Сначала папа сказал, что места в машине больше нет, и он убьет любого, кто хотя бы ещё раз пошло позарится на его автомобиль представительского класса, как на банальный грузовик. Но мама ответила, что ей начхать с высокой каланчи – и на грузовик, и на автомобиль представительского класса вместе с папиными угрозами, да и на самого папу тоже. И что она (мама) уже давно и вполне успешно лазает по этой самой каланче без страховки, стропил и прочих презервативов.
Мама – она хорошая, добрая и красивая, как пожарная машина, но когда злая – злая. Поэтому лучше с ней не спорить. Папа вздохнул, обреченно всунул в зубы сигарету, прикурил и отдался на волю провидения. В роли провидения выступала мама.
Мама руководила, а папа, как настоящий мужчина, скрипел зубами, терпел и грузил. Молча.
Короче, загрузились. Кое-как. Втиснули меня на заднее сиденье, между котом в клетке и дверью, включили «Времена года» и занялись поисками убежавшей кошки.
Кошка ехать на море не хотела. Потому и убежала. Дура. На море хорошо. Там рапаны, мидии на костре и девочки в бикини. Так говорит папа.
Через полчаса беглянку принесли. Замуровали её в картонный ящик, чтоб не рыпалась, расселись, папа сказал: «no smocking. Вплоть до перевала», и мы поехали. К морю. Вивальди монотонно капал на неокрепшие мозги.
Возможно, именно он был виноват в том, что кошка вела себя как-то странно. Она отказывалась тихо сидеть в ящике, орала, как свинья, требовала к себе повышенного внимания, хотела, чтобы её немедленно выпустили из заточения и, вообще, вела себя неадекватно, а не как подобает приличной кошке.
Минут через сорок папе это надоело, и он рыкнул:
- Марина, или она заткнется, или я за себя не ручаюсь.
Мама улыбнулась, напомнила папе про каланчу и предложила:
- Давай-ка, посадим её к коту в клетку. В тесноте да не в обиде.
Если со злой мамой лучше не спорить, то с доброй сделать это просто невозможно. Папа остановил у обочины машину, и они запустили кошку к коту. Кот занервничал, стал протяжно мяукать, но кошка настойчиво попросила его вести себя скромнее, и кот замолчал.
Дальше мы ехали спокойно, и только Вивальди не давал уснуть. Всё было хорошо, пока не позвонил мой старший брат Денис и не сообщил маме, что наша кошка дома. Бегает по квартире и клянчит чего-нибудь пожрать.
- Денечка, солнышко, ты что, от радости внезапно свалившейся на тебя свободы ошалел там что ли? Какая кошка? Она тут, с нами, - сказала мама, заглядывая на всякий случай в клетку, и добавила: - физику учи.
Денис – он уже взрослый. Курит. И собирается поступать в университет на космического сварщика. Космическому сварщику без университета никак. Вот выучится он, полетит варить к звездам, и я попрошу его, чтобы он привез мне из космоса немного космической пыли. Настоящая космическая пыль – это даже круче, чем Бэтмэн и человек-паук.
- Что случилось? - поинтересовался папа.
- Ничего такого, что могло бы отвлекать тебя от дороги, - ответила мама, - рули, давай.
- Да?
- Да.
И снова тишина.
И сердце бьётся в груди,
И Ленин такой молодой,
И, кстати: Вивальди, как нельзя кстати, прекратил терзать невосстанавливаемые струны моей нервной системы.
Вечер цвета «Варшавянки» выкинул на берег тушку мертвой белуги и растворился в себе. Такое случается раз в год, аккурат перед яблочным спасом.
Я прошёлся вдоль прибоя, подбросил монету и, глядя в воздухе на решку, с легкостью обменял этот вечер на кабак. Не потому что боялся одиночества, а оттого что любил белое мясо запаренной в красном вине дикой утки. Приготовленная таким способом птица обретает вкус грусти, и подают её только в местной забегаловке, у тети Кдары. К тому же, если повезет, и, поглощая утку, ты сломаешь зуб о дробину, то тебе будет позволено напиться молока из груди нечаянной девственницы.
Она сидит на втором этаже портового шалмана и гордо взирает на пьяных докеров. Сверху вниз. Вверх ведёт деревянная лестница. Ступенек хватает не на всех, от чего лестница напоминает беззубую пасть старой собаки.
Поднимаюсь, ступая по отсутствующим ступеням. Подхожу к девушке – молодая ещё, совсем девчонка – и, выплюнув изо рта дробь вперемешку с остатками зубов, спрашиваю:
- Кем ты хочешь работать, когда вырастешь?
- Нарушителем границ? - неуверенно отвечает мне девочка, и...
Я открыл глаза. Выглянул в окно. Передо мной лежало море. Огромное и синее, как…
- Проснулся? - спросила мама. - Очень хорошо. Мы уже подъезжаем.
- Правильнее сказать: «подъехали», - папа, остановил машину и скомандовал: - выгружаемся.
Опять позвонил Денис и поинтересовался у мамы, что обычно едят кошки? Мама как-то нервно хохотнула и передала телефон папе. Папа был лаконичен. Посоветовав Денису не болтать ерундой, он напомнил ему о предстоящем экзамене:
- Фи-зи-ка, - по слогам произнёс он и, завидев какую-то женщину, радостно оповестил: – А вот и хозяйка нашей медной горы… это я не тебе, - сказал папа в телефон, - это я маме, - и повесил трубку.
