Запойное чтиво

vpr :: Ад невинных (глава 29-33)

2016-08-31 19:31:27

Глава 29. Свидетельство группы prima

Мы с Беллой пулей вылетаем на улицу. Куда дальше? Отсиживаться у меня в бунгало бесполезно, как только местные головорезы отпустят Альберта, он тут же бросится искать жену. Я решаю спрятаться в пустующем доме самоубийц. Какое-то время пересидим там – дальше видно будет.
Бежим в стороне от посёлка, ближе к лесу и оврагу. Я панически боюсь воздействия периметра. Все ноги изрезаны колючим кустарником, побиты о коряги и корни деревьев. Убегали кто в чём - я босиком, Белла вообще в одном только халатике.
Наконец, мы в бунгало на окраине. Открываю платяной шкаф в спальне.
- Как думаешь, в нашем случае рыться в вещах покойника не аморально?
- Ты ведь знаешь, что они скоро вернутся. Через пару дней уже будут скакать в Зелёном театре, и радоваться жизни.
- Радоваться? – спрашиваю.
- Это обязательная часть программы. Чтобы в момент суицида чувствовать, чего лишаешься на самом деле. Приятные минуты, любовь, радость. Память же ещё никто не отменял.
Мне неприятна эта тема, и я сворачиваю на шутку.
- Хочешь сказать, они скорее живы, чем нет? Тогда, лазание в чужом шкафу, это обычное воровство, да?
Мы смеёмся, но смех получается слишком нервный.
Я наблюдаю, как Белла переодевается.
- Отвернись, - просит она.
Я делаю вид, что занят вещами Саймона, но на самом деле вижу, как она сбрасывает халат, натягивает светлую футболку и широкие брюки из хлопка. Это единственное что можно подобрать из гардероба худой как палка Урсулы. Мне нужна только обувь, это проще. Нога у Сверчка на размер или два больше чем у меня, терпимо. Вот бы ещё обработать ссадины, но аптечки в доме нет.
Я рассказываю Белле, что меня сегодня хотели подвести под «мокруху». Уж, каким образом они собирались это сделать - не знаю, но я должен был замочить Альберта. Правда, потом кто-то из администрации передумал.
- Смешно, да? Я и вдруг – убийца!
- Смешно, - соглашается Белла, - но обычно задуманное здесь проходит.
Я отрываюсь от завязывания шнурков и с удивлением смотрю на Беллу.
- Хочешь сказать, что я бы это сделал? Что я бы смог…
- Успокойся…
- Нет, ты правда так думаешь? Я смог бы убить Альберта? Не важно - кого! Человека… просто человека!
- Нет. Я так не думаю.
Белла смотрит мне в глаза, я не отвожу взгляда. Неужели, она сомневается? Внезапно в голову мне снова заползает неприятная мысль, скользкая и холодная как змея. Может при жизни я и вправду был маньяком и насильником, а Белла и всё что с ней связано, лишь часть интриги, которая поможет Сэму вывести меня на чистую воду? Нет, не может быть.
- Слушай, а это правда, что люди ничего не помнят из своей жизни? Я имею в виду преступления.
- Да.
Настроение на нуле. Но выбора нет, нужно разобраться во всём самому. А заодно проверить Беллу, не играет ли она вместе с Брендоном на стороне Сэма. Вдруг, все эти записки сумасшедшего выведут меня именно туда, куда запланировали поводыри. И вся эта махина, весь этот раздутый штат ангелов, или как их там, работает только ради меня. Нет, нет и нет! Быть такого не может!
- У них сегодня встреча с каким-то Пучем. Не знаю, что за Пуч такой, но мне обязательно нужно там поприсутствовать.
- А где встреча?
- Вот.
Достаю записку Брендона, которую получил в среду, протягиваю её Белле.
- Знаешь, где это?
- Cave Tribus? Предостережение… нет, это не то. Знаю приблизительно, где это… сама я там никогда не была. Одна из реабилитационных камер.
- Пещера что ли?
- Здесь это называется камера. Недалеко от того места, где тебя держали с переломами. Попасть туда нужно раньше, до того как они соберутся. Там много таких расщелин, нужно понять, где именно. Сейчас…
Белла ещё раз внимательно рассматривает записку.
- По-моему я знаю, где это. Пошли.
Я выхожу первым, осматриваю посёлок. Главные зеваки собрались на месте происшествия: вездесущий Брендон, Мария, Серафима и Александра – все в сборе. Не обходится без костоломов. В числе прочих Боб, который смотрит в нашу сторону и просто не может не заметить меня на пороге дома Сверчка. Сейчас психоаналитик подаст знак, и вся свора старины Сэма бросится к нам. Вопреки ожиданию Боб отворачивается. И снова меня начинают терзать подозрения.
Плевать!
Я хватаю Беллу за руку, и мы покидаем бунгало через чёрный ход.
Устойчивое, ни с чем несравнимое дежавю. Этот путь я недавно проделывал, в той же самой компании - Белла впереди, я следом. Знакомый кустарник, море папоротника, овраг.
- Сюда!
Белла устремляется влево, мы огибаем скалу. Вход в камеру, где я пролежал несколько дней с перебитыми ногами. Думаю о ссадинах – хорошо бы сейчас оказаться там, в сырости пещеры, зажило бы как на собаке. Но мы идём узкой тропой дальше и выше по склону.
Белла указывает на одну из расщелин.
- Они сейчас там.
- Кто? – спрашиваю я и тут же понимаю, о ком идёт речь.
Представляю, как они лежат, голые и синюшные с перерезанными венами, которые скорей всего уже зарубцевались. В их телах просыпается жизнь, сначала слабо, затем всё мощнее и мощнее сердце толкает по артериям кровь. Кто-то из них первым откроет глаза, возможно, они сделают это вместе.
- Ну, что ты там!
Я вздрагиваю. Белла шагах в пятнадцати от меня, стряхиваю наваждение и следую за ней.
- Пришли.
Мы входим в пещеру с низким и ровным потолком. В дальнем углу деревянный стол наподобие того, на котором лежал я. Отличие в том, что нет подвижной станины, зато над изголовьем целая система датчиков и проводов. Что-то напоминающее штатив для капельницы справа от ложа. Вообще, всё оборудование посёлка, начиная с коммутатора и заканчивая станками для экзекуций, похожи на нелепых техногенных монстров, какого нибудь модного скульптора.
Белла ведёт меня вглубь пещеры, судя по наклону каменистого основания, мы спускаемся, затем поворачиваем и поднимаемся в гору. Свет проникает через трещины над головой, его достаточно, чтобы различить дорогу. Пещера разветвляется на несколько ходов, Белла уверенно следует в один из них.
- Почему сюда? – спрашиваю.
Она оставляет меня без ответа. Мне ничего не остаётся, как следовать за ней. Проход становится совсем узким, нам приходится передвигаться боком, практически протискиваться. Здесь совсем темно, Белла останавливается, и я натыкаюсь на неё в темноте. Неуклюже наступаю ей на ногу.
- Прости…
- Шш-ш!
Как будто змея издаёт звук моя спутница, и я вздрагиваю. Теперь могу отчетливо различить шум, где-то совсем рядом. Протискиваюсь к еле заметной расщелине, которая ведёт в камеру, именно оттуда и доносятся голоса. Я узнаю Боба и Сэма. Третий голос мне незнаком, по всей видимости он принадлежит Пучу.
Прислушиваюсь, стараюсь не пропустить ни одного слова из важного разговора.
- Оставим формальности, - говорит Сэм, – давайте сразу к делу.
- Я здесь именно для этого, - отвечает Пуч, - и не думайте, что я в восторге от всех этих перемещений. У меня и там работы по горло.
- Мы всё понимаем, но ситуация и правда сложная.
Это произносит Боб.
Пуч недовольно мычит.
Сэм нетерпеливо вздыхает.
- Мало того, она выходит из-под контроля. Мы не можем определить его причастность к тем делам, которые описаны в реестре. Он ведёт себя совершенно не так, как должен.
- А как он должен себя вести? – удивляется Пуч. - Он ведь не прирождённый убийца, если вы об этом. Человек попал в надёжные руки, вы же знаете, прошёл хорошую школу. А то, что местная контора не в состоянии его раскусить, говорит о вашей некомпетентности.
- Послушайте! – рычит Сэм.
На какое-то время звуки голосов смолкают, я слышу только шёпот. Скорей всего Боб успокаивает шефа, в конце концов тот снова обращается к Пучу:
- Если бы в деле не была замешана эта женщина, мы не поднимали бы лишнего шума.
Мне показалось, что слова «эта женщина» Сэм произнес с благоговейным ужасом.
- Но дело под особым контролем сверху, и нам никак нельзя облажаться. Я и Боб делаем всё возможное. Вот, даже вас вызвали…
- А чем я могу помочь? – спрашивает Пуч, и в его голосе я слышу одновременно насмешку и снисхождение.
Сэм выбирает правильную тактику и давит на самолюбие. Ругань ни к чему не приведёт, а лесть может сработать. Голос Сэма становится елейным.
- Не скромничайте Пуч. Пуча знают и по ту и по эту сторону. У Пуча нюх на подобных людей. Помогите нам… мы в долгу не останемся.
- Это невозможно. Допустим, по ту сторону я смогу отыскать и идентифицировать любого человека, но здесь всё меняется. Внешние признаки не действуют, по поступкам вряд ли удастся… время у меня ограничено, как вы не понимаете? Неужели так сложно подвести его под нужный эпизод и вложить в руки оружие?
- Дело в том… - начинает Сэм, но Боб перехватывает инициативу:
- Дело в том, что я ему верю. Это не тот человек. Тут какая-то ошибка. Не может Саша так виртуозно играть, ну, не может!
Снова повисает тишина, и я вспоминаю Брендона. Не могу не улыбнуться.
- Вам не я нужен, ребята. Вам нужно связаться с группой первого контакта, - говорит Пуч, - я дал им наводку, они были на месте падения самолёта, идентифицировали всех, кто находился на борту. По моим данным наш объект тоже там был. Если этот ваш парень не Пол, то куда же подевался настоящий? Испарился?
- Я не знаю, - говорит Боб.
- Если парень сюда не попал, значит… - начинает Сэм, но его перебивает Пуч:
- Это значит, что пропавший художник остался по ту сторону и когда его разыщет Эмми - а это всего лишь вопрос времени - то у нас будут большие неприятности. Вы же знаете, как давно и кому она задолжала. Парень закончит портрет, женщина получит фору и будет более осторожна, вряд ли она подпустит меня так близко, как в этот раз.
- Продолжать настаивать на том, что художник у нас бессмысленно, - говорит Боб.
- Нет, если наверху узнают, что мы тут занимались очковтирательством… - дребезжит испуганный голос Сэма, - это исключено… исключено. Нужно связаться с группой, другого выхода у нас нет. Боб, узнай, когда это можно будет сделать…
- Уже! – отвечает Боб.
Видимо, он знал, чем закончится разговор с Пучем и заранее обо всём позаботился.
- Группа prima на подходе. С минуты на минуту будут здесь.
- Отлично.
Все трое молчат. Я тоже размышляю над тем, что услышал. Вслушиваюсь в короткое дыхание Беллы. Справился бы я без её помощи? Вряд ли. Чувствую ли я любовь к ней? Не могу сказать. Я использовал её, особенно не задумываясь над тем, как она будет оправдываться перед своим мужем. Сегодняшний инцидент был спровоцирован только моей похотью, а никакой не любовью.
Из расщелины слышится треск, напоминающий электрические разряды. Затем шум, как будто по полу пещеры топчутся не меньше дюжины ног. Слышу обрывочные фразы, приветствия, произносится несколько имён, но я их не запоминаю. Видимо, прибыла та самая группа первого контакта. Затем всё стихает, но ненадолго.
Звучит голос Пуча:
- Я просто буду задавать вопросы, а вы отвечать. Никакого анализа, никаких встречных вопросов. Договорились?
В ответ несколько голосов утвердительно бурчат.
- Вы первыми были на месте аварии?
- Да.
- Меня интересует только один человек, тот на которого я указывал вам в аэропорту Лимы. Вы нашли его на месте катастрофы?
- Да, нашли, - отвечает один из группы.
- Кто?
- Мы.
- Кто конкретно? – спрашивает Пуч.
- Я. Меня зовут Энди. Я нашёл парня и переправил его сюда… с помощью ребят, конечно.
- По каким признакам вы его идентифицировали? – спрашивает Пуч.
Ребята из группы молчат.
- Я не слышу! Вы имели на руках чёткие инструкции.
- Послушайте… - говорит Энди, - там было больше сотни пассажиров.
- Мне важен именно этот человек. В отчёте сказано, что вы нашли именно его, так?
- Так. У вас с ним проблемы?
- Я же просил не задавать вопросов? Это был этот парень или нет? – спрашивает Пуч.
Ребята из группы первого контакта затравленно молчат. Я даже здесь чувствую, что они в затруднении.
- Ладно, скажи им… - слышится ещё чей-то голос.
- Я не уверен, что это был именно он, - говорит Энди.
- То есть… вы что не нашли его?
- Мы обыскали всю округу в радиусе двух километров. Самолёт развалился в воздухе и людей здорово разбросало. Нас время поджимало… было много вызовов именно по поводу этого парня. Обстановка была нервозная…
- И?
- Спешка, Пуч… спешка.
- На борту было сто пять пассажиров, - медленно говорит Пуч, - Сколько попало на эту сторону? Чудес не бывает, ребята… все сто пять, правда?
- Ну да, зарегистрировано было сто пять, - отвечает Энди.
- Так вы что, не смогли его идентифицировать?
Молчание.
- Я задал вопрос! – почти кричит Пуч.
Ребята из группы молчат.
Я стою в двух шагах, слушаю весь этот балаган, и на глаза наворачиваются слёзы. Но это не слёзы печали или скорби по погибшим в катастрофе. Я просто давлюсь от смеха. Никогда бы не подумал, что здесь, по эту сторону такой же бардак, как и среди живых. Белла видит, что я еле сдерживаюсь, и снова по-змеиному шипит в мою сторону.
- Мы не успевали по времени, - еле слышно говорит Энди, - а когда начали названивать сверху, у меня нервы не выдержали… в общем, взяли первого более-менее подходящего по параметрам и отправили его сюда. Я доложил, что объект найден.
Я больше не мог сдерживаться и захохотал.

