой, в институт он не поступил, а более успешный земляк, дававший будущему «специалисту по связям с общественностью» временный приют, вышвырнул Миху на улицу.
Тогда же Миха появился на пороге моего дома и за бутылкой коньяка поведал о своих злоключениях. Пришедшему через час Шуме история была рассказана по второму кругу. Шумилов внимательно слушал, сочувственно кивал и по окончанию Михиного монолога с чувством сказал:
-Перемолола Москва талантливого пацана.
Так Миха стал жить у меня...
-Мне бы только на ноги встать, а там сочтемся, - пообещал родственничек.
Поначалу все шло неплохо. Миха по-прежнему лелеял мечту об учебе и чтобы вернуть разбазаренные деньги, устроился на строительный рынок грузчиком. Два месяца он исправно трудился и даже иногда покупал продукты, но вскоре был уволен за драку с поножовщиной.
Неделю Миха залечивал ненависть к Москве портвейном, а потом взял и пропал. Как-то утром я попросту не обнаружил родственника дома. Вместе с ним исчезла и чудом не пропитая заначка…
Но, каково было мое удивление, когда через полгода из Авдеево на мое имя пришел денежный перевод, в котором была обозначена присвоенная моим непутевым родственником денежная сумма. К переводу прилагалось письмо, в котором Миха извинялся за свое поведение и даже приглашал меня и Шуму в гости.
У меня как раз накопилось три отгула, и я раздумывал о том, чтобы смотаться из города, сменить обстановку. Шумилов поддержал мой порыв.
-Надо ехать. Ваня. Надо. Россия – необъятная страна! Леса, реки, озера, горы. Красотища! А мы тут урылись в этой сраной Москве по уши. Никакого просвета, сплошные расстройства.
В целях экономии решили ехать на «собаках»…
Не прошло и двух часов, как мы сидели в электричке, на скорую руку похмеляясь «Арсенальным».
-Знаешь, у меня бабка в деревне жила, под Рязанью, - захмелев, залепетал Шума, - молоко, сено, варенье из крыжовника. Ты крыжовник-то любишь?
-Что?
-Крыжовник, говорю, любишь?
-Не очень. Мне клубника нравится.
Шума высморкался.
-Думаешь, у них там, в Авдеево, есть крыжовник?
-Ты, что рехнулся, январь на дворе, какой, к черту, крыжовник?!

***

-Я сейчас на ферме, скотником, платят мало, но ближе к весне бригадир обещал нормальной жилплощадью обеспечить, - пояснил Миха, развешивая нашу влажную одежду. - А пока вот барак выделили, грязновато, правда, но я не в обиде. Да и телефон имеется.
Миха снял с макушки ушанку.
-Вань, ты меня за бабки извини. Сам понимаешь, в состоянии аффекта…
-Ладно, забыли.
Остатки бормотухи мы распили еще по пути в Михину берлогу, так что дома стали пить привезенную нами водку.
-А самогон в ваших местах водится? – просил у Михи Шумилов.
-Еще бы! Свекольный и картофельный, - не без гордости сообщил Миха. – Лучше, конечно картофельный, хоть он и пожестче, а от свекольного наутро похмелье больно мрачное.
Вечером, когда мы израсходовали весь имевшийся у нас запас горючего, к Михе завалились четверо парней в изрядном подпитии. Один из них бухнул на стол две заткнутые газетным жгутом бутылки.
Собственно говоря, в них и был тот самый картофельный самогон, который «пожестче»…
-Вы с Москвы, да? – недоверчиво спросил у нас с Шумой коренастый рыжий малый, который был в этой компании за главного.
-Ну да, - ответил я.
-И как столица, живет?
-Куда она денется.
-Я пацаненком еще в Москве был, с родителями. Красная площадь, все дела, красиво. Простой город, купеческий. У нас тоже все просто, ведешь себя по-человечески - никто не тронет, будешь выебываться - сразу по почкам схватишь. Но вы, я вижу, парни нормальные, не пропадете. Ну, за знакомство?
Спиртного хватило ровно на два круга. Вопрос о продолжении встал незамедлительно.
-А что мы сидим-то, сегодня же у Колесникова свадьба, грех не отметиться! - предложил кто-то.
-И то верно, - согласился Рыжий.

***

Колесников жил на другом конце поселка и поэтому решение приобрести пузырь в дорогу - не вызывало протестов.
Когда я предложил денег, Рыжий нахмурился:
-Ты где? Ты у меня в гостях! Я угощаю.
Парни выскребли из карманов телогреек последние копейки и купили в соседнем доме бутылку фирменного авдеевского «Огонька».
«Огоньком» здесь именовалась сорока пяти градусная термоядерная жидкость, изготовленная из разведенного спирта для растопки каминов «Веселый огонь». Авдеевский «Огонек», в отличие от самогона, шел на удивление мягко, провоцируя нас на шумные потехи, как то игра в снежки и обоюдное «намыливание» друг друга мокрым снегом.

***

-Пришли, - сказал Рыжий и пнул носком сапога синие ворота, за которыми голосили пьяные запевалы.
Дверь нам открыли не скоро. Высунувшийся наружу коротко стриженый мальчишка, получил подзатыльник, и мы гурьбой ввалились во двор.
На крики, выбежал взволнованный виновник торжества Колесников. Из карманов его свадебного пиджака торчали две зеленые бутылки, запечатанные паклей.
Рыжий, а за ним и все остальные, скупо пожали жениху руку.
-Мужики, ну сами понимаете… Дело такое, а вы пьяные… а тут еще зять и родня жены, и дядька из Геленджика специально приехал. Может, на улице по рюмашке треснем? Уж завтра с меня простава…
Рыжий исподлобья посмотрел на Колесникова, вынул из кармана жениха бутылку, игриво подбросил ее в воздухе…
Внимание, смертельный номер!
Уф, поймал…
-Серый, - обратился к Колесникову Рыжий, - я же с детства тебя знаю. Ты же нормальный пацан был, что с тобой стало? Я, конечно, понимаю – свадьба, все такое, но ведь можно было по-человечески, нормально объяснить? Не хотел приглашать, так бы и сказал – мы бы поняли, но зачем до крайности доводить? Какого хера надо было по поселку шкериться? Думал, никто не узнает? Думал, что это все мимо тебя пройдет, а?
Рыжий снова подбросил бутылку, поймал и запустил ею в забор.
Обезумевший от страха Колесников, затрясся, как осиновый лист.
-Мужики, а может, уладим, как-нибудь по-другому?
Лицо Рыжего вытянулось, как жевательная резинка.
-Ты что совсем охуел, что ли?
-Мужики, может денег вам дать? У меня есть, - глухо промолвил Колесников.
За Рыжего ответил его кулак, который молниеносно вошел в скулу жениха. Колесников сделал кульбит в воздухе и упал в снег лицом.
-Сука, - сплюнул сквозь зубы Рыжий, - совсем страх потерял.
Он дождался пока Колесников встанет на ноги, и резко ударил его ногой в пах.
-Сука, - повторил Рыжий и, схватив жениха за уши, потянул на себя. – Я, таких как ты давил и давить буду. Я тебя…
Раздался скрип дверей, из дома показались опухшие морды, разомлевших от водки родственников. В руках одного из них я различил кухонный нож.
-Эй, шпана, съебались-ка в ужасе отсюда, а не то всех покромсаю!
Судя по доносившимся до меня обрывкам фраз, кричавший был тот самый «дядька из Геленджика»…

***

Дрались недолго…
Со стороны молодоженов достойных бойцов оказалась не так уж и много, большинство мужчин затаились в доме, а те, кто учувствовал в драке, незамедлительно отправлялись вслед за Колесниковым. «Дядьке из Геленджика» скрутили руки и его же ножом распороли праздничный пиджак. Рыжий раздобыл где-то здоровенную оглоблю и с энтузиазмом крушил окна дома.
Со мной же творилось что-то запредельное. Это может прозвучать странно, но возникший во дворе хаос отказывался принимать меня, как бы я не старался…
А я старался! Видит Бог, старался! Но, ни карательный отряд Рыжего, ни жертвы этой бессмысленной бойни не хотели видеть во мне человека из плоти и крови…
Как Акакий Акакиевич в поисках шинели, я метался от одной суетящейся кучки, к другой, но не был даже хоть сколечко травмирован или «обласкан» крепким словцом. Я, то усмирял раздухарившихся бойцов, то сам наносил удары, но все мои старания были напрасны. Для окружающих я стал невидимкой, пустым местом…
Жестокий, несправедливый мир! О, как я желал быть перемолотым между твоими жерновами, как вожделел быть смытым бурлящим потоком жизни! Но, нет мир снова вертел перед моим лицом здоровенной жирной фигой!
А ведь я просил всего-то ничего! Хороший удар в зубы – вот что примирило бы меня с действительностью. Сломанное ребро – вот что вернуло бы меня в лоно общества. Разбитый нос… О-о-о, об этом можно было только мечтать…
В расстроенных чувствах я присел на бревно и, подобрав со снега бутылку самогона, приложился к горлышку.
-Вот и все, - подумал я, - теперь я призрак, я никто. Я изгой, никому ненужная вещь, брошенка.
В фокусе моего зрачка возник Шума. Ему повезло намного больше. «Счастливчик» стоял на четвереньках с рассеченным лбом и напряженно мычал.
Я подул на озябшие ладони и дублировал. А жизнь бурлила, яростно клокотала и кипела, и все пенки шли мимо моего рта…
-В сарай ее тащи! Не рыпаться сука! Тварь! – ревели голоса.
Я обернулся на шум - двое крепких парней волокли в сарай визжащую невесту…

