В общем и целом тебе тут все рады. Но только веди себя более-менее прилично! Хочешь быть ПАДОНКАМ — да ради бога. Только не будь подонком.
Ну, и пидарасом не будь.
И соблюдай нижеизложенное. Как заповеди соблюдай.
КОДЕКС
Набрав в адресной строке браузера graduss.com, ты попал на литературный интернет-ресурс ГРАДУСС, расположенный на территории контркультуры. ДЕКЛАРАЦИЯ
Главная Регистрация Свеженалитое Лента комментов  Рюмочная  Клуб анонимных ФАК

Залогинься!

Логин:

Пароль:

Вздрогнем!

Третьим будешь?
Регистрируйся!

Слушай сюда!

poetmarat
Ира - слитонах. По той же причине.

Француский самагонщик
2024-02-29 17:09:31

poetmarat
Шкуры - слитонах. За неуместностью.

Француский самагонщик
2024-02-23 13:27:28

Любопытный? >>




Ад невинных (глава 1-4)

2016-08-21 11:22:38

Автор: vpr
Рубрика: KING SIZE
Кем принято: Француский самагонщик
Просмотров: 1125
Комментов: 10
Оценка Эксперта: 38°
Оценка читателей: 39°
Ад невинных


Глава 1. Вторник. Эпизод с картами

- Значит так, сдаю по одной карте, рубашкой вверх. Ты её не открываешь. Не открываешь, говорю! Руки убери.
Я машинально прячу ладони, зажимаю между коленями, словно школьник, которому врезали линейкой по пальцам.
Вторую карту Боб кладёт перед собой. Смотрит на меня очень внимательно, как будто первый раз увидел и изучает. Мне неприятно глядеть в его глубоко посаженные глаза. У Боба иссиня черные расширенные зрачки. Под матовой оболочкой совсем нет света, ни искры, ни малейшего намёка на проблеск. И жизни нет. Наверное, такой взгляд должен быть у беса. Меня холодком прошибает, я вздрагиваю и сосредотачиваюсь на цветастой рубашке карты. Кажется, рисунок этот называется китайский огурец. В тот самый момент, когда я разглядываю узор, мне закладывает уши. Так бывает в самолёте при наборе высоты. И ещё сердцебиение участилось. Ощущения настолько сильные, что голос Боба становится глухим, словно мой карточный партнёр из-за стенки вещает, хотя он сидит напротив меня. Думаю, что со здоровьем у меня и вправду не всё в порядке. Это не мудрено, принимая в расчет то, что со мной произошло несколько дней назад.
- Смысл игры простой, мы проверяем твою интуицию. Понятно?
Я послушно киваю, при этом разглядываю пёстрые огурцы, которые начинают двигаться, словно потревоженные опарыши. С замиранием сердца жду указаний Боба.
- Для начала попробуй просто определить цвет.
В его голосе уже не чувствуется ноток превосходства, сейчас мы на равных. Я настраиваюсь на карту, но выбрать оказывается не так просто, хотя всего-то два варианта. Вроде бы ерунда, сущая безделица. Но господи, как же сложно!
- Я не могу.
- Думай о чём нибудь, – подсказывает Боб.
- О чём?
- Я откуда знаю? Первое, что в голову придёт о том и думай.
И я начинаю думать. В голове крутятся обрывки воспоминаний, похожие на детские страхи.
Ярко освещенная комната. Стены и пол выложены белым кафелем… на полу тёмное пятно. Инструменты. Много блестящих медицинских инструментов.
Внезапно мне становится страшно, просто так, без видимой причины. Какой-то животный страх. Я даже не задумываюсь, просто отгоняю видения.
Почти сразу окружающее пространство наполняется людским гомоном, криками, суматохой и шарканьем сотен ног. Страх постепенно оставляет меня. На голову давит раскалённый полуденный шар, воздух наливается духотой, вокруг сутолока, пряные запахи, смех, липкие лужи, заискивающие взгляды и непринуждённый обман - неизменные составляющие любого южного базара. Присматриваюсь и понимаю, это действительно рынок. Самый настоящий мясной ряд, где всё пронизано запахом молока, помоев и мертвечины. Меня пихают в спину, и я натыкаюсь на металлический стол, укрытый выцветшей клеенкой. Прямо у меня под носом в лучах солнца поблёскивает бурое как свекла коровье сердце. Кажется, что оно ещё дымится, настолько свежее. По ту сторону прилавка кавказец с грустными глазами. Сквозь впалую кожу щёк пробивается щетина.
- Слющай, бэри! - умоляет кавказец, - ошень хароший.
Хочу удержать равновесие, облокачиваюсь на стол, и ладонь моя вязнет в липкой луже. Сначала я злюсь на того, кто толкнул меня в спину, потом радуюсь, ведь это всего лишь моё воображение и оно мне подсказывает нужную связку: кровь - сердце – черви - красный. Логическая цепочка верна, цвет угадан. Но уже в следующую секунду я понимаю – нет, это не подходит. Слишком уж всё просто, этак не бывает. Попробуем ещё раз.
Кадр послушно сменяется. Теперь я вижу водоём, опушку леса и тропинку, убегающую вверх. Впереди меня идёт девушка. Я разглядываю её попу, обтянутую джинсами. Это Юля. Хорошая девушка, мы учились на параллельных в «сеченовке», я на ИПО, а она на «стомате», вроде.
Но у нас как-то не срослось. Наверное, по причине её хорошести, а может из-за моей никчёмности. Она была чужая девушка, а я её увёл, сам не знаю зачем. Даже подрался с её тогдашним женихом. А потом взял да и отказался от неё. Не срослось у нас, не получилось, скучно стало.
И опять постная аналогия: любовь – не срослось – сердце - черви. Мне не нравится, что у меня всё так просто получается, до тошноты банально, но мне трудно напрягать мозги. Не могу понять, лень это или усталость. А может быть всему виной моё состояние. Это здорово раздражает, я сначала злюсь, а потом меня внезапно накрывает апатия, и я сдаюсь.
- Красный.
- Хорошо подумал? – интересуется Боб.
Киваю и тянусь к карте.
- Руки! – голос у Боба в этот момент жесткий, стальной.
И я испуганно срываюсь на крик, покрываюсь мурашками и вздрагиваю как капризный ребёнок, которого подловили на вранье.
- Да хорошо я подумал! Хорошо!
Мне тошно, потому что я понимаю - это не так. И обманываю я не столько Боба, сколько себя. Ни хрена я не подумал! Боб молча наблюдает, а меня выкручивает от нетерпения и в моём голосе проскальзывают страдальческие нотки.
- Ну, открывать что ли?
Нервничаю, словно дитя. Моя ладонь уже накрыла карту. Мне странно, что я так переживаю. Не могу понять, откуда взялись эти перепады настроения.
- Ладно, открывай, – соглашается Боб.
Переворачиваю. Никаких червей. Мало того – даже никакой не красный, а совсем наоборот - крестовая девятка. Черная и костлявая, совсем непохожая ни на коровье сердце ни на Юлину попку. Нужно признать, что моя интуиция на нулевом уровне, как у амёбы.
Очередь Боба. Он сосредоточенно смотрит на свою карту. Затем на стоящий в углу сундук. Что таится в этом сундуке? Может там подсказка? Я не успеваю развить эту мысль, а Боб уже отвечает.
- Валет треф.
Вальяжно тянет руку к карте, переворачивает. Сначала смотрит сам, затем бросает её на стол. Я склоняюсь над картой, на которой изображен молодой повеса в камзоле и при шпаге. Надменный такой, самодовольный. Мне даже померещилось, что он слегка повернул голову и снисходительно усмехнулся.
Валет треф, чёрт его подери! Валет треф! Мой противник мухлюет, это как пить дать. Ну да ладно, я не стану в дебюте права качать, посмотрим, что дальше будет. Ещё немного и я раскрою хитрость Боба, но вопросы здесь пока задаёт он.
- Ты о чём думал, паря? – спрашивает Боб.
Смотрит в упор, но взгляд его меняется. В черных зрачках появляются огоньки, проблёскивает жизнь. Нет, на чёрта он больше не похож, улетучивается бесовское.
- Какая разница… так, ни о чём.
- Мне нужно знать. Иначе, мы с тобой далеко не уедем.
Мне не хочется признаваться про Юлину попу, и я отчаянно вру. Боб останавливает меня жестом. Конечно, он все понял. Боб сосредоточен, серьёзен и вообще производит впечатление хитрого всезнайки. Нет, он точно жульничает.
- Ладно, хватит. Давай сначала. Только на этот раз, думай о чём-то серьёзном, хорошо? О чём нибудь значительном, о том, что важно для тебя или для кого-то из близких. Договорились?
Я ухмыляюсь. То, о чём я думал, было достаточно значимо для моей девушки, да и для меня тоже представляло интерес. Впрочем, откуда мне знать, что думала Юля на самом деле.
- Договорились. Только это… давай я сдам.
Заранее злорадствую, предвкушая, что сейчас выведу противника на чистую воду, но Боб спокойно протягивает мне колоду. Я перетасовываю карты, опускаю руки ниже уровня столешницы, таким образом, чтобы партнер не видел моих манипуляций, но похоже его это мало волнует. Тем временем я краем глаза пытаюсь рассмотреть картинки, прощупываю пальцами картон. Колода не краплёная, совершенно обычная.
Сдаю. Теперь Боб угадывает первым. Он почти сразу отвечает, даже на карту не смотрит.
- Валет треф.
- Опять? Да ладно, быть этого не может!
Боб поддевает карту ногтем и переворачивает. Только сейчас заметил, какие у него длинные, ухоженные ногти. А что там на карте? Всё тот же молодой человек со шпагой. Только теперь он уже открыто и издевательски показывает свои белые зубы.
- Блять! – я звонко шлёпаю ладонью по краю стола.
- Давай без мата.
- Хорошо.
- Теперь ты, паря. Только думай сначала.
Мы начинаем новый круг, сдаёт Боб. Смотрю на огурцы, затем на сундук в углу - может там и вправду подсказка – и снова на карту. Огурцы меня заинтересовали. Это уже не просто шевеление личинок, там секрет есть, как в чемодане с двойным дном. Нечто этакое темное и тайное, о чем до поры до времени не вспоминают. Как о зашитой в ворот рубахи ампуле с цианидом.
У моего отца была рубашка в китайский огурец. Чёрная с красными и зелёными завитушками, из самого что ни на есть Китая.