***
Мы сидим вчетвером в бунгало Боба, за его игровым столом. Сэм и Пуч напротив меня, по правую руку Боб.
Пуч похож на индейца, темнокожий и широкоскулый, с горбатым орлиным носом. Смотрит на меня, будто пронзает насквозь глазами, острыми как отточенные ножи.
Странно устроен Этот и Тот свет. Незадолго да авиакатастрофы Пуч встречался с Полом, а сейчас не может сказать с поправкой даже на пятьдесят процентов – похож я на художника или нет. Здесь всё иначе, здесь не действуют законы Той стороны. И это правильно. Здесь ты должен быть девственно чист, только твои поступки характеризуют тебя - не лицо, не богатство, не уровень IQ, не национальность и не язык, на котором ты разговариваешь. Здесь ты, это только то, что находится у тебя под кожей.
- Что же могло произойти? – спрашивает Боб.
- Ума не приложу, - отвечает индеец.
Сэм молчит. Скорей всего мысленно прощается с должностью. Изредка виновато смотрит на меня.
- Все пассажиры находятся по эту сторону… - задумчиво говорит Пуч, - значит и нужный нам парень тоже. Есть у меня одна версия, но уж больно фантастическая.
- Что за версия? – спрашиваю.
- Женщина вполне возможно обладает некоей силой, способной удержать объект вне нашего поля зрения. Но это только теория. Скорей всего, он уже не жив, но ещё не мёртв.
- Это как?
- Кома. Другого объяснения у меня нет, - говорит Пуч.
- Такое возможно? – спрашивает Боб.
- Теоретически. Тела здорово обгорели, многих разорвало на части. Выжить было нереально. Но ведь где то же он скрывается, этот Пол? И скорей всего там, между мирами.

Пуч отправляется на другую сторону, его я вряд ли когда нибудь ещё увижу. Боб о чём-то спорит с Сэмом, я курю на веранде и наблюдаю за ними через открытое окно. Боб хочет мне помочь, я это знаю и мысленно благодарю его.
Он выходит на веранду, становится рядом со мной, облокачивается о перила.
- Я тут с Сэмом поговорил, в общем, есть один вариант как исправить твоё положение.
- Что за вариант?
- Можно отправить тебя немного назад во времени, чтобы ты помешал их встрече.
- Чьей?
- Встрече этой женщины… Эмми с её художником.
- Это возможно? А вы сами…
- Исключено. Только ты. Начнём со звонка.
- Со звонка?
- Да. Завтра утром попробуем связаться с мастерской Пола в Нью-Йорке по телефону. И ты поговоришь с ним. Попробуешь ему объяснить…
- Что объяснять?
- Что ему не стоит встречаться с Эмми.
- Я не говорю по-английски.
- Придётся… тем более, ты так рвался к телефону. Это будет просто попытка… для начала. Надежды особо нет, но мы попробуем. Если не получится, отправим тебя в Нью-Йорк. Таких попыток может быть только три. Тебе нужно будет просто помешать их встрече. Сможешь?
Я выбрасываю окурок.
- Других вариантов нет?
Боб отрицательно качает головой.
- Хорошо. Можно мне поспать немного?



Глава 30. Сны.

В доме становится неуютно, всё, что мне когда-то так нравилось, теперь раздражает. Меня раздражает удушающий запах старой краски на стенах, раздражают половицы, которые по ночам скрипят всё громче и надрывнее. Бесит луна, которая свет прямо в окно моей спальни, паутина трещин на потолке, книжная пыль на полках библиотеки… раздражает сам факт существования этого дома, Эмми, подозрительного интригана Гуга, этой чёртовой дыры, Мексики… всего мира, проклятой вселенной и меня в ней. Я не заслуживаю того, чтобы жить, дышать… мне хочется уснуть и не просыпаться больше никогда, умереть… но, это невозможно.
Каждую ночь всё трудней продраться сквозь паутину мыслей. Несмотря на открытое окно в спальне совершенно нет воздуха, как будто его специально откачивают ещё с вечера. Иногда удаётся уснуть, но на смену дневной духоте и тревоге, приходят такие же удушливые и тревожные кошмары. Так продолжается, пока в один прекрасный момент я окончательно не теряю сон.
Ворочаюсь в неудобной постели, дышу смрадом влажной от пота подушки, волосы отросли до неприличия, слиплись на лбу и лезут в глаза. Я бодрствую и сплю одновременно. Вернее, не бодрствую и не сплю. Мне тяжело объяснить это состояние.
В следующую минуту я понимаю, что сижу на краю кровати, обхватив руками колени. Комната освещена лунным светом, за окном покачиваются острые как стрелы листья юкки. Целят в меня. Ещё секунда, и они вопьются в кожу, войдут в мою плоть как в масло, меня ждёт резкая боль и мгновенная смерть… часто, слишком часто последнее время я думаю о смерти.
Самое жуткое, самое нелепое, это то, что работа над портретом к радости Эмми и к моему ужасу сдвинулась с мёртвой точки. Сначала тяжело как локомотив, который срывает с места многотонный состав, и диски колёс с визгом проворачиваются по рельсам, отжимая из металла снопы раскаленных искр, а затем всё быстрее, подчиняясь законам инерции.
- Прекрасно, - говорит Эмми, разглядывая портрет.
У меня нет ни сил, ни желания что-либо отвечать. Портрет удался, это точно. Лучшая моя работа, но меня она не радует. Хочу в Нью-Йорк, в мастерскую, и чтобы был Дон, был июль… или нет, июнь. Май… господи, когда это началось? Наоми. Она вынырнула прямо из центра солнечного диска, отряхнулась как кошка, сбросила с себя искорки света и прошла рядом, мимо меня. Обернулась.
- Ты слышишь? – раздаётся за моей спиной.
- Что?
Мой голос звучит глухо, извне, откуда-то со стороны.
Оборачиваюсь. Эмми стоит в дверях дома, прячется от солнца под тенью крыльца, чёрная как кондор.
- Пройдёмся?
Я плохо соображаю, скорей всего соглашаюсь, потому что мы уже идём по улице. По сторонам акварель разноцветных домов, магазинчики, бары и сидящие на лавках усталые индейцы. Что-то подают, Эмми перекрикивается с ними время от времени.
Я держу девушку под руку.
- Тебе стоило бы побриться и постричься.
Я отвечаю невпопад.
- Ты отпугиваешь местных жителей, слышишь? Эй!
Мой язык словно прирос к нёбу. Еле ворочается.
- Я страшный?
- Ты жуткий.
Мы заходим в цирюльню, назвать это место салоном или парикмахерской язык не поворачивается. Впрочем, мне безразлично. Падаю в липкое кожаное кресло, которое тут же обволакивает меня со всех сторон, впивается в локти, держит за икры.
Перед моим носом кровожадный латинос лязгает ножницами.
Я не могу двинуться, засыпаю.

