Он с детства боялся высоты. Именно боялся, не опасался — до панических атак. С возрастом страхи притупились, но все же старался избегать плоских крыш высоток, открытых панорамных окон, скал с обрывами и прочих ландшафтных экстримов.

И вот, пожалуйте — он летит с парашютом над гористой местностью на трех-четырех километровой высоте, не меньше. Над головой распростерся белый купол, в руках какие-то стропы, видимо для управления. Окончательно убедившись, что под ногами пустота и бездна, он тут же разучился толком дышать, горло сдавил страх. Выпучив глаза одновременно во все стороны, пытался унять нарастающую панику. Снова задрав голову кверху, прочитал на внутренней поверхности купола крупно написанное, как будто огромной алой помадой: «С Днем Рождения, Милый!». И... ну, а как иначе — сердечко! Земля приближалась...



***

Жена сама настояла на этой поездке. Он сопротивлялся как мог — столько дел по работе, да и не любил он уезжать куда-то сам, без нее. Все было чудесно, семь лет безоблачного супружеского счастья, а тут эти чертовы почки. Врачи рекомендовали, Маша заволновалась, проштудировала всю информацию о болезни, об этом учреждении.

— Заинька, это лучший санаторий, подруга там лечилась, совсем забыла о своих недугах. Эти колики тебя доконают...

— Но я не хочу, ну ё-моё!

— Надо, Алёша, надо!

Санаторий оказался и правда очень себе на высоте, и в плане комфорта, и в плане оборудования. Врачи были внимательными, кухня изысканной и вкусной, море ласковым. После всех процедур, пообедав, он возлежал на шезлонге у бассейна и загорал, млея от шуршащего по телу бриза.

— И как вам здесь? — голос был волнующим, вкрадчивым. Женский голос. Алексей привстал на локте, сдергивая полотенце с глаз. Она была великолепна!

Темноволосая, загорелая, с улыбкой Афродиты. По ее идеальной коже стекали ручейки. Она стояла, как воплощение далекого эротического сна и отжимала густые волосы. Он растерялся...

— Хорошо здесь, — только и смог брякнуть. Она рассмеялась.

— Пойдемте к морю, вода просто волшебная, я только что оттуда, но еще хочу. Идемте же! — и она протянула изящную руку.

И с того момента все изменилось. Хельга, так звали эту местную девушку, стала приходить к нему ежедневно. Они плавали вместе, загорали, много и обо всем болтали. Находили очень много общих тем. Ее глубокие черные глаза завораживали. Оставался один шажок к полной близости...

Лечение шло своим чередом, боли отошли. Через три дня курс заканчивался. Билет на самолет был заказан. Розовый закат опускался над морем, они лежали на песчаном берегу — волны ласкали их ступни.

— Не хочу, не хочу домой... Как я теперь без нас?

— Так не уезжай!

— Я бы с радостью, но это невозможно.

— Все возможно, — она взглянула на него по-особенному, как не могла ни одна женщина. Даже Маша. И вдруг посерьезнела. — Хочешь, докажу?

По его телу пробежали мурашки. Какое-то подобие озноба, страх прикоснулся к темени. На долю секунды захотелось бежать.

— Докажешь? — он попытался рассмеяться, вышло как-то не очень. Солнце коснулось горизонта, заметно потемнело.

— Идем!

В тот вечер он впервые оказался у нее дома. Они выпили вина. Под легкую музыку он окончательно расслабился, сидя на диване, любовался ее манящим танцем. Она приставила указательный палец к губам яркого алого цвета и тут же куда-то упорхнула. Вернулась обнаженной, в легкой полупрозрачной накидке. Не давая ему опомниться, налетела ураганом...

Последние дни были незабываемы. Он сидел в самолете, как во сне, не осознавая, что с ним произошло, но точно зная, его прежняя жизнь разрушена. Хельга страстной пантерой овладела им от и до. Их страсть пылала и искрилась, таких ощущений он не испытывал никогда и ни с кем. Каждую ночь он приходил к ней, как зачарованный, не в состоянии думать ни о чем ином. Под утро, перед его уходом, она жарко шептала в его уши слова о том, как теперь у них будет. Спрашивала его обо всем, и теперь не было никаких секретов. Он даже о своих страхах поведал ей. Обо всех, и детских, и взрослых.

Провожая, она нежно поцеловала его перед тем, как развернуться и убежать, и прошептала:

— Если обманешь, пожалеешь...

Самолет набрал высоту, и он смог более-менее сносно вернуться в реальность. Он летит домой, к жене. У него работа, дом, планы на рождение сына, наследника. Он любит свою жену. Он любит Хельгу... Черт, нет...

Маша не сразу заметила его отрешённость. Но она была рада, почки больше не беспокоили ее любимого, он вернулся к работе. Что творилось в его голове, она и не догадывалась. Через три дня пришло первое сообщение с югов: «любимый, я скучаю».

Алексей сразу принял решение не отвечать ей. Худо-бедно, он восстановил все болезненные воспоминания — чего только не наобещал своей соблазнительнице. Бросить жену, продать дом, переехать на юг... Боже, какой же идиот! Сообщения без ответа становились настойчивей, в них появились нотки нетерпения. А потом угрозы: «Ты не забыл о моих последних словах, милый?»

И он заблокировал ее номер.

Постепенно все устаканивалось. Воспоминания размывались, страх уходил. В конце октября наметился корпоратив в честь дня рождения, а заодно повышения. Маша дома готовила ужин на двоих. О Хельге никаких мыслей...



***

Земля приближалась все стремительней. Очертание гор острыми клыками приглашали к очень и очень не мягкой посадке. Бедолага заметался, путаясь в стропах — он абсолютно не имел представления о том, что нужно делать. Как садиться? Стали видны отдельные остроконечные булыжники, они зловеще скатывались по крутому склону, на который он бесконтрольно, ускоряясь летел.

Откуда-то послышался смех, перемежающийся с голосом: Алёша, я все помню... Ты все помнишь... Пожалеешь... Иди ко мне!..

— Все, все, Алёшенька, проснись... Все прошло, — Маша удерживала его голову, метающуюся по подушкам, стирала липкий пот со лба. Он дико вращал глазами, ревел, постепенно затихая, приходя в себя.

— Машенька...

— Все хорошо, все прошло, успокойся, — перепуганная Маша пыталась улыбаться, она так и не смогла привыкнуть к этим его приступам в день рождения. Это происходило уже четвертый год подряд. Устойчивый и точный как часы кошмар с пристрастием. Как в той детской песенке: «к сожаленью день рождения только раз в году», только для Алексея это было к счастью, если так можно сказать. Конечно же, на второй год — после падения с балкона двадцать восьмого этажа и бега по крыше несущегося поезда, заезжающего в тоннель — он был вынужден все рассказать Маше. Было трудно, но они справились как-то. Теперь они ждали ребенка...

За завтраком у него все еще тряслись руки, бутерброд не лез в рот. Маша отобрала у него чашку с кофе, которое он расплескал по столу, погладила его руки.

— Значит, сегодня парашют...

— Это было ужасно, по-моему, я немного обосрался перед приземлением...

— И совсем не немного, Алёша! — они рассмеялись, но его несчастный смех оборвался.

— Что ты ей еще рассказывал о своих страхах?

— Да много чего, как оказалось, я ссыкун тот еще. Но больше всего, я опасаюсь знаешь чего?

— Ну?

Алексей застыл, пристально посмотрел на супругу, глаз его задергался, голос стал осипшим:

— Я сказал, что очень боюсь однажды упасть в люк и утонуть в сточном дерьме...