Всех затрахал двухсерийный новогодний фильм Рязанова про Лукашина. Многие думают, что это фильм «пра любовь». На самом деле это фильм про российскую беспечность. Времена были такие беспечные. Всё по накатанной. Жизнь в отдельно взятой стране катилась к своему финалу, который обязательно должен был случиться.
История, которая случилась с Димой, тоже непосредственно связана с городом на Неве. А всё потому, что Димон увлёкся живописью. Ничего себе заявы, скажет читатель и будет прав. Заниматься живописью это не палочкой по снегу водить и даже не угольком по стенке и тем более не краскораспылителями баловаться на заборах. Живопись требует соответствующей подготовки и главное инструментария. Нужны кисти, краски, мастихины(спецножи), холсты, растворители, лаки, клеи, палитра(не путать с поллитрой, хотя она тоже в деле), а также мольберт, о! Последний можно заменить этюдником.
Теперь приноравливайся и забульбаш копию с картины Айвазовского «Среди волн». Почему-то самое распространенное желание любителей живописать движется в этом направлении. Хотя повторить Айвазовского практически невозможно. Ещё никому не удавалось, даже профи. Но хотят многие.
Димон, надо отдать ему должное, копировать не стремился. Он мечтал писать свои картины, но пока получались только этюды. Естественно приобрел этюдник, ибо художник без этюдника, всё равно, что брачная ночь… пардон, уже было… э-э-э… всё равно, что встреча друзей без бутылки.
Кстати, о встрече. С неё-то всё и началось.

Димон работал сменным инженером на узле связи в российской глубинке, а родня на югах проживала. Так вот пользуясь отпуском, он завсегда делал крюк в столицу, дабы познакомиться с музейными ценностями и прикупить материалы для этой самой живописи.
На этот раз он решил посетить северную столицу, в которой музеев… ну сами понимаете, немерено. Как от царей осталось, так и повелось, что характерно. Вспомнил про однокурсника, который имел счастье там родиться и адрес которого у него был.
Прибыл Дима в Ленинград поездом. Времена предперестроечные, беспечные донельзя. Мест в гостиницах по обыкновению тех времён не было, а билет на родину в самолёт был и стоил он тогда всего около тридцатника. На всё про всё у Димона было три дня. Первый он посвятил Эрмитажу. Бродил, бродил и понял: не то, что три дня – три недели не хватит ознакомиться хотя бы поверхностно с накопленными в нём богатствами. Первую ночь перекантовался на Московском ЖД вокзале.
Второй день посвятил Русскому музею. Напитался духовности по самый подбородок и вечерком решил податься к товарищу. По тому адресу, что у него был, жили его родители. Они дали адресок коммуналки, где обитал друган с семьёй.

