Остаток дня заняла разборка и сборка ружья. Не рассчитывая на задержку, он не взял с собой обычный набор инструментов. Поэтому, даже простые операции пришлось импровизировать с подручными средствами вроде швейцарского армейского ножа. Но, наконец, всё было в порядке. Ружьё, заряженное по полной, лежало рядом. Проводник развёл небольшой костер и вскипятил чай. Наскоро поели и улеглись поближе к догорающим углям. Яркие звезды резко обозначили границу дня и ночи над ворчащей вблизи рекой...

Он проснулся от острого холода. Или – от неожиданного импульса. Проводник спал, или делал вид. Ожерелье на его шее мерцало глубоким голубым, будто отражая созвездия всё ещё тёмного предутреннего неба.

Охотник встал, сделал несколько движений, разминая затекшие мышцы, и, вдруг, как в прошлый раз, что-то толкнуло его в сторону воды, пока невидимой, но неуловимо начинавшей проявляться вместе с рассветом. Он наощупь, царапая лицо и руки, продрался сквозь кусты на песчаную косу и, скорее по звуку, чем по свету, ощутил кромку воды. И ещё он ощутил, что тот, кто обещал, тоже смотрит на него из-за грани, разделяющей два мира. А может быть, это он сам - тот кто обещал прийти сюда снова. Что-то в глубине памяти не отпускало, но никак не желало выходить на поверхность.

Заметно просветлело. Он повернулся, и с трудом отыскав проход в кустах, забрался на платформу. Проводник уже был здесь. Сегодня он казался спокойнее, может быть привык, или ещё по какой-то причине. Выяснять было некогда. Если всё идет так, как обещано, то крокодил появится с минуты на минуту.

Охотник улёгся поустойчивее, положил ружьё на сгиб левой руки, снял с предохранителя и дослал патрон. Снова окинул взглядом сцену. Видимость была хорошая. Рассветало быстро. И утренний ветер шептал ему первые слова Песни Победы...

Знакомый громкий шорох по песку возник сразу, как будто кто-то открыл дверь. Охотник медленно передвинул ружьё в боевую позицию и замер, почти покинув этот, обычный, мир и перейдя в мир иной, мир охотников и жертв.

Почти на грани восприятия он услышал слова проводника:

«Простите сэр я должен был вам сказать это раньше сэр я не мог теперь поздно сэр простите...»

Он успел заметить кровавый цвет ожерелья, почти сравнимый с цветом разгорающейся зари. Но крокодил, ещё более величественный, чем вчера, уже показался во всей своей красе, и перекрестье прицела уже привычно нашло ту единственную маленькую ложбинку позади его полупрозрачного глаза, и палец уже прижался к курку, охватывая его своими обьятиями, и спусковой триггер уже освободил боёк, и тот нашел свою точку на капсюле патрона, и новый Большой Взрыв уже родился в недрах медной блестящей гильзы, и пуля, похожая на половинку продолговатой туркменской дыни уже начала свой суффийский танец в нарезке ствола, неумолимо приближаясь к белой точке в конце бесконечного тоннеля...

«...поздно, сэр, простите...»

...Он видел белый свет в конце длинного тоннеля. Он летел туда в экстазе бешеного вращения. Он летел через мириады тоннелей к желанной Свободе, пусть краткой, но значимой, ибо чья-то Жизнь оплатит её сполна. Песня Победы, великая и сладостная песня лилась отовсюду. Только ради этого он пришёл, и только этого он желал. Миллиметры, миллисекунды - между темнотой и светом, зовущим там, за срезом ствола. И глаза, расширенные в ожидании неизбежного, того самого, последнего, поцелуя Вечности...

...Боковым зрением он видел чёрную точку, срез ружейного ствола, направленный ему в голову, точно туда, куда его только и можно поразить. И песок, влажный мягкий песок реки, из которого он когда-то вышел на свет. И реку, мягко охватывающую песчаную отмель, деревья над рекой и её дальнюю излучину. И облака, светлеющие с каждым мгновением. И звезды. Мириады звезд, которые сейчас погаснут. И пулю, ввинчивающуюся в нарезку ствола. И свой палец на курке. И проводника рядом. И пламенеющее ожерелье. И созвездия чёрных точек, готовых вот вот вспыхнуть сверхновыми над чьей-то судьбой, точек, поющих Песню Победы...

Вспышка. Свет. Тьма. Вязкая тьма везде. И только в бесконечном далеке рубиновые звёздочки, обозначившие выход. Плывущая надпись на висящем в темноте белом экране: «Конец Фильма». Последние аккорды. Натыкаясь на стулья и ноги, он пробирается к выходу, но темнота не пропускает. Шикают невидимые зрители. Наконец, он у цели. Но дверь заперта. «НЕТ ВЫХОДА». Он бьется в дверь, кричит. Темнота вязко поглощает все усилия. И вот, когда уже ушли последние надежды, дверь открывается, и невысокий человек в переливающемся ожерелье протягивает ему руку и указывает на экран. «Дубль Два» - плывет там мерцающая надпись...

