По выходным дням все бухали. «Кухонька» в вагончике превращалась в срач. Молодые работники уехали в ночной клуб. Ровно в пять утра пьяный Слава вернулся и стал шуметь. А днём я обнаружил пропажу кошелька со всеми командировочными деньгами… Перевернули вверх дном весь вагончик, но вора так и не нашли.
Впереди нас ждал наиболее сложный участок – необходимо было проложить несколько труб через автомагистраль.
Утром, расставив дорожные знаки, мы, после того как экскаватор вырыл траншею на полдороги, стали прокладывать трубы. Незадолго до этого дня приезжал нагловатый зам директора, и, собрав нас в кружок, «предложил» увеличить рабочий день часов так до двенадцати, туманно пообещав за это сверхпремию. Подобный тип людей никогда не внушал мне доверия: по его нагловатым глазам и блуждающему взгляду чётко читалось – кинет. Однако же остальные, как обычно, промолчали, негодуя про себя, но, кивая головой в ответ, соглашались. Помню, тогда я взял слово и рассказал вкратце о том, что на этот счёт говорит трудовой кодекс, чем смутил зама. По этому поводу пришлось в дальнейшем ругаться с Михой – как-никак его должность подразумевала быть надзирателем и катализатором рабочего процесса... Позже зам директора произнёс Михе фразу: «Ты, Миша, давай подгоняй рабочих, иначе для чего ты тут мастер? И увеличивай им продолжительность рабочего дня, чтобы не сидели без дела».
Всё же мы работали в тот день до позднего вечера, пока не закончили работу. Доплаты за это, как и следовало ожидать, никакой не было.
Тем временем, пока мы торчали на этом объекте и въябывали как рабы, у нашей директрисы была совсем другая жизнь. Она приехала в Питер к линейщикам, и, узнав о том, что они закончили работу раньше срока и затихарились молча в общежитии, устроила истерику с разносом по этому поводу, в результате чего лишила всю бригаду премии. В отместку, правда, уже на следующем объекте они украли и сдали в металлолом барабан с проводом, таким образом компенсировали потери в зарплате. Но и она не отставала – неустанно трудилась над тем, как бы законным и не очень способом заставить подчинённых работать дольше и больше, а платить при этом меньше. Причём особо и не скрывала этого. На все вопросы и претензии любила произносить две фразы: «Кто на что учился» и «Не всем повезло в жизни». Через несколько месяцев, урезав зарплату всем, она приобрела – «заработала» на новенький БМВ последней модели, и в самый разгар ответственных моментов согласований с различными инспекциями в К-е, слиняла бизнес классом отдыхать в Милан, назначив зама, который и расхлёбывал все проблемы. Фотосессии с её отдыха нам показывал Слава – он частенько наведывался на её страничку в социальной сети vkontakte. Примечательно, что с той поры, когда папа поставил её директором, она перечеркнула график отпусков всем работникам, и с тех пор никто в отпуске не был. У кого-то уже получалась двухлетняя непрерывная работа. Впрочем, все молча проглатывали, и терпели нарушения, хотя между собой возмущались.
Вернулась юная девочка-директор хорошо отдохнувшая, и первое что сделала – уволила кого-то из своей свиты за то, что он осмелился предать огласке информацию о том, что она в отпуске проговорила на кругленькую сумму по телефону за счёт корпоративных денег. Следом полетели и другие головы. Постепенно сменился штат офисных работников. Большинство, как обычно, возмущались и проглатывали. Лишь один работник подал в суд и его восстановили. Та командировка высосала из меня немало душевных сил.

Вернувшись на базу, под чутким руководством Ивана Николаевича, вместе с другими работниками, мы копали траншеи уже в другом месте. Плюс был один – ночевали дома, хотя ежедневно задерживались без дополнительной оплаты. Казалось, вся жизнь – это копка траншей, как в армии – уборка снега.
Занимаясь этими ничтожными делами, я чувствовал, как меня мучил нереализованный творческий потенциал, который неустанно грыз меня изнутри, приговаривая: «Бросай ты заниматься этой ерундой, и займись, наконец, делом». Только чтение, повторюсь, спасало меня тогда от этого безумия, которое, впрочем, всеми остальными воспринималось как норма жизни.
Когда стоишь в траншее с лопатой, и такое времяпровождение затягивается на месяц-другой, абсурдным и нелепым кажутся россказни про карьерный рост, про то, что надо много работать, если хочешь заработать деньги и чего-то добиться в жизни. Между генеральным директором и рабочим – гигантская социальная пропасть, при этом полная ментальная идентичность. Можно любого рабочего смело ставить на должность директора, а начальника отправлять рыть траншеи – вы даже и не заметите разницы. Поменяй местами первых с последними – ничего не изменится.
Низшие категории работников только в виде исключения могут внедриться в высшую, как бы много они не старались и не работали. Другое дело, что многие работники низших социальных категорий постоянно забывают о таком положении вещей и зачем-то очень старательно въябывают так, словно надеются на то, что их всё же заметят, похвалят, и если уж не примут в свои ряды, то, по крайней мере, щедро вознаградят. Но не было и не будет такого ни-ког-да!.. Помню, как ещё в «ЮЭСе» в подразделении «испытания измерительной техники», работала секретаршей молодая девочка, закончившая машиностроительный колледж. Учились они вместе с электромонтёром Ваней в одной группе. И вот девочка эта очень избирательно относилась к коллегам, в зависимости от их должности. Так на приветствие Вани она не отвечала вовсе, делая вид, что не замечает его. Однажды он, поздоровавшись, и как обычно, не получив ответ, спросил у неё прямо: «Почему ты никогда со мной не здороваешься?». На что она ответила: «Потому что я сижу на втором этаже в кабинете, а ты внизу в бытовке».