Серега с Михалычем стояли на балконе. Михалыч курил уже четвертую или пятую по счету сигарету. И рассказывал, рассказывал, рассказывал. О том, как запестрели подъезды окрестных домов объявлениями о пропаже котов и собак. О том, что люди грешат то на догхантеров, то на чебуречные расположившегося в двух кварталах отсюда рынка. О том, что это подозрительно совпало с недавним заселением в одну из сдающихся квартир щуплого студента, который выглядит странновато.

– Я ж, ты знаешь, с утра до ночи на балконе. То мастерю чего, то покурить выйду, то просто от телевизора отдыхаю. Его ж чуть тише сделаешь, Галка у меня глухая накрутит обратно, да еще и громче, чем было, – Михалыч затушил очередной окурок в пепельнице. – В домино когда играли, обратил внимание. Тогда, помню, первый раз чего-то в голове щелкнуло. Один раз он собаку вел какую-то. Знаешь, морды такие, приплюснутые.
– Бульдог французский?
– Может и бульдог. Коротконогая такая. Я-то и обернулся только потому, что хрюкала, как поросенок. А потом смотрю с балкона, а он беспородную какую-то ведет. А та еще и неуверенная такая, будто сомневается, стоит ли в подъезд заходить. Ты ж знаешь, бродяжки, они опасливые.
– В один день, что ли?
– Да нет. Бродяжку он дня через два вел. А потом котенка нес, когда я, как сейчас, на балконе курил. И объявления эти. Несколько раз в соседних дворах видел. Один в один те животные, что он к себе тащил, – Михалыч сделал паузу, затягиваясь. – У Натальи с четвертого этажа кот пропал тоже. И вот чутье у меня, понимаешь, Сережка? Он уже сколько живности домой перетаскал. И чего-то я ни разу не видел, чтоб выгуливал он кого-то.
– Ну да, – согласился Сергей, – Наташкин кот полдня мог орать у нее под дверью, пока она его домой пустит. Недели две уже тишина.
– А я раз смелости набрался, за ним пошел, когда мусор он выносил. Он пакет в бак швырь, а я дождался, пока уйдет, да в бак залез, разворошил пакет этот. И сердце у меня кровью облилось. Лапки, хвостики, шерсть, черепушки, будто их молотком... бррр… – Михалыч передернул плечами. – Он это, Серега, как пить дать, он.
– Ох, и жуть ты рассказываешь.
– Сережка, ты ж знаешь, я наговаривать не буду, не бабка какая подъездная. Но месяц это все творится. И месяц, как он въехал. И около месяца объявления стали появляться. Он их жрет. Я тебе точно говорю!
– Я даже и не знаю, что думать...
– О, вон, смотри, – Михалыч толкнул Сергея плечом и кивнул вниз.
Под балконом как раз проходил тот самый квартирант, о котором они разговаривали. На его плече, бережно придерживаемый рукой, мяукал маленький серый комочек.
– Вон, смотри, кошака тащит.
– И чего делать-то предлагаешь?
– Не знаю, Сережка, но делать надо что-то. Предчувствие у меня нехорошее.
– Ну, тогда давай что-то делать прямо сейчас.

Вышли в подъезд. Прислушиваясь к кошачьему писку, дождались, когда дверь двумя этажами выше хлопнет, закрываясь. Поднялись, не вызывая лифта. Михалыч стал сбоку. Сергей позвонил в дверь и тихо откашлялся.
– Кто там? ¬– донеслось из-за двери.
– Сосед, – тревожно отозвался Сергей.
– Какой?
– Снизу. Блин, у меня с потолка течет. Ты меня топишь!
Щелкнул замок. Приоткрылась дверь. Поразительно, как стара эта уловка и как действенна.
– Слушай, сосед, – поставив ногу в открывшийся промежуток двери, начал Сергей, – Ты кота сейчас нес. Это, кажется, мой, – потерялся два дня назад, гулять вышел...
– Не нес я никого... – начал было парень и осекся, понимая, что повод внезапно изменился.
Именно в этот момент Сергея покинули последние сомнения. Может быть, Михалыч и приукрашивает, но что-то с этим пареньком и животными нечисто. Ой, нечисто. Сергей саданул дверь плечом. Парнишка отлетел, ударился головой об обувную полку, вскрикнул коротко.

Парень и пожилой мужчина вошли в коридор. Квартира как квартира. Обыкновенная, съемная однушка. Дверь в комнату закрыта, а из-за нее доносится приглушенное мяуканье. Сергей наклонился над парнем и спросил зло:
– Тебя как звать, чудило?
– Ле... Алёша.
– Что ты мутишь тут, Алеша?
Михалыч обошел Сергея, склонившегося над парнем, толкнул дверь и обомлел.
Мебели не было совсем. Только одиноко стоящий в центре комнаты холодильник. И расстеленная вокруг него заляпанная кровью клеенка.
– Серега, вызывай кого-нибудь, – проговорил он, прикрывая рот и нос рукой.
– Кого? – Сергей ошарашено смотрел на кровавые пятна, полусгнившую собачью голову, скалящуюся обнаженными зубами, нож в бурых потеках. Он еле сдержался, чтобы не сблевать.
– Скорую, милицию... не знаю. Тут и тех и этих надо. Он же ж... на всю голову...
Дальше нематерных слов у Михалыча не осталось.
– Я их сначала убивал, – подал голос прижатый к полу Алеша, – чтоб не мучились! Я сначала убивал!
Оторопь не проходила. Почему «сначала»? Что он делал с трупами потом? В голове Михалыча одна за другой мелькали картинки. И каждая последующая была отвратительнее предыдущей. Делал чучела? Варил? Жрал сырыми? Пришивал части одних к другим? Насиловал? Мертвых?
– Что же ты за нелюдь? – прохрипел Михалыч, борясь с рвотным рефлексом.
– Вы не понимаете... – пробормотал Алеша.
– Что? – Мужчина наклонился к парню.
– Вы не понимаете... я должен был его кормить.
– Кого?
– Монстра. В холодильнике, – пояснил дрожащим голосом Алеша.
– Ты больной, сука, ты... что ты несешь? Под шизика косить будешь? – Михалыч подошел к холодильнику. – Думаешь, дурачком прикинешься, полежишь в больничке, а там тебя и отпустят?
Михалыч открыл дверцу и его наконец-то вырвало.

Холодильник был пуст. За исключением средней полки. На ней лежала кошачья тушка. Точнее, половина. Складывалось ощущение, что Алеша ее просто разорвал пополам: хвост, задние лапы, торчащие из места разрыва ребрышки, свисающие ошметки кишок, по которым стекает кровь, слизь...
– Так вот запомни, нелюдь, – сказал Михалыч, вытирая рукавом рот и с силой захлопывая дверцу холодильника, – если тебя признают невменяемым, я лично, слышишь, лично буду тебя встречать на выходе из дурки. И прям там пристрелю. Пусть меня потом...

Из холодильника раздалось урчание. Михалыч вздрогнул. Что-то внутри агрегата несколько раз чавкнуло и вновь стало тихо. Мужчина взялся за дверцу и потянул на себя. В свете тусклой лампочки были видны пятна крови на белом пластике, клочья шерсти и небольшой кусочек хвоста – сантиметра три. В остальном холодильник был пуст. Не до конца осознавая случившееся, Михалыч испуганно захлопнул дверцу. Внутри холодильника прозвучала сытая отрыжка. Еще раз открыть дверцу мужчина не решился.