***
Два красных глаза в темноте. Мигают, и я моргаю в ответ.
- Кто здесь?
Вместо ответа я слышу шаги. Из темноты прямо на меня выплывает огромный силуэт, закутанный в тёмный плащ. Останавливается в шаге от меня.
- Кто ты?
- Это я, Пуч.
Я узнаю индейца. Натягиваю простынь на голову, в надежде на то, что это всего лишь сон. Но он стоит надо мной, я не вижу, но чувствую его присутствие через тонкую ткань. Долго так продолжаться не может, и я открываю лицо. Пуч всё ещё здесь.
- Зачем ты пришёл?
- Тебе тут как будто мёдом намазано, - говорит индеец.
- Что ты хочешь?
- Ты знаешь, гринго.
Я знаю, мне нужно бежать отсюда дальше, чем я вижу. Но Пуч прав, меня тянет в этот дом помимо моей воли. Что делать?
- Что делать? – повторяю вслух.
- Я надеялся, что тебе хватит галереи. Но нет. Ты решил узнать правду. Я увёз тебя из города, но ты снова вернулся. Теперь правду ты знаешь. Силы твои уходят. Останешься – умрёшь. Уедешь – получишь шанс.
Он тысячу раз прав. И если Пуч ещё раз, последний раз сделает мне одолжение и вывезет за пределы города, я уеду. Я исчезну навсегда, и пускай они разбираются во всём без меня. Я говорю об этом индейцу, а может, мне только кажется, что я произношу это вслух. Как бы там ни было, он хватает меня за руку и усаживает на постели.
- Одевайся.
- Почему я не могу уехать?
- Картина держит тебя. Трудно разорвать эту связь.
- Я не верю в эти штучки… - упрямо твержу я.
- Одевайся.
Я послушно натягиваю джинсы, футболку. Надеваю кроссовки. Мне кажется, что я настроен весьма решительно. Иду к двери, но Пуч останавливает меня и кивает в сторону окна.

***
Яркая Луна, настолько яркая, что можно рассмотреть под ногами красные клубничные плоды. Из клубники здесь делают острый соус к мясу. Местные из чего угодно могут состряпать термоядерную приправу, у них талант на счёт этого.
Не встретив никого на пути, мы перемахиваем через невысокий забор. Теперь я в городе, на свободе. Картинка пустых улиц, как в фильмах про зомби. Справа бар, где я впервые увидел Пуча.
Впереди тень отделяется от стены и движется нам наперерез.
- Пуч, кто это?
Вместо ответа индеец кидается в сторону тени. Конечно же, это вездесущий Гуга. Завязывается борьба, мне лучше скорей покинуть это место и я что есть духу бегу по улице.
Они остаются где-то позади, месят друг друга в мясо, режут короткими кривыми ножами. Надеюсь на молодость и силу Пуча и на свои ноги. Чем дальше от места драки, от дома Эмми и от её портрета, тем легче дышать, легче передвигаться.
Луна светит в спину, вытягивая мою тень к горизонту. Где-то за поворотом трасса. Я лечу туда.
Словно космическая станция на безжизненной планете, прямо передо мной возникает автобус с логотипом «ADO» на серебристом борту. Гостеприимно открыта дверь в салон. Как будто эта стальная сигара ждала именно меня.
Взлетаю по ступенькам. Вопреки ожиданиям, за рулём не чёрт какой-нибудь, а вполне приличный водитель, да ещё и в синей униформе. Улыбается, предлагает занять свободное место. В салоне совершенно пусто, я единственный пассажир.
- Билет.
- Ах, да…
Лезу в карман и к удивлению своему нащупываю там плотно набитый бумажник. Там же автобусный билет до Мехико и ещё один - авиабилет на моё имя из Мехико в столицу Перу с пересадкой в Панаме.
Я занимаю место у окна, какое-то время всматриваюсь в ночной пейзаж. Не могу сказать точно, когда именно сон меня победил.

***
- Ах ты, сучье отродье!
Гаражная ролета опущена не до конца, именно из-под неё доносится крик и возня. На лужайке перед домом следы борьбы, местами выкорчевана трава, безжизненно висит ветка на одном из кустов розы. Головка цветка умерла, расплескав по земле красные лепестки крови.
Чуть приподнимаю тяжеленную ролету и заглядываю под неё. Вижу только спину отца у дальней стены. Широкие плечи, майка, в пятнах от пота и моторного масла, джинсы. Отец склонился на одно колено, правой рукой кого-то вдавил в пол, левой дубасит, что есть силы. Тот, кого он бьёт, визжит от ужаса и боли.
Срабатывает механизм, ролета взлетает под потолок и гараж наполняется светом. Отец оборачивается и загораживает лицо от солнца. Теперь я могу разглядеть собаку, прижатую к полу. Это Джеки, соседский маламут, который постоянно гадит у нас перед домом. Отец давно грозился убить Джеки, ругался с соседями, да всё без толку.
- Закрой! – орёт отец.
Я подпрыгиваю, хочу ухватиться за ручку ролеты. Мне мешает волнение, я падаю по задницу.
Джеки изворачивается и кусает отца за ногу. Отец хватает короткую армейскую лопату и бьёт собаку по голове.
Вскакиваю на ноги, снова подпрыгиваю, и мне наконец-то удаётся опустить ролету.
- Пол, дуй сюда!
Я подхожу очень медленно, и отец снова орёт:
- Шевели поршнями, солдат!
Джеки сопротивляется, отец наносит ещё один удар. И ещё. На светлой стене словно из ниоткуда появляются красные полосы и точки. Лапы собаки выпрямляются и дрожат. Наконец маламут перестаёт дергаться, и отец отпускает руку. Я как завороженный смотрю на пса, который ещё недавно был жив, бегал по лужайке и везде гадил.
- Помоги мне, - говорит отец.
Я киваю, вот-вот расплачусь. Я не очень любил Джеки, и тоже считаю, что оставлять дерьмо на нашей территории нехорошо. И соседи мне не нравились. Но дело тут совсем в другом… пёс только что был жив, дышал, лаял, гонял кошек, выл по вечерам, когда его оставляли дома одного, а сейчас произошло нечто непоправимое. Произошло то, что нельзя изменить, нельзя вернуть.
Можно отмыть стену от крови и очистить лопату, можно убрать дерьмо, заново посеять траву, починить мотор в машине. Но вернуть Джеки никак не получится.
- Чего встал! Давай пакет.
Я выбегаю из гаража через дверь ведущую в дом, сворачиваю в кухню, чтобы взять несколько чёрных пакетов для мусора.
- Нож захвати! – доносится из гаража.
В ящике стола поблёскивают сталью ножи. У нас в доме они всегда наточены и аккуратно сложены по размерам – от самого крошечного до большого. Я хватаю самый большой.

***
Мехико. Два часа в кафе и кофе вперемежку со сном. Купил сумку и набил её вещами из супермаркета, чтобы пассажир без багажа не вызывал подозрений. Показалось, что я видел Эмми в отражении одной из витрин. Нет, это мне просто примерещилось.

***
Отец расстелил пакеты на верстаке, уложил на них Джеки. Провёл большим пальцем по лезвию. Он всегда так делал, прежде чем начинал готовить еду и я всегда боялся, что он порежется.
Я стою рядом, не в силах оторваться от зрелища.
- Раскрой пакет. Да не варежку, а пакет, я сказал!
Отец переворачивает пса на спину и всаживает нож по центру грудной клетки. Я вздрагиваю, но глаз не отвожу. Отец приподнимает мёртвого пса и кладёт на большой железный поддон, который используют для слива отработанного масла.
Надрезается кожа на лапах и шее Джеки, делаются надрезы от головы до хвоста. Отец снимает шкуру и бросает в раскрытый пакет, который я держу. Пакет становится неимоверно тяжёлым. Туда же отправляются внутренности Джеки – сердце и кишки, ещё какая-то дрянь.
- В Корее мы ели собак.
Мой папа не только ел собак в Корее, но и убивал там людей. Люди были маленькие и жёлтые, и отцу совершенно было их не жалко. По его словам, цветных вообще нельзя считать людьми. Такого же мнения придерживался и генерал Дуглас Макартур, который предложил Трумэну сбросить на китайцев атомную бомбу. Отец лично был знаком с генералом, портрет которого сейчас висит у него в кабинете. С обратной стороны карточки есть надпись, сделанная рукой Дугласа: «С благодарностью, моему другу Генри Луису Стюарту. 20 сентября 1950. Инчхон. «Chromite».
Генри Стюарт это мой отец.


***
Панама. Аэропорт Токумен. Я борюсь со сном и разглядываю зал, заняв место сбоку от стойки регистрации. Неужели в Мехико я видел Эмми? Да нет, какое там… в таком состоянии привидеться могло всё, что угодно. Этого быть не может, и в то же время, это так похоже на реальность. Чего-чего, а мотиваций у неё предостаточно. Она ведь на том свете будет меня преследовать. Ну, я и влип!
Нет, Эмми я не вижу.

***
Мама приходит в шесть пятнадцать. Она никогда не опаздывает, потому что это вряд ли понравится папе. Всем хозяйством по дому занимается отец и к приходу мамы он готовит ужин. Сегодня я ему помогаю. Меня даже не тянет к Ларри и Бешеному Тому, хотя они надрывно орали перед нашим домом ещё час назад.
В голове моей гораздо более важные вещи, нежели шатание по улицам. Неужели он скормит на ужин маме и мне этого несносного Джеки? Сам-то он будет уплетать маламута за обе щеки, ему не привыкать. А я? Неужели я смогу откусить хоть кусок? А мама? Узнай она, чем её будут потчевать на ужин, свалилась бы в обморок.
За столом я облажался. К горлу подступил комок, я не смог больше сдерживаться и сбежал в туалет. Мама съела всё и похвалила. Никогда не забуду улыбку отца в тот вечер. Мне кажется, он ненавидел маму, ненавидел меня и весь белый свет.


***
Аэропорт Хорхе Чавеса в Лиме. Дыра редкостная. Меня наконец-то покинуло ощущение слежки и беспокойства, сон отступил, и я окончательно вернулся в реальность.
У барной стойки я заказываю выпивку. Хотя ничто не угрожает моей безопасности, я всё-таки предпочитаю не оставаться у всех на виду. Но спрятаться здесь совершенно негде. Думаю, будет лучше подождать на улице.
Уже на подходе к выходу сквозь стеклянные двери вижу, как из припаркованного такси выходит Эмми. Меня тут же бросает в жар, я почти отбегаю в сторону, сталкиваюсь с потным толстяком и чуть не сбиваю его с ног. В общем, делаю именно то, чего делать не должен. Извиняюсь, прикрываю лицо журналом, замираю и не дышу, когда она проходи в двух шагах от меня.
- Эй, приятель! Не знаешь, когда рейс на Боготу?
Прямо передо мной вырастает чёрный громила, похожий на профессионального боксёра. Этого мне только не хватало.
- Иди к чёрту!
- Что? – удивляется ниггер.
- Я не знаю.
Как только Эмми удаляется на безопасное расстояние, я выскальзываю на парковку, в два шага оказываюсь за колонной и теперь наблюдаю за происходящим с улицы.
Эмми пересекает зал, идёт к барной стойке и разговаривает с каким-то парнем. Ещё несколько месяцев назад я любил эту женщину, но теперь я её панически боюсь. Мне даже не так страшен её привратник. Вспомнив о Гуга, я оборачиваюсь и оглядываю площадь перед аэропортом. Его нигде не видно. Возможно, Пуч оказался сильнее. А может, и нет. Гуга всегда появлялся неожиданно. От этой мысли я холодею.
Эмми направляется к стойкам регистрации на какой-то местный рейс. Я вздыхаю с облегчением, она сбилась со следа, нюх подвёл. Но откуда она узнала, что я окажусь в Мехико, и буду лететь в Перу? На ум приходят невесёлые мысли и сомнения относительно того, что Пуч оказался проворнее мексиканца. А если всё произошло с точностью, да наоборот и Гуга удалось свалить Пуча, вероятно, его пытали, и тот рассказал о моём маршруте. Нет, не может быть, ведь Эмми прошла на посадку в Арекипу.

