— Ух ты, черт, какая вонь! — раздался мужской голос откуда-то сверху. — Дим Юрич, тут наших ещё точно не было.
Дмитрий поднял глаза с кучи скарба в углу лестничной клетки. Сквозь запотевшие линзы противогаза он разглядел ещё один лестничный пролёт. Воздух здесь, в общем-то, был чистым, но привычка – вторая натура. Люди давно ходили без защиты, но на вылазках ликвидаторы не могли себе этого позволить – слишком часто приходилось лезть туда, куда никто не суётся.
Вверху темнел проем открытой двери. Оперевшись на колено ликвидатор поднялся и двинулся вверх по лестнице к квартире. Зайдя вовнутрь и повернув направо к кухне, он увидел Степана, облокотившегося на старый пожелтевший холодильник. Молодой парень, лет на двадцать младше Дмитрия, крепкого телосложения, смотрел на полуразложившийся труп.
Тело лежало в неестественной позе, словно человек пытался встать, но силы покинули его в последний момент. Рядом валялся граненый стакан, как немой свидетель последней попытки утолить жажду. Запах разложения смешивался с затхлым воздухом квартиры, создавая удушливую атмосферу, от которой хотелось поскорее уйти.
— Чёрт... Дим Юрич, как он вообще ещё тут? — Степан поморщился, глядя на труп. — Пять лет прошло, а лежит, как вчера помер.
— Это носитель, Стёпа, — спокойно сказал Дмитрий. Противогаз придавал его голосу ещё больше механического холода.
— Ужасная смерть, — продолжил он. — Американская чума. Мутировавшая бубонка, замешанная на формальдегиде и цинке. Цинк замедляет разложение, а формальдегид консервирует тело так, что оно может лежать годами. Даже после смерти они несут болезнь в себе. Не снимай маску. Тело трогать только в перчатках.
Выпрямившись, Дмитрий подошёл к окну. В грязном стекле проступило его отражение. Тёмный силуэт. Старый военный плащ, серый шерстяной свитер, грязные джинсы. Тёмные волосы, короткие, на солдатский манер, уже с проседью. На него смотрели пустые линзы противогаза. Когда-то у него были глаза. Голубые, живые. Теперь остался только холодный стеклянный блеск. После попытки очистить линзы от влаги, они все так же остались пустыми.
Противогаз мешал разглядеть детали, но Дмитрий всё равно прищурился, вглядываясь в даль. Город был мёртв. Пустые улицы. Разбитые окна. Остовы машин, брошенных посреди дорог. Тишина, от которой звенело в ушах. Но там, дальше, за рекой, жизнь теплилась. В пригородах дымились костры. Кто-то копошился на крыше халупы, чиня прохудившуюся кровлю, а на разбитом асфальте дети гоняли мяч. В голове мелькнула мысль – «Cколько лет было бы сейчас его дочери, если бы не тот огненный смерч, охвативший Москву в последний день войны?» Он быстро отогнал ее, об этом нельзя было думать. Прошлое должно оставаться в прошлом, сейчас дело – превыше всего. Ведь именно благодаря их работе опасных находок становилось всё меньше, а люди начинали возвращаться, пока ещё боязливо, пока ещё не сюда.
— Выносим? — спросил молодой ликвидатор у своего напарника.
Жестом руки Дмитрий остановил его.
— Погоди, он уже никуда не убежит. Давай повнимательнее тут осмотримся, если тут есть такой... — кивнув в сторону несчастного проговорил Дмитрий. — Значит могут быть и другие.
Он огляделся.
— Да и пошарить тут не мешало бы, квартира нетронутая стояла, может, найдется медицина какая-то или припасы.
— Принято, Дим Юрич, умная мысль! Я тогда его запакую пока, а Вы комнату осмотрите.
Дмитрий молча кивнул и шагнул обратно в коридор, аккуратно, через приоткрытую дверь проверил санузел, затем сделал ещё шаг в единственную комнату.
— Нашли что-нибудь? Трупы есть? — Раздался голос Степана из соседней комнаты.