...Неощутимый нервный импульс родившийся где-то в глубине мозга, или сердца, или ещё где-то, отдал неощутимый приказ мышцам. И там, мгновенная и неощутимая, химическая реакция высвободила несколько атомов. Мышца стала чуть мягче. И чуть дрогнувшая рука чуть сместила перекрестье прицела. И мириады песчаных фонтанчиков отметили траектории мириадов медных пуль. И песня оборвалась. И мириады глаз остались открытыми. И рассвет уже залил весь мир своими яркими красками...

Домой возвращались в полном молчании. Сделали только один короткий привал, чтобы сменить пробитое колесо. Смеркалось, когда выгрузили сумки из джипа возле уже закрытого офиса турфирмы. Охотник протянул оставшиеся три сотни.

«Не надо сэр мы в расчете сэр»

Проводник отрицательно замахал руками. От неожиданности Охотник чуть не выронил деньги. Он не привык оставаться в долгу. Ну, хоть часть?

«Хорошо сэр дайте мне 20 лири».

На счастье, монетка в 20 лири, блестящая, с дырочкой посередине, с гербом Урзании на одной стороне и Соренганским водопадом на другой нашлась в глубине кошелька. Опустив ее в подставленную ладонь, Охотник взглянул на проводника. Грусть и внимание в глубоких чёрных глазах. И ещё что-то...

...В международном аэропорту Найроби, где Охотник делал через неделю пересадку по пути домой, странный, неприятный случай нарушил рутинную процедуру. Он сидел в зале ожидания. Оставалось где-то часа два до посадки на Франкфурт. Неожиданно по громкой связи объявили его имя с просьбой подойти к стойке Люфганзы. Очень миловидная белокурая девушка долго извинялась прежде чем он понял, что из его багажа пропало одно место – сумка для перевозки охотничьего оружия. Видимо, её не погрузили, или неправильно внесли в список багажа в аэропорту Урзании. Люфтганза, как главный карриер всегда несет полную ответственность. Все расходы и ущерб будут несомненно оплачены в полном объёме. Мы очень сожалеем.

А когда он уже направлялся к выходу на посадку, его тренированный взгляд неожиданно выхватил из пёстрой толпы зала ожидания пару, чем-то удивительно знакомую. Два индуса. Оба в белых небольших тюрбанах. Один – высоченный, светлокожий, в европейском костюме, с подстриженной аккуратной бородкой клинышком и шеточкой усов. Второй – невысокий, смуглый в свободной накидке, широких белых шароварах и верёвочных сандалиях. Из-под тюрбана - пепельно-серая косичка, перехваченная резиновым жгутом, совершенно не типичная для индусов. Пара стояла возле стойки регистрации на рейс Найроби-Карачи-Катманду. Невысокий наклонился к стойке, видимо заполняя какую-то форму. Тонкая блестящая цепочка выскольнула из-за ворота его накидки, и нежные полупрозрачные камни, нанизанные на неё, засветились красным, зелёным и синим. Или это были блики неоновых огней рекламы?

«К чёрту все!
Я пулей лечу к тебе,
Моя дорогая Джанет»

- вдруг услышал он из репродукторов весёлую мелодию местного шлягера...

...Вернувшись в Москву, Охотник с головой ушел в работу. Круговерть рутинных дел почти вытеснила из памяти недавние приключения. Люфтганза, как и обещала, вскоре прислала ему чек на сумму, значительно большую реальной стоимости пропавшего оружия, но он, почему-то, не спешил с покупкой нового.

В один из редких вечеров, когда он был дома, в своей квартире, неожиданно ожил домофон. «Вам бандероль». Через несколько минут молодой человек в униформе с эмблемой UPS позвонил в дверь, и, получив расписку о доставке, вручил Охотнику небольшую бандероль, завёрнутую в грубую почтовую бумагу, заклеенную скотчем и запечатанную со всех сторон.

Под бумагой оказалась маленькая коробочка, скорее даже спичечный коробок, с этикеткой, изображающей крокодила, разинувшего пасть на фоне водопада Виктория, о чём чётко сообщала надпись на французском языке. Какое одно к другому имеет отношение было не ясно.

Он открыл коробок. Горстка мелкого речного песка, сплющенная медная пуля, блестящяя монетка с дырочкой и маленький полупрозрачный красно-сине-зелёный камушек, мерцающий изнутри мириадами звезд...

Слова давно забытого языка. История того, что будет.

Слышите
Пение пуль на рассвете
В наши сердца
И души летящих?
Это не пули
Это мы сами летим
Это мы сами стреляем
Это мы сами
Слышите?

01/30/-03/08/2006 ред. 06/06/14