За окном старая Уфа, а в Уфе зима седая.
Снег телегой скрипит под ногами, детство спит поджав колени.
Безмятежность ходит в халате мило улыбаясь.
Мне девять лет.
Мы с мамой на кухне лепим пельмени.

Отрывной календарь оторвался, стены сменили обои.
Я, чтобы не спалиться, смотрю в телевизор, а там тюлени
и голос Дроздова… на другом канале сказ про убийство бытовое.
Младшему брату девять.
Он лепит с мамой на кухне пельмени.

Перелистнём десятки лет, словно страницу, смочив слюной палец.
В деревенской хате иней на стёклах.
Морозец, как миротворец, пробрался в сени.
Диктор доносит сомнения на каком-то федеральном канале.
Мне под сорок.
Я сижу на кухне со страшим сыном и мы лепим пельмени.

Приоткрою шторку в будущее, как в комнате ванной,
чтобы заглянуть краем глаза,
будто ты уже поставил крестик в бюллетене…
И вижу: как я в трениках и майке, почему-то рваной,
сижу на кухне с внуком и мы с ним лепим пельмени.

Время журчит нескончаемым ручьём
несмотря на всеобъемлющий январь и холод.
Действительность ест бутерброд из хлеба,
фейков и хрени,
а потом устав от этого всего хватает зубами оголенный провод
и где-то на кухне в раю с Всевышним лепит пельмени.