***
- Папа, ты куда?
- Он за лимонадом, – не раздумывая, отвечает мама.
Я не верю и ловлю его за рукав уже в прихожей. Он поворачивается очень медленно и смотрит на меня сверху вниз. Я вижу волосы у него в носу. Чувствую его запах, крепкую мужскую эссенцию из табака, пота и мочи.
- Я за хлебом.
- С чемоданом?
Он смотрит на чемодан, на меня. Ничего не говорит, разворачивается и уходит. Хлопает входная дверь, лампочка под потолком жалобно пульсирует. И гореть не хочет, и погаснуть сил у неё нет. Горит всё-таки. Я удовлетворенно киваю и иду в комнату, ждать лимонад. Или хлеб.
В следующий раз я увидел отца через семнадцать лет. Без хлеба и лимонада, но всё с тем же чемоданом. Теперь уже я смотрел на него сверху вниз. И снова чувствовал запах. Это был запах смерти.
Отец умер в номере гостиницы ровно через две недели, после своего визита ко мне. Совершенно одинокий и надломанный бессмысленным существованием человек. Погас как свет, который забыли оплатить.
Это сейчас я жалею, что не позволил ему остановиться у нас дома. Побыть рядом всего несколько дней…
Жена сверкнула карими очами так, что я понял и без слов – отец будет нам в тягость, ведь мы только-только начали обживаться на новом месте. Я в тот момент испытал несколько чувств одновременно: горечь, стыд и нечто скользкое, отдаленно напоминавшее облегчение. Предательская отговорка, что не я отказал – мы отказали – сработала. Это предательское «мы» потом ещё долго по жизни меня преследовало и я использовал это «мы» тогда, когда мне было выгодно. И не использовал, если мне это было неинтересно.


***
- Чёрный.
Я тянусь к карте, но Боб перехватывает мою руку.
- Точно?
- Точнее не бывает, – уверенность у меня не только в словах, но и в жесте.
- Почему?
- Что почему?
- Объясни своими словами, почему именно чёрный.
- Хорошо. Зелёный отпадает, это и так понятно, красный тоже, потому что… потому что основной тон был чёрным. Ну, спроси меня - какого цвета была рубаха, ответил бы – чёрная.
- Какая рубаха?
- Отцова.
Боб кивает, и я переворачиваю карту. Пиковая семёрка. Ну вот, работает. Меня это заводит, я уже хочу продолжения, хочу играть и угадывать, о чём и сообщаю Бобу.
- Не угадывать, а определять.
- Это так важно?
- Это принципиально важно, Саша.
- Боб, давай ещё.
- На сегодня хватит. По пятницам будешь приходить вместе со всеми, а в остальные дни, когда захочешь.
- По пятницам во сколько? – спрашиваю.
- Здесь время не имеет значения.
Боб при этом хитро щурится, а я пожимаю плечами, недоумение показываю. Я ещё не совсем привык, мне многое непонятно. Хочу подловить его на «пятнице». В конце концов, что за двойные стандарты такие, если время «здесь» не имеет значения? Тогда какая к чёрту пятница?
- Это не время, это график… расписание, – объясняет Боб.
- Какой ещё график?
- Утверждённый. В пятницу утром разбор полётов, раздача пряников и кнута. Увидишь, это самый лучший день.
- А сегодня?
- Сегодня вторник.
Мы прощаемся, и я выхожу на крыльцо.