В самолёте я снова уснул. Не помню, что мне приснилось, потому что я уже не пришёл в себя.
Сквозь наступившую черноту я услышал звук жуткого удара или взрыва, затем крики. Я даже не успел открыть глаза, когда погрузился во тьму. Да, именно так – из черноты во тьму.
Время шло, я чувствовал его течение. Наконец, что-то начало меняться извне. Изменилась та самая тьма, она стала другой. Перестала быть нервной. Стала спокойной, размеренной. Постоянной. Вечной. Превратилась в некую константу, которую никто не в силах изменить.
Возможно, я до сих пор сплю.



Глава 31. Контакт

С самого раннего утра мы в доме у Сэма. Боб и я сидим напротив коммутатора, Мария застыла в дверях, хозяин с виноватым видом слоняется где-то за спиной. И ни одного охранника, охранять больше не от кого, я теперь в законе. Не знаю, надолго ли. Этот вопрос терзает меня, и я спрашиваю:
- А если ничего не получится?
Боб пожимает плечами, Мария закатывает глазки.
- Да что вы такое говорите, Саша! Получится, обязательно получится.
- Если план провалится, тогда нам ничего не останется, кроме как поступить согласно регламенту, - раздаётся за моей спиной.
Сама фраза мне не нравится. Сэм произносит это нервно и безвольно. Я просто пропускаю это мимо ушей, даже не могу злиться на этого буквоеда и прохвоста.
- Что мне сказать этому Полу? – спрашиваю.
- Его нужно напугать,- отвечает Боб, - страх для людей лучший стимулятор. Страх и деньги. Купить его нам не удастся, поэтому только страх.
- И что я ему скажу? Приятель, тебе не нужно встречаться с этой женщиной, иначе ты попадёшь в ад! Так?
- Это не смешно, - качает головой Боб. – Конечно, тебе нужно донести до него необходимую информацию. И, естественно, она должна быть достоверной. А для заинтересованности закинешь какую-нибудь приманку.
- Это как?
- Факты, известные только ему или узкому кругу людей. Это почти всегда работает.
- И где эти факты? – спрашиваю.
- В детстве отец Пола убил соседскую собаку, приготовил рагу и накормил свою семью. Пол был совсем пацаном, не выдержал и потом блевал в туалете.
- Какой ужас! – сказала Мария.
- Интересный факт, - говорю, – и ты уверен, что никто про это не знает?
- Абсолютно.
- Кстати, - обращаюсь к Марии, - а что такого в поедании собачек? У вас же здесь нет деления по национальному и культурному признакам? Или корейцами занимается другая фирма?
- Фирма одна, Саша. Ты же здесь - в чистилище, несмотря на своё вероисповедание, - говорит Боб.
- Что-то я не понял связи.
- Ну как же. Ты ведь православный, верно? – спрашивает Боб.
- Вроде того, - отвечаю.
- Ну, значит должен знать, что в православии нет никакого чистилища.
- Честно, я не знал… ну, я вообще в бога… ну, в вас не верю. Не верил, вернее.
- А корейцев здесь нет, не потому, что мы ведём их через другие участки, а потому что каждый, кто сюда попадает и сам выглядит не так, как при жизни, и других видит так, как ему удобнее. Это как с языками, понимаешь?
- Понял, - говорю. – Ладно, нечего лямку тянуть, я готов. Давай, заводи шарманку.
- Подожди, нужно сначала связаться по нужному времени и с нужным местом, - говорит Боб, - я с вечера дал задание, сейчас дождёмся сигнала и начнём.
Я вспоминаю, что не говорю по-английски и бью себя ладонью по лбу.
- Вот блин!
- Что ещё? – нетерпеливо спрашивает Сэм.
- Как я с ним говорить то буду? Здесь я говорю по-английски совершенно свободно, всё понимаю. А там?
- Это не совсем так, - отвечает Боб, - вернее, это не совсем английский.
- Не понял?
- Мы все здесь говорим на одном языке. Это и английский, и испанский и русский одновременно, понимаешь?
- Не совсем.
- Это тот самый язык, который использовали до строительства Вавилонской башни, ясно?
- Более-менее. Кстати, это всё правда… ну, то что в Библии написано?
- Мы об этом поговорим позже, хорошо?
Я киваю.
- Начнёшь говорить как обычно. После первых фраз адаптируешься. Главное, чтобы он не повесил трубку. Понял?
Я снова киваю, и в этот момент на панели загорается красная сигнальная лампа. Боб надевает наушники и вставляет штекер в единственную ячейку.
- Да, это я.
- Подведёте вы меня под монастырь, - машет рукой Сэм и выходит.
В комнате слышен голос Боба и фоном трескотня в трубке.
- Двадцать второе мая девяносто девятого года. Да, точно… Время, двенадцать тридцать. На углу бульвара Джанкшен и девяносто седьмой, совершенно верно. Да. Там мастерская. Давай, соединяй.
Боб срывает с головы аудиосистему и протягивает мне. Я цепляю наушники, поправляю микрофон и откашливаюсь. Слышу, как в наушниках тянутся долгие и томительные гудки, как будто сама Смерть посылает запрос на соединение. Наконец, раздаётся щелчок. Круг замыкается. Я слышу незнакомый мне голос.
- Алло!
Как много хочется ему рассказать. Например, о том, что я здесь вынужден париться вместо него. О том, как это больно, когда тебе ломают ноги. И я говорю.
Боб толкает меня локтем
- Что ты несёшь? Какие ноги?
Я замолкаю. На том конце провода парень выражает недовольство. Насколько я понимаю, он не может меня понять.
- Нам нужно встретиться, - говорю я. Получается неплохо, почти на чистом английском.
- Ты кто, вообще? Налоговый инспектор? – спрашивает этот гад.
- Не важно. Тебе угрожает опасность, - отвечаю.
Главное, чтобы он не повесил трубку – вспоминаю я – это важно.
- Да что ты? По-твоему это повод будить меня ни свет ни заря?
Я молчу и смотрю на Боба. Что мне говорить дальше? Может, уже пора про собачку? Боб кивает и одними губами шепчет:
- Давай.
- Эй, на палубе… чего молчишь? – продолжает наседать Пол.
- Как тебе собачатина на вкус?
- Что?
Он явно опешил от такого оборота, я чувствую по голосу. Я уже вполне прилично могу изъясняться, поэтому чётко и внятно проговариваю каждое слово:
- Папаша в детстве накормил тебя собачатиной, не помнишь?
- Да пошёл ты!
Он бросает трубку, а я снимаю наушники, чтобы не слышать больше коротких гудков, которые означают, что моё свидание с Жизнью на этом закончилось.
Я и Боб молча сидим напротив коммутатора. Я первым нарушаю тишину:
- И что?
- Он бы всё равно не согласился на встречу, - говорит Боб.
- Тогда к чему всё это?
- Ты вызвал его интерес. Он бросил трубку от страха. В любом случае, ваша встреча состоится и тогда он вспомнит твои слова.

Многое поменялось за последние дни. Исчезли из посёлка Александра и её бешеный поклонник. Видимо, её подопечный Майки отработал положенное и отвалил. Не вижу больше Урсулы и Сверчка. Вместо них в домике у леса поселилась довольно мрачная парочка персонажей, мать и сын. Оба веснушчатые, с полупрозрачной бледной кожей и жидкими волосами. У мальчика незаживающие стигматы на руках.
Но самое ужасное - Белла стала избегать меня, я чувствовал это. И дело даже не в Альберте, который ни на шаг не отходит от жены. Видимо, это была для неё всего-навсего работа. Мне стало чертовски неприятно, и чтобы отвлечься, я с головой занялся своими неотложными делами. Хотите меня забыть – чёрт с вами!

Этот прибор мало чем отличался от всего, что я видел здесь раньше. Больше всего он напоминал аппарат, при помощи которого меня приводили в чувство после побега к периметру. Штатив, два десятка датчиков и провода. Принцип тот же, что и при работе с коммутатором: Боб задаёт время и место, меня подключают к датчикам и вперед! В прошлое!
Но не всё оказалось так просто, как с телефонным звонком.
- Понимаешь, здание статично, аппарат в этом здании тоже, дату мы взяли наугад. Если бы Пол не снял трубку, или ушёл, например, достаточно было просто перенести время, и твой с ним разговор всё равно бы состоялся. Рано или поздно. Понимаешь?
- Да, понимаю. А в чём тут проблема?
- Можно доставить тебя в определенное место и время, но будет ли там Пол, мы не знаем. Тебе придётся самому его разыскивать, а ты даже не знаешь, как он выглядит.
- Ну, я постараюсь его найти, Боб.
- Есть ещё одна проблема.
- Какая? – спрашиваю.
- Время ограничено. У нас всего три попытки. И пятнадцать минут на всё про всё. То есть…
- По пять минут на сеанс?
- Да, по пять. Либо разбить на неравные части. Я думаю, что так будет правильно. Первый раз – пробный, поэтому тут можно ограничиться двумя, максимум, тремя минутами. По крайней мере, пройдёшь акклиматизацию, успокоишься. А дальше видно будет.
Было странно слушать от Боба о такой единице измерения, как время. Понятии, которое здесь отрицается не потому, что кто-то этого не хочет, а потому, что времени здесь просто не существует. Но там, где мне вскоре предстоит побывать, оно есть.
- А можно отправить туда. Пуча?
Боб качает головой.
- Во-первых, Пуч находится там всё время. Во-вторых, Пуч уже сделал всё, что мог. Наверху вообще не приветствуются подобные контакты, но он просто сумасшедший, этот Пуч. Люди… прости, живые люди идут на хитрости, чтобы не попасть после смерти по прямому назначению и с этим надо как-то бороться. Поэтому, Пуч плевать хотел на каноны. Это его работа и он хорошо её делает. Но не всё в его власти.
- То есть, вы напортачили, а я расхлёбывай! Так, да?
Боб ничего не отвечает, возится с датчиками.
- Итак, основная задача… нужно помешать встрече Пола и Эмми. Встретились они двадцать первого мая в галерее на Мэдисон авеню в двенадцать ноль пять. Вон там, на столе карта.
Я подхожу к столу и разглядываю карту Нью-Йорка.
- Здесь?
Держу указательный палец на точке.
- Да, вроде она.
- Вроде?
Мне всё меньше и меньше нравится эта затея. Карта времён Царя Гороха, оборудование времён Эдисона и это «вроде» начинают меня бесить. Немудрено, что у них чернокнижник под видом сумасшедшего годами прячется от правосудия.
- Может, есть какой-то другой способ? Ну, обратиться наверх, например… к вашему этому… руководству.
Боб смотри на меня как на больного. Ну, конечно… обратишься напрямую, и местные головы полетят одна за другой. Вероятно, и за эти действия осудят, если узнают. Поэтому, скорей всего, сегодня здесь нет ни Сэма, ни его супруги. Трусы несчастные! Выходит, только Боб согласился помогать мне. И они называют это Высшим Судом?
Неожиданно открывается дверь и входит Белла. Неожиданно для меня, но не для Боба.
- Я думал, ты уже не появишься.
- Извини, меня Сэм задержал.
- Отговаривал? – интересуется Боб.
Белла не отвечает, подходит к штативу.
- Сними рубашку.
Я покорно подчиняюсь и ложусь на раскладной диван. Мне на ноги, руки и шею крепятся датчики в виде металлических пластин. Один из них Белла закрепляет на моём затылке.
Боб усаживается на стул возле меня.
- Хотел спросить… - говорю я.
- Валяй.
- Про «эффект бабочки».
Боб морщится и машет рукой.
- Выдумка фантастов. Не думай об этом. Конечно, определенные воздействия на систему будут, но они настолько незначительны, что не стоит обращать на это внимания.
- Надо же…
- Ну, я не говорю о прямом вмешательстве… террористическом акте, например, или убийстве важной персоны. Или, наоборот, о спасении того, кто должен погибнуть. Но если ты случайно зацепишь на улице кого-то плечом – ничего в будущем не изменится.
- Врали значит…
- Хорошо. У тебя будет две минуты. Твоя задача отыскать галерею, найти Пола и эту женщину. Мы не знаем, как они выглядят. Здесь только твоя интуиция может сработать.
Боб надевает мне на запястье медный хронометр на кожаном ремешке. Устанавливает красный флажок на отметке двенадцать часов семь минут, проворачивает механизм подзаводки.
- Классный девайс. Этой штуковине лет сто, не меньше.
- Зато работает, - отвечает Боб.
Он подходит к блоку управления, щёлкает какими-то датчиками, я слышу еле различимый гул.