***

До боли знакомый голос вернул меня в реальность:
-Бабу будешь?
Я поднял глаза кверху и увидел розовое лицо Михи с небольшим порезом чуть выше уха.
-Что?
-Бабу будешь?
-Я ну…
Миха взял меня за шиворот и повел к сараю…
В сарае пахло сырым сеном и коровьим навозом. Незваные гости громко смеялись, пуская по кругу бутылку. Невеста тряпичной куклой лежала на широком столярном верстаке, ее ноги недвусмысленно были расставлены в стороны.
Она уже не кричала…
Рядом стоял Рыжий. Одной рукой он застегивал ширинку, другой запихивал в рот горсти свадебного «оливье», который черпал из глубокой фарфоровой миски. Под его ногами расположились трофеи - водка и что-то красное (то ли наливка, то ли вино) в больших литровых бутылках.
-А теперь - жених! Эй, Колесников, не робей, твоя очередь!
Лохматый парнишка в обрезанном тулупе толкнул вперед изувеченного жениха, уже без пиджака в измазанной кровью рубахе.
-Давай, теперь твоя очередь. Делай, баба проверенная, - дико хохотал Рыжий.
-Мужики. Мужики, не надо. Не надо, - зашмыгал носом Колесников.
-Давай я тебе помогу, - подмигнул ему Рыжий и сам расстегнул ремень на брюках жениха. - И побыстрее, очередь не задерживай.
Штаны спустились на толстые, покрытые редкими волосами щиколотки Колесникова.
-Ну, давай, вперед, - подтолкнул его Рыжий.
Колесников шмыгнул носом, повернулся сначала налево, потом направо. Его взгляд остановился на мне. Глаза у жениха были пустые-пустые…
И реальность снова приняла меня в свои распахнутые объятья. Она встречала меня жарким караваем, начиненным серыми лицами тех, кто сегодня вошел в этот сарай, невестой лежащей на алтаре-верстаке с растопыренными ногами, фатой венчавшей коровью лепешку, небрежно вылизывающей себя кошку, Колесниковым в синих семейных трусах и осиплым воем, ураганом ударившим в мои барабанные перепонки:
-Гниды! Что же вы делаете, животные!
На пороге стоял Шума. Его силуэт расплывался в дверном проеме большим тусклым пятном. Будто покинувший свои угодья Нептун в руках он сжимал вилы.
-Гниды! – заревел он и принялся размахивать своим трезубцем.
Колесников запутался в собственных же штанах и шумно грохнулся на землю.
Нет, это был не тот мир, в который я так хотел вернуться…
Пока ситуация не вышла из-под контроля, я приблизился к Шумилову на безопасное расстояние и вкрадчиво произнес:
-Шума, успокойся. Все нормально.
-Суки, что же вы делаете?! Вы же не люди, вы звери! – агонизировал он, брызжа слюной и стекающей с пораненного лба на губы кровью.
-Шума, нормально все. Все нормально.
-Что нормально?! Это нормально?! И это?! Где ты здесь видишь «нормально»?! Где?!
-Все, Шума, успокойся, - я осторожно положил руку ему на плечо, а другою - на черенок вил.
-Как же это так?! Как так?! Это же… Это же…
Вилы упали на землю, и Шума повис на мне всей своей тушей.
Никто из присутствующих и шагу не сделал в нашу сторону…
-Мужики, ну мы пойдем? – обратился я к Рыжему.
Тот одобрительно кивнул.

***

-Шума, все путем, успокойся.
Я приложил к ссадине на его лбу снежок, который тут же окрасился кровью.
-Вань, я домой хочу, - умоляюще заговорил он.
Обнаружив в кармане бутылку с самогоном, я вытащил зубами пробку и заставил Шуму выпить.
-Домой хочу, - не унимался Шума.
-Какой дом? Ночь на дворе, да и вещи надо у Михи забрать.
-Я домой хочу.
-Тебе поспать надо, а утром первой же электричкой...
Шума оттолкнул меня и на карачках пополз вперед.
Падал в снег.
Снова полз.
Падал…
Наконец остановился и, поняв голову к небу, зарычал:
-Гниды! Зверье! Ненавижу!
-Шума, ну пошли уже, холодно ведь! - вновь окрикнул его я.
Шумилов нечего не ответил. Он опять опустился на четвереньки и пополз. Я пошел следом. Нас разделяли метр, полтора и со стороны должно было казаться, что я веду Шуму на невидимом поводке.
Наконец он остановился у сваленных в кучу досок и присел на корточки…
-Вань… - Шумилов посмотрел на меня, потом - на доску, и опустил ладонь на торчащий из ее основания гвоздь.

Пятнадцатая

БИТВА ТИТАНОВ

Утром из экрана моего телевизора тараканами полезли отупевшие от водки и спермотоксикоза чиновники, бизнесмены и бойцы гламурного фронта. В новостях прошла весть о революции в одной из республик Средней Азии. Был японский мультфильм, реклама и Людмила Гурченко на коньках. Показали клип «Агаты Кристи» про сказочную тайгу, интервью с бывшей балериной Большого театра, баллотирующейся на пост мэра Тамбова, боксерский поединок между кенгуру и бородатой женщиной, сводку криминальных новостей. Следом я долго разрывался между «Иваном Васильевичем меняет профессию» и «Братом-2», но сделал свой выбор в пользу боевика с Николсом Кейджем. На десятой минуте фильм мне наскучил, и я переключил на Данилу Багрова. Но проклятый Кейдж не привык сдаваться без боя и жестоко отмстил мне… Сцена, в которой лысый, как коленка Сухоруков отстреливается от американской полиции стала лебединой песней моего зомбоящика.
Он просто взял, и потух.
После неудачной попытки включить агрегат я пошел на кухню, пожарил себе яичницу и приготовил кофе.
-Ну-с, приступим, - сказал сам я себе, и врубил радиоприемник.
Регулятор громкости на приемнике давно сломался, и поэтому говорящая машинка работала на всю катушку, так что, казалось, мелкая сеточка колонок вот-вот должна лопнуть. Оторопев от такой звуковой атаки, я подошел к приемнику, чтобы его выключить, как вдруг раздался режущий ухо звук телефонного звонка.
В эту субботу я намеревался остаться дома и насладиться холодным пивом с воблой, так что звонок не предвещал ничего хорошего.
-Кто? – недовольно прокряхтел я.
-Вань, Семен это. Слушай, помоги, а? У меня тут такие дела творятся, тихий ужас, - его въедливый голос звучал жалостливо, и в то же время комично.
-У мамки диабет обострился, третий день лютует. Да и ум за разум уже начал заходить. Ты же знаешь, она у меня и так не ангел, а в последнее время совсем плохая стала. Участкового вконец достала, все с жалобами к нему обращается, мол, я ее отравить хочу. Участковый у нас мужик-то нормальный, хоть и молодой, но она и его довела. Прикинь, он мне прям так и сказал: «Или ты ее сам придушишь, или я за это дело возьмусь».
-Что от меня требуется?
-Вань, родной, - засипел он, - нет, ну, реально я с ума сойду, не могу уже. А тут еще это… понимаешь, мне надо ее из ванной в комнату перетащить, но, чувствую, один не справлюсь.
Я чуть не подавился яичницей. Возиться с трупом старушки не было в моих планах.
-Я, конечно, соболезную…- начал было я.
-Да нет, ты не так понял, живая она, - перебил меня Семен, - просто ноги отекли, не может из ванной вылезти. Орет, чтобы я МЧС вызывал. Поможешь, а?
-Да уж, ситуация.
-Так что, поможешь?
-Конечно, - с неохотой выдавил я.
-А, можешь хлеба по дороге купить, черного? У меня хлеб кончился.

***

Дверь открыл Семен. От него пахло водкой и потом.
-Здоров, - я положил хлеб на комод.
-Ты не обращай внимания, у нас неубрано, - скороговоркой произнес он.
Всепроницающий дух мещанства снабдил его квартиру лакированными полочками разного калибра, чьи поверхности населяли целые стада фарфоровых статуэток и посуды, расписанной под Гжель, кресла облегали кружевные салфетки, а фаллическая дистанционка, валявшаяся на полу, была обернута полиэтиленом.
-Уютненько тут у вас, - сказал я.
И тут же откуда-то из глубины квартиры донесся турбинный рев:
-Сема! Сыно-о-о-ок!
-Она? - спросил я.
-Она. Всю душу извела. Кричит и кричит, - все причитал Семен, потом как-то брезгливо перекосился лицом и отвел глаза в сторону. – Может, перед этим делом по сотке? А то она там голая… совершенно, понимаешь.
Я поежился и ответил согласием.

***

У меня всегда было плохо с точными науками, но на первый взгляд, старушенция весила не меньше центнера.
-Ой, я сейчас простыню принесу, накроем ее. Неудобно как-то, получается, - сказал Семен и метнулся в комнату, оставив меня один на один с женщиной-тюленем.
-Что пялишься? - огрызнулась старуха, когда я невольно взглянул не ее отвисшие груди с дисками коричневых сосцов.
Я промолчал.
-Убить меня задумали? Убить, чтоб потом, блядей своих в квартиру водить. Блядищ мерзких своих!
-Нет, что вы…
-Душегуб! - при этом старуха попыталась в меня плюнуть. - Извращенец! Маньяк!
Между тем Семен не торопился…
-Подонки общества, разложенцы, суки поганые, - истерила старуха, - только бы не работать, урвать кусок, и в угол - жрать, жрать, жрать! В животах густо, а в головах пусто! Свиньи кривоногие, власовцы, фашисты! Майе либе хюре дер фикен шнель! Ферштейн мою глубокую мысль?
В ванную вошел Семен, держа в руках простыню.
-Ироды, саван уже приготовили! Ироды! - завопила старуха.
-Мам… - всхлипнув, пробормотал Семен.
-Не мать я тебе больше! Всю жизнь на тебя угробила. Как отец помер, только с тобой, только за тебя, и вот как ты мне платишь!
Семен смущенно шаркнул ножкой.
-Мам…
-«Мам-мам», - передразнила его старуха, - сам ничего сделать не может. Всю жизнь за материнской юбкой. Уже ведь не сопляк, не юноша, а все «мамкаешь». Живешь на всем готовеньком. А я что, пустое место? Я что, только «принеси, подай»? Ноль, пустое место? Вот помру, и что ты дальше делать будешь, а?
Я вырвал из рук Семена простыню и накинул ее на старуху:
-Ну что, поехали?
Транспортировка мокрого белого свертка, в котором трепыхалась старуха, заняла у нас минут десять. За всю дорогу тело не издало ни звука, но стоило ему коснуться полинявшего матраса дивана, оно снова обрело голос:
-Что же это такое делается? Что делается? Сын на мать родную руку… Как же это? Как же так? Растила, растила и что получила? Мордой об стол – вот что! Я что плохая мать? Плохая? Плохая? Как же это так? Мордой об стол! Зачем мне теперь жить? Как жить? Сын на мать родную руку… Растила, растила…
Семен уже не перечил мамаше. Он громко выдохнул, попытался придать лицу решительное выражение и, хлопнув меня по ляжке, бросил:
-Пошли!