***
Как я попал в этот паноптикум, расскажу позже. Сейчас в двух словах о некоторых обитателях и о месте их проживания. Сначала о лагере. Именно так они его называют. Несколько комфортабельных бунгало, расположенных в строгом порядке по обе стороны единственной улицы. Все домики похожи как братья-близнецы. Мой не исключение. Он по соседству с домом Боба.
В конце улицы бунгало Сэма, управляющего здешней богадельней. Сэм хитрый худощавый живчик лет шестидесяти, с маленькой плешивой головой, веселыми искорками в глазах и этаким смешным прищуром. Он наигранно вежлив, обходителен и педантичен как налоговый инспектор, который сдаст тебя при первом удобном случае. Его жену и двух сыновей я пока не видел, не успел.
Я здесь второй день, причём вчера несколько часов провалялся в постели, и вышел на улицу, только когда солнце спряталось за вершину горы.
Тем же вечером, когда курил на веранде, заметил, как по тропинке между домами идёт очень красивая женщина, насколько можно было разглядеть в темноте. Она показалась мне привлекательной, может быть потому, что просто посмотрела в мою сторону. А может из-за того, что в сумерках они все кажутся идеальными и теплыми, словно вылепленными из воска. При свете дня всё меняется, солнце превращает их в холодный фарфор, готовый разбиться при малейшем прикосновении. Но я всегда надеялся, что когда нибудь утром застану свою женщину мягкой и податливой.
Я на всякий случай проследил, в какой именно домик она зашла. Подумал ещё, что ради этой женщины можно остаться в этом чёртовом лагере на какое-то время, потерпеть.

А утром у меня в комнате появился Боб. Широкоплечий, уверенный как гора. Крепкая большая голова, черные волосы и бычья шея. Он тут вроде психоаналитика и как я понял, ведёт по пятницам игрища в своём интуитивном казино. Тогда же я и расспросил его о женщине, которую заметил вечером.
- Белла. Не советую, молодой человек, - Боб скептически поморщился и покачал головой.
- Что так?
- Я вообще не советую крутить романы с замужними женщинами. Тем более, если у них ревнивые мужья.
Я ответил, что мне не привыкать. Это, конечно же, была бравада, но Боб уцепился за мою фразу. Глазами блеснул и носом повёл, словно волк почуявший запах развороченной пашины.
- Ну-ка, ну-ка. Не хочешь рассказать?
Я быстро замял тему. Именно потому, что был в курсе каково это: стоять лицом к лицу с обманутым мужем. Боб не настаивал, сказал, что времени у нас будет достаточно и у меня от этих слов холодок побежал по позвоночнику.
- Через неделю, полторы, когда ты тут пооботрёшься немного, мы с тобой об этом поговорим, хорошо?
- Я не собираюсь тут торчать целую неделю.
Боб пожал плечами и ничего не ответил. А потом предложил пойти к нему и перекинуться в картишки.

От него я узнал о некоторых обитателях лагеря. Кроме семьи Сэма, Беллы с мужем и самого Боба, в поселке находилась ещё дюжина типчиков, с которыми мне предстояло в скором времени познакомиться. Две молодые влюблённые парочки занимают крайние домики у самого леса. Рядом с ними ещё одна семья с ребёнком. По описанию Боба - натуральные ботаны. Он профессор, его жена преподаватель университета. Ещё один тип, самый настоящий сумасшедший, помешанный на Вуду. Остальных я не запомнил.



Глава 2. Овсянка и поэзия

Есть не хотелось, но когда зашёл Боб и предложил позавтракать, отказываться было глупо. Я не знаю местного распорядка, и когда будут кормить в следующий раз – одному господу ведомо. Денег у меня нет, да и неизвестно имеется ли на территории лагеря супермаркет или какая-нибудь забегаловка.
Мы выходим на дорожку, вымощенную камнем, и направляемся в конец улицы. Почти все местные аборигены уже идут в направлении столовой. Среди прочих, я безошибочно узнаю двух ботанов, в комплекте с их сыном, тщедушным очкариком. Сумасшедшего поклонника Вуду идентифицирую по всклокоченной шевелюре, стремительной походке и нездоровому воодушевлению.
Белла, как будто специально задерживается на веранде, пока её муж спускается по ступеням. Она встряхивает головой, поправляет рукой длинные прямые волосы, скользит по мне взглядом. Теперь я могу хорошенько её рассмотреть. Не женщина – мечта. Плотно сбитая, высокая и загорелая. Мне нравится, когда у женщины ярко обозначена талия, грудь, живот.
Лицо Беллы, помимо воли притягивает мой взгляд. Поднятые вверх уголки глаз, пухлая нижняя губа. Описывать можно бесконечно долго и бесконечно долго ходить вокруг неё кругами. Точно знаю, такие женщины не для меня. Нет у меня шансов.
Вижу, что Боб внимательно за мной следит.
- Ты чего? - спрашиваю.
- Даже не думай, – цедит он сквозь зубы.
Муж Беллы обжигает меня недружелюбным взглядом. Видимо, в каждом видит соперника. Тяжела ноша, что тут скажешь. Он подходит к нам, протягивает руку. В тесных рукавах футболки задыхаются его рельефные накачанные банки.
- Альберт.
- Саша.
Он так крепко стискивает мою ладонь, как будто хочет показать всю свою силу. Ну и я поднажал – знай наших.
- Это тебя вчера подобрали?
Мне не нравится ни сама фраза, ни то, как Альберт её произносит. Во-первых – «подобрали». Я что, беременная кошка или полуголодный щенок? Во-вторых, меня возмутил тон, которым это было сказано. Этакий развязно-презрительный. А в-третьих, нас тут не так уж и много «вчера подобранных», выбирать особо не из кого. Несмотря на возмущение, я давлю в себе самолюбие и отвечаю с интонацией беременной кошки:
- Да, меня.
Альберт останавливается, дожидается жену. Мы с Бобом уходим вперёд. Мне противно до тошноты.
- Ты испугался, - говорит Боб.
- С чего бы?
- Вот и я думаю, с чего?
- Слушай, крутить тут роман я не собираюсь. Оклемаюсь немного и пока-пока. Arrivederci, понял? Меня дома ждут.
- Кто?
- Конь в пальто.
Это была неправда, дома меня никто не ждал. Жена, которая спит и видит, когда я уже наиграюсь в неудавшуюся семейную жизнь и свалю на съёмную хату. Дочка, которая и не дочка совсем, а настоящая леди на выданье. Пёс, который меня не слушается, кот, которого я ненавижу. Единственные живые существа, ожидающие моего появления с распростёртыми объятиями – кредиторы. Но мне им нечего сказать. Вернее, им вряд ли понравится то, что они услышат.

