– Ржа-а-авая! – радостно восклицает Бакс и шагает мне навстречу с распростертыми объятиями. – Обнимашки, детка!
Каждый раз, когда он так здоровается, кажется, что мои кости вот-вот захрустят. Здоровенный крепкий мужик, руки которого забиты татуировками. Не новомодными флуоресцентными, не безболезненными лазерными. Реальные чернила, занесенные в кожу при помощи роторной татуировочной машинки. Бакс… он похож на какого-то криминального авторитета из старинных, ещё плоских фильмов. Сломанный и неправильно сросшийся нос, изъеденное мелкими шрамами лицо: один шрам над бровью, несколько хаотичных белых рубцов на левой щеке. Шрам на подбородке, тянущийся вверх, словно маленькое растение-вьюнок, и замирающий в миллиметре от нижней губы. Пятно ожога на правой щеке, ближе к виску. Слегка опущенное, будто натянутое веко левого глаза, от которого также отходит тонкая, бледная ниточка шрама. Он и сам по себе бледный как смерть, но рубцы на лице всё равно контрастируют с цветом его кожи.
– Убери лапы, – говорю ему.
Нет, он действительно настолько рад меня видеть. Никакого сексуального или иного подтекста. Но мне сейчас не до того, чтобы разделять с ним радость от собственного возвращения.
– Извини, – бормочет он и отстраняется, чтобы тут же услужливо отодвинуть стул.
Я присаживаюсь. И тыкаю пальцем в сенсорник разносчика, выбирая напиток. Робот, весело пискнув, уносится в сторону барной стойки.
– Знаешь, Бакс, – вынимаю из кармана системный узел и кладу на стол, – я, наверное, немножко отдохну. Недели две-три. Так сказать, возьму отпуск.
– Да не вопрос, – кивает он, одной рукой пододвигая ко мне сигареты, а второй отодвигая от меня узел. – Ты последний месяц и без того на износ…
– Там была какая-то незнакомая система защиты, – перебиваю его.
– Вот как?
– Вот. Так, – я вытаскиваю сигарету из пачки. – И я не знаю, сколько она успела слизать данных.
– Да брось, – успокаивает меня Бакс, поднося зажигалку к кончику сигареты. – Узел был голый, я лично проверял. И больше в паутине не появится.
– Знаю, – киваю я, – причина не в палеве.
– Ну а в чем тогда?
– Вот, – кладу руку на стол кистью вверх.
– Ах ты ж…
Бакс наклоняется к кисти и изумленно разглядывает чип.
– Это чего? Это дефы так?
– Да, – киваю я и затягиваюсь.
Сигареты, конечно, так себе. Водоросли с богатым содержанием никотина. Наверняка китайские. Китайцы, несмотря на то, что оказались почти в эпицентре заварушки, не сдали позиций и заново стремятся завоевать мир.
– А-хре-неть! – растягивает слово Бакс. – А ты в курсе, что воздействие на имплантированное железо запрещено законом?
Бакс имеет в виду, что использование программного обеспечения, выводящего из строя бионейромеханические импланты, карается строже, чем убийство или подпольная установка этих самых имплантов. Но это при условии, что ты законопослушный гражданин.
– А ты в курсе, что слизывать информацию, находящуюся в закрытом доступе, запрещено законом? – парирую я.
– Согласен, – кивает Бакс. – Не наш вариант.
Приезжает разносчик. Я снимаю виски с подноса. Кубики льда позвякивают, касаясь стенок стакана. Отпиваю. Ставлю стакан на стол, снова затягиваюсь и, выдыхая дым, повторяю:
– Я в отпуск. Пока не заживет.
– Слушай, Ржа, не занимайся ерундой, – возражает Бакс, разглядывая красную опухоль вокруг вживленного в мою кисть чипа. – Тебя нужно показать Медузе. И желательно прямо сейчас. А потом уже, так и быть, вали в свой отпуск.
Медуза – это тот самый подпольный медик, которого, если узнают, чем она занимается, мгновенно изолируют от общества. Что именно сделают с Улле Зино – так её зовут, потому и Мед.У.З.а, – достоверно не знает никто, но слухи ходят разные. И большинство из них звучит правдоподобно и омерзительно.