Когда он нагрянул в коммуналку, то встретился с милой молодой женщиной. Она сообщила, что муж на дежурстве, но ему можно позвонить. Мобильная связь в то время была только у милиции. Пришлось довольствоваться коридорным чёрным обмусоленным аппаратом. Дозвонились и друг Глеб не шибко радостно, предложил подождать до утра. Да и чему радоваться, мало ли… Три года не виделись, а тут заявился мужик и с его женкой ночку будет коротать. Правда, есть дочь-малолетка и бдительные соседи.
- Помоешься с дороги, - предложила жена Глеба.
Провела на кухню: там в углу за шторкой стояла общая ванна.
- Неудобно, вроде, - засмущался для вида Димон.
- Мы привыкли, располагайся и мойся, а я пока ужин сготовлю.
Дело было зимней порою: верхняя одежда, нижнее бельё. Пока Димон разоблачился и нырнул в ванну, на кухне началось движение домочадцев.
- Ходют тут всякие, - зыркала сердитым глазом сухонькая старушенция, - моются и моются, покою от них нету.
- Да я быстро, баушка, - отозвался Димон, не подумав.
- А это кто у тебя, Марина? Чай не мужа твово голос…
- Да… вот… брат приехал. Что вы нервничаете? – нашлась Марина.
- Знаем мы этих братьев. Чуть муж за порог, а они гуськом… в ванну. Она ведь не казённая… я её сёдня мыла, скребла…
- Да знаю, Тамара Марковна, что ваша очередь убирать. Не волнуйтесь, я всё вымою и вытру… идите уже.
- Нечего меня выпроваживать! Я в своей квартире, на своей кухне, а вот там кто, неизвестно…
- Что Марковна выступаешь? – вмешался мужской хриплый голос.
- Да к Марине ходют и ходют… причем сразу в ванну норовят прыгнуть…
- А чочо твой день сёдня, Марковна?
- Мой! Я ж и говорю: скребла, скребла, все руки болят…
- Только хотел помыться и облом… надо же, - прохрипел мужчина.
Под эти причитания Димон быстренько ополоснулся, натянул кальсоны и, прикрываясь штанами, проскользнул мимо изумленных соседей в коридор, далее в комнату.
Там он оделся, осмотрелся. Места мало, зато потолки высоченные, метров пять не ниже. В углу стоял шкаф, на нём две антресоли одна на другой. Так на них можно было ещё встать в полный рост.
В другом углу у окна стоял стол, заваленный книгами и радиодеталями. Рядом стоял огромный ящик, сколоченный из необструганных досок. В третьем углу – кровать полуторка. В четвёртом за занавеской – детское место. Димон заглянул – девочка спала.
Пришла Марина, принесла яичницу с гренками. Глаза её поблёскивали синевой, алые губки плотно сжались. На бледных щеках гневный румянец, видно сказала там что-нибудь в сердцах. Димон, как мог, успокоил и даже пытался шутить. Марина ему определённо понравилась. Его тип женщины: мягкость, покладистость, но если что – вспыхнет разъяренной кошкой. Таких женщин хочется гладить, защищать и баловать. У Сурикова есть похожий типаж в картине «Меньшиков с дочерьми».
Димон достал походный альбомчик, стал набрасывать портрет хозяйки карандашом. Очень мила. Эта милость струилась в чертах её лица, едва заметно придавая не совсем классическим формам носика, губ, лба и подбородка несомненную привлекательность. Чуть улыбнётся, ямочки на щеках проглянут и уже фейерверк чувств!
Марина поделилась, что ждут не дождутся новой квартиры, даже ящик с книгами не распаковывают. Ещё сказала, что часто болеет, не климат ей здесь. С Глебом они познакомились на юге в Доме отдыха, где она отходила после развода с первым мужем. В общем проболтали пол ночи.
В какой-то момент, когда он демонстрировал ей готовый набросок, она наклонилась так близко, что ему показалось это предлогом к сближению. Он приобнял за покатые плечи, Марина не сопротивлялась. Откинул длинную прядь волос, встретился взглядом и … не смог. Уверен был на все сто, что никто никогда не узнает. Просто перед самим собой… нехорошо.

Ранним утром явился красавец Глеб с двумя пузырями столичной и ветчиной. Его мужской тип укладывался в образ популярного певца Серова и женщин он покорял легко.
Пить с утра водяру – это есть моветон, но встреча есть встреча. И перенести нельзя, самолёт сегодня. Слово за слово, тост за тостом. Уговорили одну бутылку, приложились ко второй. Жена что-то возразила. Глеб гаркнул так, что та вылетела на кухню.
Глеб увлеченно рассказывал о своих опытах с растениями: нашел биотоки в листве и даже сфотографировал их в электромагнитном поле. Но Дима был далёк от ботаники. Он показал свой альбом с портретом Марины. Глеб согласился, похожа, мол, потом выглянул в коридор с криком насчёт пожрать. Марина принесла жареную картошку. С ветчиной – самое то закусить. С каждой последующей рюмкой хозяйка для Димона становилась всё краше и краше. Он даже поделился комплиментами с Глебом. Тот молча глянул на часы:
- У тебя когда самолёт?
- В восемнадцать тридцать, а что?
- До него ещё добраться надо. Я хотел к родителям съездить, поехали с нами, там ещё посидим.
Дима пожал плечами, ему было хорошо.

Они собрались, вышли и направились к метро. Кстати, в отличие от московского, где станции открытые и видны поезда, ленинградское закрытое в большинстве своём. Двери поезда и станции открываются синхронно. Зашел-вышел, поезд за стенкой прогрохотал. Непривычно.
Перспектива поездки к родителям не радовала, и так день считай, пропал.
- Мне тут зайти ещё надо… извини, - стал прощаться Дима.
- Ты как? В норме? – спросил Глеб. – Доедешь?
- Да, ничтяк всё… Рад был повидаться… Привет нашим, если кого увидишь…
Пожал дружбану руку. Жену Глеба обнял, алые губки так близко, глаза- озёра… Погладил дочку их по головке и распрощался.


