Припекало.
Сколько Урр себя помнил, всегда припекало. Но с каждым годом всё сильнее. Нет, случалось, конечно, что и отпускало немного, но общую тенденцию, совершенно неумолимую, Урр видел чётко.
Он сидел почти неподвижно, только самую чуточку покачивал головой из стороны в сторону, и горестно размышлял.
Уж что-что, а размышлять Урр умел, как никто в его народе. У многих ведь даже осознание себя порой пропадало. Многие, правда, никогда этого осознания не теряли, а некоторые даже отличались хорошими способностями к размышлениям. Но сравниться с Урром не мог никто. Недаром он правил народом.
А дела у народа шли плохо. Делалось всё теплее и теплее. Почти исчезла крупная дичь, уходила рыба, таяли льды. Возникли неведомые прежде хвори. Рожать стали мало, да и всё больше слабых, больных. Народ вымирал.
Так было не всегда. Урр не помнил, разумеется, благословенных – и проклятых – времён, когда всего было вдоволь, и холода, и льдов, и пищи. Сам – не помнил, не видел, не ощущал собственной шкурой, но помнили предки, упокоившиеся в его крови, а через них помнил и он.
Почему так, пытался понять Урр? Если всего в достатке – не осознаёшь себя, не можешь размышлять, сопоставлять, предвидеть. Это приходит только тогда, когда безмерно тяжело, когда грозит гибель. Почему? Да и не ко всем приходит. Тоже – почему?
Отбор, подумал Урр. И в который уже раз подивился себе. Откуда он узнаёт? Словно солнце вспыхивает в ночи – и всё делается простым, ясным. Правда, после долгих, долгих раздумий.
Именно так он когда-то понял, что все они живут на поверхности шара. Думал, думал, потом взглянул случайно на ущербную луну, узрел не кусочек плоского круга, а частично затенённый шар, и сообразил – мы живём на таком же, только побольше. И это очень важное знание, предвидел он, хотя ещё не понимал, почему оно так важно.
Конечно, он посвятил в новое знание свой народ. Большинство поверило, потому что сочло объяснения Урра убедительными и, главное, привыкло верить вождю. Некоторые не поверили. Эти продолжали считать, что их мир имеет форму купола, как небо, только не такого крутого и с загнутыми краями. А вдоль этих краёв плавают гигантские киты, которые гонят воду вверх своими мощными хвостами. Потому воды океана и не стекают по куполу вниз.
Наши предки верили в это, твердили упрямцы, и неплохо жили.
И совсем уж отдельные придерживались странного взгляда: никаких гигантских китов нет, а мир плоский, поэтому вода никуда и не стекает. Признать очевидную шарообразность луны они не желали. Или не могли – особенности зрения, наверное, такие.
Сделалось совсем жарко. Урр неуклюже встал, подошёл вразвалку к краю льдины и бесшумно нырнул.
В воде стало хорошо. Он плавал долго, уходил вглубь, изредка поднимался, чтобы глотнуть воздуха, снова нырял, описывал под водой круги, восьмёрки, сложные петли во всех трёх плоскостях. И не переставал размышлять.
Надеяться не на кого, кроме самого себя. Если он, великий вождь Урр, не найдёт выхода, то его народу существовать – ещё два поколения. И всё.
Или – есть на кого надеяться? Вон там – даже под водой Урр безошибочно определял направление, – стоят странные сооружения, ни на что не похожие. Те, кто в них живёт, чужды Урру и его народу, но могущественны. Его тянуло туда, он много раз тайно, скрытно приходил – всего-то полдня плыть, идти и снова плыть. Приходил и смотрел, слушал, учился речи тех, сопоставлял, размышлял…
Да, они могущественны. И, возможно, добры. Надеяться ли на них? Если Урр попросит помощи – согласятся ли? Или равнодушно прогонят? Или, хуже того, выследят, откуда он явился, и, со всем своим могуществом, придут к его народу для Большой Охоты, сохранившейся в памяти предков?
Урр выбрался на льдину.
Риск, сказал он себе, но сам я выхода не вижу. Знаю цель, но не вижу средств.
Цель – уйти отсюда в другие края, где всего, что нам нужно, более чем в избытке. Знаю, такие края есть – с другой стороны шара, на котором мы живём. Вот оно, то давнее озарение… Пригодилось, хотя бы для размышлений…
Но эти вожделенные края далеко, невообразимо далеко. Чтобы достичь их, придётся идти, а больше плыть, годы и годы. Через огромные пространства, где так тепло, как даже он, Урр, не может себе представить. Смертельно тепло. Нет, не дойти, не доплыть…
Значит, без помощи не обойтись. Какая, в конце концов, разница – долго и мучительно умирать от голода и болезней или быстро погибнуть, став жертвами Большой Охоты? Результат-то один… А если те добры, то есть шанс выжить.
Я пойду к ним и попрошу помощи, решил Урр. Вот только ещё немного поразмышляю – проверю напоследок, всё ли обдумал, не упустил ли чего.
Он встряхнулся, взметнув целое облако брызг, убедился, что густая белая шерсть почти суха, растянулся на льдине во весь свой громадный рост, положил тяжёлую голову на лапы, смежил глаза и замер.