Дмитрий окинул взглядом представившуюся ему комнату – обычный, старый советский интерьер. Вдоль стены стояла венгерская стенка, прямо напротив двери расположился диван с небрежно расстеленным бельем, позади него был подоконник со скорчившимися цветами и распахнутым настежь окном, рядом с ним стоял рассохшийся от влаги старый советский шкаф, а с потолка по стенам ползла плесень.
— Чисто, ничего нет! — бросил в ответ Степану напарник.
Пробежавшись взглядом вдоль стеклянных дверок стенки он заметил кое–что ценное – коричневая резиновая сумка с красным крестом в белом круге – аптечка. Открыв дверцу, Дмитрий взял аптечку и проверил наполнение.
— Вата, бинты, анальгин, активированный уголь, йод… — Дмитрий просветил пузырек на фоне окна, пытаясь определить количество так необходимой жидкости, но склянка была пуста. Из-под противогаза вырвался усталый вздох.  — Не густо…
Сунув аптечку в вещмешок, он принялся осматривать ящики. В первом – стопка старых фотографий, пожелтевшие открытки. Второй – какие–то тряпки, никому не нужный хлам.
Третий ящик. Руки быстро, практически на автоматизме перебирали старый хлам, но вдруг наткнулись на пачку батареек в заводской пленке. В мире где энергия – на вес золота такая находка – невероятная удача. Они моментально полетели в вещмешок – туда же, где уже лежали найденная ранее аптечка, фонарик, радиоприёмник, счётчик Гейгера и пара банок консервов. Ещё один ящик. Документы… Паспорт.
— Хушвактов Шодмонбек Илхомбек оглы. Тьфу ты, язык сломаешь.
Паспорт тоже отправился в вещмешок.
— Тут больше ничего ценного, только старые тряпки и плесень. — крикнул он. — Что у тебя там?
— Я закончил! Можем спускать нашего клиента вниз и на могильник.
Степан уже ждал в коридоре, крепко обвязывая шпагатом черный мешок. Ликвидаторы ещё раз окинули взглядом помещение, чтобы убедится, что ничего не упустили из виду, затем Дмитрий достал из кармана мелок и пометил белым крестом входную дверь.
— Здесь закончили. Давай, потащили его вниз. — с нескрываемым чувством облегчения сказал Дмитрий.
Они быстро преодолели пять безжизненных этажей и вышли на улицу. Аккуратно опустив труп на землю, облокотились о кирпичную стену, чтобы перевести дух.
— Фу, ну и вонь там стояла, даже в маске глаза режет.
Степан дернул рукой к противогазу.
— Наконец–то свежий воздух... Закурить охота! Дим Юрич, у вас огонька нет?
Разряд боли в руках. Дмитрий ударил его резко, но не со всей силы.
— Не трогай маску, дурак. — непривычно эмоционально прорычал Дмитрий.
— Или ты с ним… — Он легонько пнул мешок с чумным трупом. — Решил лично познакомиться?
— Дим Юрич, я это… Не подумал… — виновато пробормотал Степан.
— В следующий раз думай, если легкие свои высрать не хочешь. Хорош отдыхать, двинули, поднимай носилки. Пойдем напрямки, через мертвый город, чтоб в людные места эту заразу не тащить…
Дмитрий помог Степану закинуть труп на носилки, и они двинулись глубже в город, на заброшенные территории. Здесь ликвидаторы ещё не работали. Улицы украшали битый кирпич вперемешку со стеклом, импровизированные баррикады, кое–где даже скелеты, все в касках.
— Дим Юрич, а чё сюда не ходим? Вон, работы непочатый край! — воскликнул Степан. — Да и добра, поди, полно!
— И досюда доберемся, наша задача – не таскать барахло, а делать территорию безопасной. Если каждый будет по улицам скелеты собирать, кто таких, как он… — он кивнул на труп — будет выносить?
Степан молчал.
— А если какая баба с ребёнком решит туда заглянуть, пока ты "добро" ищешь?
Степан сжал губы.
— Всему своё время, — спокойно сказал Дмитрий. — Пойдём, тут срежем. Двор проходной.
Они шагнули в колодезную арку. Перед ними раскинулся широкий двор. На дальнем конце колодца, напротив них, виднелась такая же арка, за ней зеленел парк.
