Моя старшая дочь выходила замуж. Я уже смутно её помнил. Двенадцать лет назад мы с Марией развелись Я уехал из страны, в которой родился, в те края, где никогда не бывает лета. Созванивались с дочкой один раз в год – на её очередной день рождения. С каждым разом разговоры становились всё преснее и суше. Расстояние делало своё дело.

В общем, я ехал на север с огромным желанием – всё забыть и начать сначала. Меня разрывали ревность и обида. Машку я отчаянно любил с десятого класса. Она была старше на год и невероятно хороша. Однажды моя королева снизошла и позволила на себе жениться. Закружила-замела взрослая семейная метелица. Съемная квартира, бешеный секс, рождение Анечки, подгузники, бессонные ночи, куклы, бантики, косички…

Потом Маша мне изменила. Не сразу. Потом – на десятом году совместной жизни. То ли приелись друг другу, то ли я стал мало уделять ей внимания, увлекшись работой. Тогда неплохо зарабатывал. Открыл свою фирму. Купил собственную «двушку», «Жигули» девятой модели. Ну, вот и засиживался в офисе допоздна.

Она многим нравилась. До меня у неё был ухажер. Долго его забыть не могла. Первая любовь, знаете ли. Встретила его как-то, да и пожаловалась на жизнь. Он в то время ещё свою судьбу не устроил никак - типа её всё любил. Пожалел, одним словом, мою Машку, утешил.

Отпираться никто не стал. Она вообще врать не умела. Психанул, фирму компаньону за смешные деньги оставил и рванул в белый свет с одной дорожной сумкой. Жаль только было дочь. Ей и десяти тогда не исполнилось. Любила меня. Никогда спать не ложилась, пока с работы не вернусь. За что получала частенько от мамы. Но засыпала только под мою сказку. Маша даже ревновала.

- Здравствуй, Сережа, - раздался в трубке голос «бывшей».
- Привет, - Протерев глаза, включил прикроватный светильник. – Время знаешь сколько?
- Ой, прости, - искренне извинилась она. – Совсем забыла про разницу во времени.
- Ничего, - Поправил одеяло на сопящей рядом Светлане, своей «нынешней», и вышел на кухню. Говори.

Свету я встретил в конторе нашей передвижной механизированной колонны. Приезжал два раза в месяц за авансом и зарплатой. Секретарем у шефа трудилась. Детей не имела, замужем не была. Какие-то женихи вились – всё несерьёзно. Их быстро разогнал. Детей не вышло по причине некого сложного раннего аборта. Была в юном возрасте у неё печальная история. Вот после этого аборта и внезапной смерти кавалера и стала она мужчин побаиваться. Отогрел, успокоил.

- Радость у нас, - продолжила Маша. – Анечка замуж выходит.
- Замуж? – удивился я. – У вас же там что-то типа революции в стране.
- Ой, Сереж, - искренне возмутилась она. – задолбали они своими войнушками. Так мы никогда свадьбу не сыграем. Анечка уже на третьем месяце. В городе всё спокойно, поверь.
- Читал в интернете, - возразил ей, - что город в кольце нацгвардии, а повстанцы выставляют живым щитом женщин и детей.
- Бред, Сережа, - засмеялась бывшая, - ты же знаешь – эти информационные войны. За всё время в городе, может, человек десять застрелили. В районах да – воюют. А у нас всё как обычно – люди ходят, маршрутки ездят. Короче, даю трубку:
- Привет, пап…

Я напрягся. На глазах выступили слезы.

- Ты приедешь к нам на свадьбу?
- Конечно, милая, конечно, - отключил мобильник и закурил.
- Почему ты куришь в квартире? – в кухню заглянула Света.
- Аня замуж выходит.
- И?
- Зовет в субботу.
- Ты с ума сошел? – заплакала Света. – Там война идет.
- Глупости, - обнял её за талию. – Поезда-то ходят. Военного положения нет. Маша говорит, что всё спокойно. Съезжу дня на три и вернусь. Ты и не заметишь. Событие-то важное.