На Международной арктической станции «Корона-7» топили баню. Всё-таки, что бы там ни говорили про глобальное потепление, посреди Северного Ледовитого холодно. А в бане тепло. Отказываться от роскоши, при том, что она доступна, экипажи станции не желали, и в своё время начальству на материке пришлось согласиться. Поначалу оно упиралось, не очень ясно, по каким таким причинам, но в конце концов сдалось. И слава Богу.
Конечно, немножко поспорили о том, какого типа должна быть баня. Москва, естественно, всячески продавливала русскую, но станция всё-таки международная, поэтому дипломаты довольно быстро сошлись на компромиссе – пусть будет сауна. Финны – они ведь нейтральные…
Постоянный в течение года экипаж был невелик – всего-то четверо полярников. Одну половину традиционно составляли русские, другую – канадцы или американцы. Время от времени на «Корону» прилетала разноплемённая учёная публика. Эти люди проводили на станции две-три недели, выполняли хитроумные исследовательские программы, от души куролесили в свободное время и улетали. Четвёрка же оставалась, чтобы восстанавливать порушенное, обеспечивать, как говорится, работоспособность всех систем, вести рутинные наблюдения, ну, и вообще – быть начеку.
Итак, Пётр и Светлана Крыгины парились в сауне. Они это дело любили, особенно Пётр. А вот американская пара, Майк и Дженни Фергюссоны, предпочитала душ. Ну да Бог им судья.
– Всё, – сказала Светлана, – пойду ополоснусь, чайку попью, да и спать пора. Устала я от этих сумасшедших.
Научная экспедиция покинула станцию накануне, а следующая ожидалась через полтора месяца.
Пётр засмеялся:
– Да уж, отжигали не по-детски… Нет, я не в претензии – весело же было! Но ты права, хорошенького понемножку. Отдохнём. Ладно, Свет, ты иди, а я посижу ещё чуток.
Светлана вышла из парной, постояла под холодным, а затем горячим душем, вытерлась, причесалась, оделась и коридорами станции отправилась в кают-компанию.
Просидев ещё семь минут, Крыгин созрел для своего любимого экстрима – купания в Ледовитом. Он выскочил в предбанник, открыл дверь в тамбур, распахнул следующую дверь и вылетел на мороз.
Солнце висело над самым горизонтом, тускло освещая тропку к широкой полынье. Скоро уже зайдёт, подумал Пётр, устремляясь к воде. Скоро ночь, буквально пара недель дню осталась. А через три с половиной месяца конец нашей смены. Разлетимся, кто в Мурманск, кто в Анкоридж, обычными делами заниматься. Дома, конечно, хорошо, но и жаль немного – когда ещё доведётся здесь побывать… Впрочем, неплохо бы в следующий раз в Антарктиду попасть. Ну да мы не светила, мы рядовые труженики науки, куда пошлют, туда нам и дорога…
Мысли Крыгина словно обрезало. Из полыньи на лёд с удивительной ловкостью вылез чудовищных размеров белый медведь. Голый человек застыл на месте, увидел, что медведь, странным образом кивая неправдоподобно большой башкой, встаёт на задние лапы. Подавив доисторический вопль, полярник развернулся и отчаянно понёсся к станции.