***
Я долго топчусь вокруг столика, пока не устраиваюсь таким образом, чтобы держать в поле зрения Беллу и в то же время скрыть свой интерес к ней. Боб только посмеивается беззвучно. Такое ощущение, что для него это продолжение игры в карты. Все окружающие, словно подопытные животные. Он внимательно наблюдает, анализирует. Боб в курсе всего, что творится вокруг.
Появляется молодая пара. Этих я ещё не видел. Нервный парень и девица. Оба садятся у окна. Он развалился на красном диване, закурил и часто затягивается, рыщет глазами по залу. Находит меня и теперь не спускает колючих глаз. Его спутница из той породы взбалмошных девиц, от которых не знаешь чего ожидать в следующую секунду, да и выглядит она соответственно. Как правило, подобные создания носят средней длины ровные волосы, едва достающие до плеч и широкие длинные юбки. Девушка трещит без умолку, ёрзает на стуле и постоянно дёргает парня за руку. Тот только молча кивает, но видно, что все её слова не достигают его ушей. Пролетают мимо, прыгают по столешнице, рассыпаются по полу и пугают тараканов под красным диваном.
- Это Майки и Саша – говорит Боб, перехватив мой взгляд, – довольно странная парочка. Она явно ему в тягость, но он за неё убить готов.
Час от часу не легче. Ещё один Отелло. Не слишком ли много, для небольшого поселка.
- Кто из них Саша? – спрашиваю я.
- Девушку зовут Саша. Она твоя тёзка.
К нашему столику направляется невысокая дама, убийственно неопределённого возраста. Она ещё издали начинает сладостно улыбаться.
- Здравствуйте.
Я приподнимаюсь, и понимаю, что дама протягивает мне ладонь не для рукопожатия, а для поцелуя. Мне никогда не нравились эти ветхозаветные штучки, поэтому я беру её пухлую ладошку, разворачиваю и пожимаю.
- Простите, никак не могу привыкнуть… - извиняется дама и присаживается за наш столик, – я вся там… в том времени.
Она взмахивает рукой, показывая в каком именно времени её следует искать, если вдруг что.
- Вы не возражаете? – запоздало спрашивает дама и переводит взгляд с меня на Боба и обратно.
Я возражаю, но молчу. Боб не возражает и всеми силами пытается это показать.
- Ну что вы, конечно-конечно, присаживайтесь. Мне всегда приятно ваше общество. Это Александр, Саша.
Боб кладёт мне на плечо руку, я киваю.
- Серафима, – при этом дама склоняет голову на бок. – Вы любите поэзию, Саша?
- Очень, – отвечаю я, хотя терпеть не могу стихов.
- Я так и поняла. Знаете, вам повезло. Я пишу стихи. Как только вас увидела, сразу подумала – этот человек не может быть равнодушен к поэзии.
Вот и хорошо, вот и думай себе на здоровье. Самое ужасное наступит тогда, когда ты начнёшь декламировать. Очень надеюсь, что это будет не прямо сейчас, – думаю я.
- У нас впереди будет много поэтических вечеров, – обещает Серафима и меня начинает мутить.
Я с надеждой смотрю в сторону дверей, ведущих на кухню. Быть может порция овсянки заставит её замолчать. Но двери остаются закрытыми, лицо Серафимы наполняется поэтической грустью, её уже несёт:

Стенания мои не слышны богу,
Я вожделею, это ли грешно?
Зачем, скажи, ты смотришь на дорогу,
Ужель…


В этот момент двери открываются, и безумная поэтесса замолкает. Мне остаётся только гадать, по поводу чего были стенания Серафимы.
В зал входят трое из ларца, напоминающие мясников. Каждый бережно катит перед собой хромированную тележку с дымящимися кастрюльками. Когда одна из кастрюлек оказывается у нас на столе, я улавливаю характерный запах. Так и есть, это овсянка. Я заговорщически толкаю Боба локтем.
- Что?
- Я угадал. Про овсянку.
- Да? - Боб рассеянно кивает головой.
- Я подумал, и вот – получилось! Я угадал, Боб.
- Именно, что угадал.
Я злюсь, мне хочется ответить, что я перепутал, что я именно определил это. Но ещё больше злюсь оттого, что Белла, за которой я всё время украдкой наблюдаю, как будто нарочно смотрит куда угодно, но только не на меня.
А тут ещё и растревоженная поэтессова душа добавляет яду в окончательно отравленное утро:

Мне жаль немую скупость полустанка,
Когда прогрохотав по полотну,
Уходят поезда, а я как самка,
Ищу в тебе и в каждом новизну.


При этом Серафима томно смотрит мне в глаза и поигрывает маленькой ложечкой, которая кружится в тарелке с овсянкой, как заблудившаяся на свалке балерина.
- Божественно, – говорит Боб.
Ничего не остаётся, как кивнуть в знак согласия. На самом деле у меня только Белла на уме. Вижу, как она наклонилась к Альберту и что-то шепчет ему на ухо. Она закинула ногу на ногу, я наслаждаюсь грацией и мысленно забираюсь под подол её василькового сарафана, скольжу губами по плотным бёдрам.
Торопливо глотаю мерзкую размазню, хочу выйти из-за стола, прежде чем услышу свежую порцию поэтических рыданий. Я бормочу Серафиме масляную любезность и неловко развернувшись, роняю стул. Вижу, что Белла таки снизошла, посмотрела в мою сторону. Может быть, виной этому упавший стул, или причина все-таки во мне… не знаю. Надеюсь на последнее.
Боб хочет удержать меня у столика.
- Подожди, а пиво?
- С утра? – спрашиваю я и недоумеваю. – Сейчас не больше девяти часов.
- Ты забыл? Время не имеет значения.
Я отмахиваюсь.
Пробираясь к выходу встречаюсь взглядом с Сашей, которая не перестаёт трепать языком. Её парень поедает овсянку не выпуская из пальцев сигарету. Я вижу только его коротко стриженую макушку с нимбом табачного дыма. Жуть какая-то.
На улице настоящее пекло. Оно окутывает мою голову словно тёплое полотенце. Отхожу чуть в сторону и сажусь под пальмой. Зря отказался от пива. Вижу, как по дорожке идет местный управляющий Сэм, следом его семья: жена и двое пацанов лет пятнадцати. Сэм приветливо машет рукой, сворачивает с дорожки, и шлёпает по траве, прямо в мою сторону. Держится в полоске тени, которую отбрасывает пальма, что у меня за спиной.
- Ну что, как самочувствие?
- Всё в порядке.
- Позавтракал?
Киваю. Слишком жарко, чтобы отвечать на формальности.
- Зайди, мне надо с тобой поговорить.
Снова киваю, и Сэм воссоединяется с семьёй. Его жена производит приятное впечатление. Толстушка лет пятидесяти с передозировкой доброты на розовом лице. Дети знают себе цену, это чувствуется – наш папа главный.