— Пройдем этот двор и считай пришли. — Произнес Дмитрий. — Опускай носилки, я сообщу по рации, чтоб на могильнике готовили прием.
Дмитрий достал из нагрудного кармана рацию, щелкнул тумблером, из динамика полилось теплое шипение эфира – белый шум. Пальцы машинально выставили нужную частоту и нажали на кнопку, шипение оборвалось.
— Стикс, говорит восьмой отряд, выходите на связь.
— Восьмой, прием. Это Стикс, Седов слушает.
— У нас восьмисотый1, несем к вам. Прием.
— Понял вас, восьмой, выберем вам яму поглубже, жду с нетерпением. Конец связи.
— Конец связи.
Дмитрий снова щелкнул тумблером, рация замолчала.
Пройдя ещё одну арку, ликвидаторы вошли в парк. Природа медленно стирала следы человека, как паразита из организма. Сквозь трещины в асфальтовых дорожках пробивалась трава, лавочки начинали гнить и покрылись мхом, а по металлической оградке вилась лоза. На ветру протяжно скрипели качели.
— Прям как в сказке… — пробормотал Степан, не отрывая взгляда от заросшего парка. — Только страшной.
Дмитрий промолчал.
Они шагали по растрескавшемуся асфальту, носилки с трупом казались нелепым контрастом к пробуждающейся природе. Где-то среди зарослей чирикнула птица.
— Дим Юрич… — вдруг выдавил Степан. — Ты ведь помнишь, как тут было?
Он огляделся, словно пытаясь представить, как выглядел парк до войны.
— Как оно? До всего этого?
Дмитрий задержал шаг. В голове возникли воспоминания о жизни до войны. Он не мог знать, как выглядел до войны Ржев, но он отлично помнил мирную жизнь в Москве, ларек с мороженым и восторженные глаза дочери. Сейчас же перед ним был другой мир. Вокруг все было мертво. Стены стояли, деревья росли, но город был мёртв. Там, где раньше шумели проспекты, смеялись дети – теперь только вой ветра и редкое пение птиц.
— Никак, Стёпа, — Он двинулся дальше. — Так, как было – уже никогда не будет. И нечего об этом говорить.
Степан ничего не ответил. Ему и так все было понятно.
Они шагали по заросшим аллеям. Наконец, из-за угла показалась ограда кладбища. Там, метрах в десяти стоял силуэт – их уже встречал могильщик.
— Седов. — крякнул Степан, сглотнув ком в горле. — Жуткий тип. Молва ходит, что он душу Диаволу продал!
— Брехня, — Дмитрий излучал спокойствие. — Петр Андреевич человек, конечно, своеобразный, но если он что и продал Дьяволу, то это рассудок. Опять без маски, прямо на могильнике.
Подойдя ближе стало видно, что Петр Андреевич смаковал во рту бычок от сигары. Он был не слишком высокого роста, одет в шерстяной свитер, брюки–карго цвета хаки и черные, вычищенные до блеска берцы. На поясе висел самодельный респиратор. Скорее для вида, чем для реальной защиты. Дмитрий и правда ни разу не видел его на лице Седова. Никогда не видел на нем и противогаза.
«Может иммунитет? — мелькнуло в голове. — А может и впрямь, сама Смерть не хотела с ним связываться.»
Могильщик затянулся и в дыме проступило лицо, будто высеченное из камня временем: лысина, острые скулы, впалые щеки, гладко выбритое лицо отдающее синевой, мутные серые глаза. Ему могли дать и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят лет — такие люди не стареют. Они просто медленно превращаются в памятники самим себе.
— Ну чего вы там телитесь, слоники? — лениво бросил человек-памятник. — Жмур тяжёлый попался? Или, Стёпка, ты ещё не научился мужика на плечо закидывать? Как ты тогда бабу держать будешь, если тебе, чтоб дохляка унести, помощь нужна?
Степан скрипнул зубами, но промолчал.
— Ну здравствуй, Андреич, — сравнявшись с ним, кивнул ему Дмитрий. — Без маски стоишь, да? Гляжу, тоже к нам на носилки захотел?
Седов посмотрел на него с лёгкой усмешкой.
— Аверин, ты знаешь, на этой земле есть мёртвые и есть живые, — он стряхнул пепел прямо на могильник. — А есть я.