Все четверо собрались в рубке. Держали наготове ракетницы – чтобы пугнуть зверя, если тому вздумается хулиганить. Карабины тоже были заряжены, но, конечно, не для охоты – убивать медведя запрещено международной конвенцией 2047 года. Только в самом крайнем случае, и с непременно следующим затем валом объяснительных записок. С настоящим расследованием и чуть ли не трибуналом.
Да и не могло прийти в голову нормальному человеку, особенно полярнику, охотиться на белого медведя. Тем более – вон какой красавец! Только ведёт себя чудно.
– Тонна, не меньше, – восхищённо оценил Майк.
– Голова какая-то нетипичная, – откликнулась Светлана.
– Да, ненормально большая голова, – подтвердила Дженни. – И морда очень короткая.
– Да что морда? – возмутился Пётр. – Что вы о пустяках?! Стоит на задних лапах чудовище, смотрит через стекло на нас, в упор смотрит, передними лапами размахивает, как будто знаки подаёт, башкой крутит, рычит, а вы – морда короткая!
Кое-как одетый, он не отрывался от видеокамеры.
– Тихо! – воскликнула вдруг Дженни. – Ну-ка тихо, вы все! Слушайте рычание!
Полярники замерли.
– Рычит и рычит, – недовольно пробурчал Майк через пару минут.
– Тебе медведь на ухо наступил, – сказала Светлана.
– Не приведи Господь, – пробормотал Пётр.
– А я, – продолжила Светлана, – кажется, тоже что-то слышу. Модуляции какие-то, да, Дженни?
– Да, определённо, – сказала Дженни. – Мне даже как-то не по себе. Петя, давай запись послушаем.
– Потом послушаем, – напряжённым голосом отозвался Пётр. – Причём на малой скорости. И частотный анализ сделаем. Но – потом. Сейчас снимаю. Чёрт, я тоже вроде что-то различаю… Вот, вот! – Он замолчал. – А теперь опять нет…
– Рёв, а посреди рёва, – прошептала Дженни, – я затрудняюсь объяснить… но похоже на отдельные слова… даже не слова, а слоги… по-английски…
– Бред, – сказал Майк.
Медведь вдруг перестал рычать и размахивать лапами – бессильно опустил их и наклонил голову, словно отчаявшись. Постоял так, потом сел, наклонил тушу вперёд, вытянул лапы и резко провёл когтями две длинные параллельные полосы на припорошенном льду. Затем движением правой лапы соединил эти две полосы под прямым углом к ним. Изобразил ещё одну черту параллельно первым двум и приделал перпендикулярно к ней три коротких. Следующая полоса пошла в том же направлении, что и первые, из неё, в самом низу, выросла под прямым углом ещё одна. Ещё одна длинная черта и примыкающий к ней полуовал.
Медведь сел прямо и поднял голову на рубку.
– H E L P, – потрясённо прочитал Майк.

Они выплыли на чистую воду. Взрослые, сильные поддерживали маленьких. Самых крохотных несли на спинах.
Вошли в полосу тумана. Тяжесть лежала на сердце Урра, и становилась всё сильнее, и стала непереносимой, а потом он увидел – справа и слева параллельным с ними курсом медленно движутся огромные, почти как ледяные горы, плавучие жилища тех.

--------------------------------

По сообщениям информационных агентств, учёные бьют тревогу: из-за таяния арктических льдов, вызванного глобальным потеплением, к концу нынешнего века белому медведю, как виду, грозит полное исчезновение.