– Обойдется, – говорю я и тушу окурок в пепельнице.
– Вот ты дурная, Машка, – возмущается Бакс. – Сгоняй, пусть она тебя потестит. Это ж чип! Куда без него?
– Мне через весь город переть, это как минимум две пересадки, – объясняю я Баксу. – Я, пока к тебе добиралась, за проезд расплачивалась, чуть не сдохла. Чип к валидатору подносишь и такая подача, будто руку до локтя в мясорубку засунули. Подумала, случайность, но проверила в столовке – аналогично. Так что, я манала на другой край города с такими сложностями ехать.
– Я тебе дам человека, – успокаивает Бакс, – по его чипу прокатитесь. Не спорь.
И я не спорю.
Говорю только:
– За вискарик заплати. У меня это… – и машу перед его лицом рукой.
Я и сама понимаю, что с моим чипом что-то не так. Не будет чипа – будут вопросы. А у меня нет ответов на них. По крайней мере, правдоподобных.
И поэтому я еду с забавным пареньком, которого приставил ко мне Бакс, на другой край города.
Медуза уже встречает нас на входе в тату-салон. Салон вполне рабочий и татуировку там можно нанести на любой срок, любой из красок и любым методом. Бакс наверняка набивал свои узоры именно здесь. Но тату-салон – всего лишь прикрытие для более сложных манипуляций с телом, о которых гарантированно не знают даже мастера, в нём работающие.
– Я в курсе, Ржа, – кивает Медуза, когда я открываю рот, чтобы объяснить, кто я и зачем здесь. – Бакс всё озвучил.
Затем она поворачивается к парнишке, сопровождавшему меня, и спрашивает:
– Арахнид?
– Да, – коротко кивает тот.
– Пройдешь два здания вниз по улице, потом направо, – инструктирует его Медуза. – Там двадцать восьмой человейник и пристройка-клуб. «Неограф», кажется. Ваши там. Через час возвращайся. Нечего тут мельтешить.
Парнишка кивает и, спрятав руки в карманы, прогулочным шагом отправляется в указанную Медузой сторону. Меня же она ведет через салон в подсобное помещение, жмет на какую-то кнопку и пропускает перед собой в открывшийся проём.
– Вниз, – говорит она, когда дверь сзади с тихим шипением закрывается, а ступени подсвечиваются мягким синим светом.
Мы спускаемся в подвальный этаж и попадаем в настоящую операционную. Стены и пол облицованы кафелем, вдоль стены стоят стеклянные шкафы с инструментами, флаконами, упаковками пилюль. В центре металлическая кушетка, над которой нависла мощная разнопотоковая лампа. Медуза протягивает руку к ней и сенсор отзывается миганием, активируя все восемь световых ячеек.
– Ложись, – говорит Улле, пододвигая пластиковую стойку на колесах к кушетке. – Руку вытяни вот сюда.
Она отходит к стеллажу, берет странный прибор, внешне похожий на «Диагност-А», и включает его, зафиксировав над моей кистью. Затем вынимает из пазов две световых ячейки и располагает их так, чтобы они освещали мою кисть.
– Больно не будет, – говорит Медуза и начинает колдовать над монитором.
Действительно, не больно. Только легкое покалывание, словно я отлежала руку и сейчас чувствительность только-только начинает восстанавливаться. У Медузы сосредоточенное лицо. Она что-то бормочет себе под нос. Невнятное.
– Ну, что там?
– Четвертый случай, – отвечает она. – Не смертельно, но тенденция наводит на мысли.
– О чем?
– Те трое, как и ты, работают на Бакса, – пожимает плечами она. – Тебе где чип перешили?
– Перешили?
– Ну да. Перешили, – кивает она. – Сейчас извлеку биометрию, накачу оригинальную прошивку и залью биометрию обратно.
– На что перешили?
– Чуть разогнали. В рамках самого чипа это немного, но для сращенных с нервами железок достаточно, чтобы организм перестал считать имплант частью себя и начал его отторгать.
– Твою ж мать…
– Говорю же, не смертельно и исправимо.
– Так где ты так встрять-то умудрилась?
– «Кристалис».