Из калитки вышла большая мягкая тётка и закудахтала:
- Приехали, соколики? А я сижу, жду. Ну, что, давайте знакомиться. Меня зовут тётя Кдара. А ты кто такой, карапуз?
- Я не карапуз. Я Сережа, - надул я щёки и пнул ногой голыш.
- Сергей Дмитриевич, значит? Очень приятно, - она протянула мне руку. - Наверное, футболистом будешь? Когда вырастешь.
- Нет.
- А кем?
- Нарушителем границ, - уверенно ответил я и почему-то расплакался.
- Нуууу, - запела тётя Кдара, - а почему мы плачем? Контрабандисты не плачут, контрабандисты огорчаются, - она протянула мне леденец, - на, держи конфетку. Только не плачь, а то отберу назад. Не будешь?
- Не буду, - я для порядка всхлипнул ещё пару раз и успокоился.
Леденец был большой, красный, на квадратной деревянной палочке. На петушка похож. Я таких ещё ни разу в жизни не видел. Лизнул.
- Вкусно? - спросила меня тетя Кдара.
- Угу.
- Вот и славно. Ой, - всплеснула она руками, - чего ж мы в дверях-то топчемся? Как неродные. Проходите в дом. Проходите, родные мои.
Папа с мамой вошли, а я задержался. На крыше дома стоял голый мальчик с луком и крыльями. Я подёргал за халат тётю Кдару и спросил:
- Это кто?
- Это? - она сложила руку козырьком и посмотрела туда, куда я показывал. - Это купидон, детка. Ты проходи. Проходи в дом-то. Или боишься?
- Я ничего не боюсь. Только темноты и толстых зеленых гусениц. Немножко.
- Там светло, а всех гусениц я поубивала. Заходи, не бойся.
Я всунул в рот леденец и вошёл.
Дом был большой. Деревянный. С огромными комнатами.
Папа походил по дому, осмотрел всё внимательно и умилился:
- Какие маленькие комнатки. Берём?
Мама подтвердила:
- Да. Прелесть. Сергей Дмитриевич, тебе нравится? Берём?
- Угу, - промычал я, вынимая изо рта леденец. - Мама, а кто такой Дон?
- Дон – это река такая, сынок.
- А зачем её продают?
- Кто продаёт, милый?
- Мальчик. Голый. С луком и крыльями. Стоит на крыше и продаёт реку.
Мама вышла во двор, посмотрела наверх, вернулась, молча поцеловала меня и улыбнулась.
Моя мама самая красивая, и дом мне тоже понравился.
Вечером мы сидели за столом во дворе. Папа пил вино. Мама рассказывала, как они ловили кошку. А тётя Кдара, подперев рукой лицо, слушала и кивала.
На следующее утро выяснилось, что Денис оказался прав, и наша кошка дома. А эта кошка – не наша. У этой на пузике есть маленькое белое пятнышко, а наша кошка черная полностью.
- Ну, кто ж знал-то? - сетовала мама. - Они ж, как две капли воды…
- Только эта капля с белым пятном на животе, - подначивал ту папа.
- И голоса у них похожи...
- Представляю картину. Идёт себе кошка в магазин, никого не трогает, и вдруг ррраз – налетели, в кандалы заковали и увезли в неизвестном направлении. Кошка в шоке. Кричит: «Это не я!». А ей: «Молчи, паскуда!», - и батогами её. Батогами…
- Дима, что ты говоришь такое? Какими ещё батогами? А ты тоже хорош, - обратилась к коту мама, - не мог сказать что ли, что это не наша кошка?
- А я говорил, - ответил ей кот, - и не просто говорил, а кричал вам об этом во всю глотку. Когда вы её ко мне в клетку посадили.
Кота никто, кроме меня, не услышал, а папа сказал:
- Картина маслом номер два: кот орет, мол, это не она. Кого вы мне подкинули? А кошка, предвидя шаровой отдых на море: «Не пали, гад, контору. Когда ещё такой шанс выпадет – отдохнуть по бесплатной турпутёвке? И вообще, давай жить дружно», - и по мордам его, по мордам.
На семейном совете решили: пусть не наша кошка временно побудет нашей. Пока мы домой не вернемся. Кот не возражал.
- Ну, что, завтракаем, и на море? - предложила мама.
- Отличное предложение, - согласился папа, - только сначала я в туалет.
А потом, когда мы лежали на морском песке, папа поднялся и, закинув камень далеко-далеко в море, сказал маме:
- Марина, ты видела местный туалет? Это ж сплошная медитация.
- Что такое медитация? - спросил я у папы.
- Медитация, сынок, это когда ты гадишь в деревенском сортире с открытой дверью, а тебе улыбается небо. И не просто улыбается, а делает это во все своих тридцать два зуба.
- И всё? - огорчился я.
- Нет. Конечно же, нет.
- А что ещё?
- Ещё непременно надо, чтобы камыш шелестел, а за твоей спиной плескалось море. Огромное и синее. Как запой дворника Сергеича.