Вокруг меня аккуратные домикам и безупречные деревья. Каждое растение, именно там, где должно быть. Над зыбкими верхушками пальм – декупаж горной гряды приклеенный к лазури неба. От всего этого порядка тошнотное чувство, как после двухнедельного пребывания на средиземноморском курорте. Когда уже невыносимо хочется родной грязи, переполненных мусором бачков и поломанного асфальта. Меня не покидает чувство, что я надолго застрял в этом суррогатном раю. Гадкое ощущение собственного бессилия. Ведь я не здесь сейчас должен находиться. А где?
Наконец, в дверях столовой появляется Боб, слава богу – один. Видимо, Серафима занята геркулесовой пуантелью. А может быть подвисла на чьих-то свободных ушах. Возит ложкой по тарелке и гадит стишками.
- Какие планы? – спрашивает Боб.
- Никаких… Сэм просил зайти, - вспоминаю я.
- Зайди, это нужно сделать.
Боб направляется к своему бунгало. Внезапно мне в голову приходит мысль. Пожалуй единственная здравая за весь сегодняшний день. Я поднимаюсь и догоняю Боба уже возле его дома.
- Слушай, тут станция поблизости есть? Или автовокзал…
Боб поворачивается, и я вижу, что он в некотором затруднении. Киваю вопросительно, Боб отводит взгляд. Мне кажется, или он напуган? Очень уж медлит с ответом.
- Не стоит задавать подобных вопросов.
- Да брось! Что такого?
Боб оглядывается по сторонам. Так и есть, он нервничает.
- Сходи к Сэму, а потом мы это обсудим. С глазу на глаз, хорошо?
- Хорошо.



Глава 3. Распорядок

- Ну, ты и пристроил вчера! Я думал, что уже не откачаем.
Сэм весел и добродушен, его жена хлопочет по дому, изредка заходит в комнату, где мы уговариваем чёрного Джонни Уокера на прогулку. Несогласных нет – гуляют все.
Сэм первый, кого я увидел вчера днём. Был он и ещё один из тех, что развозили овсянку в столовой, хотя, я могу и ошибаться. Но Сэма я запомнил.
Сейчас скажу пару слов о вчерашнем дне, а потом вернусь к нашему с ним разговору.

***
Так вот, попал я сюда совершенно случайно, как именно – остаётся загадкой. Очнулся под жутким солнцепёком, сколько провалялся на песке, точно сказать не могу. Видимо долго, потому что в глотке пересохло, и башка просто раскалывалась от жары. Даже не стал задаваться вопросом, какого чёрта меня занесло в пустыню. Единственно, о чём думал – как добраться до горной гряды к востоку от меня. Это был единственный ориентир, сколько глаз хватало. Мне удалось дойти до солончака, дальше я всё помню довольно смутно. В голове плещется расплавленный гудрон, в ушах тарахтит винтовой компрессор, нагнетая давление. Вот-вот голова разорвётся на куски, и я окрашу песок горячей чёрной жижей. А перед глазами только вода… вода и вода. Бирюзовая и прозрачная. Я в жизни не видел такой чистой воды даже на море, чего уж говорить про Серебряный бор и Пахру.
Потом стало совсем темно, скорее всего, я вырубился. А затем услышал голоса. Меня называли по имени.
Очухался я в бунгало и сразу увидел Сэма. Он собирал штатив от капельницы и ещё какое-то медицинское оборудование, я не разбираюсь. Рядом крутился один из обслуги, здоровенный парень с глубоким шрамом через всё лицо. Сэм о чём-то спрашивал, но у меня даже сил не было ответить. Вот, собственно и вся прелюдия.

***
- Ты не стесняйся, наливай сам, если хочешь.
Я немного стесняюсь, но всё равно наливаю. Сначала Сэму, затем себе.
- Так о чём вы хотели поговорит? – спрашиваю.
- Хотел несколько прояснить ситуацию и рассказать о распорядке, – отвечает Сэм и поворачивается к двери. – Мария, будь добра наше расписание принеси… оно там, возле коммутатора.
- Что ещё за распорядок?
- Тот, которого тебе придётся придерживаться пока ты под моей юрисдикцией.
- Подождите, подождите…
Тяжёлый стакан дрожит у меня в руке, и кусочки льда предательски тарабанят по стеклу.
- Да не переживай ты так, - дружелюбно улыбается Сэм.
- Я что, в пионерском лагере, или как он тут называется? Лагерь скаутов, пансионат принудительного лечения!
Входит Мария, прижимая к груди папку ядовито синего цвета. Протягивает мужу и улыбается так кротко, что её спокойствие передаётся и мне. Но всего на миг. Как только она разворачивается и уходит, меня опять охватывает паника. Тем временем Сэм кладёт на стол листок с текстом.
- Это формальность, не более.
- Что именно?
- Нужно прочесть и расписаться.
- Всего-то?
- Всего-то.
Бросаю взгляд на листок, буквы скачут, как сверчки на раскалённой сковородке.
- Мне нужен адвокат, – отвечаю я.
Сэм заливается смехом. Это бесит, но я тоже смеюсь. Не так искренне, зато громко.
- Я не шучу, - произношу я отдышавшись.
- Я тоже не шучу, - лицо Сэма внезапно становится серьёзным. Он кивает на листок.
Я делаю глоток из стакана и ставлю его на стол в неприличной близости от проклятого расписания, уменьшая его значимость, опуская её до уровня бирдекеля, словно отгораживаюсь от документа.
- Это что, счёт за медицинские услуги?
Сэм отрицательно покачивает головой, но я словно не вижу его жеста.
- Вы не переживайте, я сразу же рассчитаюсь, как только доберусь до своих. Понимаете, наличных у меня нет, - я хлопаю себя по карманам и продолжаю, - просто скажите, сколько там…
- Это не счёт, – разрывает мой монолог Сэм.
- Счёт, не счёт – какая разница? Денег у меня всё равно с собой нет. Я могу не питаться, если это вас обременяет, могу уехать прямо сегодня… сейчас. Мне в город нужно. К чему эти бумажки? Я только позвоню и всё… обещаю, что рассчитаюсь. Моего слова достаточно?
Боже, я бы себе не поверил. Никогда не умел говорить и убеждать. Сейчас моя речь напоминает табун обезумевших лошадей. Слова обгоняют друг друга, спотыкаются, сталкиваются, разворачиваются и бегут в обратном направлении. Поэтому, я обрываю последнюю фразу и замолкаю.
- Вас подобрали в довольно жалком состоянии. Как врач, я не имею права отпускать пациента, пока не буду уверен, что он совершенно здоров, – парирует Сэм.
- А поить меня вискарём вы право имеете?
Сэм приподнимает мой стакан и подвигает листок таким образом, чтобы он лежал непосредственно передо мной.
- Читайте.
Он перешёл на «вы», я это заметил. Всё стало чересчур официальным. Читаю. Неохотно, затем втягиваюсь. Только полная бредятина или шедевр могут заставить меня читать с интересом. Передо мной явно первый вариант.
Итак, непосредственно сам текст и мои мысленные комментарии к нему:
Понедельниксвободный день. Меня это уже радует.
Вторникработа над собой. Насколько помню, сегодня именно вторник. Что же – поработаем.
Среда сальса. О, как интригующе.
Четвергпоследняя возможность что-либо исправить. Охренеть, как всё просто.
Пятницаподведение итогов. Мне становится смешно.
Суббота и воскресениедни экзекуции. Становится не так смешно по поводу пятницы.
- Это всё? – я переворачиваю листок, на обороте ничего нет.
- Это всё.
- И я должен это подписать?
- Да, - устало говорит Сэм.
- А если я не буду подписывать? Мне про экзекуции не очень понравилось.
- Всё условно. Расценивай это как игру.
Я даже не знаю как отреагировать. Мне становится не по себе и в то же время, это действительно похоже на игру. Я вспоминаю интуитивное казино Боба.
В комнату входит Мария и встаёт за спиной Сэма. Поверх очков смотрит на листок, лежащий передо мной, лицо её смешно морщится и она машет рукой. Как будто говорит мне – ох уж эти игры. Не знаю почему, но я вспоминаю узколобых бычков из столовой, и мне становится страшно. Сэм как будто читает мои мысли.
- Тебе всё равно придётся это подписать, Саша. Будет лучше, если ты сделаешь это сам, по доброй воле.
Управляющий улыбнулся и плеснул в стаканы.
- Ещё по одной, и хватит. Не тяни резину, сегодня ещё много дел.
Беру со стола ручку и ещё раз просматриваю текст. Чтобы Сэм не подумал, будто я испугался, задаю дурацкий вопрос:
- Тут кабельное есть?