Степан нервно осмотрелся, было видно, что ему не по себе.
— Куда труп-то? — желая поскорее уйти протараторил он.
— А что, он тебя утомил своей компанией? А мне он говорит, что ты ему нравишься, — с ехидной улыбкой выдал Седов. Было видно – ему нравилось нагонять жути на парня. — Тащи его к девятой линейке, там яма глубокая, туда и кидай.
Степан, желая поскорее покинуть это место и избавиться от компании могильщика, быстрым шагом отправился искать яму. Дмитрий было пошел за ним, но Седов остановил его, схватив за плечо.
— А ты, Аверин, погоди пока, догоним, перетереть надо. Дело есть.
Дмитрий повернулся к нему, в карих, почти черных глазах Седова горел холодный огонь.
— Вы тут как крысы лазите, небось уже слухи до вас дошли? — тихо, почти дружеским тоном сказал Седов. — Говорят, схрон тут где–то есть армейский, нетронутый.
Дмитрий сложил руки на груди и покачал головой:
— Мало ли, что болтают, Андреич. Людям жить страшно – вот и сочиняют сказки.
— Аверин, если бы я знал, что это просто мужичьё свои влажные фантазии на реальность проецирует – я свою жопу со стула в сторожке не поднял бы. Знаю я, кажись, где он, штаб этот. Но один я туда не полезу, мало ли кто или что там за это время завелось. А вы вроде как привычны со всякой заразой справляться. Вас с собой возьму, из соображений безопасности. Ты развеешься, да и для молодого – опыт.
— Ты же знаешь, мы ликвидаторы, наше дело – дома и дворы от всякого дерьма чистить, а не по заброшкам мародерить, — вздохнул Дмитрий.
— Да ладно тебе… — Седов усмехнулся и хлопнул его по плечу. — Вы свое дело на сегодня сделали, все равно ведь в лагерь сейчас пойдешь на диване пузыри из жопы пускать.
Он чуть подался вперёд, голос стал ниже:
— А так, полезное дело сделаем, разведаем, так сказать, обстановку, а что найдем — по справедливости поделим.
Дмитрий отстранился, облокотившись спиной о сторожку.
— Справедливость, она у всех разная.
На секунду лицо Седова будто дёрнулось. Не резко, не угрожающе – скорее, как у человека, который обнаружил в супе муху, он затянулся, а затем сказал:
— Аверин, ты человек уважаемый. Ровный. Я таких не обижаю, — он изобразил на лице фальшивую улыбку. — Всё будет как надо. Что посчитаешь нужным – то себе и оставишь, — он протянул руку.
Дмитрий взглянул в глаза Седову, задержал взгляд на мгновение. Затем медленно стянул одну перчатку. Подал руку в ответ. Задержал рукопожатие на долю секунды. Кожа Седова была грубой, замозоленной... и холодной, как у мертвеца.
— Идёт.
Он отклонился от сторожки и направился к Степану. Могильщик докурил остаток бычка и медленным шагом последовал за ним.
Степан стоял у могилы, труп уже был в земле.
— Ну, Стёпка, уложил моего нового друга спать? — бросил Седов, проходя мимо.
У Степана по спине пробежал могильный холод. Он отвёл взгляд, передёрнул плечами, словно стряхивая с себя что-то.
Дмитрий вытащил из вещмешка паспорт:
— Петр Андреич, в квартире этого бедолаги документы нашлись, оформи как положено, в журнал запиши. Причина смерти – чума.
Седов взял паспорт, ухмыльнулся.
— Конечно. Все сделаем в лучшем виде. — И в ту же секунду паспорт медленно полетел в яму.
— Ох, прости мою неловкость, руки уже не те, возраст.
Он бросил взгляд на Степана:
— Ну? Чего встал? Метнись-ка в ямку, за документами.
Ликвидатор посмотрел на него исподлобья. Губы сжались в тонкую полоску.
— Не полезешь? — Седов развёл руками. — Ну вот, Аверин, видишь? Придётся так закапывать, — он изобразил на лице опечаленность этим фактом.
Дмитрий тяжело вздохнул, ему тоже с трудом давалось общество могильщика, он начинал раздражать.