***

Чтобы хоть на время заглушить вопли Семеновской родительницы, я прикрыл дверь на кухню и разлил по посуде.
Опрокинув стакан, Семен принялся за старое:
-Вань, не могу я больше…
-Ты уже говорил…
-Да уж. А что я могу поделать?
-Сдай в дом престарелых. Сверху денег доплати - и уход получше будет, и белье всегда чистое.
Семен фыркнул, словно кот, которому вместо положенной рыбы подали овощной салат.
-Ты что?! - в его зрачках забегали желтые огоньки то ли ненависти, то ли непонимания.
-Ну, я просто предложил.
-«Просто», - усмехнулся Семен. – Видел я эти дома престарелых: антисанитария, грязь и хамство персонала.
-Замяли.
-Вань, ты так больше не говори, мать ведь, не чужой ни капли человек.
-Ну, раз ты про капли речь завел… - сказал я и обновил.
Семен принял стакан, поднес его к губам, но пить не стал. Замер, держа его в руке.
-Знаешь, Вань, когда она умрет… а она умрет… все ведь умирают. И ты не спорь… Когда она умрет, я думаю ребенка усыновить.
Смех застрял у меня в горле.
-Что?!
-Хочу усыновить ребенка. Пацана, - с расстановкой произнес он.
Усатый Семен со стаканом перцовки, зажатым в кулаке, напоминал не больше ни меньше самодержца Александра II, потерявшего державу, от чего мой смех вырвался наружу.
-Тебе лишь бы поржать, - опорожнив стакан (скипетр) буркнул Семен, - а я усыновлю и воспитаю! Вырастит человеком. Настоящим. Мужиком вырастит. Не в чем ни буду ему отказывать. Хочешь шоколад? Пожалуйста – на завтрак, обед и ужин один лишь только шоколад. Велосипед? Бери! В секцию бокса желаешь записаться? Легко! А, то знаешь, как некоторые? В секцию бокса не пущу, изувечишься, и записывает тебя в кружок макраме. В школе все смеются, а у нее один ответ: «Я о тебе забочусь. О твоем здоровье».
-А то, что для усыновления требуются два родителя, это тебя не касается?
Семен хотел было вступить в полемику, как по квартире разнеслось истошное:
-Милиция!!!
Определенно, то кричала старуха.
-Не обращай внимания, - сказал Семен, - у нее такое случается во время приступов…
-Милиция!!! - не унималась она.
-Может, посмотрим, что к чему? – спросил я.
-А ты еще не насмотрелся, да? – горько ухмыляясь, спросил Семен.
-Не бесись, я про соседей подумал, мало ли…
-Да привыкли они уже, и я вроде бы должен был…
Вновь раздался крик:
-Милиция!!!
-Можно хоть раз в жизни спокойно с человеком поговорить?! - рявкнул Семен.
Но старуха не утихла…
-Как так можно жить?! Ну, как так жить можно?! – Семен сделал глоток из горла и вышел из кухни.
Если бы я снимался в фильме ужасов, то по закону жанра в следующем кадре из-за угла должен был выскочить Семен, наряженный в женское платье, в парике и с огромным ножом для разделки мяса в руке. К счастью, ни в каком в фильме я не снимался, а вот насчет ужасов…
-М-а-а-а-а-ама!!! – оглушил меня знакомый голос.
Кричал Семен…
И кричал так исступленно, что меня передернуло.
Рисуя в своем воображении не самые радужные картины, я шагнул навстречу неминуемому и остолбенел… У телефона стояла совершенно голая, пышущая здоровьем маман, и что есть мочи, вопила в трубку. В полуметре от нее, краснея гневом, застыл Семен. Его зубы скрежетали, а из ушей вот-вот должен был повалить пар.
-Мама, но как же так? Мама, мама… – скулил он.
-Извращенец! Фашист! Власовец! – озвучила мое появление старуха.
-Мама, мама, не надо… - вступился Семен.
-Сволочь! – закричала в ответ маман и, отбросив телефонную трубку, кинулась на сына.
Она сбила его с ног и повалила на ковер. Старуха трясла Семена за грудки, брызжа в его лицо слюной.
-Мама! Мама!
-Сволочь! Ты сволочь! Сволочь!
Старуха отвесила Семену тяжелую пощечину и, оскалившись, цапнула его за нижнюю губу. Кровь брызнула на их лица.
-Сволочь! Сволочь! – ревела старая ведьма.
Тяжело дыша, они катались по полу взад и вперед. Их тела, руки, ноги переплелись в отчаянном сопротивлении. Гипертрофированная старушечья грудь заволокла лицо Семена, еще мгновенье и она накроет его полностью…
Извращенный азарт завладел мной. Я даже присел в кресло, чтобы в полной мере насладиться зрелищем. Предсказуемо вела старая карга – кусалась, царапала, била, щипала, но Семен не сдавался. Техника у бойца, конечно, хромала, но запала хватило бы на всю сборную России.
-Семен, Семен, Семен, - вполголоса проскандировал я и откинулся на спинку кресла.

Шестнадцатая

ЕЖИК

-Знаешь, Вань, тут такое дело. Ознакомься, - Шпилькин протянул мне отпечатанный на принтере листок бумаги.
«Если попытаться пересказать биографию Андрея Севастьянова вкратце, получится примерно следующее. «Тяжелое» детство: мама, певица Большого театра, активно приобщает маленького Андрюшу к музыке. Скрипка, виолончель, контрабас — по четыре часа занятий каждый день, иначе гулять не пойдешь! Андрей закончил МАДИ, но музыку не бросил. Тогда-то и стали появляться его первые песни, с которыми он выступал на конкурсах самодеятельности. Потом увлекся дизайном мебели, а поскольку всегда любил рисовать, поступил в Строгановку. Музыка надолго ушла из его жизни. То есть слушать-то он ее, конечно, слушал, но инструменты в руки не брал. Профессиональные интересы между тем ширились и росли: сегодня Андрей Севастьянов - президент крупной компании, успешно работающей в сфере недвижимости. Но это к нашей истории, в общем-то, не имеет отношения. Андрей и сам говорит: «Мало ли чем я занимался в жизни! А теперь - поэт, музыкант и певец».
-Что это?
-Пойдешь на презентацию дебютного альбома этого самого бизнесмена.
Среди паразитов в искусстве барды занимают в моем хит параде вторую строчку, сразу после КВНщиков. И Шпилькин об этом знал…
-Он, что бард? – осторожно спросил я.
-В яблочко! – довольно рассмеялся Шпилькин.
-Михалыч, а может, не надо…
Шпилькин откинулся на спинку стула, и воззрился на меня из-под кустистых бровей, скрестив руки на груди.
-Я бы, конечно, кого другого отправил, но сам видишь - все заняты. Фуршет обещают, кстати.
-Вот, ты, гад, Михалыч, - пробормотал я.
-Знаю, - согласился Шпилькин.

***

Презентация проходила в модном кабаке «Вишневый сад» (у них там, что Степан за арт-директора?!), кроме огромного выбора закусок, наблюдался коньяк, водка, разноцветное вино и виски. Я, недолго думая, приобщился к водке. На сцене вяло разминался с гитарой усатый мужичонка, по-видимому, тот самый бард-бизнесмен. Из репертуара «артиста» мне больше всего запомнился перл:

-Ежик, ты мой, ежик ты колоться постой
Ежик, ты мой ежик, будь помягче со мной.

Публика налегала на халявный алкоголь и закуски, не обращая никакого внимания на артиста. Стоящие у сцены восторженные почитатели таланта, скорее всего, были или помощниками, или близкими друзьями бизнесмена.
Я не удивился, когда увидел на горизонте Шара, держащего в одной руке рюмку с водкой, а в другой целую гору канапе.
-Привет, - заприметив меня, сказал он.
-Здорово. Снимаешь? - для приличия спросил я.
-Как видишь, - Шар выпил и закусил.
-Ты не в курсе, он еще долго петь будет?
-Хрен его знает, но, когда такие вот зайчата до сцены добираются их уже не остановить…
Я начислил нам водки.
Мы выпили и закусили.
-Слушай хохму - Шар затолкал в рот целую гору канапе, быстро разжевал, проглотил и запил рюмкой водки. - Была у меня съемка в крайнюю среду на юбилее одного гаврика из мэрии. Заплатили наличкой, так что я на совесть отработал. Три флешки на шесть гигов пьяными мордами забил! И значит, хожу я щелкаю и тут вижу за столиком девочку. Сидит одна, в салатике ковыряется вилкой, видно, что скучает. А девочка – класс! Чернявая, фигурка точеная, сиськи, попка – все на месте и платьице такое с вырезом, все видно. Я с нее глаз не спускаю, то справа подойду, то слева. То так щелкну, то сяк. Она сперва зажималась, а потом разошлась, то губки надует, то ногу на ногу закинет, то тесемочку с плечика спустит. С понтом дела: «Я вся такая фотогеничная», ага. Ну и давай я к ней яйца подкатывать: «Улыбочку!», «Сделайте вот так…», «А можно немножко носик… вот-вот…», «Вам определенно идет этот цвет…». Подсел я к ней за столик, в общем, выпили, разговорились. Оказалась умная девчушка, с юмором. Студентка - учится в какой-то богадельне на режиссера массовых праздников. Ее знакомый паренек пригласил на эту вечеринку, сказал, что отлучится на секунду и пропал. А под конец, когда народу уже стал расходиться, она сама предложила к ней поехать, продолжить. Ну, я как тот пионер: «Всегда готов!». Прыгнули, значит, мы в тачку и к ней в Бутово рванули. Я по пути шампусика взял, шоколада – все как положено. И вот мы уже сидим, выпиваем, я под столом ее за коленки лапаю, она не сопротивляется, но и «зеленый» не включает. Одним словом – «детский сад»…
-Двумя словами, - поправил я.
-Что? - отреагировал Шар.
-«Детский сад» - это два слова.
-Не важно, ты дальше слушай. Я, значит, смеюсь над ее шутками, винцо по бокалам разливаю, а сам думаю: «Ничего и не таких лошадок объезжали». И тут-то она и говорит: «А ты не хочешь мне с одним этюдом помочь по древнегреческим мифам?». Точно у бабы крыша поехала, но бежать некуда, отвечаю: «Хочу!». И…
Шар сделал паузу, потом громко расхохотался и показал мне свои покрасневшие запястья.
-Чертовка меня в спальню отвела, к койке приковала наручниками и всю ночь мы с ней барахтался. Сечешь, да? Древняя Греция! Этюд! Прометей прикованный, бля!
-Экстремально, - оценил я.
-Вань, ты знаешь, я человек опытный, даже в некотором роде семейный и я тебе так скажу – ролевые игры творят чудеса. Как на этапе знакомства, так и в последующем, - объявил Шар.
-В любви все средства хороши.
-Точно, - Шар поправил висящий на шее фотоаппарат и, попрощавшись, скрылся в толпе.

***

К третьей песне я уже недурственно наклюкался, и даже пытался подпевать, как вдруг увидел знакомый силуэт.
-Машка?
На ней был в деловой костюм и изящные очки в тонкой оправе.
-Не знал, что у тебя проблемы со зрением.
Ее щеки покрыл еле заметный румянец.
-Они без диоптрией, - Машка сняла очки и положила их в нагрудный карман. - А ты что здесь делаешь?
-Освящаю мероприятие.
Машка покосилась на полупустую бутылку «Русского стандарта» на столе.
-Понятно.
-Выпьешь? – предложил я.
-Нет, я на работе.
-Ты на Ежика, что ли, горбатишься? - я ткнул пальцем в распыляющегося на сцене бизнесмена.
-Ага. А ты все там же?
-Ну да, куда я денусь…
Машка отодвинула стул и присела рядом.
-Как на работе?
Я наполнил рюмку.
-Как всегда. Без изменений.
-Это хорошо.
Я опрокинул сотку и закусил ветчиной.
-А как твои дела?
-Дел невпроворот, - при этом Машка демонстративно взглянула на часы, - с утра до ночи ношусь, как угорелая. Зато деньги хорошие, с людьми полезными часто встречаюсь. Недавно вот с X, - она назвала фамилию известного олигарха, - познакомилась. Он капитально вложился в сеть спа-солонов и большой магазин мясных деликатесов на Арбате открывает. Я ему понравилась. В смысле, как специалист…
-Понимаю.
На сей раз, я налил коньяка.
-Твое здоровье.
Коньяк был «не але». Черт, и здесь бодяжат! Нет, ну вообще…
-А хочешь, и тебя устрою к Севастьянову? – предложила Машка. – Там реально деньги хорошие, не всю же жизнь тебе в писаках сидеть…
-Нет, спасибо.
-Почему?
-Что я там забыл?
-Ну, не знаю… карьера, деньги…
Я закурил.
-Меня все устраивает.
-Как знаешь, - равнодушно сказала она, и осторожно добавила. - А с личной жизнью как?
-Нормально. Встречаюсь тут с одной…- соврал я. - А у тебя?
-Некогда. Работы много.
Тем временем Ежик закончил исполнять очередной боевик и, поклонившись, встал в позу, ожидая бурю оваций. Машкин телефон, тут же издал противный писк.
-Ой, все… Мне пора, - она вскользь прошлась губами по моей небритой щеке и подбежала к сцене.
Я пропустил еще рюмку и слился к выходу.
Когда я уходил, Машка все еще стояла у сцены - громко хлопала в ладоши и, кажется, кричала: «Браво!».