Выйдя из поезда, не торгуясь, взял первое предложенное такси и плюхнулся на заднее сидение. Город моего детства и юности хотя и областной, но жителей в нем всего-то тысяч пятьсот – максимум. Что вдруг произошло, и почему он стал ареной противостояния двух крупнейших мировых кланов – было непонятно. Дико смотрелись движущиеся по ходу моего поезда эшелоны с бронетехникой, танками и спецмашинами, сопровождаемые до зубов вооруженными молодыми людьми. Раньше такое я видел только в кино.

По улицам и вправду сновали прохожие, а вот машины почти отсутствовали. Мне не с чем было сравнивать, и я спросил у таксиста:

- А машин в городе всегда так мало?
- Что вы? – усмехнулся тот. – Раз в десять меньше стало. Часть людей разъехалась, опасаясь введения военного положения. А кто остался – попрятали машины. Ходят пешком, в крайнем случае, на «Жигульках» ездят.
- Попрятали? – не понял я.
- Ну, да, – мужик оглянулся через плечо и одарил меня удивленным взглядом. – Не местный?
- Местный, - я нахмурился, - давно уехал. Так зачем же прятать машины?
- Революционеры все хорошие машины отбирают.
- Зачем?
- Как зачем? Они-то раньше их только на картинках в журналах видели, а теперь у них автоматы в руках и власть.
- Жесть, - вырвалось у меня. – Какой-то дикий запад!
- Революция, - подмигнул водитель. – Приехали – во-он ваш дом.

Маша с Анечкой неплохо устроились, – подумалось мне при виде новенького только что отстроенного двадцатичетырехэтажного красавца. Я знал, что они обменяли нашу старую квартиру с доплатой на новострой, но не думал, что в моей бывшей стране научились строить такую красоту. Огромные, в пол, окна, неимоверное архитектурное решение формы фасада, неземной – сине-стальной цвет остекления – всё это создавало ощущение, что дом был построен пришельцами.

В подъезде пахло свежестью, было удивительно светло. В вазе стояли цветы. В окошке дремала консьержка. Подумалось: «Как же всё в последние годы изменилось в лучшую сторону. Только страна зажила, а тут – бац, и нож в спину. Да и от кого? От того – на кого никто не мог и подумать». Вспомнился Владимир Семёнович: «Если друг оказался вдруг…»

- Привет, Мария Викторовна, - я вынул из-за спины небольшой букет, который купил тут же – возле дома у смешной старушки.
- Привет, Сережа, - бывшая впустила меня в недра просторной мило обставленной квартиры.
- А где невеста? – поинтересовался, снимая туфли.
- Где же ей быть? – Маша улыбнулась, и я заметил, что она почти не изменилась, а осталось той же самой милой девочкой, которую я так страстно любил со школьной скамьи, как говорится. В груди немного ёкнуло, но я вспомнил грустные глаза Светланы, провожавшей меня на вокзале и успокоился. – У Артура – готовятся вовсю. Я почти не участвую в хлопотах – всё сами. И ресторан, и машину и меню… Руки мой, я ужин приготовила.

Судя по обстановке в квартире, жили родственники не бедно. На стене висела огромная плазма. В резном серванте сверкала красивая посуда. Стены были выкрашены в нежный кремово-лимонный цвет. На паркетном полу вызывающе возлегал яркий оранжевый ковер с ультра голубым ромбом в центре.

- Хорошо зарабатываешь? – я подмигнул Марии.
- Пришлось, - вздохнула она. – Ты же не оставил мне выбора.
- А этот? – я сдвинул брови, ощутив запоздалый порыв ревности.
- Ты же знаешь, - Маша опустила глаза, - что это была ошибка.
- Ладно, - положил ей руку на плечо, - проехали. Вот – это на нашем местном заводе делают, - вытащил из сумки литровую бутылку. – Называется «Чистая слеза Севера». Замечательный напиток. Сам Ельцин, когда его подагра долбанула, только её и пил. Давай, за встречу, что ли.

Выпив по три рюмки и немного утолив голод, вышли покурить на балкон. Внизу мимо пронесся грузовик с автоматчиками.

