В трудовом лагере все вечера Гарри проводит с ней.
Вдали от дискотеки. На дорожках между чёрных кустарников.
Они молчат. Он, как обездвиженное животное, смотрит умными глазами перед собой.
Её руки бесшумно взлетают, мечутся, падают…
От каждого жеста Гарри внутренне вздрагивает.
Вдруг руки хватают его за плечи. Свет фонаря гаснет, перед ним тёмный овал лица.
Ягодный привкус, влага...
Губы сплющиваются, он чувствует поцелуй. Пытается усмехнуться, что-то сказать, но голос срывается. Губы горят так, что, кажется, они распухли, раздались на пол- лица, и хочется прикрыть их рукой.
Девушку по-прежнему не видит. Она где-то за пределами его обморока. Словно стоит в стороне и смотрит, как он замер в невидимых объятиях.
Объятия исчезают. Девушка появляется. Печально говорит: – Мне пора.
И Гарри смотрит ей вслед.
Красно-белое платье, подпрыгивающая косичка, попа, надувающая щёки под материей.
Гарри ошалело смотрит на девушку, как на оборотня..

- Нализался! – смеются пацаны в палате, и этот смех мгновенно заглушает в нём тревожное очарование.

Огромная седая дворняга гремит привязанными к ней консервными банками.
– Её надо бабам запустить! – кричит Гарри, и собака скулит, бьётся о кровати, пацаны скачут в трусах и ржут, как помешанные. Он азартно расстреливает картину яблоками. Увесистые, упругие плоды идеально ложатся в руку, летят мощно, как снаряды, и смачно разбиваются о цель.
В нём тысячами огоньков вспыхивают страхи: успеть, рассчитать, обмануть.. Стыд за свою разрозненность. Страх разоблачения.. Желание раствориться в веселье без остатка..
Гремят эмалированные кружки, булькает портвейн. Голые друзья краснеют, лыбятся, он скалится им в ответ и настороженно прислушивается к себе.
Тысячи огоньков распаляются, перемешиваются, вызывают крен и неустойчивость.
Но вскоре встают в ровные ряды, образовывают созвездия, возносятся куда-то далеко и умиротворённо оттуда мерцают.
Гарри смотрит на друзей спокойнее. Ему впервые становится неважно… неохота. И даже непонятно: что было важно, чего хотелось?

А следом повторяется она. Она, она, она, размноженная вереницей ночей. Приёмная, украшенная мириадами алых лепестков. Дальше поцелуев Гарри не идёт…

Его тень скользит по девичьей палате. Зрачки блестят, зрение привыкает к темноте, и он, без того оглушённый атмосферой и ароматами, различает ряды спящих девушек: взъерошенные головы, повисшие руки, выглядывающие из-под одеял коленки. В глубине она. Вся укутанная. Белое лицо – без различимых черт, сплошной кругляшок, обрамлённый разбросанными по подушке волосами. Гарри склоняется над ним. Сквозь мягкие губы струится дыхание, от простыней, отовсюду идёт густой, незнакомый запах. Всё напоминает ему первые впечатления детского сада. Там всё, будучи даже красивым и забавным, носило отпечаток какой-то пронзительной, кричащей чужеродности..

Девушка шепчет ему на ухо: – Ты меня любишь?
Гарри отвечает – Не знаю..

В другой раз они убегают за пределы лагеря.
Идут сквозь туман, по скошенному полю, забираются в стог сена. Её лицо утопает в сухой траве, в глаза лезут соломинки, одежда промокает в запревшем слое копны. Гарри находит её воспалённые пунцовые губы, целует их... Монотонно, однообразно, ночи напролёт. Карусель поцелуев. Одна рука затекла под её затылком, другая - на её животе. Гарри дышит её волосами. Впивается в губы и краем глаза видит выбившуюся из платья грудь, а дальше: согнутую, немного синюю от прохлады ногу. Для него это как отвлечённые снимки. Картинки в соломенном орнаменте и на туманном фоне. Этой сказочной, фиолетовой ночью, с этой недосягаемой и непостижимой женщиной, надежда на их воплощение кажется грубой и неправильной.