Семнадцатая

ОПТИМИЗМ

Даю установку.
Запрокиньте голову и внимательно изучите небесную гладь. Созерцание должно длиться не меньше минуты, после чего откупорьте стоящий напротив сосуд и произведите контрольный глоток. Вдохните полной грудью, зачерпните в легкие свежий весенний воздух и блаженно выдохните.
Готово?
Затем закрываем глаза.
Открываем.
Снова закрываем.
Открываем… и резко поднявшись на ноги, прокричим нестареющее:
-УРА!!!
Именно так поступил я, одним солнечным апрельским утром в районе Чистых прудов.
-Что ж ты так пугаешь? - сказал Шума, выхватывая у меня бутылку крымского портвейна.
-Да, настроение просто такое.
-Какое «такое»?
-Хорошее.
-Странно.
-Что странного-то? Жизнь прекрасна!
Шума сделал внушительный глоток и, отставив бутылку, недовольно сказал:
-Зря это все.
-Что зря? – поинтересовался я.
-Да все! Жизнь эта твоя прекрасная, я, портвейн.
-Да ладно тебе. Весна ведь.
-Зря, - повторил Шума.
-Что опять?
-Зря весна.
Шума был не в духе. Был угрюм и до неприличия груб. В каждом проходящем мимо человеке он видел если не врага народа, то, по крайне мере, конченого подонка.
-Нет, ну смотри, как вырядилась?! Обезьян - обезьяной, а туда же, животное! - пыхтя сигаретой, ворчал он, тыкая пальцем в каждую вторую барышню.
-Старик, ты про синдром Туретта слышал? – спросил я.
Шума плюнул себе под ноги.
-Какой еще синдром?
-Неконтролируемое побуждение выкрикивать ругательства. Такое заболевание нервной системы. Я вчера на тюбике ролик с одной барышней видел. С виду нормальная девица, рассказывает про свою школу, а потом возьми да и скажи, прямо в камеру: «Говно! Говно! Гребаное говно!». Извинилась и дальше, как ни в чем не бывало, про школу давай чесать.
-Ты только что меня больным назвал, так? - ощетинился Шума.
Я не стал отвечать.
-Сам ты больной, - сказал Шума и снова прильнул к бутылке.

***

Несколько дней назад меня посетило странное чувство умиротворения. Пропала бессонница, нервозность. Казалось, что теперь так будет всегда…
-Вань, надо что-то делать… - вздохнул Шума.
Я налил себе портвейна и залпом осушил стаканчик.
-Ты это в глобальном смысле или так?
-Смотря, с какой стороны подъехать.
Я взъерошил ладонью поредевший лес Шуминых волос.
-Ты брось эти испарения из мозгов.
-Легко сказать, - Шума снова вздохнул. – Я в последнее время, какой-то дискомфорт ощущаю, понимаешь?
-Опять ты за старое. Посмотри, весна кругом. Птички поют, травка зеленеет…
-Ага, и солнышко блестит, - пробурчал Шума, - живем во времена высоких технологий в мегаполисе, между прочим, а она все зеленеет. Каменный век прям. А эти ученые еще про загрязнение окружающей среды говорят, козлы!
-Значит - плохо загрязняем.
-Это точно. Была бы мая воля, создал бы министерство по загрязнению окружающей среды. Отдел по выбросу в атмосферу токсинов, отдел по вырубке лесов, отдел по истреблению белок всяких. Весь мир бетоном мы покроем, до основанья, а потом…
Шума подцепил бутылку и одним махом выдул болтавшуюся на дне жидкость.
-Надоел ты мне, Ваня. И город этот тоже. Все надоели.
Я печально покосился на пустую тару.
-Сам-то себе не надоел?
-Давно, - с видом штатного трагика согласился он и поднялся со скамейки.
-Ты куда?
-Домой. Если что, вечером заходи.
-Ну, тогда не будем прощаться.

***

Вторую бутылку я пил в гордом одиночестве, закусывая сладковатую жижицу яблоком. Пил чинно из горлышка, не прибегая к стакану.
После вина вдруг захотелось темного пива. Я вспорхнул со скамейки и направился в магазин.
У дверей меня остановил мужик в грязном ватнике:
-Мелочишки не будет?
Я высыпал ему на ладонь горсть меди.
-Спасибо, спасибо, - мужик довольно улыбнулся и спрятал медяки в карман. - Ты, не подумай, я не бомж. Я это… расклеиваю… эти… объявления. Я не бомж. Рядом тут живу.
Я закурил.
-Я же год в завязке был, но сегодня, понимаешь - надо. Сон мне вчера дурной приснился, - продолжал мужик, - будто жена моя бывшая замуж снова собралась. И знаешь, кто жених?
-Кто?
-Ельцин!
Я поперхнулся дымом и выбросил сигарету.
-Так он ведь умер.
-Вот и я о том же, - сказал мужик, - дурной сон.

***

После трех бутылок темного, покачиваясь, я, вышел на трассу и стал ловить машину.
Не успел я вскинуть руку, как у обочины притормозил джип с тонированными стеклами. Я назвал цену и место, и, услышав что-то похожее на «поехали», забрался на заднее сиденье.
-От меня женщина ушла. Будешь говорить о деньгах, обижусь, - обернулся ко мне водитель - широкоплечий бык с круглым, как блин лицом.
-Без проблем, - согласился я, и мы тронулись.
-Водку пьешь? – спросил бык и, не дождавшись ответа, передал мне пол-литровую бутылку «Абсолюта».
Я сделал глоток, и хотел было вернуть водку.
-У себя пока оставь, - сказал бык.
Закурив, водитель, приглушил радио и невесело хихикнул:
-Земляк, извини, что я к тебе со своими тухлыми базарами лезу, просто, понимаешь, наболело. Не могу больше. И ты не смотри, что я такой кабан здоровый. Если напрягаю – так и скажи, я пойму.
-Да нет, нормально все.
-Тебя как звать?
-Иван.
-Понимаешь, Вань, влюбился я. Взрослый уже мужик, четвертый десяток разменял - и влюбился! Баба меня на восемь лет меня младше, у нас на фирме работает. Ну, я сначала так издалека к ней - подарки–шмадарки, а потом съехались. Три года вместе! Без росписи жили, к чему эти формальности. Хорошая баба - и накормит, и приберет, и в постели шурум-бурум. Меня друзья сначала не понимали, смеялись все. Типа, характер у тебя не такой, ты и года не протянешь. А вот как оно вышло. Меня, кстати Леха зовут.
-Очень приятно.
-Ну и вот, все, как в сказке. И тут, на тебе, позавчера домой прихожу, ее вещей нет, а на кухонном столе записка. Вот… - он протянул мне скомканный тетрадный листок.
В ровных синих квадратиках неряшливым почерком было выведено: «ВСЕ КОНЧЕНО. НЕ ИЩИ МЕНЯ».
-Нет, ну как это понимать?! – встрепенулся Леха. – Не по-людски как-то. Нет, чтобы поговорить, объяснить… Просто: «раз - и все!». И номер у нее заблокирован, а друзей- знакомых ее я не знаю. Объясни, Вань, как так можно?
Я сделал глоток из бутылки и, собравшись с силами, сказал:
-Да сука она, Леха, не обращай внимания.
Тут же джип притормозил, и ко мне повернулась знакомая ряха:
-Вань, я что-то не понял, ты кого сукой назвал?
-Ну… - промямлил я. – Эту… ну…
Машина тронулась.
-А-а-а-а, - уже спокойным тоном произнес Леха. – Ты про нее, что ли? Точно! Сука! Уже третий день из-за нее как проклятый пью, и шеф уже замечать стал, что «в жопу» постоянно. Говорит: «Если запой, побухай по-человечески, отлежись. У тебя как раз еще от прошлого отпуска неделя осталась», – Леха проглотил скопившуюся слюну. - Водку-то не задерживай.
Я передал быку бутылку. Ко мне она вернулся уже почти пустой.
-Ты знаешь, у меня раньше с бабами как-то не клеилось. После армии на заводе работал, а потом как грянули времена эти, в бизнес ушел. Денег было, хоть жопой ешь! Спускали все на кабаки, на шлюх. Время тогда такое было, сегодня ты - миллионер, завтра - с дыркой во лбу на дне Лихоборки. Жили одним днем. У меня тогда в гараже целый арсенал был, да и под подушкой ствол лежал. Лихое было время. И, понимаешь, избаловали меня эти шлюхи. С ними ведь просто: платишь деньги - и никаких проблем. Я иногда даже так просто снимал, побазарить, водки выпить с ней. Знаешь, душа ведь иногда с бабой требует общения, ей и поплакаться можно, и… Вань, а ты плачешь? Ну, как мужик мужику…
-Бывает.
Леха продолжил:
-И как-то повадился я одну постоянно снимать, привык к ней. Рассказывал ей все, даже с друзьями познакомил. Не считал я ее за шлюху. Только потом оказалось, эту тварь под меня конкуренты подложили. А я ведь к ней со всей душой! Верил ей безоговорочно. Ну, и вышло мне это боком. Сдала меня, змея, с потрохами. Когда менты с обыском нагрянули, не глядя все, что надо, нашли. Хотели дело заводить, но отмазался. Друзья помогли. Так что можно сказать, второй раз прокололся. Но та же блядь, проститутка, а эта?! Ушла, будто и не было этих трех лет.
-И что теперь? – осторожно спросил я.
-Не знаю.
Он достал сигарету, подкурил и тут же выкинул в окно.
-Вот у меня друг детства был мент, - хмыкнул Леха. - Нормальный мент, не из этих… А, жена у него был красавица, души он в ней не чаял. А она - баба гулящая была, чуть благоверный за порог, сразу - мужики, водка. Знал он об этом и что самое страшное, соседи знали. Они даже за глаза его «котенком в погонах» прозвали. Он ведь по жизни мужик спокойный был, мухи не обидит, все терпел ее пьянки-гулянки, скандалы всякие. Ну и как-то раз, вернулся с дежурства домой, а жены нет. Он все морги обзвонил, больницы - без результатов. И тут через два дня звонок от нее. Оказалось, пошла она на день рождения к подруге, склеил там ее какой-то чеченец и к себе на дачу позвал. Эта мразь и поехала. А на даче еще пятеро таких же. В общем, все эти дни пялили они ее жестоко, из дома не выпускали. Ну, адресок она назвала, мол, приезжай, спасай, прости дуру, люблю тебя одного. Ну, мужика и переклинило. Ружье достал, сел в машину, и по адресу. Что там было, ему одному известно, но наутро свои же его и повязали: шел по трассе весь кровью перемазанный. Вобщем перестрелял он их всех, а жене ствол затолкал в…и на курок нажал. Жена, кстати, живучей оказалась, неделю еще прожила, сука.
-Сурово, - прокомментировал я.
-Но, ты не подумай, я, же не зверь какой, я бы так не смог, - стал оправдываться Леха. - Просто такая вот история из жизни.
-Ну, люди разные.
-Люди-то разные, - произнес Леха. – Да жизнь одна - хуевая. Ты, кстати, водку еще будешь?
Тут же на мое сиденье плюхнулся новый пузырь.