— Стёпа, у нас немного меняются планы, перед возвращением в лагерь нам нужно заглянуть ещё в одно место, с Петром Андреевичем.
Степан стиснул зубы, казалось, каждая минута в обществе Седова длилась для него вечность.
— Ну чего, так и будем тут сиськи друг другу мять на улице или выберем для этого более гламурное место? — с нотками раздражения в голосе бросил Седов, он торопился, было видно – схрон уже долго не дает ему покоя.
— Ну, Андреич, где этот твой схрон находится?
— А тут недалеко. Сейчас могильничек обогнем, выйдем к лесополосе, там церквушка кладбищенская стоит, я эти места излазил, так сказать, по работе. Дверка там есть интересная, железная, нетронутая. Готовы?
Дмитрий задумался на секунду, пробежался по полочкам мыслей, переглянулся со Степаном, тот ему кивнул.
— Готовы.
— Тогда обождите секунду, инструмент возьму.
Седов в несколько прыжков преодолел девять линеек могил, сиганул через оградку и скрылся в сторожке. Через минуту он вышел, на плече у него висел автомат Калашникова, в смазке. Вороненая сталь блестела на солнце. На поясе респиратор сменила граната.
— Двинули, — сказал Седов и, не дожидаясь своих спутников, пошел вдоль ограды могильника. Каждый шаг его тяжелых сапог отпечатывал след на земле.
Дмитрий, пожав плечами, последовал за ним.
Под ногами скрипели перегнившие листья, выглянувшие из-под сошедшего снега. Дмитрий машинально бросил взгляд направо – через ограду виднелись могилы. Лес памятников. Кресты, гранитные надгробия, выбивающиеся из земли на разном уровне, словно в какой-то странной шахматной партии. У каждого из них – своё имя, своя история. Мёртвые, которым выпала честь покинуть этот мир до войны. Вспомнился чумной могильник. Ямы, куда тела сбрасывали, как мусор. Никаких имён, никаких историй.
Он снял противогаз, в ноздри ударил запах сырой земли, гнилых листьев, первых робких цветов ранней весны. Тяжёлый, но живой запах.
Степан, поколебавшись секунду, тоже стянул маску.
Через ряды памятников выглядывало белое здание — кладбищенская церковь. Золотой купол отражал солнечный свет, отбрасывая на землю дрожащие блики.
— Ну что, Стёпка, платок взял? А то без него тебя не пустят, — снова съехидничал Седов.
Степан промолчал.
Подойдя ближе, они увидели, что церковь покрыта шрамами войны. Выбитые окна, чёрные пятна копоти, расколотый на две части колокол, обрушившийся прямо на крыльцо перед ними. На стенах – выбоины от пуль, а в самой высокой части — зияющая дыра от снаряда.
Степан перекрестился.
— Так куда мы идем?
— Видишь следы от снарядов? — Дмитрий описал пальцем круг в воздухе в направлении церкви. Пазл в его голове уже сложился. — Колокольня — одна из самых высоких точек в городе. Тут был штаб наших. Наблюдательный пункт. Последний рубеж, перед тем, как всё кончилось.
Могильщик в два прыжка забрался на крыльцо, ловко обошел обломки колокола и скрылся внутри церкви.
Чуть помедлив, ликвидаторы тоже взобрались на крыльцо вслед за ним. Перешагнув через осыпавшийся порог, перед ними предстала зала. Запах пыли, плесени, высохшего воска. Застывшие на стенах лики святых смотрели на вошедших с выцветших икон. Солнечный свет пробивался сквозь разбитые витражи, рассыпаясь по полу разноцветными пятнами.
Седов уже стоял возле дверей алтаря, разглядывая узоры на резных деревянных дверях.
— Говорят, Бог есть, — Седов скучающе провёл пальцами по двери, — говорят: «Душа наша уповает на Господа: Он – помощь наша и защита наша».
Он толкнул створку. Дверь с глухим скрипом поддалась, выпуская затхлый запах. Внутри было темно.
— Иронично. Если Бог и был, то тоже умер. Иначе как он мог допустить такое в своём храме?
