Запойное чтиво

AbriCosinus :: Артефакт

2018-02-27 08:25:25

Вообще-то, в университетской среде он выделяется несильно. Волосы без прически. Брюки десятилетнего стажа, существенно короче необходимой длины. Обшарпанные башмаки неясного контура, универсального цвета. Мятый (кажется – специально, тщательно мятый) пиджак. Такой гардероб не удивителен для ученого храма. И не такое встречается.

Но если вы привлечете его внимание, это почти катастрофа. Он умеет подойти незаметно сбоку или из-за спины. Он приклеит свой напряженный взгляд к вашему лицу. Холодные глаза устало блеснут сквозь толстые линзы. Голова слегка наклонится в птичьем вопросе. И он затихнет.

Пять-семь секунд – и трескучим взрывом, пулеметной очередью, безукоризненной барабанной дробью молниеносно пробьет он правой рукой по левому колену, как заправский танцор народного ансамбля. Эти сумасшедшие аплодисменты ударной волной сомнут пространство, ошарашат, ошеломят, заставят отшатнуться – но пока ваша реакция проходит все положенные стадии, развернутые во времени – он уже бесшумно уходит по коридору – заурядный доцент-ботаник, волосы без прически, пиджак, не знающий утюга, щиколотки, не прикрытые брюками.

Первокуры, отчаянно пытающиеся сориентироваться в новом мире – самые несчастные жертвы Хлопотуна. Старшие намеренно не рассказывают юным коллегам о своеобразном элементе студенческой жизни – так смешнее. Постепенно привыкают и первокуры.

Что делает Хлопотун в университете – непонятно. Он озабоченно шествует по этажам с тощим полиэтиленовым пакетом. Иногда боевой выпад правой ладони приходится на этот пакет, мгновенно пристроенный на левом колене - и тогда хлопки особенно громкие и раскатистые, как пощечины.

Свободно, словно привидение, проходит через пропускной пункт, где дотошные охранники в форме черных полковников изучают пропуска не хуже графологов. Поверить в то, что он работает на какой-то кафедре или вообще занимается чем-то дельным в университете, невозможно.

Его видели на лекциях в Главной аудитории, на последних пустых рядах. Он внимательно слушает, рыбьим взглядом примерзнув к лектору. В такие моменты Хлопотун никогда не обозначает себя не то что хлопком – он почти не дышит, впитывая каждое слово и запоминая каждую формулу.

Однажды было сделано открытие. Хлопотун молча сидел в пустой аудитории, склонившись над неизменным своим пакетом. Заглянувший, не узнав его со спины, спросил:
- У вас здесь занятия?
- Нет, - спокойно ответил Хлопотун, обернувшись.
Студента как ветром сдуло: «Он еще и разговаривает!»

Внезапно он пропадает на месяц. Максимум на два. Но неизменно возвращается. И снова охранники, как зачарованные, пропускают его. Он целеустремленно передвигается по пустым коридорам поздно вечером или деловито перемещается на лифте вместе со студентами в дневные часы, не замечая плотной тишины, которая мгновенно образуется в его присутствии.

В конце концов, он становится привычным и без него даже скучно. Он необходим.
Никто не интересуется – сколько ему лет, зачем он приходит и что он делает в университете. Без его ненормальных чечеток пусто. Его настойчивость и обязательность порождают уважение и понимание – просто потому, что он есть. Есть всегда.

…Каждый свой визит Хлопотун завершает заходом в маленькую лабораторию на третьем этаже, где перед обитой синим дерматином дверью он напряженно стоит, прислушиваясь по-птичьи, сверля взглядом истертую дверную ручку. Затем без стука открывает дверь и ровным голосом произносит в пространство:
- Добрый день. А Наташа Сергеева сегодня работает?
- Нет ее сегодня, Сереженька, – ласково отвечает пожилая лаборантка Ольга Андреевна.
- Спасибо. Зайду, - глухо отвечает Хлопотун и осторожно закрывает дверь, словно она хрустальная.