***

Помню, как неуклюже срывал с бутылки пробку.
Помню, как пил из горла водку.
Помню, как проклинал рассекатель, который многие упорно называют дозатором.
Помню даже, как на два голоса пел с Лехой «Мы пойдем с конем, по полю вдвоем», но вот как вырубился - это уже не ко мне…

***

Мне приснился Ельцин. Борис Николаевич. Пьяный, но во фраке.
-Что поверил? Поверил, что я умер? - прохрипел он, тряся перед моим лицом пудовыми кулачищами. - А я не умер, я живой!
Вдруг его, похожее на кормовую свеклу лицо исказилось в гримасе ужаса. Голова президента стала раздуваться, каждую секунду прибавляя в росте, пока не достигла циклопических размеров.
Каждый его вдох вызывал настоящее цунами. Огромные волосатые ноздри Бориса Николаевича пылесосом засасывали рощи вырванных с корнем деревьев, дома, автомобили... Я держался до последнего, намертво вцепившись в свежевыкрашенную скамейку, но поток горячего воздуха захватил и меня…
Я погрузился в неизвестность, мрак, в молчание, которому нет конца…
Так-так.
Теперь главное не запаниковать.
Главное успокоиться и…
Даю установку.
Вы проснетесь на счет десять. Начинаю отсчет: один, два…
И я проснулся.
Голова раскалывалась и готова была взорваться. Вспомнив монструозного президента из своего недавнего кошмар, я поежился.
-Приснится же такое.
Похлопав себя ладонями по щекам, я выбил из головы ошметки сна и кажется, пришел в себя. Я разлепил глаза и окинул взглядом салон машины…
-Что за черт?
Лобовое стекло отсутствовало напрочь, по всему салону был разбросан бисер мелких стеклышек, воняло бензином…
Я выбрался наружу и внимательно осмотрел себя. Ни царапины. Машина же представляла собой плачевное зрелище. Капот был смят в гармошку, которая, по моим предположениям, должна была играть траурную музыку.
Я с трудом распахнул дверь водителя. Леха неподвижно лежал лицом вниз на руле. Проверка пульса показала, что он жив.
На радостях я воспользовался лежащими рядом с быком сигаретами…
Неожиданно запыхтело оптимистичное радио:
-Опытные рыболовы утверждают, что наиболее перспективный и результативный способ ловли судака – это ловля на джиг. Ее можно сравнить с увлекательной подводной охотой в «облегченном варианте» - для такой рыбалки не понадобятся пневматические винтовки и специальные гидрокостюмы…
Вдруг Леха заворчал во сне и рухнул на соседнее кресло.
-Ловля на джиг - это особый способ заброса приманки спиннингом, когда она ведется по дну водоема прерывистыми движениями. Приманкой в данном случае может служить рыбка – мертвая или искусственная, а также твистеры, силиконовые черви и так далее, - продолжило радио.
Из кармана Лехиных брюк выпал и лег к моим ногам туго набитый бумажник.
-Особое внимание специалисты советуют уделить выбору приманок. Как известно, судак активно реагирует на яркие цвета, поэтому лучше отдать предпочтение желтым или оранжевым оттенкам…
Я подобрал с асфальта лопатник. И верно – желтенький…
-И запомните, дорогие радиослушатели, клев, как и земля, держится на трех китах: сноровке, знание местности и удачи. Я уверен, те, кто регулярно слушает нашу передачу, настоящие мастера своего дела, так что мне остается только пожелать вам удачи! Удачи и хорошего клева!
Я сунул бумажник за пазуху и быстро зашагал прочь.
Машину стали окружать праздные зеваки…

***

Я был уже далеко от места аварии и шел вразвалочку, медленным шагом.
Солнце наотмашь било в глаза, а легкомысленный весенний ветер скользил влажным шершавым языком по моему лицу. Пощекотав кончик носа, он окунулся в мох моих волос и, забравшись в ушную раковину, прошептал:
-Дурак ты, Ваня, надо было и мобильник подрезать.

Восемнадцатая

ОДНОКЛАССНИКИ

Сменив на своем жизненном пути по крайне мере шесть школ, я не испытываю душевного трепета от предвкушения встречи с теми, с кем я ломал зубы о гранит науки и кулаки местной шпаны. Именно поэтому я никогда и не ходил на встречи одноклассников. И не ходил бы до сих пор, если б не Светка. Именно под ее давлением я зарегистрировался на сайте одноклассников. Перед тем как сдаться я долго держал оборону, мастерски отбивал ее атаки и разбойные нападения…
-Зачем мне это надо?
-Как зачем?! – удивлялась Светка. – Сейчас у всех акаунт есть на «Одноклассниках».
-А у меня нет.
-Так заведи. Секундное же дело. Неужели тебе не интересно чем теперь занимаются твои старые друзья?
-Не-а.
-А как же новые знакомства? В интернете можно познакомиться с кучей интересных людей.
-Вот, ты со многими познакомилась?
Светка положила руки на бедра и отпустила горделивый смешок:
-Месяц назад сам Григорьев-Апполонов мою фотографию на «5+» оценил. Я ему в личку написала, правда он пока не ответил. Но месяц – это не срок… Вобщем не будь букой и заводи акаунт. И меня в друзья, чтобы добавил!

***

Первыми моими друзьями по «Одноклассникам» стали Семен и, конечно же, Светка. А уж потом началось…
В личке стали появляться месаджи от старых, уже забытых школьных приятелей, институтских собутыльников, шапочных знакомых и жриц любви…
Сдержано в телеграфном стиле отписал Митя Репин, мой приятель еще по начальной школе. Вместе с Митей мы сконструировали «межпланетный корабль», работающий на баллончиках с «Дихлофосом». Во время пробного запуска ракета рванула так, что Митя лишился двух пальцев на левой руке. Я отделался легким испугом…
Написал Тоша Воронков, с которым я учился в седьмом классе. Тошин отчим был настоящим криминальным авторитетом с бритой головой и парафином, залитым в пудовые кулаки. Однажды Тоша принес в школу распухший от русских денег портфель и весь класс со среды по пятницу сидел на «сникерос-марсовой» диете. Тогда же я впервые попробовал спиртное. Это был польский ликер «Амаретто» - приторный и густой, как патока. Когда отчим обнаружил пропажу, он так отлупил пасынка, что ему приходилось подкладывать под задницу резиновую грелку наполненную водой.
Написал Костя Васильев по кличке Яйцеглист (8 класс), у которого в ходе медицинского обследования были обнаружены кишечные паразиты.
Лиза Голованова прокомментировала («Кросавчег!»; «Ой, кто это ?») все две моих фотографии:
1). «Я в обнимку с Семеном»
и
2).«Я, а на заднем фоне репродукция «Черного квадрата» Малевича».
У Лизы была самая большая грудь в нашем 9 «Б». За возможность списать домашку, она разрешала потрогать свои налитые срамом перси.
Заколебал слать бесконечные ссылки Диса. Диса, он же Денис Ворожейкин учился со мной в институте. От одной своей знакомой Диса услышал про скарфинг - эротическое удушение. Будучи по натуре экстремалом (зимой Диса ездил на горных лыжах, летом катался на скейте, а круглогодично состоял в радикальной группировке СРАМ – «Союз Революционной Анархической Молодежи»), он решил опробовать новую забаву на практике. Дождался, когда сосед по комнате в общежитии уйдет на свидание, свил из простыни петлю, встал на табуретку, и… если б не сосед, спохватившийся о забытых в тумбочке презервативах, краснеть бы Дениске перед светлым ликом апостола Петра, объясняя ему, чем отличается сексуальная асфиксия от самоубийства.
В припадке вауеризма, я прилип к монитору на целую неделю. Завел штук пятьдесят френдов, узнал массу ненужных подробностей из жизни друзей моего уютного детства и удалой юности, получил две анонимные угрозы, с десяток предложений пересечься и попить пивка, море спама и троян.
Спустя месяц приступ некрофилии прошел, я стал все реже и реже просиживать на «Одноклассниках», как вдруг получил то самое приглашение, на ту самую встречу. Писал Леван из моей последней школы.
Два последних года я проучился в военном городке под Наро-Фоминском, а в Москву наша семья перебралась, когда я уже заканчивал школу. Но я продолжал ездить в городок на электричке, благо учился тогда во вторую смену. Этот шаг был вполне оправдан. С моей успеваемостью, я вряд ли бы окончил другую школу…
В классе Леван был заводилой. Постоянно кого-то стравливал, разыгрывал. Леван стал первым в городке барыгой (о героине тогда никто и не помышлял), у него легко можно было вырубить анаши или популярный среди моих сверстников торен.
-Почему бы и нет? - таки подумал я и подтвердил свое присутствие.

