Порою сюрпризы нам жизнь преподносит,
В сознании крепкие стереотипы,
К примеру, мол, долгая влажная осень
Несет обязательно вирусы гриппа.

Что нос у евреев длиннее пиписьки,
(Их сделал короче обряд обрезанья),
И что у хохлушек огромные сиськи
Весьма укрепилось в народном сознанье.

Все это, скажу вам, ужасно нелепо,
Как сцать против ветра (но мы ж не придурки),
Как верить что в Бурсе и в Газиантепе
Эллины живут, а не стремные турки.

Не то, чтобы щас, а конечно же, в детстве,
Хотел было стать я отважным ковбоем,
В бою побеждать краснокожих индейцев
Мне тоже хотелось, я это не скрою.

Надвинув на рожу техасскую шляпу,
В салун заходил бы лениво- небрежно,
Бармен бы бурбона в стакан мне накапал,
Прекрасная Мэри любила бы нежно.

Клинт Иствуд от зависти бился б в экстазе,
А может бы спился и сдох от церроза,
Когда я с шерифом наладил бы мазу
И грабил почтовые бы паровозы.

Прекрасная Мэри звала б меня Гарри,
Не знал бы отказа в приюте и хлебе,
И пахло бы порохом, золотом, гарью,
Я б Мэри шептал «Моя дикая бэбби…»

Теперь нет границ безутешному горю,
Страдаю за то, что смотрел в воскресенье
Про пидоров фильм, про Горбатую гору,
Мечту растоптав, наступило прозренье.

Так вот что скрывает ковбоев личина,
А я то мечтал все на волю, в помпасы…
Я думал, ковбои герои, мужчины,
А как оказалось, они пидорасы.

Родео- хуйня! Кольты, лошади, виски…
Их жопы обтянуты джинсами туго.
Противно смотреть: выпирают пиписьки,
Которыми рэйнжеры шпилят друг друга.

Ковбоем теперь становиться противно.
Ведь я же не пидор. И даже иначе:
Мне женщины ближе для жизни интимной.
Я стану индейцем. Наверно, апачи.