Рассвет опускался на землю. Плавно, неторопливо выдавливал с берега ночь. На оживающем холсте природы просыпались птицы, несмело прочищали глотки, будили друг друга, лес, берег финского залива. От ласки молодого ветерка шумел камыш, деревья гнулись к земле под тяжестью благодатной росы. Туман рассеивался, постепенно освобождая от темного покрова небольшой шалаш на берегу. Из него выглядывали две пары ног. Ногти той, что поменьше, украшал элегантный малиновый педикюр с тонкой белой кромкой. Другая пара ступней была грубой, крупной, поросшей короткой курчавой шерстью, принадлежала явно мужчине, на пятках, подошве и пальцах бугрились мозоли, что выдавало в их обладателе ходока на длинные дистанции, крестьянина, или каторжанина, бежавшего с каменоломен. Любая средненькая гадалка с колодой Таро в кармане смогла бы легко прочесть по этим ластам всю нелегкую судьбину и великий путь их обладателя. Но ее здесь не было, а сырой воздух все же достал влюбленных. Ноги мужчины дрогнули, потерлись друг о друга, обняли ножки своей спутницы, потерлись о них и стали мелко выгребать на выход. Из шалаша появилось крепкое, но низкорослое тело, никак не соответствующее огромным ступням. Человек был практически лыс, недостаток волос на голове его компенсировался обильным пушком по краю черепа, на острых вытянутых ушах, удивительными лохматыми бровями, нависшими над живыми смышлеными глазками, всклокоченной бородкой. Он лениво зевнул, одернул тельняшку, накинул на плечи матросский бушлат , подошел к воде, приспустил кальсоны. В воду зажурчала нетерпеливая струя. Стряхнув последние капли и заправив причиндал, человек оторвал от шалаша немного засушенного гербария, виртуозно и ловко соорудил штакетину, облизал, закурил и мечтательно зажмурился, выпуская дым.
Он чем-то напоминает хоббита, заметите вы.
А я скажу - нет.
Это был Ленин.
Да ну нах! - Скажете вы. Но как?!
Тсс....

- Вова... – приглушенный туманом, выплыл томный женский голос из шалаша, - Воваааан...
- Да, товарищ?
- Блять, какой я тебе товарищ? Выйди, пожалуйста, из образа и дай мне сигарету.
- Если бы сейчас была дискуссия, я бы тезисно доказал всю безапелляционную абсурдность вашей буржуазной позиции, товарищ Фрей, - сказал Ленин, сидя у входа в шалаш и жадно затягиваясь, - сигареты сейчас курят только недобитые капиталистами пролетарии, классово сознательная прослойка истеблишмента предпочитает вейп, айкос. Но те, кто парит в высшем эшелоне эволюции, оперируют исключительно папиросами «Беломор-канал». Я как раз сейчас прорабатываю эти тезисы в голове для пленума ЦК.
- О, дай и мне пяточку.
Ленин зубами вытащил на сантиметр гильзу из папиросы, завернул дымящийся остаток и протянул ей, - добивай.
Через минуту из шалаша показалась дивной красоты девушка, села рядом с лысым, и обняв, опустила голову ему на плечо. Медные локоны красавицы едва прикрывали полную, налитую грудь, огромные глаза, пьяные от нежности, мерцали бесконечной изумрудной глубиной.
- Пленум... Уенум... Варум.... Хуярум... битум... кто придумывает эту чушь? От этой латыни у меня привкус кошачей шерсти во рту. Мы легко станем понимать голоса зверей если просто вытряхнем смысл из слов, ты не находишь? Вованум, ты взял меня в пленум.
Ленин как-то обмяк, спустился с внутренних небес и заговорил просто:
- Наденька... ты ахуительна. – Он посмотрел на ее лицо и нежно сдул прилипший к реснице волосок.
- Врешь, поди? – улыбнулась она, - ты, у нас осталось вино?
- О, сегодня же должны пацаны приехать. Троцкий, Каменев, Свердлов, все. Все наши. Коба Хваанчкару везет, прикинь. А шалы у нас полный шалаш. Устроим сейшн.
- Хм..Троцкий, небось пиздит как Троцкий. Знаешь, такой мем щас гуляет там.
- Ну, малыш, ты еще про ледоруб вспомни. Кстати, Рамон тоже будет, обещал гитару прихватить. Он играет как бог. Даже лучше, чем на альпенштоке, гг. И вообще, классный пацан.
- Слушай, Ленин... ты сказал будут все. Если ты опять потеряешь края с этой Колонтай... ты же помнишь, что было прошлый раз? Ладно, я закрывала глаза на твою Арманд, проехали, но это уже ни в какие ворота, понимаешь? Блять, пока мы там поем пионерские песни у костра, захожу в шалаш, а она там дует моему Ленину в свисток. Полирует, так сказать, его альпеншток. Это как?!
- Да, Надя, ты опять мне расцарапаешь лицо, я помню. Ну чо ты начинаешь?
- Не, ну это надо умудриться, чтобы и сюда протащить свою теорию стакана воды. Да иди ты пей свои стаканы в другом месте. Обычная плечевая проблядь с идеологической подкладкой и блестящим образованием. Мало того что там ее переебал весь ЦК, так и сюда приперлась...Я поражаюсь этим нимфоманкам. Особенно таким, амбициозным и политически подкованным на все четыре копыта. Создается впечатление, что им интеллект дан исключительно как маячок для хуев – чтобы ни один не проскользнул мимо ее бухты.
- Ну, не мелочись, Наденька... и потом, не хотел поднимать эту тему, но я же не тычу тебе Феликса.