***

В школьном спортзале были установлены столы, ломящиеся от алкоголя и закуски. Сам зал был украшен гирляндами, воздушными шарами и огромной растяжкой: «ВЫПУСК ХХХ ГОДА, МЫ ЛУЧШИЕ!».
В безобразном мешковатом платье, с микрофоном в руке и слезами на глаза о начале торжества возвестила наша директриса Клавдия Абрамовна Резник:
-Сегодня особенный день для нас всех. В этом зале, где вы, бывшие школьники когда-то играли в пионербол и вышибал собрались выпускники трех классов средней школы № ХХХ. Вы уже не маленькие, у многих из вас есть семьи, дети…
Со мной за столом сидел усатый мужик в сером свитере с аппликацией в виде снежинкой на груди. Он внимательно выслушал речь директрисы, похлопал в ладоши и вслед за остальными начислил себе сотку.
-Водки? – предложил он.
-Можно.
Наверное, я должен был узнать и это серое, как и его свитер, лицо, чуть заметные оспины (следы ветрянки) на щеках, желтые зубы заядлого курильщика… Черт, никак! Может быть, он учился в параллельном классе? Тогда это все объясняет.
Мы чокнулись, выпили. Я закусил маринованным грибком, усатый - карбонатом.
-Ну, как ты, Вань? – неожиданно спросил он.
-В полном порядке.
Вот же неудобняк! Ладно, сделаю вид, что тоже узнал его, а уж потом разберусь.
-А у тебя что интересного? – парировал я.
Усатый обновил.
-Суматошный год выдался. Столько на мою голову свалилось, даже и не знаю с чего начать… Сперва в аварию попал, потом с работы выперли, - мы не чокаясь выпили, - жена к двоюродному брату ушла. А вчера пришел сынишку проведать… он с женой сейчас живет и с этим…
-У тебя сын?
-Сын. Юрка. Шесть лет ему.
-Хорошее имя Юрий. В переводе с греческого означает «земледелец».
-Земледелец, ага. Знаешь, как вчера меня этот земледелец вспахал?! Он ко мне знаешь, как обратился? Дядя Слава!
А метод-то работает!
Значит, Слава.
Все равно не припомню, хоть убей…
-А я ему: «Юрка, какой я тебе дядя Слава? Я папка твой», – продолжил мой старый «новый» знакомый. – А этот поросенок, знаешь, что мне говорит? «Мне мама сказала, что ты больше не мой папа, потому что ты нас бросил и больше не любишь. А мой папа теперь дядя Паша (это как раз братец мой). Он хороший, он мне робота купил». Нет, ну вообще, да? Я не люблю, я бросил… Какова пьеса, а? Гиньоль! Понимаешь, все потерял. Все! Но это - «дядя Слава» меня добило. Как жить дальше?
После директора выступил завуч, певшая дифирамбы неопознанному пассажиру из параллельного класса за организацию вечер. Выступила наша классуха, химик, трудовик и русичка, которая прочитала небольшую поэму собственного сочинения.
А дядя Слава все грузил и грузил, а я слушал, и слушал, и душа моя наливалась ядом тоски и уныния…
Когда водка закончилась, я аккуратно слинял на улицу, покурить.

***

-Огоньком не угостите? - православный поп при всем параде грыз фильтр сигареты, теребя свою жиденькую бороденку.
-Конечно, конечно.
-Вано, ну ты кадр?
Свет фонаря упал на его худое, изможденное лицо.
-Леван?!
Поп взял из моих рук зажигалку и прикурил сигарету.
-А на фотографиях ты другой, без бороды, - сказал я.
-Да все забываю фото-галерею обновить, - протянул Леван.
-Значит ты теперь священник?
-Ага.
Я потрогал массивный крест на его груди.
-Золотой?
-Твоими устами да…
-И как теперь к тебе обращаться отец Леван или просто батюшка?
-Можешь по-старому, я не на службе.
-И каково это - быть помазанником Божьим?
-Трудно. Я один, а их много. Все и идут и идут. Вчера на исповедь пацаненок пришел. Зеленый совсем, шкет и начал: «Тыр-тыр-тыр, тыр-тыр-тыр. Мамка мусор просила вынести, а я в интернете засиделся. Забыл. А как вспомнил, вечер уже был, а вечером мусор нельзя выносить. Мамку расстроил. Кира Быкова просила помочь ей контрошу по алгебре решить, а я на принцип пошел, сказал: «Сама решай». Ближнему не помог. А Кира мне нравится еще с третьего класса. Значит, похоть. У отца сотку из портмоне вытащил. Заповедь «Не укради» нарушил». И так целый час. Я ему грехи отпустил, говорю: «Иди с Богом», а он: «Это я вам еще не все рассказал. Завтра приду, будет продолжение». Ну, сам посуди, у людей реальные проблемы, а этот мне час своей пижней мозги засорял. Я бы погнал его, как Христос торговцев из синагоги, а нельзя – устав, - Ливан цокнул языком. - Вано, а ты крещеный? На исповеди давно был? А то приходи или в виде исключения могу по телефону раскаяние принять...
-Вообще-то я по церквям не ходок.
-Атеист?
-Скорее, сомневающийся.
-Это плохо. Атеист хотя бы в свое неверие верует, следовательно – подготовлен и уже имеет мистический опыт, а сомневающийся – тот и Царство Божие проспит. Кстати к разговору о высоких материях, ты дунуть не желаешь?
-Дунуть?
Так, это, определенно розыгрыш… Я по телевизору видел такие разводки. Как хотят над людьми издеваются, а потом дураками их на всю страну выставляют.
-Леван, а ты ничего не путаешь?
-Дунуть, раскуриться, пыхнуть – как тебе еще объяснить?
-Но ведь ты же, поп!
В руках Левана, словно из воздуха появился косяк.
-В первую очередь я человек, а человек грешен.

***

Приход от шишек был мягкий и ненавязчивый, прям лебяжий пух. Во мне зрела веселость – бессмысленная и безудержная. Звуки облачались в краски, краски в звуки, а в воздухе пахло сырым мхом и ежевикой. По словам Левана это был особый генетически чистый сорт шишек, выведенный швейцарскими селекционерами.
-С института ничего такого не курил, - признался я. – Хорошо забирает. Ты до сих пор банчишь? Я бы пятку прикупил…
-Думай, о чем болтаешь, Вано, у меня же сан!
Он говорил это с такой серьезной миной, что меня пробрало на «ха-ха». В унисон со мной захохотал и святой отец.
-Леван, у меня вопрос. Я тут одного типа приметил с волосньей под носом и в сером свитере, вроде как в нашем классе учился. Славой зовут. А никакого Славы в классе у нас не было.
-У него еще на свитере узор такой, то ли свастика, то ли снежинка?
-Вот-вот.
-Это Вячя. Вячеслав, он же Слава, он же Вяча. Схема ясна?
-Этот Бармалей и есть Вяча?! Вяча, за которым все бабы бегали? Вяча, который и пловец, и боксер, и марафонец? Он же школу с золотой медалью окончил!
-Ну и что.
-А кого из наших еще видел?
-Гарика Синявского – он в школе химию преподает. У Гарика недавно рак прямой кишки диагностировали. Неоперабельный. Но держится молодцом, только глаза грустные-грустные. Лопух тоже пришел. Помнишь Лопуха? Три года отсидел за финансовые махинации, сейчас преуспевающий банкир. А Колю Ханова помнишь? Теперь он никакой ни Коля, а Оля.
-Он, что пол сменил?
-Не-а, но, думаю, все к тому и идет. Он в модельный бизнес подался. Работает боди-визажистом.
-Кем-кем?
-Жопы пудрит петухам своим крашеным, - Леван осекся. - Прости Господи.
Он перекрестился и снова заржал.

***

-Леван, ты же вроде никогда не был религиозным человеком. Как тебя занесло… ну туда где ты сейчас? – спросил я.
Леван добил пятку и затоптал окурок подошвой ботинка.
-Я же раньше плотно на этом дерьме сидел, - признался он. – Герыч, конечно, стороной обходил, а вот грибочки, марочки, колеса – только в путь. Сам к тому же барыжил, так что на кармане всегда было. А однажды интервью старое с Гребенщиковым прочел, так там Гребень говорил, что его альбом «Радио Африка» исключительно под кислой слушать нужно, чтобы все тонкости понять. Я и решил проверить. У меня как раз марочка была особенная, один человек из Перу привез. Он мне тогда строго настрого наказал, чтобы я в одиночестве ее не ел, а я не послушал. И, значит, как раз на последнем треке «Еще один упавший вниз», там, где хор шаолиньских монахов поет все эти: «А-мито-бо, а-мито-бо…» меня и накрыло. Прет, крутит как вентилятор Карлсона. Так, думаю, надо успокоиться, сосредоточиться на чем-нибудь. Беру с полочки первую попавшуюся книгу, открываю и читаю: «И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем». Я на обложку посмотрел – «Апокалипсис. Откровения Иоанна Богослова». И я падаю на колени, начинаю рвать страницы и есть их. А потом, как в книжке: сначала сладко во рту было, по всему телу такое блаженство текло, что пальцы на ногах сводило, но дальше в животе жжение началось и боль. Острая боль в каждой жилке, в каждой клеточке. Просто невыносимая боль. И вот уже я разбегаюсь и об стену головой: «Тадах!». То есть у меня в мозгу что-то щелкнуло: сейчас или никогда. Или я или это проклятая стена. И знаешь, я ее пробил. Натурально пробил. И меня отпустило тут же. А утром проснулся, смотрю - оказывается, я башкой гипсокартон протаранил, он неровности стен сглаживал. Так я стал о спасении задумываться…
-Странная ассоциативная цепочка: кислота, гипсокортон, церковь.
-Пути Господни неисповедимы, - вздохнул Леван.
Он выбил из пачки сигарету и попросил у меня зажигалку. Леван прикурил не с того конца, фильтр зачадил. Он сплюнул сигарету под ноги.
-Вано, а давай по старой православной традиции крестами поменяемся?
Я оттянул ворот рубашки, показывая голую шею.
-Совсем забыл! Ты же «сомневающийся»! - вздохнул Леван, но переведя дыхание, выпалил. - А ну и хрен с ними с формальностями! Тебе он нужнее. Я ведь еще со школы заметил, Вано, что ты не простой человек. С виду самый обыкновенный, но это все лишь оболочка. Чувствую, что сидит, что-то в тебе. Глубоко сидит. Оно и должно глубоко. Это только говно на поверхности плавает.
Леван снял с себя крест и повесил мне на шею.
-А я вот это возьму, - он чиркнул китайской зажигалкой и спрятал ее в складках рясы.
Я взвесил в руке крест и снова поинтересовался:
-Точно не золотой?
-Стопудово.