***
Здорово тряхнуло, как будто разряд тока прошёл сквозь всё тело, от затылка и до самых пяток. Или наоборот. Я помню, что не закрывал глаз, до последней секунды оставаясь там, в бунгало, я не слышал, что сказал мне Боб в последний момент. А может, ничего не сказал? Перед глазами что-то вроде сетки, сотканной из разноцветных неоновых нитей. Я лечу вниз, на этот кислотный батут со страшной скоростью, аж дух захватывает. Сквозь сетку я вижу темноту, кажется, что там внизу нет никакого пространства, просто чернильная темень.
Я касаюсь сетки, но она не пружинит, а скручивается в спираль, придавая мне ускорения. Спираль уходит вглубь этой самой темноты, а я несусь по центру светящегося тоннеля.
Хлопок, и я зажмуриваюсь от слепящего солнечного света. Это именно солнце. Вокруг меня сотни голосов, шаги, автомобильные сигналы… всё то, от чего я успел отвыкнуть за последнее время. Могу охарактеризовать это одним словом – жизнь. Я отвык от жизни.
Меня толкают, извиняются. Говорят по-английски. Я наконец-то прихожу в себя, привожу в порядок окружающее пространство. Улица. Перекрёсток. Светофор. Под ногами асфальт, над головой небо. Сотни людей, одновременно разговаривающих, смеющихся, кричащих, спешат во всех направлениях. Настоящий хаос.
Слева над моей головой вывеска. На зеленом фоне белые буквы «Madison Av». Куда идти? Ловлю за рукав первого попавшегося прохожего.
- Мне нужна галерея…
Язык, на котором я изъясняюсь пугает его, он одёргивает руку и крутит пальцем у виска.
Смотрю на хронометр, который отсекает время моего пребывания здесь, пожирает драгоценные секунды.
В сотне метров на противоположной стороне улицы стеклянные двери и вывеска. Я со всех ног бегу туда, мне сигналят проезжающие таксисты, в спину летят проклятия.
На входе улыбающаяся барышня с красочными флаерами в руке, обращается ко мне.
- Что? – спрашиваю. – Билет?
Билета у меня нет, вид несколько помятый и скорей всего, я похож на городского сумасшедшего или на террориста.
Тут же возникает мощный охранник, расставляет руки в стороны, склоняет подбородок на грудь, превращаясь в огромного паука.
- Да я на минуту… просто…
Что именно «просто», я не могу сообразить сразу. Вся моя природная смекалка пропала неизвестно куда. Бросаю взгляд на хронометр. У меня есть ещё сорок секунд.
Что я успею сделать? Да, по крайней мере, посмотрю на этого Пола!
У меня нет времени на раздумье, я делаю движение влево, паук в чёрном костюме устремляется туда же, я бью его ногой в живот, в ответ получаю тяжелым фонариком в челюсть. Девушка кричит, охранник пытается сделать захват, но я каким-то чудом успеваю увернуться, почти падаю на входе, сталкиваюсь с посетителями, но прорываюсь внутрь.
В вестибюле темно, хоть глаз выколи, ориентируюсь на светлый квадрат входа в зал, ещё несколько шагов и я проваливаюсь в светящуюся плазму. Последнее что я вижу, это девушка, пересекающая зал. Я хорошо запомнил её образ. Высокий лоб, слегка раскосые глаза, тонкий нос, алые губы. Короткие чёрные волосы. Джинсы, яркая футболка и босоножки.
Она подходит к парню, который стоит ко мне спиной.
В следующее мгновение меня засасывает в неоновый тоннель.

***
Сижу на раскладном диване, Белла снимает с меня датчики. В вырезе халатика я пытаюсь разглядеть её соски.
Боб стоит напротив меня, колдует с прибором. Здесь же и Сэм с супругой.
- Как он? – спрашивает Мария.
Боб не отвечает. Вообще никто не отвечает. Мне на ум приходит мысль, которая заставляет усмехнуться. Ведь для всех этих людей, я тот, кто минуту назад был по ту сторону Смерти. Так же, наверное, встречают в Жизни людей, вырвавшихся из объятий комы.
- Нормально, - отвечаю я.
На самом деле, чувствую себя отвратительно. Я вспотел, мне холодно, зуб на зуб не попадает. Ощущения знакомые, сродни тем, что я испытал при побеге.
- Выпить бы… - говорю.
Никто не возражает.

За столиком в забегаловке «Ад Невинных» Боб я и Сэм. Для остальных посетителей бар на сегодня закрыт. Сижу с приятным чувством собственной значимости.
- Ты видел его?
- Видел.
- Узнаешь при следующей встрече?
- Нет.
- Что-то я не пойму, Саша. Так ты видел этого парня, или нет?
- Со спины.
Сэм в сердцах стучит стаканом по столу. Я прошу налить мне ещё, никак не удаётся справиться с ознобом.
- Вам нужно было сначала всё хорошо продумать, а не лезть сразу в пекло! – Сэм почти кричит, но затем испуганно переходит на шёпот.
- Он адаптировался, - успокаивает Боб, - в следующий раз будет проще.
- Следующего раза не будет! – отрезает Сэм.
- Как это?
- Да вот так!
Я держу стакан дрожащими пальцами и делаю глотки. Виски обжигает мне губы, течёт по подбородку. Мне смешно смотреть на их дурацкий спор. Я ведь не стану здесь спокойно торчать в ожидании своей участи, неужели они до сих пор не поняли этого?
- Слушай, Сэм, не заставляй меня идти на крайние меры.
Боб, глядит исподлобья, буравит администратора стальным взглядом. Браво, Боб!
Сэму нечего ответить, он переводит взгляд с Боба на меня и обратно.
- Хорошо, - наконец произносит он, - давайте так. Вы проводите здесь эти ваши эксперименты, но если что, я ничего не знаю. Годится?
- Годится! – не задумываясь, отвечает Боб.
Сэм нависает над столом, грозно сверкает глазищами.
- Я тоже рискую, мать вашу! Вы хоть это понимаете своими куриными мозгами?
Мы с Бобом киваем. Нам проще согласиться и отпустить старика, нежели ждать от него какой нибудь гадости. Он допивает одним глотком, с грохотом обрушивает стакан на стол и выходит, напоследок хорошенько хлопнув дверью.