Вышел в центре, ещё в магазин книжный по давней привычке заскочил. В отделе искусств – море книг. Откопал монографию художника Климта – редкость по тем временам. Купил и к кассам Аэрофлота подался. Взял вещи, которые оставлял в камере хранения: чемодан и большой этюдник на дюралевых выдвигающихся ножках. Обогнув здание, Дима вышел к автобусам.
- В Аэропорт? – спросил он.
Ему ответили утвердительно. Димон залез, устроился на сиденье и… закемарил.
Очнулся за городом: перелески, поля, небольшое здание на горизонте.
- Скоро доедем? – спросил.
- Да подъезжаем уже – ответили ему. И народу немного в автобусе, не заполнен как бы весь. «Странно», - подумал Дима и вгляделся хорошенько в пейзаж.
Горизонт был пуст, как замёрзшее море. Небольшое здание приближалось, а рядом ничего грандиозного.
«Чё за хуйня, вабще?» - заволновался Дима и спросил громко:
Это Аэропорт или где?
- Финский аэропорт, что вас не утраивает, молодой человек? – ответил водитель.
- Финский, а где Пулково? Мне туда надо.
- Так это в другой стороне совсем, дорогой товарищ, проспали…
В хмельной голове Димона зашевелилась мысль об опоздании на самолёт.
«Йобтыть! Этого только не доставало…» Он отшвырнул эту мысль.
Когда автобус затормозил, он выбежал и кинулся к стоящим такси. До отправления было ровно пятьдесят пять минут
- Шеф, на Пулковский аэродром срочно! – крикнул он, плюхаясь на сиденье.
А тот ещё пару пассажирок взял, тогда поехал.
- Быстрей, прошу! Опаздываю!
- Успеем, - отвечал водитель.
Через весь город на волжанке зимой. Как назло ещё снежок пошел.
Стрелки часов неумолимы. Хотя у Димона не стрелки, у него «Электроника» с цифрами.
Пассажирки высадились в центре и газу, газу!!
- Далеко ещё? – спросил Дима.
- Не очень, - последовал ответ.
- Шеф, ты ж обещал.
- Я и так на желтый сквозанул из-за тебя…
Короче к Пулковскому аэропорту подъехали за десять минут до отлёта. Димон бросил червонец водиле и за чемодан.
- Я же гнал и на красный и на всякий… накинуть бы…
Димон отстегнул ещё пятерку и понёсся к стеклянным дверям здания. Взгляд на табло и бегом, бегом к регистрации. Багаж пассажиров уже отправили.
- Посадка идёт, молодой человек, не успеете, - кричат ему.
Он с билетом в зубах с чемоданом в одной руке, с этюдником и портфелем в другой в наглую несётся вперёд к эскалатору. Там к самолётам идут такие горизонтально бегущие дорожки. Упал спьяну. Поднялся и бегом. Ему наперерез кинулись две дежурные, схватили за руки.
- Трап убрали уже… куда вы…
- Верните!
- А вы кто? – на всякий случай спросила одна дежурная и оглядела его сверху донизу, вдруг из конторы наглец.
---Я? Пассажир. Мне в Ростов надо.
- А-а… опоздали, всё… идите в кассу… центр зала.
Димон как-то сразу сник. Запал прошел, надежда испарилась.

В кассе сказали, что следующий рейс на Ростов в час тридцать и, что если будут свободные места, то его билет перерегистрируют с доплатой.
- А что билетов нет что ли?
- Пока нет.
- Мне ж лететь надо! Как же, девушка?
- Всем надо, молодой человек.
- Девушка, милая, ну как вы можете, симпатичная такая, отказать мне, обаятельному такому?
Ушки, ушки у девушки навострились и на сердечке приятное тепло…
- Так, посмотрим, что у меня тут… два места по броне… хорошо, подойдёте за полтора часа, ясненько?
Спасибо, девушка, обязательно.


