Ночь была тёмной не то чтобы очень, но всё же достаточно, чтобы все кошки казались серыми.

Джим шел домой из пятничного бара, слегка покачиваясь, периодически сплёвывая густой зеленоватой от плохого табака слюной на едва заметную обочину, и едва слышно матерясь на звезды, едва заметные сквозь низкие облака.

Редкие, еще не затемнённые окна домов вдоль дороги почти не добавляли света. Напротив, казалось что тьма становится гуще и гуще после каждого такого пятнышка. И Джиму это совсем не нравилось.

Спюнув и выругавшись в очередной раз, Джим заметил что-то прямо перед собой. Аккурат под правую, ударную ногу. Не долго думая, он без размаха, но довольно сильно ударил это что-то.

Резкая боль пронзила ногу от колена и выше, отдавшись в спине.

– Твою мать!.. – Джим вскрикнул и остановился, вглядываясь вниз. Боль, только что казавшаяся непереносимой, исчезла, как и не было.

Вместо этого его нижняя челюсть самопроизвольно опустилась, потом захлопнулась, больно прикусив кончик языка..

– ...Твою-ж мать! – снова повторил Джим привычную мантру, но то, что лежало на обочине, аккурат рядом с его ударной ногой не исчезло, но напротив стало заметно ярче и начало переливаться и поблескивать маленькими синими огоньками.

Еще чуть погодя, из того, что сначала показалось Джиму банкой из-под пива, чуть позже – обрезком чугунной трубы, а еще чуть позже – фаллоимитатором экстра сайз, так вот, из Этого выдвинулась небольшая пластинка, над которой появилась черная дырка, и потом, Джим успел только произнести «Ттвою-жж...», из дырки выполз то ли майский жук, то ли таракан – причем движение насекомого сопровождалось каким-то сначала невнятным жужжанием, сквозь которое, к своему ужасу, Джим расслышал сакральное «Тувью Жмать».

Тут остатки самообладания покинули Джима, и он, не отрывая глаз от мерцающего объекта и его пассажира, сел где стоял – аккурат в последнюю оставшуюся на дороге лужу.

Мокрая задница немного привела его в чувство. Джим пошарил в заднем кармане, вытащил плоскую бутылку с остатками виски, открутил крыжку и залпом опорожнил ее содержимое. К сожалению, там оставалось совсем немного. На всякий случай, Джим опрокинул бутыль в рот еще раз, но это не помогло. В сердцах, Джим уже было размахнулся, чтобы выбросить бесполезное стекло в кусты, но тут ему показалось, что бутыль стала тяжелее. Видеть в темноте Джим не умел, но запах виски мог учуять за сто ярдов. А уж бульканье жидкости...

Еще не веря своим ощущениям, Джим снова опрокинул бутылку в рот, и – Твою-жеж буль-мать! – снова непроизвольно вырвалось у него, когда в горло полилась струя не скверного местного виски, которое он только что прикончил, но напитка, название которому он подобрать не мог...

Приняв на грудь глоток-другой, Джим осознал, что бутылка не становится легче. Пить, однако, больше не хотелось, что с Джимом не случалось уже давно. Он закрутил пробку и отправил бутыль в карман. Затем он попытался понять, почему сидит в луже...

И тут он вдруг снова вспомнил все. Да и сложно было не вспомнить, когда в ярде от него светился обрезок чугунного фаллоимитатора, перед которым на площадке стоял на задних лапках таракан, в передних лапках которого Джим едва разглядел то ли карандаш, то ли маленький карабин М16.

– Буль-жеж-мать! Твой-буль-жеж... – донеслось до Джима. И тут он ясно понял, что звуки исходят от таракана с карандашом М16.

Это открытие Джим сначала было отнес на счет дармового виски, но протирание кулаками глаз, а пальцами ушей помогли мало. Глюк, а это не могло быть ничем кроме глюка, не исчезал. Напротив, таракан положил свое орудие на площадку, и начал совершать странные телодвижения, вращаясь на месте и махая всеми своими лапками.

– Ттты это чего? Ззззачем? – вырвалось у Джима.

– Этто чего заччем твою буль мать? – услышал он в ответ, причем голос подозрительно напомнил ему законную половину, встречающую его на пороге дома в пятницу поздно вечером.

Тут Джим испугался по-настоящему. Он попытался вскочить, не смог, затем попробовал придать себе приличный вид, размазывая по лицу грязь из лужи...

– Нне пил я совсем! Ну, только пару стопок. Ну три. Ну с Биллом пару кружек. Ну.. там.. это.. Сэм угощал же.. А потом мы с Джеком и Бобом.. А Боб мне и говорит: Ты, Джим, сволочь и болтун, если со мной не выпьешь..

Снизу что-то зашипело, забулькало, а чуть погодя Джим услышал:

– Здравствуй, Джим Сволочь.. Спасибо тебе, дорогой ты наш буль-болтун, за помощь в починке нашего поврежденного Фаллолета. Без твоей исключительной храбрости и находчивости мы были бы обречены навсегда застрять на этой Жеж-Твою-Мать планете. Точнейшим ударом твоего правого ходила ты не только исправил наш поврежденный ... поссы..иссы..писсикатор, но и повысил его писимость на 28%, что позволит нам вернуться домой на родную Жеж-Наша-Мать на шесь или даже семьсь оборотов быстрее. Мы еще даже успеем к нашей любимой...

Тут голос снизу немного прервался, послышалось опять какое-то щелканье и жужжание, как от старого калькулятора на стойке у бармена Лембовски.

– ...нашей любимой пятничной пьянке в баре, – продолжил тот же голос.

– А тебе от нас на память – непорожняя фляжка лучшего Дебаранского виски..

Голос умолк. Таракан подобрал свой М16 и явно ждал чего-то.

– Твою-ж мать! Ну и дела. Провалиться мне на этом месте, если кто поверит! – только и смог выдавить из себя Джим.

– Твою-ж мать! Провалиться мне на этом месте! – эхом отозвалось снизу.

Таракан явно принял последнюю фразу за вежливую форму прощания. Еще мгновение, и он исчез в черной дырке. Потом задвинулась внутрь пластина, на которой он стоял, мерцание обрезка стало чаще, появились полоски, фигуры, вспышки.

Наконец, вспышки слились в одну, раздался треск, как от бенгальских огней, и объект исчез, оставив в воздухе запах паленой кошки.

В окружившей Джима непроглядной тьме он успел расслышать удаляющееся:

– Твою ж мать, жеж твою мать, Сволочь Джим!...

... Дома Джима, припоздавшего далеко за пределами обычного лимита, ждал соответствующий прием, закончившийся очередным синяком под глазом и обещанием навсегда уйти к маме.

Но заветную флягу ему удалось сберечь. А как иначе он сможет доказать парням, что все происшедшее с ним этой ночью – не пьяные бредни?