Глава 32. Аэропорт Хорхе Чавеса

Боб не спешит, я тоже. Под цветной рубашкой имитирующей готические витражи скрывается нечто целомудренное и женственное. И в то же время насквозь порочное. Недоделанный мужчина? Розовощёкий бубновый валет, с пробивающимися усиками? Нет.
Под ладонью начинается жжение, как будто я держу руку над пламенем свечи.
- Это дама.
- Ты хорошо подумал?
Я продолжаю держать ладонь над картой, не касаясь её. Боб сверкает глазами, как тогда, в первый день нашего знакомства. Он гордится мной, и я стараюсь его не подвести.
- Естественно, - отвечаю.
- Да ну?
- Дама крестей, - уверенно говорю я и переворачиваю карту.
Мы глядим на рисунок.
- С ума сойти! – восторгается мой учитель.
- Десять из десяти, Боб. А-а!
Я бросаю карту на край стола - туда, где уже лежат угаданные мной разношерстные девятки, короли и тузы. Неинтересные и пустые, словно вскрытые банки из-под консервов.
- Продолжим? – предлагает Боб.
- Я не против.
Боб делает вид, что хочет сдать по новой однако, в последний момент прячет карты.
- Давай лучше обсудим твои дальнейшие действия.
Я киваю. Боб складывает пальцы в замок, смотрит прямо мне в глаза.
- В целом я уже всё продумал, остаётся утрясти некоторые детали. У тебя будет два захода…
- Я могу сразу, Боб! я готов…
Боб качает головой, и я замолкаю. Хотя, мне трудно сдерживаться, я словно охотник, который в конце утомительного и пустого дня наконец-то почуял дичь. Где-то совсем рядом. Нужно проделать всего несколько шагов и всего раз шмальнуть из ружья. И всё! Потом будет закипающая кровь на руках, тёплая птица на подвеске, греющая бедро. И жизнь наполнится смыслом. Мне хочется, чтобы это случилось немедленно, прямо сейчас.
Но мой наставник неумолим, слишком высока цена, и велик риск. Ему проще со стороны оценить ситуацию.
- Нет, Саша. Давай я сначала изложу свою мысль, и если у тебя будут идеи, мы это обсудим.
Я киваю в знак согласия.
- Тебе нужно побывать там ещё два раза, это без вариантов. В первый раз для того, чтобы просто запомнить его в лицо. Это всё, что от тебя требуется. Никаких действий, никаких убеждений и прочей ерунды. Если мы будем знать, как он выглядит, найти его не составит особого труда.
- Пуч! Его Пуч видел, почему бы не обратиться к нему? Он же наверняка сможет его описать.
Боб устало качает головой.
- Пуч не совсем человек, понимаешь? В каких-то вопросах он силён, а в каких-то нет. И там, среди живых он не может видеть так, как видишь ты, понимаешь? Ты сам выглядишь здесь не так, как при жизни. Помнишь, ты спрашивал про корейцев?
Да, так и есть. Я в сердцах бью себя ладонью по коленке.
- Поэтому ребятам из группы первого контакта так легко было подсунуть тебя вместо Пола Стюарта. Там люди живые, нам трудно их идентифицировать, они постоянно меняются. Меняются внешне, ежеминутно меняются их желания, их мнение тоже меняется. С ними очень сложно. Это здесь вы становитесь величиной постоянной. Да и то, вывести вас на чистую воду довольно сложно.
- Да понял я, понял!
- Ладно, давай к делу.
- Давай! – соглашаюсь я.
- Тебе нужно самому увидеть Пола. Мало того, придётся изобразить его на бумаге… или на холсте. Чтобы я понял… вернее, увидел, о ком идёт речь. И тогда я смогу определить его местоположение наверняка. К тому же…
- Что?
- Мне кажется, что ситуация складывается для нас самым лучшим образом. Ведь Пола нет среди мертвых, это очевидно. Тут ошибки быть просто не может.
Я скептически улыбаюсь, но решаю промолчать. Боб продолжает:
- Среди живых его тоже нет. А это может означать только одно – Пол перенёс клиническую смерть и сейчас находится в коме. А значит – в статичном положении. Вопрос только – где? Подозреваю, что в одной из ближайших к месту аварии клиник. Конечно, мы можем проверить все больницы в округе, но на это уйдёт масса времени. И нет никакой гарантии, что в этом случае мы доберемся туда раньше Эмми. Поэтому, тебе нужно встретиться с Полом задолго до этого, чтобы описать его внешность. Тогда я смогу вычислить точные координаты, и после этого ты снова отправишься к нему в гости. И это будет твой последний визит на тот свет.
- Мне кажется, что вы слишком всё усложняете. Можно подумать, что тамошние клиники просто переполнены коматозниками. Бред! Его проще отыскать, чем чёрного зайца на снегу.
- Чёрного зайца?
- Да!
- Не бывает чёрных зайцев.
- Не передёргивай! Ты прекрасно понял, о чём я.
- Саша, ты забываешь, что это всего-навсего моя гипотеза. Предположение. Возможно, что этот чёртов художник и не там вовсе. Может Эмми его уже давно отловила, и он дописывает её картину в каком нибудь… подвале. Или скрывается от всех в одном из мегаполисов, может он вообще пластику себе сделал, мы этого не знаем. Но пока мы будем это выяснять, Эмми и вправду найдёт американца, и заставит закончить портрет.
Использую свой последний шанс, последнюю отговорку:
- Я же сказал, что не умею рисовать, Боб. Я уже говорил тебе.
- Портрет женщины, тот, что у тебя в бунгало, помнишь?
- Ага.
- Это же абстракция. Там ведь нет портретного сходства, так?
- Да.
- Тем не менее, ты узнал на картине женщину из аэропорта Лимы. Ты знаешь, что это она. И я знаю, что это та самая Эмми. И Пуч знает. Так же будет и с твоим рисунком. В общем, если хочешь отсюда выбраться, у тебя только один шанс. Здесь не должно остаться пустого места, Саша. Нужно сделать так, чтобы на нём оказался виновный.
- То есть, это сделка что ли?
- Это сделка. Ты помогаешь нам получить должок с Эмми, мы помогаем тебе покинуть это место.
- Красиво!
- Да уж как есть.
- Знаешь, я ни грамма не жалею, что жил и умер атеистом. Вы мне все тут противны с вашим бардаком, ссыкливостью и грязными сделками… с совестью. Вы у меня вот где все!
Показываю Бобу, где они у меня все. Он улыбается.

***
Меня снова обвешивают датчиками. Я уже не проявляю такого рвения как в первый раз, показываю, что меня всё это порядком достало.
- Три минуты. Слышишь, Саша?
Я киваю – слышу.
- Я думаю, что три минуты в аэропорту Лимы будет достаточно. Увидишь его и сразу вернёшься. На последний визит у нас останется ровно десять минут.
- Зачем так много? – интересуюсь я.
Боб не отвечает, цепляет мне на руку хронометр и проворачивает люнет таким образом, чтобы до красного флажка оставалось три минуты.
- Готов?
Я не отвечаю, отворачиваюсь. Разве по мне не видно, что я готов. Готов, потому что выбора у меня нет.

***
Неоновые нити прошивают бунгало, повторяя структуру материалов, деталей и форм. В том числе и фигуру Беллы, которая застыла у кушетки. Я вижу каждую выпуклость и впадинку на её светящемся теле.
Сильный электрический разряд и туннель, стремительно закручивающийся в светящуюся точку, который выбрасывает меня в зал аэропорта.
Я щурюсь от яркого света, который пробивается сквозь стеклянные двери. Отхожу в сторону, чтобы не привлекать внимания, оказавшись в тени разглядываю зал, узнаю барную стойку. Совсем скоро там буду я и эта самая ведьма Эмми. Она скажет, что ищет парня в светло зеленой рубашке и джинсах. Обвожу взглядом зал и вздыхаю. Не скажу, что здесь недостаток светло зелёных.
Внезапно я в деталях вспоминаю тот день и сутолоку у дверей. Это произошло за несколько секунд до того, как я увидел Эмми пересекающую зал. Там был парень, я ещё подумал, что он карманник… нет, я не могу вспомнить, как он был одет. Остаётся только ждать.
Занимаю удобную позицию в правой стороне зала у багажной карусели. Помню, что ни Эмми, ни я там не окажемся, поэтому чувствую себя в полной безопасности. Хронометр отсекает время, у меня в запасе больше двух с половиной минут.
И в эту секунду вижу себя. Живого. Чуть больше, чем неделю назад. Непривычно смотреть на себя со стороны, странное чувство, которое нельзя описать. Мой двойник заказывает кофе у барной стойки, он сейчас думает об утомительном перелёте, о новой работе и о старой жизни, которую он оставил в Москве. Он ещё ничего не знает о том, что новой жизни у него не будет. Меня подмывает подойти и сказать ему об этом. Интересно, что произойдёт, когда он увидит мою рожу?
Я ищу глазами зеркало, не нахожу ничего лучшего как посмотреть в стеклянную витрину багажного отделения. То, что я вижу, заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Я ожидал увидеть всё, что угодно, но только не постаревшего Хасима Рахмана. Неужели эта чёрная задница была моим кумиром на протяжении всей жизни? Да этого быть не может! Клянусь, в посёлке я выглядел иначе. Никаких ниггеров! Чёрт! Но как?! Удивительно, но я не могу вспомнить, как выглядел минуту назад.
Я забываю и Хасима Рахмана и периметр, как только вижу светло зелёную рубашку и джинсы. Парень спешит на выход. Сомнений у меня не остаётся, именно он через секунду устроит сутолоку у стеклянных дверей аэропорта. Из припаркованной перед входом машины выходит Эмми. Парень тоже замечает её и бросается в сторону, сталкивается с кем-то из пассажиров. Я срываюсь с места, быстро двигаюсь к стеклянным дверям, чтобы хорошенько рассмотреть Пола. У меня на это есть ещё секунд тридцать.
Наперерез мне идёт Эмми, я останавливаюсь, чтобы пропустить девушку. Она проходит в двух шагах от меня, скользит по мне взглядом. Без всякого интереса.
Бледный от страха Пол прижался к колонне у входа, прикрывает лицо журналом. Его вид ничего кроме презрения и жалости не вызывает. Подумать только, из-за этого заморыша я попал в такую передрягу! Борюсь с желанием заехать ему в челюсть.
- Эй, приятель! Не знаешь, когда рейс на Боготу? – спрашиваю его на ломаном английском.
Он смотрит на меня перепуганными глазами и не знает, что ответить. Наконец, выплёскивает из себя:
- Иди к чёрту!
- Что?
- Я не знаю.
Пол выскальзывает на улицу и исчезает за углом. Я хорошо успел его рассмотреть, это главное.
Хронометр отсекает последние секунды, зал аэропорта закручивается в спираль и меня затягивает знакомый водоворот. На этот раз возвращение занимает гораздо больше энергии.
Я вываливаюсь из тоннеля совершенно обессилевший. Меня страшно мутит, я поднимаюсь с кушетки и, пошатываясь, ухожу в уборную. Белла подает мне свежее полотенце. За спиной звенит голос Боба:
- Ты видел его?
Мне не до него и не до Пола. Мне хочется блевать.

Я кое-как привожу себя в чувство. В гостиной на столе меня уже ждёт несколько листов плотного белого картона и карандаш. Сомневаюсь, что кто-то другой узнал бы в моих каракулях Пола, но для Боба моей мазни было достаточно.
Он долго вглядывался в рисунок, изучал каждый штрих и не задавал вопросов. Поле чего аккуратно уложил рисунок в папку и так же молча вышел из бунгало.



Глава 33. Purgatorio

Судя по всему сегодня мой последний вечер в этом чудесном месте. Перед сном я иду в «Ад невинных», чтобы пропустить стаканчик другой. В самом дальнем углу Брендон и Серафима. У поэтессы на лице печать заговора, у сумасшедшего всё без изменений – отменно играет. А у меня приступ дежавю. Нет, не совсем. Тогда они сидели за другим столиком, прямо напротив бара. А когда я спускаюсь в зал, даже остатки того состояния рассеиваются – меня никто не приглашает принять участие в поэтических вечерах. Ну и прекрасно.
Я присаживаюсь за свободный столик и заказываю пятьсот граммов водки и соления на закуску. Нужно всё-таки отметить мой последний день в лагере, пускай даже и в одиночестве. Залпом выпиваю две рюмки подряд. Теплеет. Накатывают мысли. Наконец-то я покину это место. И как следствие возникает вопрос – а что дальше? Что меня ждёт? Рай? Каков он, этот рай? Долгая ли туда дорога? Ещё одно чувство просыпается и щекочет меня изнутри – я здорово прикипел к местному укладу жизни, даже к распорядку, против которого так яростно выступал и так нагло нарушал. Подумать только, неужели я буду скучать по нему? Мне ломали ноги, но я поправился. Я доказывал, но мне не верили. Меня били и ненавидели, меня ласкали и любили.
Мне будет недоставать и Серафимы, и Сэма и Боба и Александры… всех, с кем я провёл две эти долгие недели. И, конечно же, Беллы… Беллы…