Дмитрий и Степан прошли через залу к дверям алтаря. Под ногами хрустело стекло разбитых витражей. Степан огляделся по сторонам. Его взгляд приковал образ Божьей Матери, едва видимый в тусклом свете. Лик её был искажён временем и войной, глаза полны скорби и пустоты, а ореол, когда-то сиявший золотом, теперь тускло поблескивал среди пепла разрушенной церкви. Не отводя взгляда от образа, он пробормотал:
— Бог отвернулся от нас, потому что люди начали истреблять друг друга.
— Если он отвернулся из-за такого пустяка, то теперь вряд ли когда-нибудь обернется обратно. — ухмыльнулся Седов и шагнул внутрь помещения алтаря. Дмитрий и Степан последовали за ним.
Алтарь, подобно зале, был наполнен тишиной. Золотые покрытия и драгоценные резные элементы, когда-то сверкавшие в свете свечей, теперь были покрыты чёрным налётом, оставшимся от снарядных взрывов. Сами свечи больше напоминали желтые кости, опаленные бедствием. В дальнем углу, в стене, виднелся проход со ступенями вниз.
— Туда, в церковные катакомбы, — указал пальцем Седов. Даже он на мгновенье посерьезнел.
Спустившись по заросшим паутиной ступеням, они оказались в темном коридоре, воздух был затхлым, в нём витало что-то жуткое. В пяти метрах от них темнела зеленая стальная дверь с круглым запорным краном.
Седов толкнул Дмитрия в плечо локтем:
— Вот она, ну, что теперь скажешь? Сказки?
— Не сказки, Андреич, признаю. Только вот дверка-то непростая, такую ногой не выбьешь.
— Ну ногой может и нет, а вот гранаткой...
Седов снял с пояса гранату.
— Сейчас приладим к дверке и каааак жахнем!
— Андреич, гранатой мы эту дверь не возьмем, только сами покалечимся, не дай бог свод обрушится, все в этой могиле и останемся. Тут другой подход нужен.
— И то верно, — Седов повесил гранату обратно на пояс и хлопнул в ладоши. — Стёпка, а ну-ка, метнись кабанчиком до гаражей, я там домкраты гидравлические видел. Мы ее с петель снимем!
— Дим Юрич? — Степан посмотрел на него с немым вопросом.
— Давай, Стёпа, тут недалеко. Выйдешь налево, потом по забору до заброшенного кооператива. Наверняка в каком-нибудь гаражном СТО что-то да осталось. Только аккуратно.
— Принял, Дим Юрич.
Он направился к выходу, поднялся по ступеням и вышел из катакомб. Шаги глухо отдавались по каменному полу.
Седов плюнул себе под ноги.
— А тут ничего, мило. Вот там диван поставим, а сюда телевизор, — могильщик ткнул пальцем в заросшую паутиной стену.
Дмитрий промолчал. Он изучал дверь. Массивная, стальная, с вертушком, коробка бетонная, петли уже изрядно прогнившие, но все ещё выполняли свою функцию.
— Была бы тут обычная дверь – давно бы кто-то да вскрыл.
— Вот-вот… — довольно просопел Седов. — Представляешь сколько времени она нетронутая стояла? Теперь главное друг другу глотки не перегрызть за богатства, которые за ней хранятся, — Многозначительно подмигнул, поправляя автомат на плече.
— Увидим, Андреич.
— Скучный ты, Аверин. Смерти не боишься.
Седов опёрся спиной о стену и достал из кармана сигарету.
— Скажи, ты вроде не дурак, да и не пацан уже, жизнь видел. Чего тебя по этим мертвым городам носит? Устроился бы где-нибудь в тепле, взял бы безутешную вдову в жены, имел бы как хотел, ан нет, мертвяков по хрущёвкам собираешь.
Дмитрий пожал плечами:
— Так ведь работа, Андреич.
— Ну да, ну да… Работа, — Седов щёлкнул зажигалкой и закурил. — Тебя в грош не ставят, Лихачев всячески тебя задвигает, боясь за свое теплое кресло в администрации, а ты все о долге… Хрен с тобой.
— То, что происходит между мной и командованием лагеря – мое личное дело. Не лезь в мои личные дела, — Холодно ответил Дмитрий и начал шарить рукой по стене.