Лишняя

НЕОБЪЯВЛЕННЫЙ ВИЗИТ

В детстве появление на коже прыщика или нарыва было ничего не значащим для меня событием. В методах лечения сомневаться не приходилось: зеленка, йод, в крайнем случае, мазь Вишневского. Теперь же, обнаружив едва заметную язвочку, почему-то начинаешь думать о предстоящем визите к венерологу.
Особенно активно размножаются такие мысли, когда собственные подозрения подкрепляются мнением со стороны…

***

-Точно не СПИД, - сказал Семен, разглядывая вскочивший у меня на локте чирей.
-Откуда столь глубокие познания? – поинтересовался Шпилькин.
-«Филадельфия» - кино с Томом Хэнксом. Там все по-другому было.
-И все равно к врачу тебе надо бы сходить, Вань, - настаивал Шпилькин. – Можешь отгул взять за свой счет.
Я понуро опустил голову.
-А какие симптомы? - спросил Семен.
-Какие, какие?! Чешется.
-Тогда, может быть…
-Что?! Холера? Оспа? Сифилис? Про что ты там еще кино смотрел? – набросился я на Семена.
-Мне откуда знать? – буркнул он. – Я за твоей половой жизнью не слежу…
-Аккуратней надо, Ваня, - заметил Шпилькин.
-Да я сама аккуратность! Подумаешь, болячка!
-Сначала болячка, а потом вся редакция в КВД - дружным строем, раз-два, - фыркнул редактор.
В курилку вошла Светка.
-О чем спорите?
-Ванька вот заразу какую-то подцепил, - равнодушно сказал Семен.
-Какую, такую заразу? – спросила Светка и попятилась раком.
-Пока что неизвестно, но будем надеяться на лучшее, - протянул Семен.
-Нет никакой заразы! Ни СПИДа, ни чумы, ничего нет! - взвизгнул я и закурил новую сигарету.
-У меня приятель был моряк, - сказал Шпилькин, - так у него тоже нарыв на шее образовался. Взял он у фельдшера порошки разные, мази, вроде полегчало. А, как на берег сошел, так и помер. Сошел с трапа, упал и больше не поднимался.
-Шутники, - бросил я, выпустив дым сквозь зубы.
-А мне знакомая рассказывала, что ей ее знакомая рассказывала, как у одной ее знакомой на языке болячка вскочила, - вмешалась Светка, - тоже думала - герпес. А, оказался, рак. Так ей язык ампутировали.
-Ее теперь можно в цирке за деньги показывать, - хмыкнул я.
-Кого? - отозвалась Светка.
-Знакомую твою. Шокирующий номер: «Молчаливая женщина». Отбоя от зрителей не будет!
-Дурак, - шикнула Светка.

***

Мысли о подхваченной заразе, не оставляли меня на протяжении всего рабочего дня. Вкупе с уколами моих товарищей, на запрос о причине возникновения чирья поисковик выдал впечатляющий список предполагаемых заболеваний, среди которых сибирская язва и птичий грипп были не самыми худшими вариантами.
На предложение Семена выпить пива я ответил отказом, решив саботировать работу.
Перед тем как отпустить меня, Шпилькин дублировал фразу «за свой счет», и даже посочувствовал:
-Я сам по молодости из КВД не вылезал. Ничего укольчики поколют, рассосется, - обрадовал фашист. – А, бабу ту, от которой поймал, я бы на корм рыбам пустил, не раздумывая.
Когда я вышел на улицу, почему–то вдруг сразу захотелось выпить и желательно водки…

***

В рюмочной «На посошок» было немноголюдно, только два парня в спортивных костюмах мрачно жевали кубики шашлыка, и пили пиво.
Я взял сотку и стакан томатного сока.
Водка была холодной, и впоследствии заполирована разливным пивом…
Рассчитавшись, я вышел к метро, где уже приобщился к бутылочному продукту. После второй бутылки подумал о Машке. Просто захотелось прийти к ней, обнять. Не подумайте, никаких там плотских ухищрений, просто посмотреть на нее…
Не раздумывая, я набрал ее номер.
-Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - сообщил мне приятный женский голос.
-Спасибо, - поблагодарил я и решил нагрянуть так, без звонка.

***

Метро проглотило меня равнодушно, без аппетита, как лекарство, как данность. Я расположился на дерматиновом сиденье и принялся разглядывать карту московского метрополитена.
Зеленая ветка: Каширская, Коломенская, Автозаводская, Пролетарская и тд.;
Желтая: Римская, Авиамоторная, Шоссе энтузиастов и тд;
Красная: Воробьевы горы, Спортивная и тд;
Оранжевая: Рижская, Алексеевская, ВДНХ и тд.
Рядом со мной расположились трое пьяных футбольных фанатов. Они долго спорили, выясняли отношения и прихлебывали пиво из банок.
Допив пиво, один из них встал, обернулся к пассажирам и нетрезво грянул:
-Что молчим?! Молчим что, спрашиваю?! С концерта едем, да?! Из консерватории?!
В ответ пассажиры нырнули в бездну «Московских комсомольцев» и «Комсомольских правд».
-Я спрашиваю, молчим что?! – не унимался фанат. – А ну, все вместе: «Спартак-чемпион! Спартак-чемпион!».
Не дождавшись развязки, я вышел из вагона.

***

Машкин дом почему-то нашел сразу.
Двор, сам дом – ничего не изменилось. Разве только на углу расположилась выкрашенная в желтый цвет палатка.
Предчувствия неизбежное ожидание, решил разжиться пивом…
-Три «Арсенальных»…
-«Арсенального» нет.
-А что есть?
-«Старый Мельник», «Золотая бочка», «Клинское»…
-Давайте «Мельник». Три.
Блядь, прямо засада какая-то с этим «Арсенальным»!
Я спешно раскидал пиво по карманам и уселся на скамейке во дворе. Сидевшая рядом бабушка поморщилась и буркнула что-то себе под нос.
Во избежание жесткой словесной атаки, я заткнул уши наушниками, и зажигалкой вскрыл пиво. Над моей головой картаво щебетали птицы, а заботливые мамаши гортанным голосом сзывали своих чад в место постоянной дислокации семейной ячейки.
Нескончаемые:
-Саша!
-Петя!
-Валя!
-Антон!
-Заур!
-Саша! - эхом разлетались по двору.
Я потянулся и закрыл глаза.

***

Очнулся от того, что некто отчаянно тряс меня за плечо. Я открыл глаза.
Машка?
Ага, размечтался.
-Молодой человек, ваши документы.
Мент был чуть повыше меня, с комично выпирающим лоскутным прыщом, вылезшим на макушке фуражки.
Я протянул ему паспорт.
-Где проживаете?
-Там все написано.
Я ощупал карманы. Уф-ф, кошелек был на месте.
-Здесь, с какой целью, Иван Сергеевич?
-Да вот в гости собирался. А, время сейчас сколько?
-Двадцать два. Ноль, ноль.
Не став дожидаться момента, когда служивый начнет компостировать мой пьяный мозг всякого рода: «Нехорошо закон нарушать…», «в вытрезвитель бы вас…», «согласно статье…», я вытащил из бумажника купюру и протянул ему.
-Извините.
Мент недовольно принял деньги, обойдясь на этот раз без прелюдии.
-Вы бы это… домой бы шли, - как то неуверенно пробормотал он на прощанье.

***

Домой я, естественно, и не собирался. Сделал вид, что направляюсь к трассе, но через десять минут вернулся назад.
Машка все так же не брала трубку.
-Спит, наверное, - подумал я, открывая дверь подъезда.
Домофон, как и прежде, не работал…
В подъезде воняло краской, так что я прикрыл лицо ладонью.

***

-Кто там?
-Маш, это Иван, - зевая, ответил я.
-Домой иди, – раздалось за дверью.
-Маш, я вот мимо шел и подумал…
-Вот, как шел, так и иди, и думай поменьше.
-Что, даже чаем не угостишь?
-Вань, - ее голос звучал подозрительно тихо, - я не могу, у меня человек сейчас… Может, тебе денег дать на мотор?
-Ну, я мешать не буду, так просто…
Машка открыла дверь. На ней были джинсы и топик ядовито-зеленого цвета.
-Вань, ты дурак, или как?!
-Говорю же, проходил мимо…
-Блядь, - выругалась она. – Занята я!
-Ну, я здесь подожду тогда в подъезде.
-В каком подъезде?! Иди, проспись.
-Кто там, Машуля? - раздалось за дверью.
-Никто. Соседка.
Голос показался мне знакомым. Я напрягся.
Кто?
Так. Так. Так.
О, Арсений! Блондинчик!
-Друг детства? – поинтересовался я.
Машка даже смутилась.
-Ну, Вань, понимаешь, - начала она и тут же опомнилась. – Я что, перед тобой оправдываться буду?! Какое тебе дело?!
Машка уже собиралась закрыть дверь, как на ее пути встал носок моего ботинка.
-Вань, я же и милицию могу вызвать…
-Вызывай, - равнодушно сказал я.
-Ну, что там такое? - судя по голосу, Арсений был на полпути к входной двери.
-Опять ты, - друг детства отстранил рукой Машку. – И какого хрена ты приперся, урод? Маш он, к тебе пристает?
Машка безучастно мотнула головой.
-Маш, уйди, нам поговорить надо… - небрежно бросил Арсений и воткнул кулак мне в лицо.
Что-что, а удар у него был поставлен…
-Прекрати! - Машка, было, бросилась к Арсению, но он грубо оттолкнул ее и снова направился ко мне.
-Слышишь, урод, - он обхватил мою голову руками и саданул ею о стену.
Раз.
-Больше чтоб никогда я тебя здесь не видел.
Два.
-Ты понял?!
Три.
-Урод, бля.

***

-Вань.
Ее волосы щекотали мое лицо, от чего я даже поежился.
-Что Машуль?
Она сделала губки бантиком и наградила меня щелбаном.
-Ну и балда же ты…
-Знаю, - я ощупал травмированную голову. – А твой где?
-Дурак ты, Ваня, - уклончиво ответила Машка.
-Дурак, но дурак травмированный.
-Это ничего не меняет.
-Не вежливая ты какая-то...
-Зато ты сама почтительность! Вламываешься без звонка… Обломщик!
-Между прочим, на моем месте и могла бы быть ты, так что я, можно сказать, принял удар на себя. Спас тебя, - сказал я.
-Спас, спас. Свинопас! – фыркнула Машка и показала мне язык.
Осознав, что лежу на полу кухни, я встал на ноги и присел на табурет. Меня все еще шатало. Окружающие предметы, казалось, были слеплены из пластилина и уже начали плавиться от тепла, излучаемого люстрой.
-И что мне с тобой теперь делать? - спросил Машка.
-Я сейчас пойду, ты не волнуйся.
-Куда ты пойдешь, балда, ночь на дворе. И в зеркало на себя посмотри, тебя же первый патруль примет.
-Ну, допустим, не первый…
-Ладно, оставайся, но только на ночь. А утром в травмпункт пойдешь.
Я чихнул.
-Маш, а это, ты меня из коридора вытащила, что ли?
-Нет, тягач!
-Тяжело, наверное?
-Какой же ты все-таки…
Она посмотрела на меня, улыбнулась, и вышла из кухни, бросив напоследок:
-Чай приготовь, балда.
Я еще раз ощупал голову. На макушке солидная шишка. Да и лицо, наверное, фотогеничностью не отличается.
-Ну, дела…
Посидев какое-то время на полу, я, наконец, поднялся и полез в знакомый шкафчик.
-Хм, а ведь и убить так мог, - рассудил я.
Я вскипятил чайник и распределил по кружкам чайные пакетики.
-Вань, мне с молоком! – послышался Машкин голос.