Гарри возвращается из лагеря.
Возвращается и вся его родная шпана, двор, подъезд. Трюки – для славы и от страха.
Возле огромной пружины, в сетчатом колодце шахты, он на корточках сидит под днищем лифта. На днище, частью какого-то механизма, металлический стержень, совсем как перекладина. Он прилаживает к ней ладони, плотно, чтобы не вспотели, не соскользнули. Схватившись, кричит: – Давай! Товарищ в кабине жмёт на кнопку. Лифт с лязгом поднимается. Гарри за ним. Как хвост воздушного змея. За сеткой видны лестничные пролёты, этажи медленно ползут вниз. Лифт поднимается до девятого этажа, щёлкает, гремит, замирает, и перекладина чуть проворачивается. Гарри судорожно перехватывается. Паническая волна пробегает по телу. Руки дрожат, костяшки на кулаках белеют от напряжения. Он быстро смотрит вниз и видит под болтающимися ногами стремительный ствол шахты и кажущийся маленьким наконечник заряженного для него патрона – рессорную пружину. Зрачки мечутся в поисках страховки. Но стены далеко от него. Он один в воздухе. На прицеле. На самой мушке гигантского дула..
Лифт спускается, касается пола, и под надвигающейся кабиной Гарри сворачивается зародышем в узком проёме между пружиной и сеткой…

И снова с ней. У него дома.
В прихожей не включен свет. Зеркало зияет чёрными глянцевыми провалами. Она прислоняется к стене, наклоняет голову. Лицо завешано волосами, блузка расстёгнута. Гарри держит её розовую грудь на ладони, как желейный шарик. Нежно сжимает, разглядывает.

Он тяжело дышит. Только что обнимался, целовался, путался в одежде.. Каким-то чудом руки коснулись её тела, что-то щёлкнуло, расстегнулось, в руке горячая мякоть.. Он испугался. Не решаясь опустить глаза, ещё яростнее набросился на неё. Он как будто настаивал на этом этапе, и как фанатик льнул к её губам.. Теперь затих. Сдался. Изумлённо смотрит на измятую девушку…

На следующий день они не включают свет в его комнате… Стоят напротив шифоньера, отражаются бледными призраками на полировке. Гарри вновь суетно целуется, беспорядочно её тискает, прижимает и, зарывшись в её волосы, слышит, как падает юбка. Сквозь рассыпавшиеся пряди он смотрит на отражение и видит её крутое бедро, широкий профиль ягодицы. Отражаясь на дверцах шкафа, тело выглядит таинственно и страшно: тёмно-лунные поверхности, размытые тенями контуры… Девушка шепчет: – Давай не будем сразу…

И на следующий день… Она быстро раздевается и прыгает под одеяло: - Залезай! Его обжигают её ледяные ноги. Чувствовать её обнажённое тело почему-то странно. От прохладных ягодиц под рукой необычные ощущения. Повеяло даже не детским садом, а яслями: горшками, хлоркой, резиновыми перчатками нянечки… Чудно! Во мраке комнаты они шушукаются, хихикают. Поочередно, как два зверька, ныряют под одеяло – посмотреть.

Подражая известной последовательности, Гарри пытается на неё забраться. Но она останавливает его.
– Нет. Мне надо привыкнуть. Давай завтра..
Гарри не настаивает. Его распирает от новых впечатлений: одновременно притягивающие и отталкивающие запахи, складочки, влажности, шершавости. Сама, она, внезапно переменившаяся – приземистая, коротконогая.. От всего этого он как-то теряется. Не знает и не понимает, как надо. И надо ли вообще.

И опять без неё.
Зимний вечер. Гарри один на обледеневшем тротуаре. Видит перед собой компанию ребят постарше. Лица незнакомые. Он знает, что тут рядом, у кинотеатра, всегда околачивается районная шпана. Решает спровоцировать драку. Развязно подходит к стоящим. Задирает их. Ребята в недоумении. Он явно младше и меньше, и на такую наглость они реагируют дружным хохотом и советами проспаться. Гарри, недолго думая, бьёт одного в лицо, другого ногой в пах, и отпрыгивает назад. Озверевшие пацаны, извергая в морозный воздух пар и матерные ругательства, наступают на него всем гуртом. Он пятится. Весело пикируется и поглядывает на кинотеатр. Ему надо пройти ещё метров десять. Тогда он поравняется с главным входом и будет замечен местными бойцами. Он выходит на просматриваемую позицию, видит грустно мигающие лампочки. Одинокую надпись «Кассы» и пустую заснеженную лестницу. Никого нет. Гарри понимает, что влип. Надо бежать. Но он никогда этого не делал. Рассудив, что в данной ситуации не зазорно и смыться, а его дерзкая выходка и без того войдёт в анналы военной хроники, он пускается наутёк. Компания за ним. Погоня растянулась на длинную шеренгу бегущих людей. Основная масса почти сразу отстала. На хвосте плотно сидят трое. Гарри замечает впереди мальчика с санками. Придумывает выхватить санки и попробовать отбиться. Подлетает, хватается за спинку и поднимает санки вместе с карапузом. Мальчишка засунул руки в полозья и не вытряхивается. В этот миг Гарри настигают. Обрушивается град ударов. Он защищается, падает, группируется, теряет сознание..