Куда девать себя, Димон не знал. Жрать охота и пить – во рту, как в Сахаре. Чемодан вдруг сделался тяжёлым, да и большой этюдник со складными ногами, грунтованными картонами, красками и кистями внутри не лёгок. Димон ставит чемодан с этюдником посреди зала и с портфельчиком идут искать буфет. Порыскав немного, не находит, идет дальше. Про чемодан благополучно забывает и бредёт по аэропорту пока не упирается в буфет. Взял стопарь водочки для опохмела и пару бутербродов, чай с лимончиком, как водится. Поискал взглядом куда присесть.
Узрел молодайку в искусственной шубейке, сидит из бутылочки «пепси» потягивает. Взгляд в прострации. Димон присоседился, заговорил. Она сквозь него глядит, не реагирует. Тогда он хряпнул стопарь, зажевал бутербродом и чаёк стал отхлебывать.
Отхлёбывает, значит, чаёк и вплотную решает заняться знакомством и дальнейшим сближением. Девушка казалась, слишком озабочена внутренним миром своим. На заигрывания не откликалась. Ну и как её трахать при таком раскладе? Димон хотел сразу отказаться от такой дикой мысли. Хотя если учесть процесс вынужденного двухнедельного воздержания, мысль не такая уж и дикая. «Всех бап не перетрахаешь» - вспомнил он назидания старших товарищей. «Но к этому надо стремиться» - пришел на ум конец афоризма, и это его подвигло на шаткий путь познания. Девушка неожиданно встала и куда-то пошла, почему-то обернулась. Димону даже показалось… да нет, вроде махнула головкой слегка. Его два раза приглашать не надо. Пошел.
Девушка завернула в туалет, Димон за ней. Но был остановлен уборщицей. Некстати, а что делать… Он таки дождался и увлёк девушку в какой-то дальний уголок коридора. И там, в тупичке за углом прижал и запустил руки свои под шубейку. Она не сопротивлялась, но из своего внутреннего мира не выходила. Димон нащупал холодную попку. Его градус разогрева был высок, тем не менее, животный инстинкт не полностью овладел мозгом. Димон повернул к себе личико.
- Гюльчатай? – спросил он.
Молодайка молчала, и глаз её был стеклянный.
- Ты чё немая?
- М-м-м, - кивнула та без всяких эмоций.
Перспектива трахать немое бревно, как то сразу охолонило. Но он на всякий пожарный полез ей за пазуху. Сиськи обыкновенные, ниже средней наполненности. Потрогал соски – никакой реакции. Тупой безразличный взгляд вдаль.
«Чего я здесь ищу?» - Димон спросил себя и внутренним зрением вспомнил глаза своей жены: в них всегда горели огоньки. Ещё он вспомнил, что скоро прилетит к ней и обнимет и прижмётся… Но самое главное, в связи с этим он вспомнил про чемодан и… этюдник!! Этюдник — оплот духовности, бля!
Бросил эту деревянную «Гюльчатай» и помчался в зал к кассам.
Читатель, конечно, может не поверить, но! Когда Димон влетел в кассовый зал, то увидел свой чемодан и, прислоненный к нему этюдник, спокойно стоящим в самом центре. Вокруг сновали люди, пассажиры протискивались к кассам. Протиснулся и он. Девушка-кассирша вспомнила и переписала на него одно место, бронированное, вероятно, всесильной конторой, так на всякий случай. Вскоре объявили регистрацию. Опять дорожка эскалатора и самолёт.
Дальнейшее почти вписывается в известный новогодний фильм: Димон благополучно проспал на плече у соседа, благополучно попал в Аааэээропорррт города Ростова на славном Дону, благополучно доехал на такси на улицу Строителей, дом номер, не будем уточнять, только его встретила не незнакомая женщина Барбара-Наденька, а родная женушка.
Но опять же беспечность Димона не идёт ни в какие сравнения с беспечностью того же Михаила, который вскоре отправится отдыхать с семьёй в Форос. Выбрал же времечко, накануне подписания эпохального Союзного договора. Результат известен.
Или допустим с беспечностью того же Билла, приспускающего труселя секретарши ни где-нибудь, а в кабинете Белого дома.
Или… да мало ли. Времена были такие. Беспечные.
И как-то внезапно закончились.