Какой у кошки словарный запас? Ш-ш да мяу? Тьфу! Вот у сапиенса – запасище. Тут тебе - и здрасте, и до свидания, и спасибо, и пожалуйста… Разные в ассортименте словечки имеются – для передачи радости и восторга, ненависти и гнева. Других чувств и информаций. Но кошка-то не в обиде за свой запас скудный. У неё в любую секунду в дело идут острые клыки и когти.

Представляешь, в самый разгар беседы ты, не найдя подходящий аргумент, выпускаешь острющие когти и вцепляешься в горло собеседнику? Напрягся? Комплексуешь? А кошка что? Она проще устроена. Она не комплексует. Ведет себя естественно.

Когда-нибудь наступит мир. Я вернусь в свой город и разрыдаюсь. То ли от счастья, то ли от досады, но обязательно дам волю чувствам. Пройдусь по Абрикосовой, сверну на Виноградную, бля буду, на Тенистой поторчу пару минут.
- Привет, Леха!
- Привет, Захар, - поздоровается он, пряча глаза.
- А помнишь – какой замечательный продукт делал дядя Юра из виноградного жмыха? – спрошу его для блезиру. – До войны делал.
- Чего уж, - станет переминаться Леха с ноги на ногу, - замечательная чача была.
- Нет больше Юры – осколок прошел как сквозь масло.
- Разделила война нас, Захар, ох, разделила.

Почему люди начали вести себя подобно кошкам? Не домашним, конечно. Диким. Словом, животным уподобились. Словарный запас даёт самую главную способность – способность договариваться. Ведь речевой аппарат для этого и предусмотрен – мысли выражать и к консенсусу приходить. Люди по природе своей – миролюбивые существа. Что нужно, чтобы заставить одного человека убить другого? Полная деградация личности.

Ген убийцы, писали в одном популярном журнале, у одного процента населения земли имеется. Таких называют – выродками. Выбраковка человеческого материала. А может, и не люди вовсе принуждают нас к кошачьему поведению? Может, инопланетяне прилетели и попшыкали всех какой-то своей инопланетной дрянью?

Когда-нибудь все у кого руки в крови своих соплеменников ответят за содеянное. Обратка обязательно наступит. Кому-то, наверное, пофиг. Их души полумертвы изначально. Больны неизлечимой болезнью – ненавистью к себе подобным.
- Здравствуй, Юля.
- Здравствуй, Захар, - она обнимет меня как раньше. – А ты седой весь сделался.
- Много всего, Юляш, - прижму её к груди, - произойти успело.
- Как дом твой – устоял?
- Окон нет, да это не беда. Главное, крыша цела.
- А я у мамки живу. Вместо хаты нашей теперь выжженная земля.
- А Надюха как?
- Нету её, - Юля смахнет слезы и пойдет куда-то прочь, унося с собою боль потери самого близкого человека – дочери. Сегодня ей бы исполнилось десять.

А пока нас обрабатывают по телевизору, доводя до состояния кошек. Нет, не домашних, конечно. Диких. Делят на два враждебных лагеря бессовестным враньем и нейролингвистическим программированием. Затем дают команду «фас». И бегут обесшаренные дебилы записываться добровольцами в чужую, выдуманную кем-то смертельную игру. И едет, едет груз «200» по адресам городов и сел некогда единой страны. Если повезло – едет. Нет, бумажные голуби летят со страшной вестью о безвестной пропаже сына, мужа, отца.

Да уж. Ш-ш! Мяу!