Очухивается – сугроб, промёрзшие, стеклянные ветки, звёздное небо. Глаз заплыл, рот не открывается. Гарри отмечает, что, несмотря на боль, ему как-то спокойно, хорошо…

С девушкой Гарри расстаётся..
До этого, правда, они почти месяц проводят дни под одеялом.. Он не перестаёт удивляться её превращениям. То она неожиданно распущенная самовлюблённая кокетка. Кружится перед ним обнажённая. Волосы как золотая парча. Богатые, шикарные, покрывают всю спину. Румяная попка задорно колышется, коротенькие ножки мелко перебирают по паркету и шлёпают.

То она до неузнаваемости карикатурна… Любопытная развратница. Сидит над ним на корточках, разглядывает…Маленький борец сумо. Животик в гармошку, ляжки надулись, озябшие ступни посинели и расплющились как лягушачьи лапки…

Девушка долго не решается лишиться девственности одним махом. День за днём они лазают друг по другу, играют, смеются, когда же он что-то предпринимает, она упирается руками ему в бёдра и говорит – Давай пока так. Растянется, не так больно будет. – В таких случаях она кажется деловой, мясистой бабой. Взгляд неприятно серьёзный, своекорыстный, в глаза бросается высокий лоб, щёки покрываются красными пятнами и трясутся..
Гарри не сопротивляется. Лишь изредка имитирует нетерпение. И однажды девушка обвивает его руками, зажмуривается, шепчет: «Давай», вскрикивает, а затем сидит как голый младенец на кроватке и перебирает простыни. Показывает ему пятнышко крови. Гарри смотрит на кровь, на неё. Задумчиво любуется ею. Недоумевает, как она проста, весела, смела, всегда знает что делать. Он же находится в постоянном тумане. В постоянном страхе и растерянности..

И вот они расстаются. Неожиданно. Просто в один день, он вспомнил о ней и подумал: «хватит». Сплетни, любопытные взгляды, весь ажиотаж вокруг них схлынул, ими сто лет никто не интересуется, по всей округе их имена звучат не иначе как парой. А в школе и во дворе их давно уже поженили. Всё это беспросветно, безысходно, определённо. Ему становится тесно и душно..
И страшно, что так будет всегда…

Она стоит в прихожей. Опухшая, зарёванная…Всхлипывает – Почему?! –
Гарри сидит на стуле, смотрит в одну точку. – Не знаю.

И теперь всегда без неё..
Зимняя ночь. Под мостом гигантской тучей тихо проходит армия пацанов. Человек сто. Все в телогрейках, кое у кого звенят цепи, в руках ломики, ржавые трубы. Побритый налысо Гарри в первых рядах. Поверх телогрейки солдатский ремень. Проходят мост. Толпа взрывается и бежит. С улюлюканьем проносится по дворам соседнего района и оставляет после себя на снегу чёрные пятна избитых прохожих. Гарри на ходу снимает ремень. По-кавалерийски, не останавливаясь, хлещет всех попадающихся навстречу..
Левый фланг натыкается на огромного чужака. На него наседают несколько человек. Завернули ему куртку, бьют, тащат во все стороны, но он стоит как вкопанный, машет руками и не падает. Гарри наносит ему несколько ударов в голову и несётся дальше. Краем глаза он видит, как чужак медленно отходит к забору и там грузно, как слон, падает лицом в снег…
И тут из-за детского сада, с ещё более оглушительными криками, появляется вражеская армия.
Две толпы сшибаются.
Сеча. Снег, кровь, телогрейки.. Гарри лупит направо и налево..
Толчок.. Ноги.. Свет гаснет..

Другая ночь. Летняя. Гарри на пустынном шоссе, с обугленной головешкой наперевес. Стоит как бейсболист перед ударом. Напротив жилистый уголовник с ножом в руке. Ловко подныривает, кружится, пытается подобраться. Гарри наотмашь бьёт головешкой. В темноте, угли рассыпаются красными фейерверками. Вокруг дерущихся зрители. Под каждый фейерверк стадионные крики. Но мужичок не реагирует. Он, как стальная неутомимая обезьяна, скачет и скачет, и в итоге добивается своего. Пробивается к ногам Гарри, и они длинной живой конструкцией валятся на асфальт. Гарри наносит множество ударов по упирающейся ему в живот голове. Фонтан искр обсыпает схватку. Зрители ликуют. Начинается возня в партере. Они катаются, душат друг друга, бьются о бордюры, но раздаётся крик: «Милиция!», и уже один, Гарри бежит по газонам, пробирается сквозь кусты, петляет дворами. Он чувствует между лопаток странное жжение. Понимает, что ранен. Легкомысленно водит плечами, потягивается.. Ему кажется нелепым, что его вот так, между делом, порезали ножом…