Раздался скрежет. Дмитрий нащупал решётку вентиляции, та оказалась шаткой.
— Как думаешь, пролезем? — спросил он.
— Да с хера-ли мне лезть туда? — фыркнул Седов. — Сейчас Стёпка вернётся и сорвём эту дверь к чертям. А не вернётся – сам полезешь...

***
На улице смеркалось. Вид на старое кладбище с церковного крыльца становился жутковатым. Кресты превращались в силуэты сказочных тварей, а памятники – в ожидающих своего часа каменных горгулий. Степан спустился с крыльца и пошел вдоль забора, как ему и посоветовал наставник. Вдалеке, через кладбище, виднелась дорога, а за ней сгорбившиеся силуэты гаражей. Быстро преодолев это расстояние он оказался на входе в заброшенные гаражи. Идя вдоль линеек, он внимательно осматривал боксы, стараясь заглянуть через приоткрытые ворота, выискивая наименее разграбленные. Все как один вскрытые. На глаза попались коричневые ворота, выглядящие наиболее аккуратно.
Подойдя к ним Степан толкнул одну из створок. Замок был выбит, а створка держалась на честном слове. Он приложил плечо – и с громким скрипом та поддалась, осыпав ржавчиной. В лицо ударил резкий запах машинного масла, пыли вперемешку с сыростью и чего-то ещё, менее очевидного.
В темноте бокса раздался шорох – крысы. Они засуетились в дальнем углу, издавая писк, а одна мелькнула прямо перед ним, исчезнув под полками. Вдоль стен стояли автозапчасти – ржавые диски, оторванное торпедо, пара покрышек, задний диван, пропитанный плесенью. На стене висела старая, выцветшая от времени табличка – "Прайс-лист", на которой почти стёрлись цены.
Степан прошёл внутрь, обошёл подъемник, на котором ещё висела облезлая бумажка: "Не включать! Работает механик", и принялся осматривать стеллажи. Банки с засохшей краской, гаечные ключи, старая канистра с неизвестной жидкостью. На другой полке – разбитый аккумулятор, его корпус лопнул, обнажая пластины. Рядом валялся жгут проводов – его он сунул в рюкзак.
«Нет, тут домкрата я не найду. К чему домкрат, когда есть такой подъемник?» — подумал Степан.
Он вышел и шагнул в соседний бокс. Здесь всё выглядело хуже. Запах был тяжелее, пахло не только машинным маслом, но и сыростью, старой тканью. В углу валялась свёрнутая куртка, на которой кто-то когда-то спал. Может, механик? Может, мародёр?
Над ямой стоял старый "Жигулёнок", у которого давно сняли двигатель.
Степан спустился в яму. Под ногами захрустело битое стекло. Он осмотрелся – и наконец заметил домкрат…



Седов отщелкнул магазин автомата и со скукой осмотрел блестящие латунью патроны.
— Ну где он там провалился?
Наконец, послышались быстрые, глухие шаги по каменным ступеням.
Войдя в катакомбы, Степан вытащил домкрат из рюкзака и спешно передал его Седову.
— Молодец, боец! — Степан впервые почувствовал искренность в словах Седова. — Ну что, Аверин, вскроем эту сучку?
Дмитрий одобрительно кивнул.
Седов упер домкрат в проржавевшую петлю и начал качать рычагом. Дверь заскрипела, словно живое существо, сопротивляясь до последнего.
— Пошла тварь! Думала, удержишь нас? – процедил Седов сквозь зубы, лицо покраснело от напряжения.
Сначала сдвинулся нижний шарнир. Потом верхний. Раздался глухой щелчок – петли сдались. Дверь с оглушительным грохотом рухнула, в воздух поднялось облако пыли, Седов едва успел отскочить.
— Ах ты сука! Убить меня хотела? Меня хрен убьешь! — прорычал он.
В нос ударил спертый, сухой воздух – запах старой пыли, ржавого металла и бетона. Перед ними открылся тёмный трёхметровый коридор, оканчивающийся тупиком с генератором. По левую и по правую сторону от генератора были две деревянных двери в помещения бункера. Седов подошёл к правой двери, на ней была табличка с надписью «Склад гражданской обороны».