– Те трое тоже.
Некоторое время Улле молча колдует над доской монитора, затем надевает перчатку-манипулятор и взгляд её становится пустым. Если бы не подергивание руки в перчатке, то можно было бы подумать, что она не живая.
Уходящие в виртуалье почти всегда выглядят одинаково. Человек, способный контролировать своё нахождение там и одновременно присутствовать в реальности, – редкость. Очень большая редкость. У Иганта есть задатки, но он заядлый геймер и ему не интересно раздваиваться. Он, наоборот, стремится погрузиться в игру максимально. Мне, порой, кажется, что в реальности он отбывает. А в игры уходит, чтобы по-настоящему жить.
– Готово, – сообщает Медуза и отключает «Диагност-А».
Я чувствую, как покалывание в кисти сходит на нет.
Медуза тем временем возвращает в пазы световые ячейки и гасит всю лампу, проведя над сенсором рукой.
– Можешь вставать, – разрешает она, отходя к стеклянным шкафчикам.
Разглядываю выпирающий из руки чип. Краснота вокруг него никуда не делась. Но нарывающей пульсации я не чувствую.
– Вот, – возвращается ко мне Медуза, протягивая флакон спрея размером с карандаш. – Трижды в день брызгай, пока краснота не спадёт. И две недели никаких валидаторов и коннекторов.
Я киваю.
– Есть кому за тебя расплачиваться?
Киваю ещё раз.
– Ну и славно, – говорит Улле и картинно простирает ладонь к лестнице: – прошу.
Парнишка, которого Бакс отрядил в сопровождающие, стоит у входа, подпирая стену, спрятав руки в карманы.
Зову его кивком:
– Пойдем.
Тот отлипает от стены и лениво шагает рядом.
– Ты чойсер? – спрашивает он, когда мы подходим к остановке.
– Иногда.
– Я тоже хочу в чойсеры. Но Бакс говорит, что я молодой ещё, – не то жалуется, не то просто сообщает он. – Вот и тусуюсь с арахнидами. Жду.
– Чего ждёшь?
– Не знаю. Может, случая подходящего.
Некоторое время мы стоим молча, в ожидании воздушки, а когда она подплывает и мы заходим внутрь, я дожидаюсь, пока он расплатится и сядет рядом. А потом говорю ему:
– Нехер там делать, в чойсерах.
Воздушка пуста, кроме нас в ней никого, поэтому я говорю без опаски.
– Почему? – изумляется он.
Ещё бы. В его глазах я крутой обитатель паутины. На самого Бакса работаю. А он кто? Арахнид на побегушках. И банда дурная и принципы идиотские. Борьба за чипирование. Говорят, когда-то были кожеголовые, проповедовавшие превосходство белой расы над другими расами. Арахниды, на свой манер кожеголовые. Только проповедуют не превосходство расы, а превосходство чипированых. Мол, те, кто отказывается от имплантов, тормозят прогресс. Ну дичь же несусветная. И парнишка это понимает. Но, ему хочется подвигов и приключений, а не проедать безусловный доход из месяца в месяц.
– Потому что нехер там делать.
Как ему объяснить, что за красивой вывеской легенды о рыцарях виртуалья, борящихся с корпорациями, скрываются обычные воры? Не поверит же.
– Но я способный, – заверяет он. – Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити.
– Вот и остановись на этом.
– Почему?
– Потому что, – я собираюсь с мыслями и продолжаю: – Потому что воды по нормам хватает и без ваших взломов.
– Но Бакс говорит, что вода должна быть бесплатной. А её вычитают из безусловки.
– Сегодня ты ломаешь базу данных распределения водных ресурсов, и жители восточной части сити на радостях моются трижды в день и смывают туалет двумя-тремя бачками за раз, ленясь взмахнуть ёршиком, а завтра «Кристалис», обнаружив сбой, принимает решение разделить перерасход на весь сити. Как думаешь, это справедливо?
– Но ведь… – теперь уже парнишка замялся, подбирая слова. – Но они же не имеют права отбирать положенное у других…
– Парень, они имеют право на всё. Им принадлежат и очистные сооружения, и все трубы, по которым подается вода. Вся вода. И питьевая и техническая. Они имеют право на всё.
