Отрежь мне, Луна, тонкий ломтик душистой салями.
Сквозь жирные пятна подсвеченных фарами луж
Я вижу, как прачка идёт, и дворы выметает полями
Трофейного платья, что походя бросил ей муж -

Безумный пропойца с белкАми, где дикое поле
Изрублено венами прошлых нечестных боёв:
Держи, вот, потешься.. А суп то опять пересолен.
Признайся, влюбилась в увечное чудо своё?

И что тебе в псе подзаборном, облезлом ублюдке?
Ни денег, ни крова, вот разве что ласки шматок..
Блядъъ, ссыт - это зря он - в ботинки героя, и брюки
Бессовестно рвёт, хоть вывешивай их на флагшток.

Ты, знаешь, пошла бы к нему по-хорошему, Зося,
Колбаски отрежь вот, не ливерной, а ветчины.
Он - парень бродяжный, и я был на флоте матросом
И потом и кровью в приличные вышел чины!

**

Вот, снова пошла. Подморозило. Склянки - ледышки
Недобро хрустят. Тихо ноет ошпаренный бок.
Но как же теплы и наваристы Зоси лодыжки,
И как же колбасный за нею витает дымок..

Душили!, душили!,- срывался в чаду параличном,
А всё же есть в том и моя непрямая вина!
Псы девку загрызли, в наряде цветном заграничном.
А Зосю и пса, так никто не видал ни хрена..

Намотана вьюга, как вата на столб телеграфный,
И лижется сладко небесный скупой леденец ..
В подвале к рассвету пустили в расход Полиграфа,
А Зося и Шарик к свободе идут под венец.

Их души, прозрачные, тонкие листья салями,
Крепки и насыщенны новою жаждой борьбы,
И новое Солнце невзрачно встаёт над полями,
И нежно хрустят под ногами сознания грибы