- Лихо! – выдохнул дым носом. – У вас тут похлеще Гондураса.
- Да, - согласилась Маша. – У нас теперь ГНР.
- Что?
- ГНР.
- Как это?
- Гондурасская народная республика.
- Дела, - затушил сигарету и покосился на Машкин бюст.
- Растут как на дрожжах, - ретировалась она, уловив мой похотливый взгляд.
- Как же я их люблю и обожаю, - меня обожгли воспоминания былых лет. – У тебя месячные?
- Вчера закончились, - Маша зевнула и сексуально выгнулась.
- Я помню, что они у тебя наливаются во время…
- Эх, Сереж, - Маша подошла ко мне так близко, что я ощутил запах её духов, кожи, пота и свежевыстиранного белья. – Как же хочется мужчину.
- Не понял, - реально удивился я. – У тебя при всем этом тюнинге нет любовника?
- А ты думаешь, - она погладила меня по голове, - в этом городе ещё у кого-то стоит?
- В каком смысле?
- Война, идет второй год.

В то, что я попал на территорию военных действий, мне верить не хотелось. Я вырос в этом городе и никогда не мог предположить, что в депрессивной промышленной зоне могут начать уничтожать мирное население. Я обнял Марию за талию и прижался ухом к животу.

- А помнишь, - поднял глаза, - как я слушал Анечку? Помнишь, как она коленкой мне в ухо зарядила?
- Да…, - Мария подняла подол платья, и моему взору открылся невыносимо соблазнительный вид небритого лобка слегка прикрытого кружевом изящных стрингов.

Дальнейшие события можно бы было описать, как классические. Возможно, у нас должен был случиться секс. Возможно, я бы никогда уже не вернулся на Север. Возможно…

Завалив Машу на тахту, стоящую у самого прекрасного окна, содрал трусики и принялся нервно целовать клитор. В самый заветный момент в двери позвонили.

- Кажется, началось, - сообщила Анечка. – Моя кровинка вся дрожала, словно листок.
- Что? – не сразу поняла бывшая.
- Война, мама, - Аня заплакала.
- Здравствуй, доця, - я вышел из спальни, застегивая молнию.
- Папа?
- Я…

Под окнами завыла сирена. Мимо понеслась бронетехника. Такого скопления боевых машин я ещё не видел.

- У вас тут Курская дуга? – поинтересовался у родственников.
- Папа, - Аня тихо заплакала, - у меня завтра свадьба.

Утешив дочь, вернулся в спальню к Марии и попытался продолжить начатое действо. Отвлек звук вертолета. «Вертушка» подлетела к дому и зависла у самого окна. Мне на миг показалось, что я встретился взглядом с пилотом. Он явно нервничал. Через мгновение крылатая птица взмыла вверх и растворилась в зыбком пространстве. После случившихся событий ничего не хотелось. Я вернулся в реальность и вспомнил о Свете.

- Завтра переедем к Артуру, - сообщила Маша, - его родители в центе живут. Там спокойно - стрелять не будут.
- Спокойной ночи, - подавил приступ внезапно подкравшейся эрекции и отвернулся на другой бок.

Хороший парень. Это я про Артура. По специальности – стоматолог. Отец открыл ему частный кабинет. Деньжата завелись. Анечку, судя по всему, любил крепко. Нам выделили комнату. Свадьба намечалась на завтра. Я обнял, лежа на диване, дочь.

- Какая же ты уже у меня взрослая и красивая, - прошептал ей на ухо. – Вся в маму.
- Прекрати, папа, - Аня покраснела, - я начинаю тебя неправильно воспринимать.

Отодвинувшись от дочки, загрустил и стал вспоминать горшки, пеленки и краснуху. Как я мог их оставить? Как пропустил её взросление. Моя дочь стала взрослой женщиной. Такой милой и прекрасной.

И тут долбануло так, что я присел на месте.

- Что это? – закричала Аня.
- Бомбят, - ответил ей, хватая за руку и увлекая в подъезд.

На месте подъездной стены красноречиво зияла дыра. Сквозь дыру виднелось небо. Какое-то особо мирное и светлое. В небе плыли облака, летали птички. Да, да, птички. Ласточки, наверное. Ласточкам было пофиг. Ласточки вне войны.