Оборачиваюсь на шум у входной двери. В зал спускается Сэм. Направляется прямо к моему столику.
- Не возражаешь?
Я киваю, и он плюхается напротив.
- Отмечаешь?
- Да.
- Боб сказал, что у вас всё получилось. Это правда?
Я киваю.
- Так, так, так…
- Говорите уже, зачем пришли?
Сэм поднимает глаза кверху, как будто указывает на кого-то.
- Там уже догадались, что мы здесь с вами устраиваем.
Сэм делает паузу, наблюдает за мной. Не дождавшись с моей стороны нужной реакции, продолжает:
- Это чёрт знает что такое, Саша… понимаете?
- О чём это вы?
- Занимаетесь телепортацией по незарегистрированному каналу. Незаконно это, вот я о чём.
- Ну, это не мои проблемы!
- Ну, естественно… вы тут ни при чём.
Сэм оборачивается на Серафиму, которая навострила уши и старается не пропустить ни слова из нашего разговора.
- Может, выйдем на свежий воздух? – предлагает администратор.
- Я только начал. Тем более… мне и здесь неплохо.
- Ну, ладно. Я вот что хотел сказать, Саша. Я понимаю, вы не виноваты, но ведь и нас не нужно крайними делать. Стоит ли рушить отлаженную работу целого механизма, из-за незначительной мелочи. Ведь нет? Правда?
- Отлаженную работу? – поднимаю на Сэма удивлённый взгляд, - хорошо! Допустим, моя жизнь… вернее, моя судьба, это мелочь в вашем понимании. Вы же тут о масштабах вселенского значения втираете, да? Так вот, ни-хе-ра! Буду телепортироваться, ясно вам! А уж законно или не законно, меня это мало волнует. И буду делать это столько, сколько потребуется!
- Не хотите присоединиться? – доносится из глубины зала голос поэтессы.
Серафима призывно улыбается и манит пухлой рукой. Брендон тянет через трубочку пойло, напоминающее цветом жидкость для мойки окон.
- Нет, спасибо, - отвечает через плечо Сэм.
Несколько минут сидим молча. Я опрокидываю ещё одну рюмку и громко хрумкаю огурчиком.
- Не желаете?
Сэм с минуту смотри на графин, затем наливает в свободный фужер граммов сто и залпом выпивает. Я снова наливаю и мы чокаемся.
- За что? - спрашиваю.
- За истину, - отвечает Сэм.
- Одобрям.
Я залпом выпиваю, и водка идёт не в то горло. Кашляю. Сэм привстаёт и хлопает меня ладонью по спине.
- Да нормально всё…
- Слушай, Саша. Я ведь не просто так сегодня сюда зашёл. Мне нужно поговорить с тобой.
- Мы и так разговариваем, - отвечаю.
Сэм улыбается.
- Это понятно. Знаешь, я ведь согласился помочь Бобу. Вернее, он меня уговорил. Так что, на самом деле я всё знаю. Знаю, что тебе удалось увидеть художника. Боб показал мне твой рисунок. Ты не обижайся на мои слова, ладно?
- Ладно.
- Я просто решил проверить, насколько ты решительно настроен, Саша. Вижу, что задача тебе по силам. Давай ещё выпьем, за удачный исход, так сказать.
Сэм наливает.
- Что же произошло? – спрашиваю.
Я задаю этот вопрос нарочито озабоченным тоном, но Сэм не замечает моего сарказма. Или делает вид.
- Да я увидел, что вы с Бобом, в сущности, правы и… давай!
Мы выпиваем. На этот раз водка идёт туго, цепляется где-то в районе кадыка и щекочет глотку.
- Без меня Боб не смог бы найти Пола. В общем, мне удалось договориться с людьми, там… - Сэм многозначительно вскидывает брови, - чтобы определить место, где сейчас находится этот твой художник.
- Мой?
- Ну, не цепляйся к словам. Короче, обещали мне помочь.
Сэм откашливается, елозит на стуле и крутит в руке фужер. О чём-то хочет сказать, но не знает, как начать. А я не собираюсь ему помогать.
- Такое дело, Саша… эта Эмми, она очень долго водила здесь всех за нос. Такие вещи просто так без внимания не оставляют. Если она его отыщет, Пола этого, то дело труба. Нам никак нельзя это допустить, понимаешь?
- Я уже понял. Дальше что?
- Ну, на тебя единственная надежда. Помешай ей, Саша. Мы в долгу не останемся.
- Так я вроде и сам заинтересован, - отвечаю.
Чувствую подвох. Смутный такой холодок зарождается в области затылка, стекает по позвоночнику.
- Вот и отлично! - проводит черту Сэм, тем более, у тебя и выхода другого нет. Всё будет хорошо, Саша. Нам известно, что он действительно сейчас в коме, пока не знаем где именно, километрах в двухстах севернее Лимы. Сегодня ночью получу более точные данные. А завтра утром отправишься туда и…
Сэм тягостно замолкает.
- И?
Я хочу, чтобы именно он произнёс то, о чём я подумал.
- Саша, тебе придётся отключить его систему жизнеобеспечения.
- Прекрасно!
- Не хочешь? Предложи свой вариант!
Сэм ёрзает на стуле, словно ужаленный. Ему было нелегко это сказать, я понимаю. Но мне от этого не легче.
- Убивать разве не грешно? – спрашиваю.
- Всё относительно. На кону не только твоё будущее, но и судьба Эмми. А это для нас гораздо важнее, извини, конечно, но это так.
Мне неприятно слышать такое. Я буквально вне себя. Вот-вот начну вскипать как чайник и выпускать пар. Главное, самому при этом не ошпариться. Но я успокаиваюсь, вспоминаю, что в случае моего отказа Сэм будет действовать - как он выразился? В соответствии с регламентом. Сволочи! Обложили меня и теперь, чтобы спастись, я должен идти на их условия. Но выбора-то у меня и вправду нет.
- Ты же сам видишь, Саша, что многое здесь далеко несовершенно. Раньше было не так. Люди, веками попадали к нам, мы менялись, что вполне естественно. И в итоге они… вы привнесли свою лепту…
- Лепту? Ну, да. Мы виноваты, кто же ещё? Все беды от нас! Из чего нас вылепили, из ребра, кажется? Ага, кость есть, мозги только забыли вложить. Да и зачем нам мозги, если у вас имеются в избытке? Нам они без надобности.
- Ну, зачем вы так?
Меня бесит манера Сэма называть меня то на «вы», то на «ты». Мы ненадолго замолкаем. Надоело мне всё, хочу закруглиться, понимаю, что финал этой комедии зависит только от меня, от моего согласия. И я решаю закончить утомительный разговор.
- Я согласен, Сэм. Хрен с вами!
- Вот и отлично.
Сэм прощается, оставляет меня одного. Я не хочу сидеть, не хочу допивать водку. Мне тошно и я ухожу следом.

Когда добираюсь до дома, то в спальне обнаруживаю Беллу. Она обнаженная, лежит на моей постели. В свете луны я разглядываю ложбинку между ягодицами, изгиб спины и расставленные в стороны локти. Её подбородок опирается на сложенные руки, волосы рассыпаны по плечам.
- Вот это номер!
- Иди ко мне, - шепчет она, и я ложусь рядом.
Наше прощание проходит бурно и продолжительно. Оно имеет цвет, это цвет пожухлых листьев. А так же запах молока и мёда. Сон приходит на смену любви только глубокой ночью.

***
С самого раннего утра в моём бунгало Сэм, Боб и Белла. Мы вчетвером обсуждаем шаги, который предстоит сделать. Ведь другого шанса у меня уже не будет.
Я переспал с дурными мыслями, и сегодня вижу мир несколько иначе. Плюс – дружелюбные взгляды Боба и Беллы. Сэм держится напряженно. Я списываю это на волнение. Говорит преимущественно он, Боб и Белла молчат.
- Больница Рикардо Пальма в Тарапото. Его доставили туда только через шесть с половиной часов после катастрофы. Самолёт разрушился в воздухе, но до этого какое-то время шёл на снижение. Уж не знаю как, но парень этот оказался везунчиком, выпал ещё до того, как машина окончательно не развалилась. Этим и объясняется такой большой разрыв во времени. Они не могли понять, откуда он вообще взялся, этот парень. Лежал у дороги, весь в крови. Подумали, что его сбила машина. Сначала он попал в местную больницу, но там содержать его не смогли, и переправили в Тарапото.
Сэм склоняется над небольшой схемой, нарисованной от руки.
- Это план лечебницы. Нужная тебе палата находится на втором этаже вот в этом крыле. Двести шестнадцать.
Сэм указывает пальцем точку на плане, обозначенную чёрным крестом.
- У тебя будет всего десять минут, - напоминает Боб.
- Да знаю я!
Сэм показывает ещё одну точку. Здесь уже красный крест.
- Это ординаторская. Тебе потребуется халат с бейджиком, чтобы попасть на второй этаж.
- Может, сказать, что я его родственник?
- Представиться посетителем не удастся, это займёт слишком много времени. У Пола черепно-мозговая травма, он подключен к аппарату вентиляции лёгких и с тобой обязательно будет кто-то из персонала. Это может помешать.
Я делаю кислую мину. Любое напоминание о моей миссии портит мне настроение. Сэм видит это, и пытается успокоить.
- Фактически, он уже не жилец, но… всякое может быть. Тебе нужно только проникнуть в палату и отключить оборудование.
- Хватит, а…
- На второй этаж можно попасть из вестибюля и из этого коридора тоже, но только по пожарной лестнице, - продолжает Сэм, - в этом случае поднимешь много шума. Это твой запасной вариант.
- Я понял.
- Ну, с богом! – говорит Боб и похлопывает меня по плечу.
Я снимаю футболку и ложусь на диван. Белла склоняется надо мной, закрепляет датчики. Я дышу с ней в унисон, это как будто продолжение нашего ночного секса.
- Выход будет жестким, - предупреждает Боб. – Десять минут, это сурово. Будет штормить покруче чем вчера.
- Ничего, переживу как нибудь.

