Всю ночь по мне ходили муравьи. Некоторые из них забирались в ухо, норовили свить там пулеметное гнездо и затащить в него свою королеву-мать. Я не против монархии, но мне претит тема милитари. Одним словом, неприятно, даже если это просто сон. Сны на море совсем не такие, как на суше. По ночам тут душно. Иногда туман. И тогда любой сон становится явью.
Комар зависает над ухом и гудит, словно американский бомбардировщик, весело и лениво. Встаю, выхожу на веранду. Гул комара перемещается вместе со мной. Закрываю уши руками – исчезает. Убираю руки… Интересно, это глюки или просто комары тут такие сволочи?
Мысли о моральном облике местных комаров прервал стук в дверь. Открываю. На пороге терпеливо топчет мух щуплый старикашка. Испарина на лбу, на глазах щетина, а в ладонях печаль.
- …а я иду, смотрю, человеку некомфортно как-то. Дай, думаю, зайду, узнаю, в чем дело…
- Да одолели. Хоть плачь, - сетую я.
- Кто?
- Ещё не определился. То ли комары, то ли белка. А вы проходите, присаживайтесь. Сейчас мы с вами водку будем кушать. С пряниками. Вы любите водку? С пряниками.
- Как-то, знаете ли, не доводилось. Но кто ж откажется отведать водки с пряниками в три часа ночи?
- Вот и славно. Вы располагайтесь, а я сейчас…
Я метнулся к шкафчику, в котором стоял вечно запотевший штоф с водкой. Старичок осмотрелся, присел за стол, вытащил из жилетного кармашка медный пятак, посмотрел на него, точно тот был птицей, сунул его в рот и сказал:
- У моря запах сухой. Как ковыль. А у женщины – мокрый. На этом их схожесть заканчивается… так сказать, не успев начаться.
- В чем же тут сходство? В различии?
- Сходство в запахе, милейший. В запахе. Настоящая женщина – она морем пахнет.
- Ничего не понял. «Может, в консерватории…»
- Консерватория тут не причем, да и Жванецкий тоже. Хотя ловелас он ещё тот. Уж поверьте. Я знаю, о чем говорю.
- Михал Михалыч? Вы с ним знакомы?
- И не только с ним. Я, как в таких случаях говорится, Ленина с бревном на плече видел…
- А чем пахнет… ну, дождь, например?
- Молодой человек, перестаньте мне тут разыгрывать наивность. Вам это не к лицу. Дождь, конечно же, пахнет дождём. Чем же ему ещё пахнуть?
На стол упали два пряника.
- А вот и закуска.
Старик деликатно заметил:
- Вкусно, наверное, но по звуку похоже на камни.
- Это пряники, - обиделся я, наполнил рюмки и предложил: - ну, что, вздрогнем?
- Нет. Если вздрогнуть, то это вам не ко мне. Это вам к Кондратий Палычу надо.
- Отличная шутка. Ну, тогда просто за знакомство. Я – Костик. А вы?...
- А я Делирий. Виктор Маркович Делирий. Будем знакомы.
- Еврей что ли?
- Ну, если вам так угодно…

- …да я понимаю это. Просто реально взбесил факт доебки до каких-то несущественных деталей. Молчание мальчика ему, видите ли, не понравилось. Идиот. Откуда ему знать, что творится в голове у этого мальчика? А может быть, он латентный долбоеб с отягощенным чувством вины за циничное убийство всей своей родни? Вот и молчит… с горя. Убивал бы нахуй таких редакторов и, причем, требовал бы за это орден. Третьей степени… что? Ну, ладно. Пока. До созвона.
Я злой? Да. Я зол. Я не просто зол, а в бешенстве. И редактор с его сомнительными умозаключениями тут не причём. Я не пью уже третий год. У меня появилась нервная, хорошо оплачиваемая работа, квартира с фикусом, который никто не поливает, толстый ленивый кот и роскошное средство передвижения по заснеженным переулкам Москвы. Моё имя регулярно мелькает в титрах отечественных сериалов средней руки. Жизнь, в общем-то, удалась, но…
Мне постоянно хочется напиться. В хлам. А нельзя, ибо это чревато последствиями. Предсказуемыми, но неприятными. В больнице так и сказали: «Будешь бухать – сдохнешь». Приходится ходить на всякие презентации. В моей ситуации это всё равно, что ходить по ржавому острию каната, то есть равносильно партии в одноклеточные шашки двух гроссмейстеров-дальтоников – нихрена не понятно, но зато весело-то как:
«- Ты чего это опять моими фигурами ходишь? Поставь на место, урод. Сколько раз можно говорить: мои – белые; твои – черные.
- А сам-то, а сам?… я уже молчу, что ты в предыдущем ходе съел собственную дамку... – и ржёт, что твой Боливар подкошенный, который, как известно, не выдержит двоих… или троих. Не в этом суть».
Суть в том, что судьи сего седетативного мероприятия пригоршнями глотают аспирин, валидол и прочие анальгетики. Болельщики с разрисованными в национальные цвета рожами оголтело машут руками. В недоумении все. Даже мухи. И только постоянные подписчики большой советской энциклопедии в восторге. Полном и безоговорочном.
Чего не сделаешь, чтобы не сдохнуть? Со скуки.
- Скучаем, или это просто маска такая?
- Маска, - говорю я, обернувшись на голос.
Голос принадлежит высокой холеной брюнетке. Она молода, стройна и привлекательна. Как говорится, всё своё ношу с собой.
Через пятнадцать минут светской болтовни, я не выдерживаю и интеллигентно так интересуюсь:
- Сколько?
Она попыталась скорчить обиженную добродетель, но получилось у неё лишь вымученное подобие философского трактата, да и то с определением «псевдо».
- За добро надо платить добром. Так?
- Так, - соглашаюсь я.
- Тогда, давай: ты мне сумочку, духи и вон ту машинку красненькую, с лошадкой на капоте, а я тебе качественный и бесплатный секс. Добро?
Подхожу к ней на расстояние запаха и прислушиваюсь. Пахнет чем угодно, но только не морем.
- Прости, красавица, лучше подамся я в исполнители классической музыки, где мне непременно предложат партию соло для левой руки с оркестром. И, знаешь, я, пожалуй, соглашусь и с болью в сердце променяю твою молодость и красоту на шершавую мозолистость своей трудовой ладони.
- Гей или экономишь просто?
- Не то и не другое, - огорчил я её. - Просто с трансами мне как-то не по пути. Э-эх. Давненько мы не брали в руки шашек, - забравшись на воображаемого скакуна, я рубанул ладонью воздух и, сказав: - ну, хоть чем-то оказался полезен проклятый старикашка, - поскакал вдаль.
За чудесами.