Без неё проходит три года.
Они встречаются случайно.
Она вышла замуж и родила девочку. Гуляет перед подъездом с коляской. Девичьей косы больше нет. Мелированные пряди в расчётливом беспорядке спадают на серёжки, на потолстевшие покатые плечи. Она ему рада, широко улыбается, приветливо просит подождать. Отвозит коляску и энергично цокает навстречу. Гарри смотрит угрюмо. За блеском косметики и чужой улыбкой он снова видит прежнюю девушку.. И снова растерянность. Он внезапно и отчётливо понимает, что давно должен был сюда прийти. А между тем, ему горько, тяжело.. Но есть силы.. Он смотрит открыто…

А она не смотрит. Весело берёт его под руку, расспрашивает, щебечет.. Когда он что-то вяло рассказывает, она разглядывает свои туфли.
Они медленно прогуливаются в сторону леса. Ему неловко, он скован, бредёт мелкими шажками. И она постепенно стихает. Печально смотрит на него снизу вверх – Ты так возмужал. Подрос. Небось, от девчонок отбоя нет?! –
Он пожимает плечами, криво ухмыляется.
Спокойным, лёгким звуком, почти оговоркой с его губ слетает – Я тебя люблю..

Как одурманенный, он смотрит невидящим взглядом вперёд.
На локте какая-то тяжесть, далеко-далеко чьи-то чужие слова.

– Счастлива…муж…ребёнок…я тебя обманывала…у меня такая девочка…ты ещё не понимаешь…ты у меня не первый был…нам не о чем было разговаривать…я стала другой…муж…ребёнок…любовь никуда не уходит…я многому научилась…она остаётся в нас навсегда…мы взрослеем…мы можем в последний раз…семейная жизнь…я счастлива…чего ты хочешь…чего ты хочешь…

- Чего ты хочешь? – вопрос выводит его из оцепенения.
Гарри видит берёзовую рябь, синие прострелы неба в зелёных облаках. Они глубоко в лесу.
- Не знаю – отвечает Гарри.

Молчат. Делают круг по лесу, проходят глухими тропинками и поворачивают к дому.
У неё каменное лицо. Сурово и даже раздражённо она прощается с ним.
– Нам, наверное, лучше не встречаться. У тебя всё будет хорошо. Мне пора..
Гарри как побитая собака смотрит в её голубые глаза. Больше ему нечего сказать. Приходит в голову только одно: повторить, что любит.. Больше нечего..
Она уходит. Он смотрит на её весёлую знакомую попку, на светлую голову, и ему кажется, что он видит между лопаток её косичку…

И снова без неё..
Ночью Гарри с товарищами ворует из ДОСААФа мотоциклы. По крутому настилу из подвального помещения выкатывают спортивные машины. Пацаны озираются, кряхтят, перешёптываются. Мотоциклы покорно поскрипывают на досках. Один из них Гарри откатывает в сторону, копается в зажигании. Аккумуляторы сняты. Он просит подтолкнуть, катится и, наконец, отжимает сцепление.
Машина заревела. Гарри машет друзьям и разгоняется. Просторы городской окраины набирают скорость. Дорога плавится. Чёрная лава несущаяся под колесо.

Гарри снова отмечает в себе перемену. Ему свободно и хорошо. Взгляд его окрыляется, на губах появляется озорная усмешка, рука машинально прибавляет газу.
Не в силах сдерживать встречный ветер он всё плотнее прижимается к мотоциклу.
Страшно.
Рука его плавно поворачивает гашетку - дозометр страха.
С саморазрушающей вредностью всё увеличивает и увеличивает дозу…

В предрассветных сумерках и в слабом луче фары Гарри слишком поздно различает поворот. Пробует сбросить скорость, заложиться, но последнее, что он успевает, это почувствовать, как заднее колесо теряет сцепление с дорогой и выдернуть ногу из-под машины. Мотоцикл идёт юзом, задевает столб, и далее в молниеносной последовательности на Гарри сыплются удары. Он кубарем летит в кювет.

Вокруг полынь и подорожники, лицо в кровавой пыли.
Он садится, морщится от боли.
Рука висит. Нога без кроссовка неестественно свёрнута внутрь..
Нужно поскорее убираться с места аварии.
Гарри вскрикивает, стонет, упирается головой в землю, кое-как встаёт и скачет на одной ноге подальше от шоссе.
Впереди карьер, стройка, «эйфелевы башни» электропередач.
Гарри, как пыльный мешок, серый и мятый, скрюченный и ссутулившийся, рычит и прыгает по этим ПРЕРИЯМ…