Просыпаться, как будто делать одолжение неизвестно кому. Известно, конечно, но сейчас не время проговаривать имена. Тем более, у Него нет имени. И чем больше думаешь об этом, тем правильнее кажется неназываемость. Если бы была возможность, он бы тоже отказался от имени, отчества и фамилии. И от тела, скорбной юдоли болезней и слабостей. Хорошо бы стать лучом света или цифровым потоком, в котором зашифрована мысль.
Чистит зубы, изо рта воняет нестерпимо, надо думать. Соскребает седую щетину. Смотрит в зеркало, ничего хорошего там не видит, и выходит из ванной комнаты. Кофе – вредно, наливает чай. Съедает кусок хлеба, просто так, потому что надо завтракать. Включает телевизор, выключает. Снимает трубку телефона, думает, кладет на место. Одевается и идет гулять.
Хорошая погода – поздняя весна. Вышагивает по тротуару, обходя собачье говно и встречных пешеходов. Не любит когда его касаются в транспорте или в магазине: локтем, боком, авоськой, дыханием. Социальная и телесная брезгливость. Душевный трепет, начавшийся много лет назад и не прекратившийся. Вытаскивает сигареты, так и не бросил курить, хотя предпринимал многочисленные попытки. Закуривает. Кашляет.
Впереди идет молодежь, орет, матерится. Противно. Девки – вульгарны, парни – тупы. Обгоняет красивую женщину, внутри тренькает колокольчик, что раньше был колоколом. Колом. Нет сожалений. Все равно. Бросает докуренную сигарету, дойдя до уличной урны. Никогда не любил мусорить на улице, дома, на планете. Во рту неприятно, надо, все-таки, бросать курить. Или уже поздно? Задыхается.
Смотрит на часы: пора возвращаться домой. По дороге надо зайти в магазин и купить чая, дома в железной коробке осталось на дне, а без чая и сигарет он не может. Проверено годами. Без еды некоторое время обходится, а без курева и чая – нет. Сесть в кресло, открыть зачитанный до дыр том Толстого, листать «Хаджи Мурата» или «Казаков», прихлебывая, покуривая. Или, тайная драгоценность, любовь всей жизни, ранний рассказ – «Рубка леса».
Поднимается на свой второй этаж, сжимая в руке пачку чая и пачку сигарет. Что-то колено разболелось, наверное к дождю. Глупость какая, люди-барометры. Не помнит, оставался ли еще хлеб или надо было купить, ладно, вечером сходит, если что. Когда в доме нет хлеба, начинает волноваться. Третья составляющая нормального бытия: чай, сигареты и хлеб. Книги, да. Но книги не составляющая, а базис. Придуманная жизнь вместо настоящей, минуты, часы, месяцы, годы, проведенные за чтением.
Потерянные или приобретенные? Физическое наслаждение чтением, подменило наслаждение жизнью. Нет. Нет. Нет. Та радость прикосновения к чужой мысли, ни с чем не сравнимая радость соучастия. Быть равным гению. Вставляет ключ в замок. Заходит и раздевается.
Заваривает свежий чай, относит его на столик в комнату, ставит пепельницу, усаживается. Кладет на колени книгу, закуривает, помешивает ложкой в стакане (старинный тонкого стекла в бабушкином подстаканнике), затягивается. Открывает книгу на том месте, где Оленин твердит: «Люблю! Очень люблю! Славные! Хорошо!», еще раз затягивается, выдыхает и умирает.
Оторвавшийся тромб закупоривает один из сосудов головного мозга.