Вот ты и уехала, тем самым оказав кому-то услугу,
Какому-то мне незнакомому близкому другу,
Ну и, конечно же, заплеванному перрону,
Переложившему вес твой на нижнюю полку вагона.
Я, возвращаясь домой, уже явственно видел,
Как ты, потерянная, словно кто-то тебя обидел,
Сидишь и смотришь в окно в окружении пледа,
Не внимая речам ухоженного соседа,
Расстреливающего тебя в упор из двустволки
Хищных глаз с противоположной полки.

Ты уехала с надеждою на сиротство
Того друга, ты в нем находила сходство
С этим городом, который от вокзала до моего подъезда
Осиротел после твоего отъезда.
И собор тот, зажатый между домами, –
Ты его еще рисовала, – с синими куполами,
Вздыхая, сетует на женское непостоянство,
И уже другая рисует его пространство.

Я думаю, занимающиеся онанизмом,
Проживают, по крайней мере, две жизни
(не вызывая, впрочем, ни у кого укора)
– за себя и за воображаемого партнера.