Глава 4. Работа над собой

Бумагу я подписал. Зачем? Не могу ответить. Джонни Уокер тому причиной, или добродушная гримаса Марии, а может быть тон управляющего. Ведь по его словам всё это игра – не более. Отчего не поиграть? На самом деле, это всё отговорки. Уж самому себе я могу признаться, что просто струсил. Настоящая причина – это последний, довольно прозрачный, но такой увесистый довод управляющего. Наверняка Сэм намекал на сегодняшних костоломов из столовой. Я испугался, хотя и не видел их в деле. Ну да, у них вид как у зверей, заломленные уши и шрамы на морах. Но вполне возможно, что они добрейшие люди. Но уже поздно храбриться - бумага подписана и теперь я должен следовать этому идиотскому распорядку. То есть - работать над сбой, раз уж сегодня у нас вторник.
Мы выходим на крыльцо. В руках Сэма появляется мягкая пачка сигарет «beyond». Впервые вижу сигареты такой марки.
- Куришь?
Я вытаскиваю сигарету и разминаю её пальцами.

***
- Крылов, не надо только вот этого вот… ну что ты, в самом деле? Мы же не в игры играем.
Антон старается быть спокойным, но я вижу, что он взволнован. Боится, что другого случая не представится. Он покручивает пальцами свой серебряный «Waterman» и в то же время, делает вид, что ручка в его руках – как бы, между прочим. Я чувствую подвох, но продолжаю упрямо молчать. Не доверяю последнее время Антону и одновременно с этим не хочу его обидеть, мы же друзья.
- Давай, давай. Время – деньги. Меня к трём ждут на Остоженке, и разговор будет тет-а-тет. И мне очень важно не облажаться.
- Может, всё-таки вместе?
Антон нажимает кнопку селектора.
- Оксаночка, кофе сделай нам.
Мы начинали вместе, вдвоём. Не было ни офиса, ни селектора, ни Оксаночки. Было желание заработать, выкупленный за гроши тёмный полуподвал и несколько совершенно бредовых идей, от которых со временем пришлось отказаться.
Антон всегда был на шаг впереди. Честно говоря, я не успевал за ним. Я незаметно откатился во второй эшелон, все мои мысли и идеи отметались как мусор. Спустя время Антон воскрешал эти задумки как Господь Лазаря, и они начинали приносить прибыль.
- Давай, подписывай, братишка.
Антон говорит эту фразу в тот самый момент, когда Оксаночка ставит чашки на стол, и я вижу ажурную резинку её чулок. Ничего лучше не придумаешь - назвать отставного генерала братишкой в присутствии очаровательной нимфоманки. Знал ведь наверняка, что я давно шпилю это божье создание.
Я беру «Waterman» из его пляшущих пальцев и ставлю подпись на документе.
Оксаночка улыбается, Антон тянет со спинки кресла пиджак. Так спешит, что уже и про кофе забыл.
Через час он встречается на Остоженке, ровно через неделю я уже не в курсе всех дел, а через полтора месяца меня вообще не будут рассматривать как партнёра.
Но в этой истории были и свои плюсы. Мне пришлось вспомнить, что я с отличием закончил медицинский и мне ещё предстоит поработать в этой области.

***
- И что дальше?
Сэм молча курит, не спешит отвечать и вообще – ведёт себя как заказчик перед нашкодившим подрядчиком.
- Чем заниматься-то? – нарочито громко спрашиваю я.
Затягиваюсь, и выпускаю вверх тонкую струйку дыма. Вполне себе индифферентный жест.
- Ты же читал, что подписывал? – очень тихо отвечает Сэм. – Всё по плану.
- Выходной? – пытаюсь шутить.
Сэм пожимает плечами.
- Можешь отдыхать, в пятницу разберёмся.
Между лопатками чувствую холод, как будто мне за воротник бросили комок снега. Продолжаю ёрничать, понимая, что набираю баллы на субботу.
- Ну, у меня же будет ещё четверг, правда? Последняя возможность. Ведь так?
Мне хочется придать голосу больше уверенности, продемонстрировать независимость. Довольно глупо, после того как я подписался под идиотским распорядком.
- Почти никому не удавалось, – отвечает управляющий.
Чёрт возьми, но на лице Сэма я больше не вижу улыбки. Он щелчком отбрасывает окурок и тот летит прямо в урну, чиркает по краешку и проваливается в чёрную пустоту. Очень похоже на моё нынешнее положение. Какой-то Сэм, о существовании которого я вчера и не догадывался, сегодня запросто швыряет меня в совершенно идиотскую авантюру.
- Мне бы мой экземпляр, – говорю я.
- Зачем?
- Память подводит, боюсь запутаться.
- Работай над собой. Тем более, сегодня вторник.
Сэм произносит это совершенно равнодушным тоном, зевает, разворачивается и скрывается за дверью.
Почему то и в мыслях не было спросить его о ближайшей железнодорожной станции. Но я запомнил, что где-то в недрах его дома есть коммутатор. Если я всё правильно понял, это связь с внешним миром.

***
Работа над собой, довольно утомительное занятие, особенно если не совсем понимаешь, с какого краю нужно рихтовать. Как говорил мой первый учитель истории – «Не знаете с чего начать – приведите в порядок собственные мысли». Ну, у меня этого добра, как блох на дворняжке. Есть что почесать.
Итак - я здесь и это факт неоспоримый. Какого хрена меня сюда занесло? Этот вопрос засел, как ржавый гвоздь в доске и вытянуть его, никаких сил не хватит. Оставляю его на потом. Свалить отсюда без гроша в кармане – нереально. Да и повода к бегству пока нет, если не брать в расчет подпись под нелепым распорядком и мои надуманные страхи.
В первую очередь хотелось бы выяснить, где я нахожусь. Судя по всему, это одна из экваториальных зон, Бразилия или Эквадор.