- А что Феликс?! – вспыхнула и залилась краской Надя, - знаешь, Вова, это не по-мужски, собирать грязные сплетни, как баба! – она отвернулась, пряча глаза, и тихо спросила: - а он тоже будет?
- Обещал. Ну хватит, Наденька!
- Смотри мне! - Крупская сунула ему кулак под нос, потом смягчилась и поцеловала его в маковку, - вождь.
Вскрикнула выпь. В камышах зашуршали утки. Где-тот там, разгоняя туман, из воды выкарабкивалось на работу ленивое солнце.
Ленин провел рукой по голой спине любимой.
- Надя, все хочу спросить... Тебе нравится здесь?
Надя помолчала.
- Почему ты спросил?
- Ты ведь понимаешь, что это все?
- Конечно.
Ленин улыбнулся.
- Тогда скажи мне, почему хоббит? Это шутка? Ты так прикололась? Я же не вообразил тебя лупоглазой старухой, какой ты ушла. – Надя засмеялась.
- Вова, ты такой милый с этими ушами и ступнями. И потом, мне нравится такой тип, не знаю почему. Всегда нравились. Что-то дико сексуальное для меня в этом. Вот эти здоровенные волосатые лапищи, прелесть. Ты сейчас похож на такое симпатичное ручное чудовище. – Она чмокнула его в оттопыренное ухо и задумалась. – А знаешь, у меня тоже вопрос.
- Какой?
- Ты там мечтал именно об этом? Что все будет так? Ты так это представлял?
Ленин молча поднялся, прошел к воде, постоял и вернулся, присел перед ней на корточки.
- Нет, - сказал он глядя ей в глаза, - я ничего не представлял. Потому что не знал и не знаю, как выглядит счастье. Я не жил, я писал тонны книг, но это не я, а какой-то полоумный чат-бот, у которого упала планка не на те клеммы. Я не хотел ничего для себя, и когда пришла пора отчалить, я вспомнил, где испытал сиюминутное ощущение, какое-то подобие тишины, удовлетворения, покоя. Счастья. Это было здесь. А ты пошла за мной.
Надежда Константиновна засмеялась, ее груди бесстыдно всколыхнулись, было видно как отвердели и увеличились розовые соски. Она потянулась, коснулась губами губ Владимира Ильича, он ответил и они слились в долгом поцелуе. Обнял ее, повалил в траву. Встревоженные увиденным птицы тут же хором грянули песню, стыдливо отводя глаза. Солнце молодыми лучами грело тела влюбленных. Надя стонала сладостно, глядя в бирюзовое небо лимба, ее лаковые коготки нежно терзали волосатую спину хоббита.
- Ленин... Вова... Вовчик...
Насытившись любовью, они еще долго и молча лежали, сцепив пальцы и ловя свое отражение в глазах друг друга.
-А знаешь, - задумчиво сказала Надя, - а я ведь мечтала в детстве о тебе. Я очень сильно хотела, чтобы такой человек как ты был со мной рядом, всегда. Физически. Хотя я наверное делала бы тебя несчастным. Я представляла, вот бы жили с тобой где то на отшибе, огородившись высоким забором с кучей колючей проволоки. Чтобы никаких соседей, никаких гостей . Мы бы занимались любовью, ели, пили кофе, ты бы писал свои труды, а я тихо сидела в углу, рисовала, вязала тебе носки. Смотрели бы в окно как день меняет ночь и солнце крутит счетчик вокруг Земли. А потом бы обсуждали и делились впечатлениями о прожитом дне. Ты бы мыл меня как маленькую в душе и укутывал в полотенце. Расчесывал мне волосы и заплетал в косичку.Ругался за крошки в кровати, за чайные пакетики по всему дому, за грязную посуду. За мои дурные привычки и окурки во дворе. Ругался бы за мои волосы в ванной.
А потом бы говорил , что ты очень сильно любишь свою маленькую девочку. И вот представь, все вышло, как я и не мечтала.
- Товарищ... – Ленин блаженно улыбался, гладя ее по волосам, - мой товарищ... Ты знаешь, там остался такой груз... Весь багаж тех лет, все эти глупые труды я без сожаления отдам за один этот миг. С тобой.
- Я знаю, Владимир Ильич. Дорогой Владимир Ильич. Ты всегда так мило грассировал, наверное, мне этого сейчас не хватает.
Ленин откинулся на спину и захохотал.
- Да брось, я это нарочно. Чтобы хоть так слегка сбить пафос момента. Мне никогда не нравилось слово «революция» и все эти трескуче-пулеметные фразы. И потом, таким образом отлично прорабатываются детские страхи и комплексы. Попробуй-ка, картавя, произнести слово «розги»? Это же смешно, скажи? И ужас перед ними сразу улетучивается.
- Так ты притворялся? Столько лет? Ах ты паяц!- она шутливо съездила ему по лысине и чуть сбила пыль с ушей, - даже со мной?
- Наденька, там все играют роль, ну чо ты. Ты ведь тоже себя ощущала русалкой, как сейчас, но вынуждена была прожить под броней совсем другой личности. Только тут можно быть самим собой. Дорогая, а ну, оторви-ка шишечку.
- Вован, ты не частил бы так, а? Щас орава эта еще подвалит. Чо будем делать, когда скурим шалаш? Жить-то где? А если дожди? Новый сезон и урожай не скоро.
- Ты забыла где мы? Тут нет сезонов. Как и времени.
Из леса послышались голоса и смех. Судя по звукам приближалась большая компания молодых парней и девчонок.
-О! Идут уже! - спохватился Ленин, - Надя, накинь хотя бы парео.
- Ленин, как ты думаешь... там нас еще вспоминают?
- А тебе не все равно?