Последняя

БОДУН

Я достал из морозильника полупустую пачку пельменей и приложил ее к подбитому глазу.
Фингал был прямо царский…
Вчера я так и не поставил в холодильник пиво, и оно одиноко лежало рядом с помойным ведром в белом пакете, с которого на меня смотрел вызывающий в своем диком оптимизме самайлик.
Я подмигнул желтому кругляшу.
-И не надейся.
Настроение у меня такое, что не до абстрактных форм. Хотелось простоты, душевного тепла, честности…
Хотелось водки.
В холодильнике как раз должно было оставаться грамм триста. Триста грамм чистой эссенции дыхания Наташи Ростовой, теплоты рубенсовских форм, вкуса Белоснежкиных губ.
Ее хочу...
Высокое горло, черная пробка со следами от зубов, этикетка в золоченой рамке и маленькие медальки по краям: за взятие печени, за взятие разума, за взятие…
Я начислил сотку и выпил. Водка юркнула в пищевод, булькнула в желудке и квакнула резковатой отрыжкой.
А погоды стояли знатные! Не погоды, а… ах! Я открыл окно и вдохнул полной грудью.
Вместе с холодным воздухом в горло попало несколько песчинок.
Я закурил и решил, что сегодня непременно выберусь на прогулку.

***

После того как бутылка закончилась, я принялся за теплое пиво.
Телевизор, неожиданно вышедший из комы, шипел гадюкой. Показывали какое-то утреннее шоу. Вроде как «Кулинарный поединок».
Усатый мужик в фартуке предлагал двум участникам: престарелому актеру и молодой поп-диве - приготовить их фирменные блюда.
-Я буду готовить мясо по-пизански, - тоненьким голоском пропищала поп-дива.
Зал взорвался аплодисментами.
-Мяско? - переспросил ведущий.
-По-пизански, - повторила поп-дива.
Снова шквал аплодисментов.
-А вы знаете, анекдот про гонца из Пизы? - ухмыльнулся ведущий.
-Нет, - смущенно призналась поп-дива.
-Ну, я вам после передачи расскажу. Шутка не для эфира.
Зал вновь взорвался овациями.
-А я буду готовить пирожное «Кошачьи язычки», - неуверенно протянул второй гость, престарелый актер.
Аплодисменты.
-Чьи язычки? - улыбнулся в усы ведущий.
-Кошачьи.
-А у меня целых три кошки, - сказала поп-дива.
-Уже нет! - громогласно возвестил ведущий. - Кошек в студию!
Поп-дива взвизгнула.
-Шутка, - подмигнул ей ведущий.
-Мудак и шутки у тебя мудацкие, - заключил я и выключил ящик.

***

Вот я лежу на диване, вытянув ноги. Неброские носки несколько контрастируют с оранжевым пледом. После побоев и водки ощущения более чем необычные. Я будто распадаюсь на миллионы маленьких кусочков. Потом снова собираюсь в единое целое. И так до бесконечности.
Так-с, надо собраться.
Сегодня у нас по плану – прогулка.
А состояние какое-то вялое. Прям как жидкий Терминатор. А ну и хер, что жидкий, зато терминатор!
Группируюсь.
Напрягаюсь.
Прохожу ускоренный эволюционный цикл.

***

Вот мне 6 лет.

Мама:
-Не забудь, завтра в два часа мы идем к дантисту.
-Это который Пушкина убил?
-Нет же, глупенький, Пушкина убил Дантес, а то дантист – зубной врач.

8.

Лучшая картошка – это та, что запеченная в золе.
Сигареты и водка – плохо пахнут.
Мультфильмы – это «Ну, погоди!» и «Ограбление по…».
Журналы - «Мурзилка», «Веселые картинки», «Вокруг света».
В школе до сих пор интересно.
Три, три – будет дырка.
В анекдотах – крокодил Гена и Чебурашка; Штирлиц; американец, русский, француз.

12.

Зимняя ночь у бабушки с дедушкой в подмосковном Пущино. Вволю набегавшись и наигравшись в снежки, я закутанный, как полярник, лежу в сугробе. Над головой огромное звездное небо. Из ковша Большой Медведицы сыплются блестящие звезды, искрящая изморозь щекочет глаза.
Снег – мороженое, сосульки – леденцы и Деда Мороза пока еще никто не отменял.
Тихие зимние радости…

14.

Мой лучший друг - татарчонок Рустам. Его любимый писатель Жюль Верн, я же отдаю предпочтение Фенимору Куперу. После появления первых видеосалонов, наши пристрастия в корне меняются. Мне нравится Брюс Ли, Рустаму - Шварценнегер.
А Чака Норриса никто не любил, вот Ван Дамм - другое дело…

16.

Курю в школьном туалете перед выпускным вечером. Через полчаса нас посадят в автобус и отвезут в кабак. В кабаке я, перебрав, признаюсь в любви Катьке Ануфриевой, но буду трахаться с Людкой Летягиной. После Летягина заблююет мои новенькие ботинки, но это будет не скоро, а сейчас мы просто курим в школьном туалете.
У меня - «Винстон», у Левана - «Мальборо», у Кольки три сестры-малолетки и поэтому у него «Космос», правда, с ментолом.
-От метола не стоит, - говорит Леван.
-Не гони, - огрызается Колька.
На одной из стен туалета аршинными буквами написано: «ЛЕНА ЛЮБИТ АБР». Сколько учусь в этой школе, эта надпись была всегда. Кого ни спрашиваю, никто так и не может объяснить ее смысл. Дополнительную таинственность надписи придает то, что даже после покраски стен она вновь появляется на прежнем месте. Вобщем, мистика.
-Слушай, а с кем сейчас Павлова гуляет? – спрашивает Колька.
-С Косым вроде, - отвечаю я.
-Это который с Алексеевской? - уточняет Колька.
-Без понятия.
-Влюбился, что ли? – вмешивается Леван.
-Да, ну тебя, - плюется Колька.
В туалет заходит Тема.
-Сигареты есть?
Колька протягивает ему пачку «Космоса».
-Не-а, - ворчит Тема, - говно не курю. У тебя что?
Я вынимаю из кармана «Винстон».
Тема достает из пачки три сигареты и сует мне в нагрудный карман пиджака.
Пачка исчезает в кармане его брюк.
-А у тебя? – обращается он к Левану.
-Да я на время, покурю и отдам, - скалится Тема и забирает пачку Левана.
-И это… не нойте. Из-за никоты только лохи ведутся, - хмыкает Тема.

18.

Институтская общага. Рядом с общагой находится физкультурный институт. Борцы с ушами в форме цветной капустой, пьяные и агрессивные, часто приходят в общагу с целью догнаться.
-Деньги есть?
Быдло с безумными от водки глазами смотрит, сквозь меня.
-Нет.
-Уверен?
-Да.
Быдло бьет меня в живот.
Удар слабый, но я все равно сгибаюсь в три погибели.
-Через двадцать минут пузырь и десять сигарет принесешь в двадцатую комнату.
Я киваю.
Мой артистический этюд провалился...

20.

Я ошибаюсь…

23.

Итальянский гроб, в котором лежала мамка, не проходил в отверстие крематория, так что пришлось его вскрывать и выламывать ручки.

26.

Новый год провел в обезьяннике. Как мальчишка повелся на спор, попаду ли я с трех метров кирпичом в светофор. За пятнадцать минут до праздника мент Толик отпер клетку и налил мне стакан коньяка.
Потом мы долго говорили. Толик жаловался на пробки и уродов на проезжей части; на стремление женщин разрушить мужскую дружбу, которая без анекдотов и выпивки невозможна; на разнообразных «фагов», «фобов» и «филов», которых, по его словам, нужно просто мочить; на невидимых кобелей, писающих по утрам на колеса его машины, а также ворон и голубей, гадящих на нее беспрерывно; на храпящих в унисон тещу с собакой жены; на кротов, изрывших его участок в деревне; на зубную пломбу без конца выпадаемую и вновь вставляемую; на родственников жены, которые грузят, грузят и грузят; на арбатских наркоманов; на кажущуюся бессмысленность происходящего…
После второй бутылки Толик рыдал на моем плече. Сначала я пытался его утешить, но потом тоже зашмыгал носом и слезы ручьем брызнули их глаз.
Кстати, в тот злополучный светофор я так и не попал…

27.

Первый день отпуска. Лежу в горячей ванной. В зубах толстенная кубинская сигара - полощу дымом рот, выпускаю в потолок кудлатое облако. Тянусь за бокалом с хересом, делаю глоток и блаженно выдыхаю.
Чувство глубокого аморального удовлетворения...

29.

Застолье было в самом разгаре. Праздновали День рождения Семена. Шар только что вернулся из абхазской командировки и привез настоящий бурдюк с вином, которое мы безрассудно мешали с водкой и дешевым коньяком. Собравшиеся метали оливье и корейскую морковь из пластиковых лотков и не скупились на тосты.
Ближе к вечеру в редакции раздался звонок.
На другом конце провода басила тетенька, представившаяся Лилией Николаевной. Она рассказала, что в подъезде ее дома, между четвертым и пятым этажом уже несколько дней живет семидесятилетняя женщина, которую выгнала родная дочь, чтобы та не водила в их квартиру сына-уголовника. Заступница требовала немедленных действий и скорейшей огласки.
-Не приедете, пожалуюсь в префектуру. А то все вы горазды обещать…
Потом тянули жребий. В итоге (кто бы сомневался) на задание поехал я.
В подъезде стоял гвалт. Человек десять напирали на молодую злодейку, зажав ее между кадкой с фикусом и будкой консьержки.
-Я отказываюсь впускать ее в квартиру эту женщину! Кто мне даст гарантии, что она снова не приведет в нее своего ублюдка? Поймите, у меня ребенок. Я боюсь его оставлять наедине с уголовником.
Сквозь толпу пробилась сгорбленная бабулька со старческими усами.
-Он брат твой! Твой брат, а ты его ублюдком! Гадина!
Было много шума и ругани. Солидные дяденьки с животами-аквариумами делились жизненным опытом, а их жены-хабалки свежими сплетнями. Неизвестно как забредший на сходку глуховатый старичок мотал головой и неустанно твердил: «А? Чо?», пытаясь настроить свой слуховой аппарат.
Я делал вид, что набрасываю план будущей статьи, как на телефон пришло смс от Семена: «Если что мы в чебуречной на «Римской». Ждем».
-Извините, в мэрию вызывают, - громко осведомил я почтенное собрание.
Галдеж прекратился.
Немая сцена.
Занавес.

30.

-Вань, а ты кем бы хотел быть в следующей жизни? – спрашивает Машка.
Чешу нос.
-Если я отвечу, что сами собой – этой будет позерством?
-Точно.
Я осматриваюсь по сторонам. Весна. Мы гуляем в зоопарке.
Я останавливаюсь у клетки с верблюдом, Машка хихикает.
-И не надейся, - говорю я, - слоном буду.
-Почему?
-Слонов все любят.
-А ты хочешь, чтобы тебя все любили?
-А кто не хочет?
Машка рассматривает клетку с кабанами.
-А я бы хотела быть окапи.
-Что за окапи?
-Зверь такой, водиться в Конго. Ученые только сто лет назад их существование доказали, а до этого окапи считался частью африканского фольклора.
-А как они выглядят эти самые окапи?
-Типа маленького жирафика. Только без пятнышек и язык длинный-длинный, почти 30 сантиметров.
-О-о-о, тогда бы я тебя еще больше любил!
Я обнимаю Машку за талию и целую в губы.

31.

Вот я лежу на диване, вытянув ноги. Неброские носки несколько контрастируют с оранжевым пледом...