Три дня назад я летел по Садовому, мне нужно было успеть получить визу. Похоже, память потихоньку возвращается. Уж не результат ли это работы над собой? Замысловатые пазлы начинают складываться в нечто имеющее смысл, запах и цвет. К ним примешиваются ощущения. В первую очередь сомнения и страхи. Ох уж эти страхи…

***
- С Земляного вала на Басманную или на Казакова. Казакова знаешь где?
- Нет, Басманную знаю…
Я успеваю ответить, прежде чем телефон падает на пол машины.
- Чёрт!
Нагибаюсь и рыскаю по пыльному коврику. Движение такое, что я бросаю эту затею и прижимаю машину к бордюру. Нахожу телефон, Серёга всё ещё на связи.
- … блядь, уснул там что ли?
- Да я телефон посеял.
- Чучело. С Басманной будет поворот на твой Гороховский. Второй светофор, кажется.
- Кажется, или второй?
- Не грузи.

Полгода назад я уже прекратил поиски, отчаялся и запил. Причём, настолько горько, что когда предложили подъехать в офис по поводу моего резюме, я даже не сразу сообразил, об чём речь. Какая-то жопа засунула мою папку с глаз долой и уволилась. Другая жопа, пришедшая на смену предыдущей, папочку отыскала и положила на стол руководству. Было короткое собеседование, после чего меня зачислили в штат.
Стосковавшись по работе, я так рьяно рвал задницу, что уже через два месяца мне предложили командировку в Эквадор. Тут и мой, доселе невостребованный испанский оказался как нельзя кстати.

- Даже не думай, соглашайся.
В силу обстоятельств, единственным человеком с которым я мог разделить свою радость, был Сергей. Жене уже изрядно наскучили мои бесперспективные прожекты, и она просто отмахнулась.
- Я уже согласился, теперь вот думаю.
- Угу, самое время.
- Да нет, просто неожиданно. Да и как-то… бросить тут всё…
Что именно я боялся бросить? Да ничего. Ничего такого, о чём впоследствии я стал бы жалеть. За три месяца работы рассчитаюсь с долгами и обрету такую долгожданную свободу. Сплошной позитив. В общем, все мои сомнения были скорее надуманными.


***
В воскресенье я должен был вылететь из Домодедово до тамошнего Сан-Франциско-де-Кито, с двумя пересадками в Мадриде и Лиме. Затем трансфером через Куэнку до портового города Сантьяго де Гуаякиль. Крутой вояж, ничего не скажешь. Наверняка, самый дешёвый билет мне купили, сволочи.
Хорошо помню три с половиной часа мытарства между первым и вторым терминалами Барахаса. Кофе, кофе, ещё раз кофе и посадка на рейс в Лиму. А вот дальше всё скачет, как в замявшейся киноплёнке.

Невыносимо хочется курить, и я иду к Бобу, по дороге вспоминая, видел ли его с сигаретой. Да и поговорить есть о чём. Он едва ли не единственный здесь человек, который производит благоприятное впечатление. Прохожу мимо бунгало Альберта и Беллы. Вижу, как занавеска на окне еле заметно отгибается в сторону. Кто за мной следит? Ревнивец муж или его красавица жена? А может, просто сквозняк? Или моё воображение, обезумевшее от жары.
У Боба я застаю порывистую Сашу. Они режутся в «интуитивные карты». Я присаживаюсь в кресло и молча наблюдаю за игрой. Саша угадывает цвет, иногда масть.
- Присоединяйся, – приглашает Боб.
Я приподнимаюсь, но он останавливает меня жестом.
- Нет, ты не понял. Сиди где сидишь… попробуй присоединиться к Александре. Попробуй определить, правильно ли она называет цвет.
С суровым лицом террориста собравшегося на индивидуальную Голгофу, показываю, что присоединяюсь. Игра началась. Делаю радостный вид, когда нужно продемонстрировать, что определил. Иногда огорчённый, чтобы не насторожить явным прогрессом.
- Получается? – спрашивает Боб.
Саша смотрит на меня через плечо. Кажется, что в следующую секунду она подскочит ко мне и швырнёт карты в лицо. Ей явно не нравится моё присутствие и тем более, моё присоединение, пускай и фальшивое.
- Ну, так… - отвечаю, блуждая взглядом по комнате.
- Он смотрел на мои коленки, - внезапно говорит Саша и бросает карты на стол.
- Я не смотрел!
Боб поднимает руку, пытаясь нас успокоить. Сидит вполоборота ко мне, при этом не сводит глаз с Александры, обоих держит на прицеле.
- Он говорит правду?
Мы отвечаем одновременно, я - «да», она - «нет».
- Он врёт! Он смотрел на мои коленки.
- Никуда я не смотрел. Я вообще за сигаретой, - отвечаю и поднимаюсь с кресла. - Дайте мне сигарету, и я пошёл.
- Сядь, - голос у Боба спокойный, он улыбается, и я плюхаюсь в кресло. Закидываю ногу на ногу.
- Ты смотрел на её колени?
Открываю рот, но Саша не даёт мне и слова сказать. Машет руками, хватает карты, снова швыряет их на стол.
- Смотрел, я видела!
Боб жестом успокаивает Александру.
- Давайте разберёмся, - предлагает он.
- Давайте! – отвечаем в один голос. Хоть в чём-то единодушие.
- Значит, не смотрел?
- Нет.
- Тебе не нравятся её коленки?
Пожимаю плечами.
- Так что? Не нравятся? – повторяет Боб.
- Я их не видел.
- Врёт!
Боб устало прикрывает глаза и делает ладонью жест, заставляя Александру заткнуться. Она нервно тасует колоду. Я пользуюсь паузой.
- У неё юбка до пола! Какие к чёрту коленки?!
Боб внезапно меняет тему разговора.
- Что ты больше всего ценишь в женщинах?
На языке вертится «сексуальность и слабости», но я отвечаю «ум и доброта».
- Врёт, - цедит сквозь зубы Александра.
- Ну ты подумай! Всё она знает…
- Она знает больше, чем тебе кажется, - заверяет меня Боб.
- Да пошла она… мне ваша терапия до одного места, я курить хочу. Дайте сигарету и я уйду.
- Я не курю, – отвечает Боб и кивает на Сашу. – Она тоже.
- Тогда я пошёл. Где тут ближайший таксофон, мне позвонить надо.
Александра щурится и зло сверлит меня взглядом серых глаз. Я замечаю, как дрожат уголки её губ. Боб приподнимается со стула, как будто хочет привлечь моё внимание.
- ¡ten cuidado! – говорит он, как мне показалось – испуганно.
- Идите к чёрту!
Эту фразу я произношу уже за дверью.