Дальше мы едем молча, до самого пункта назначения. И когда выходим из воздушки у «Бессонницы» – принадлежащего Баксу клуба – парень, буркнув:
– Я к своим, – присоединяется к компании таких же, как он, арахнидов, тусующихся неподалёку от входа.
– Чойсеров излишне романтизируют, – бросаю я ему вслед. А сама иду в клуб.
В клубе тишина. Здесь всегда тишина днем. Развлечения начнутся позже, когда стемнеет. А пока что здесь некому развлекаться.
Бакс сидит за тем же столиком, за которым мы разговаривали с ним пару часов назад.
– Ну, как прошло? – спрашивает он.
– Медуза сказала, что порядок.
– Она тетка умная, – кивает Бакс. – У неё не только руки, но и мозги золотые.
– Чего ж такая умная в «Биотеч» не пошла?
– На всю жизнь? – ухмыляется Бакс. – Ха. Ха. Ха.
– Так у них полный пакет и квартиры, а не ячейки. И безусловку не снимают, а к зарплате прибавляют.
– А ты бы пошла?
– Я в бионейромеханике лом.
– А если б и не была ломом, то пошла бы?
– Нет.
– А почему?
– Ты зачем дурные вопросы задаёшь?
– Вот и она не пошла бы, – снова ухмыляется Бакс, вытаскивая из пачки очередную палочку сигареты. – Чего Медуза сказала-то?
– Сказала, что я с такой проблемой уже четвертая.
– Ага, – кивает он.
– А ты сделал вид, что впервые такое видишь.
– Ага, – кивает он, не меняясь в лице.
Я подзываю разносчика и провожу по привычным кнопкам заказа. Разносчик пищит и уезжает к барной стойке.
– Знаешь, хоть ты и хитрый мудак, преследующий какие-то свои цели, я на тебя почему-то даже не сержусь.
– Потому что я хорошо оплачиваю работу.
– И поэтому тоже.
Возвращается разносчик с двумя стаканами виски на подносе.
Снимаю оба, один протягиваю Баксу.
– За что пьем? – спрашивает он.
– За мой отпуск.
– Двухнедельный, – уточняет Бакс. – Медуза сказала, что на восстановление уйдёт две недели.
– Месяц, – называю я свою цену и стучу краем стакана о его стакан.
– Две с половиной, – продолжает торговаться Бакс.
– Месяц, – выпиваю залпом, ставлю пустой стакан на стол. – Месяц и один день.
– Ржавая, а ты наглая!
– Я знаю, – улыбаюсь я, вставая из-за стола и направляясь к выходу. – И заплати за виски, – бросаю, не оглядываясь и не останавливаясь.
Возле парапета, отделяющего проезжую часть от площадки перед входом в «Бессонницу», всё та же компания малолеток-арахнидов. Но что-то не так. Они не стоят и треплются, разбившись на маленькие группки, а сгрудились вокруг чего-то. И голоса их звучат встревоженно и, наверное, даже испуганно.
– Ебать! Снимите с него перчатку.
– Ага, чтоб он гробанулся нах?
– Да сделайте что-то! – тонкий, девичий.
Расталкиваю их и вижу, что на экзопластике, стилизованном под брусчатку, подергивается, словно в эпелептическом припадке, мой недавний провожатый, составлявший мне компанию в путешествии к Медузе.
Рядом с ним валяется развернутый десктоп, рабочая поверхность которого светится всеми цветами видимого спектра. Но это не картинка, как должно быть в плоской сети. Это артефакты графики, наслаивающиеся один на другой.
Всё предельно понятно. Мечтатель сраный. Решил выпендриться и полез чойсить, чтобы показать друзьям, что он крут. Кто ж так в паутину-то ныряет? Дебил малолетний, сука. К этому готовиться надо, просчитывать, взвешивать. Тем более, если рейд одиночный. Да кто вообще в одиночку базы ломает!? Дебил. Сука, дебил!
Расталкиваю малолеток, попутно задавая вопросы, тоном, не подразумевающим ответную ложь.
– Куда он полез?
– «Кристалис-восток»
– Что у него в арсенале было?