***
И снова удар. Снова пространство сворачивается в зелёный неоновый коридор. Я уже начинаю привыкать к этим изменениям. Коридор аккуратно принимает меня и толкает по спирали с невероятной скоростью. Подступает тошнота, затем яркая вспышка.
Коридор исчезает, прячется в стенах, выкрашенных бежевой краской, растворяется в отражении стекол и тонет в полу.
На моё счастье вестибюль заполнен людьми. Пациенты, врачи, медсёстры и посетители. Я уверенным шагом направляюсь мимо стойки регистрации к двустворчатой металлической двери, ведущей в служебное отделение. Мне нужно попасть туда, пройти двенадцать шагов и проникнуть за третью дверь справа.
И в эту самую минуту я замечаю Эмми. Она разговаривает с работником больницы. С ужасом отворачиваюсь, и делаю несколько быстрых шагов, почти бегу. Вспоминаю, что она не может меня узнать, ведь я выгляжу не так, как при нашей первой встрече в Лиме. Оглядываюсь и понимаю, что совершил ошибку, и не одну. Моё странное поведение насторожило Эмми, она явно заподозрила что-то неладное.
Передо мной группа врачей, они только что вышли из отделения, я иду им навстречу. Сворачиваю и, фактически просачиваюсь в небольшую щель между створками дверей. Замираю, прижавшись к стене.
Двенадцать шагов вперёд и я дёргаю ручку на двери с табличкой «ординаторская». Оказываюсь внутри небольшого помещения, похожего на пыточную камеру. Для меня всё, что связано с медициной сродни пытке.
На вешалке несколько халатов, я натягиваю первый попавшийся и снова выхожу в коридор. Хронометр показывает, что у меня ещё пять минут. Спешу к двери, она открывается мне навстречу, и я останавливаюсь как вкопанный. Прямо передо мной появляются Эмми, сотрудник больницы и двое охранников.
- Вот он! – кричит Эмми и указывает на меня.
Охранники бросаются в мою сторону, и мне ничего не остаётся, как прибегнуть к запасному варианту. Несколько шагов форы, которые я имею, позволяют мне первым достичь стеклянной двери в торце коридора. Я прикрываю глаза рукой и выбиваю плечом стекло. Меня окатывает дождь осколков, я вылетаю на небольшую площадку с невысоким парапетом. Слева от меня металлическая лестница. Перепрыгиваю через парапет и хватаюсь за железную перекладину.
Первый охранник, появившийся на балконе, получает удар ногой в подбородок, взмахивает руками и заваливается на напарника.
Я спешу, перебираю руками металлические перемычки лестницы, ноги ежесекундно соскальзывают. Наконец я добираюсь до второго этажа. Спрыгиваю на балкон. На этот раз выбивать стекло не нужно, ручка проворачивается, и дверь легко подаётся, пропуская меня внутрь.
Бегу по коридору. Справа чётные номера.
Двести двенадцать… четырнадцать… двести шестнадцать.
В противоположном конце коридора я вижу Эмми, врача и санитаров. Развевающиеся белые полы халатов.
Я ногой вышибаю дверь и врываюсь в палату. На высокой каталке лежит Пол, упакованный, как астронавт в анабиозе. Бледный, беспомощный, готовый к телепортации на тот свет.
На секунду я замираю, но только на секунду. Мысли спутались в клубок, я не могу поймать за хвост ту, что тревожит меня больше всего. Она самая важная, потому что это истина. Ухватить её мне никак не удаётся, клубок закручивается ещё больше, теперь у меня просто не хватит времени.
В дверях появляется Эмми. В глазах читается ужас. Я - олицетворение её самых жутких страхов, организатор её личного Апокалипсиса. Она растеряла всю свою привлекательность, стала похожа на змею. Со смертью Пола Эмми будет стареть со скоростью бабочки-однодневки.
Хронометр отсчитывает последние секунды. Скоро, совсем скоро меня окутает зелёный коридор.
Делаю резкое движение к стенду с приборами. Напрочь забыл, как отключить эту чёртову махину. Не нахожу ничего лучше, как применить самый варварский способ.
- Нет! Нет!
Один из санитаров бросается вперёд, хочет меня остановить, но уже поздно. Вся эта дорогостоящая аппаратура валится на пол, звенит, разваливается на части, выстреливая в разные стороны струны разорванных проводов и шлангов.
Тишину режет протяжный зуммер. Сердце Пола остановилось. Эмми как тигрица бросается вперёд, рвёт ногтями моё лицо.
Жду удара током, взрыва, который закрутит в спираль палату, покойника, ревущую Эмми и докторов.
Ну, где же спасительный неоновый коридор? Где он, дьявол его забери!
Хронометр остановился.
Отведенное мне время вышло, но ничего не происходит.
Эмми оттаскивают в сторону и уводят. Она уже не в силах сдержать рыдания. Двое здоровенных санитаров прижимают меня к стене. Их лица кажутся мне до боли знакомыми.
- Эй, полегче!
Я выворачиваюсь из цепких объятий и реву от боли, но они крепко ухватили меня за кисти рук и не отпускают. Моя голова склоняется всё ниже и ниже, пока я не замираю в нелепой позе. Прямо перед глазами оказывается лицо художника. Маска сдвинута на сторону, сизые веки и бледный, почти белый лоб. Минуту назад этот парень был жив. Относительно жив. А теперь он мёртв. Безотносительно.
Это моих рук дело! – внезапно понимаю я и с новой силой пытаюсь вывернуться из лап санитаров. К моему удивлению они меня отпускают.
Я отталкиваю каталку с покойником, которая преграждала мне путь к свободе, и выбегаю в коридор.
Никого.
Слетаю вниз по лестнице, толкаю дверь. Несусь полутёмным залом, слышно как гулко отражаются от стен звуки моих шагов. Мигают и гудят над головой умирающие лампы, где-то вдалеке слышится музыка. Как будто живое фортепьяно. Чей-то голос:
- Не верно! Ты фальшивишь.
- Я не фальшивлю!
- Нет фальшивишь!
- Ну, так убей меня за это!
Хлопает крышка, я слышу плач.
Лампа под потолком вспыхнула и погасла.
В моей руке что-то твёрдое и тонкое, шевелится словно кузнечик. Разжимаю ладонь, и кузнечик спрыгивает на бетонный пол. Уши пронзает короткий звон.
Я хочу разглядеть что там, на полу. Наклоняюсь и замираю, в ожидании очередной вспышки лампы над головой.
Не дышу.
Яркий свет на секунду выхватывает из темноты окровавленный скальпель на бетонном полу. Я отшвыриваю его ногой в сторону, и он жалобно повизгивает, ударившись о стену.
- Доктор, вы меня пугаете…
Девушка с повязкой на глазах. Руки и ноги в окровавленных бинтах.
Бинты везде.
Грязные.
Бурые от пропитавшей их крови.
Чистые.
Стерильные.
Застиранные до цвета пепла.
Белый кафель. На стенах и на полу. Столик с инструментами. Я знаю название каждого из них. Это мой операционный блок, моя неизвестная сторона жизни.
Иногда и сам не понимаешь, лечишь ты или убиваешь.
И только позже приходит истина, что это одно и то же.
Передо мной несколько дверей, я толкаю одну из них наугад. Она открывается, и я вываливаюсь в яркий солнечный день, падаю в изумрудную траву и закрываю глаза.

***
- Саша!
- Да.
- Саша, Саша.
Меня трясут за плечо, и я прихожу в себя. Надо мной склонился Боб. За его спиной маячит Сэм.
- Где вы были, чёрт бы вас побрал! Хронометр ваш не работает…
Я рывком сажусь на диване и замираю от неожиданности.
Нет ни слепящего солнца, ни изумрудной травы.
Прямо передо мной сидит Эмми. Бледная и неподвижная, словно восковая кукла. Эта грязная сука наверняка пришла с обвинениями в мой адрес.
- Зачем она здесь? – спрашиваю.
Сэм и Боб переглядываются.
- Что всё это значит? Почему я не вернулся? Вернее… вы мне можете объяснить, что тут происходит!
Я обвожу взглядом комнату, у двери застыла сердобольная Мария, через раскрытое окно в гостиную заглядывают Белла и Брендон. На самом деле, объяснять мне ничего не надо. Я и сам всё понимаю, просто ломаю комедию, оттягиваю время.
Истина, за которую мы ещё вчера пили с Сэмом наконец обозначилась. И истина в том, что я убил ни в чём неповинного парня, и все это знают.
- Да, долго пришлось с тобой повозиться, Саша, – говорит Сэм.
- Иди к чёрту! – огрызаюсь я.
- К чёрту? Это тебя больше касается, - улыбается Боб.
Сэм садится напротив. Внимательно меня разглядывает, как подопытного.
- Давненько не попадался нам такой талантливый экземпляр. Второй месяц мы с тобой возимся, всех на ноги подняли, весь штат.
Мне не интересно, что там говорит Сэм. Мне гораздо важнее получит прощение Эмми. И я обращаюсь только к ней, потому что знаю, как тяжело она переживает смерть Пола.
- Прости, он что-то заподозрил… - начинаю я, но Эмми меня обрывает на полуслове.
- За что? Какое ты имел право?
- Я не хотел,… не хотел, чтобы всё так вышло. Мы же были друзьями.
- Он и вправду считал тебя своим другом, - отвечает Эмми.
Её слова отражаются многократным эхом у меня в голове, превращаются в набат – Другом! Другом! Другом!
- Его можно было оставить в живых, но кто-то вызвал полицию… - продолжаю оправдываться.
- Это была я, - отвечает набат у меня в голове.
- Прекрасно! Зачем? Это меня и взбесило. К чему эти гонки по этажам? Вы просто загнали меня в угол.
- Так это мы виноваты? – спрашивает набат голосом Эмми.
Господи, что я делаю? Я ведь собирался просить прощения.
- Пол был единственным свидетелем, - мямлю я.
Да, Пол был единственным свидетелем. Расторопный и дотошный, вечно сующий свой нос туда, куда не просят. С благим намерением помочь. Но я не просил помощи! Я сам прекрасно справлялся со своим делом. Ему совсем не нужно было знать, чем я занимаюсь. Но он узнал и про операционную в моём загородном доме и про донорские органы, которые я получал без согласия их владельцев.
Это были хорошие деньги.
И лёгкие. Особенно в девяносто четвёртом под Урус-Мартаном. Я брал всё что хотел, родственники получали останки без ненужных деталей, и не требовали разъяснений.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта война. Но, слава богу, для мирного времени существует закон о трансплантации органов. Я начал с покойников, но много ли выручишь за разрушенную временем почку? За мешок, наполненный азотистыми шлаками и камнями? Бог свидетель, я долго колебался прежде чем нарушить первую статью раздела номер один.
На первых порах было сложно. Я чудом не попался в самом дебюте. К слову, меня тогда спас именно Пол. После дежурства он оставил открытым сейф, и я тиснул печать под заключением, которое не соответствовало действительности.
Но мои аппетиты росли, прямо пропорционально аппетитам моих реципиентов. И я поставил дело на поток.
Сложностей было много. Начиная от подделки нотариальных документов и заканчивая официальными заключениями о причинах смерти. А потом пришлось перебазироваться на мою дачу в Апрелевке, и после этого меня уже трудно было остановить.
Что поделаешь, Полу просто не повезло оказаться в ненужном месте и в не совсем удачное время! Вот и всё!
Пол сам подписал себе приговор.
Был обычный день, обычный пикник, просто встреча друзей…
И надо же, чтобы его угораздило спуститься в подвал…
Нет, не случайно… он подозревал что-то, всё время вынюхивал. Однажды я видел, как он копался в бумагах у меня на столе…
И - да! Да! Да! Да! Я специально тогда оставил дверь в подвале открытой. Отплатить ему тем же. Он – сейф, я – операционную. Долг платежом. Я хотел, чтобы он всё увидел своими глазами! Да, именно так.

Меня выводит из забытья голос Сэма:
- Ну что, пора двигаться дальше.
Это про меня.
Открываю глаза.
Теперь в бунгало нет никакой Эмми. Только портрет на стене. Портрет, который нарисовал неизвестный уличный художник во время их с Полом прогулки по Арбату.
- Дайте мне ещё немного времени, - прошу я.
- Хватит.
Меня теперь остро интересуют некоторые вопросы. Например, куда исчез профессор Питер? Где Сверчок и Урсула? Давно уже я не вижу Альберта и Майки. Вот мне интересно, они тоже участники спектакля, или такие же как и я? А Белла? Она любила меня? Я бросаю взгляд на окно, но, ни её, ни Брендона там уже нет.
- Я ведь не желал никому ничего плохого…
- Абсолютно все так говорят, Александр, - произносит Боб.
- Мы можем сыграть?
Боб молчит.
- Последний раз…
- Это уже ни к чему, - после паузы отвечает он.
- Тебе пора, - вторит ему Сэм.

Я поднимаюсь и выхожу из бунгало.
Последний раз смотрю на посёлок, где меня ничто и никто не сможет удержать. Внутри пустота: ни воли, ни желаний, ни чувств. Этого достаточно, чтобы уйти. Даже страх перед неизвестностью не сможет заставить меня остаться.