***

Я иду быстро, всё время оглядываюсь. Домики остались далеко позади, вокруг только смешанный лес, но прохлады я не чувствую. Вязкий воздух ватой набивается в ноздри и терзает глотку.
Пересекаю ложбину, по дну которой вьётся высохший ручей. Идти дальше становится всё трудней, муторней. Я ложусь спиной на влажную траву. Футболка прилипла к телу, кислород убит нестерпимой жарой. Чудовищная финская парилка, в которой забыли устроить вентиляцию. Несколько судорог, похожих на вдохи, и в лёгкие попадает сгусток ядрёного как дёготь воздуха.
Страшно. Где то читал, что кислородное голодание вызывает в организме необратимые процессы. Больше всего пугает слово «необратимые». Мне хочется назад, в прохладу ненавистного бунгало. Готов даже рассматривать костлявые коленки Александры. Именно, костлявые. Откуда я знаю? Я смотрел на них. Ну, не то чтобы присматривался или оценивал… я не стану оценивать колени женщины, к которой у меня не лежит. Это было заметно даже через юбку. Острые, никчёмные коленки…
Переворачиваюсь на живот, цепляюсь руками за торчащие из земли корни, тянусь вверх. Выше… ещё выше, хочу выбраться из ложбины. Пытаюсь встать на ноги, но не могу приподняться. Теперь скольжу вниз по травяному насту.
Глаза слезятся, но я вижу, как прямо напротив моего лица падает кислородная маска. Она ёрзает словно марионетка, пританцовывая на тонком прозрачном шланге.

***
Ярко освещенная комната. До рези в глазах белый кафель. Всё в этом кафеле, пол, стены… несколько тёмных пятен на полу.
Справа на столике щипцы, скальпели, зажимы, зеркала и пинцеты. Мне точно известно название каждого инструмента: пила Джильи, распаторы, крючки Фарабефа. Я так же знаю, для чего именно используется каждый из них.
Прямо передо мной некое подобие операционного стола. Кто на столе разглядеть не могу, всё словно в тумане. Внезапно мной овладевает ужас. Муравьями по телу разбегаются мурашки. Делаю несколько шагов в сторону, выламываюсь в дверь. Выбегаю из операционной, оказываюсь в длинном коридоре. Над головой гудят и потрескивают лампы.

***
Мне нет нужды открывать глаза, всю картину я ощущаю по звукам. Мои чувства обострились, обоняние стало вторым зрением. Справа копошится Сэм, я пока не слышу его голоса, но точно знаю, что это он. По еле уловимому ещё живому выхлопу. Из всех Уокеров, черный - самый сложный. Торф, вяленый чернослив и херес. Плюс – фруктовые полутона.
В ногах постели Боб. Он оправдывается, нервничает. В комнате есть кто-то ещё, но я не могу понять кто именно. Я стараюсь не напрягаться, чтобы веки не дрогнули. Не хочу выдавать себя раньше времени.
- Я не пугал, Сэм. Просто хотел проверить, насколько он может быть правдивым… до какого предела. Я имею в виду нижний предел, ничего не значащие детали.
- И?
- Он лжёт. Причём, постоянно.
Чувствую на своей груди руки Сэма. Он снимает с меня какие-то липкие пластины. Слышу чваканье, с которым они отсоединяются от кожи. Поперёк живота тянется прохладный провод. Совсем рядом замолкает тягучий зуммер.
- Не стоило стравливать его с Александрой, - говорит Сэм.
- Это произошло случайно. Он зашёл за сигаретами.
- Тебе уже пора привыкнуть… на этом этапе мы должны быть особенно осторожны.
Слышу, как Боб хлопает себя руками по бёдрам и отходит к окну. Теперь его голос сделался более глухим, значит, он стоит спиной ко мне.
- Сэм, ну я не думал, что он рванёт к периметру.
- Против этого у нас только одно средство.
- Не ломать же ему ноги в первую субботу? – возразил Боб, и я почувствовал к нему приступ симпатии.
Я испугался. Веки всё-таки дрогнули. Позвоночник выпрямился, и ладони предательски сжались в кулаки. Я замер, ожидая реакции, но они слишком увлечены спором. Скорее всего, не заметили.
- Почему бы и нет? Чем он лучше Брендона?
- Брендон просто нездоров. От него нужно было избавиться ещё тогда, я ведь сразу предложил…
- Давайте не будем сейчас обсуждать феномен Брендона, - голос Сэма напомнил шипение змеи, - это новая проблема и её необходимо решить. И тут все средства сгодятся, если понадобится – сломаем ноги, если не поможет - ослепим. У нас нет права на ещё одну ошибку.
В этот момент в разговор вступает женщина, которая до сих пор молчала. От звука её голоса по спине пробегает волна мурашек.
- Я смогу его удержать.
Несколько минут длится молчание. Я слышу, как Сэм и женщина уходят из комнаты, остаётся только Боб. Не могу определить, повернулся он лицом ко мне или продолжает смотреть в окно. Обострившиеся ранее чувства притупились, видимо я окончательно пришёл в себя. На всякий случай, продолжаю изображать параличного.
- Хватит идиотничать, вставай.
Лежу без движения, с закрытыми глазами. Что бы там ни было, но я не стану себя выдавать.
- Как знаешь, - говорит Боб и уходит. Аккуратно прикрывает за собой дверь.

(продолжение есть)
ждём продолжения

vpr

2016-08-21 17:24:08

Ок, скину сегодня.

bezbazarov

2016-08-21 21:45:38

Ставлю оценку: 39

bezbazarov

2016-08-21 21:49:48

Давненько
Давненько.....
И не потому,что рос и мужал наГороховском и школа там же была
А на Басманной поликлиника и милицыя
А на Казакова Институт физкультуры с парками и портвейном
А сам жил посередине этого всего
А потому что олдскул

евгений борзенков

2016-08-21 22:17:21

Слава Вайперу!
но почитаю потом, я без очков.

anatman

2016-08-22 13:23:33

хуясе
буков дахуя
но потом обязательно почетаю ибо vpr
vpr 2016-08-21 17:24:08
и?!

vpr

2016-08-23 21:06:12

Ода бля никак до компа не доберусь. Хотел тогда, но пишут, - не больше одного в день.

vpr

2016-08-23 21:08:23

Хуя се с телефона сам оценки ставит. Понижает сука мн все показатели
телефон от лукавого
щас снимем порчу

Щас на ресурсе: 281 (1 пользователей, 280 гостей) :
Француский самагонщики другие...>>

Современная литература, культура и контркультура, проза, поэзия, критика, видео, аудио.
Все права защищены, при перепечатке и цитировании ссылки на graduss.com обязательны.
Мнение авторов материалов может не совпадать с мнением администрации. А может и совпадать.
Тебе 18-то стукнуло, юное создание? Нет? Иди, иди отсюда, читай "Мурзилку"... Да? Извините. Заходите.