– Монт…
– Криптограф…
– Флудер…
Ответы сыплются одновременно и с разных сторон.
– Чьи проги?
– Китай.
Сука. Идиот. Китайцев надо фиксить, фиксить и фиксить. У них же там другое измерение. Они в своём, в коммунистическом мире живут. Только с поправками на компьютеризацию повальную.
– Узел мне, – командую. – С доской.
А сама, присев на корточки рядом с горе-чойсером, выуживаю из кармана перчатку-манипулятор и надеваю на руку, ощущая привычное скольжение пластины по кистевому чипу.
Кто-то протягивает свёрнутую в рулон доску. Старенький, очень неповоротливый десктоп. Еще один, видимо, самый сообразительный, распечатывает нулячий узел.
Разворачиваю десктоп и креплю к нему узел.
– Сколько он там?
Сообразительный смотрит на наручные, – вот ещё атавизм, – электронные часы и сообщает:
– Четыре минуты и тридцать... Тридцать две секунды.
Чертыхаюсь, провожу ладонью над уже развернутой доской. Говорю:
– Как заорёт – снимайте перчатку.
И ныряю в паутину.
Смахиваю заставку, рассыпающуюся мельтешением незнакомой кодировки. Некогда настраивать под себя. Пункты меню мне сейчас нахер не нужны. Я сразу ныряю на второй слой.
Эх. Стимов бы. Но я тоже принципиальная. Стимы не ем.
Вижу жгуты каналов, уходящих к серверу-раздатчику. Цепляюсь за самый толстый, стабильный. Скольжу вдоль него. Твою ж мать. Официальный провайдер. Но искать другой путь некогда. Да и узел не мой. Похуй.
Расплетаю тонкие нити магистралей паутины, нахожу нужное направление. Скольжу вдоль. Упираюсь в очередной узел. Не запароленный. Нормально. Еще один рывок – восточная база.
Куда он мог полезть?
В голове мелькает обрывок разговора:
\"Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити\".
Туда и полез, гадёныш. По протоптанной. Не подумал, что защиту после их набегов усилили.
Цепляюсь за нужный жгут и плыву к базе восточного сити. Успеваю подумать о том, что вход сейчас наверняка бесплатный, а вот выход... Как положено, отсутствует.
«Кристалис-восток» будто бы и не охраняется. Я легко вплываю на сервер и по колебаниям цифрового пространства определяю, где именно добивают несмышлёныша.
Что там у него с собой было? Монт, крипто, флуд… Интересно, насколько они адаптированы?
Я ведь пустая.
Деф-программы в моём сознании визуализируются как псы, рвущие... тряпку? Так вот ты кто, пацанёнок, мечтающий стать чойсером. Тряпка. Эх...
Врываюсь в свору и ору \"тряпке\":
– Скинь флудер! быстро!
Понимает.
Небольшой лоскут взлетает в воздух и я, выбросив руку вперед, сжимаю его в кулаке. Синапсы реагируют мгновенно. Перед глазами разворачивается схема программы. Дублирую её. Дублирую дубль. Дублирую дубли и активирую всё и сразу.
Псов отшвыривает в стороны, а я, схватив тряпку-сёрфера, цепляюсь за жгут, по которому пришла и ускоряюсь. За ним – на следующий. С него – на десктоп, попутно швыряя тряпку-паренька на параллельную нить, ведущую к его доске и командуя:
– Кричи!
И выхожу из паутины.
Реальность встречает меня синхронным подростковым \"Ах\", в котором восхищение смешано с испугом, удивлением и завистью.
Я чувствую, как чипированная рука хочет рассыпаться на части от боли. Возле меня, стоя на коленях, склонился Бакс. Он отдаёт приказания арахнидам:
– Доски и перчатки сжечь нахуй, где-то подальше отсюда. И чтоб никто вас не видел.
Стайка малолеток разбегается в стороны. А Бакс поворачивается ко мне.
– Ржавая! Ну ты и отмороженная! Тебе ж нельзя чипом пользоваться!
Улыбаюсь.
Ну, мне хочется думать, что улыбаюсь.
И спрашиваю его:
– Ты за вискарик заплатил?
Хотя… вряд ли он платит за напитки в собственном клубе.