— Ну, Аверин, я же говорил! Не зря мы сюда попёрлись, сейчас посмотрим, что там для нас припасло наше любимое государство!
Седов дёрнул ручку, но та не поддалась, тогда он с силой ударил дверь ногой. Хрупкое, рассохшееся дерево с треском разлетелось по комнате. Они с Дмитрием шагнули вовнутрь, помещение осветил ручной фонарь. Луч света бродил по помещению, размером напоминающее кухню в хрущёвке. У стены на них смотрели пять картонных коробок. Пустых. В углу аккуратно сложена куча вскрытых банок из-под тушенки.
— Вот черт! Твою же мать! — выругался Седов. Он пнул коробки ногой, будто в надежде, что в них все-таки что-то есть, но в них ничего не было.
Ещё пинок, уже громче. Картонные коробки с грохотом полетели в угол. Одна врезалась в стену и бессильно сложилась. Тишина.
— Блядь... — прошипел Седов.
Он глубоко вдохнул, будто проглатывая злость, и провёл рукой по лицу.
Дмитрий молча подошёл ближе, осмотрел вскрытый склад.
— Не густо, — голос ровный, без эмоций. Он перевёл взгляд на дверь слева. — Пойдем, Андреич, проверим соседнюю комнату.
Седов зло сплюнул.
— Да что там смотреть? Ещё пять пустых коробок? Может, у параши покопаемся, а вдруг золотишко закопано?
Дмитрий уже шагнул к двери.
— Раз пришли – нужно проверить.
Дмитрий обернулся к Степану:
— А ты пока проверь генератор.
Степан моргнул.
— Это… чтобы что?
Дмитрий провел рукой по стене и нащупал провода.
— Батарейки у нас не вечные, поэтому если удастся завести его, будет освещение.
— Ну, тогда попробую, — Степан присел на корточки у генератора и стал изучать панель управления, а Дмитрий и Седов шагнули в соседнее помещение.
Фонарь выхватил невысокую комнату, стены были увешаны картами и пожелтевшими приказами. На старом металлическом столе лежал раскрытый планшет с картами, обложка съёжилась от сырости. В углу поблескивал экраном старый пузатый монитор, но даже он был мёртв.
Дмитрий сделал шаг вперёд — и ботинок скрипнул по гильзе. Он осветил пол. Там валялись банки из-под тушёнки, пустые бутылки, несколько разорванных упаковок сухпайков. А рядом череп.
На него смотрели пустые глазницы. Скелет в останках военной формы лежал на полу у стены, в мирной позе. Он умер во сне, от голода, уснул и не проснулся. Ещё двое сидели за столом, а четвертый сидел у стены. В руке он сжимал…
— Пистолет, — спокойно сказал Дмитрий, наклоняясь. Он разжал пальцы мертвого бойца и осмотрел трофей.
Пистолет Макарова. С бакелитовыми накладками, в вороненом блеске. Магазин был почти полный — восемь патронов. Один отсутствовал.
Дмитрий медленно поднял голову. На черепе у сидящего зияла дыра.
— Этот умер последним, застрелился, — пробормотал он.
— И тут ни хера, кроме пустых консервных банок, да четырех уважаемых ветеранов, — Седов сплюнул. — Я обещал тебе по справедливости, Аверин? Забирай себе этот пугач, у меня уже есть инструмент, — Он с ухмылкой подбросил автомат на плече. — И пошли отсюда скорее.
— Ну спасибо… — Дмитрий сунул пистолет в вещмешок и подошел к компьютерному столу, присел на корточки напротив монитора. Он смахнул со стекла пыль. Из отражения на него смотрело осунувшееся лицо, покрытое шрамами войны. Это были не травмы, но неизгладимые изменения – лицо войны: впалые глаза, кожа, натянутая на лицо, морщины на лбу и у рта, делавшие его выражение вечно напряженным.
Глаза. Голубые – в тусклом свете они казались бездонными. Мутный блеск усталости и апатии, глаза человека, который слишком много видел и уже не надеется на что-то лучшее.
Он провёл рукой по щеке — кожа была грубой, как наждачка.
Вдруг помещение наполнилось тусклым светом, из динамика раздался скрежет, и в тусклом экране отражение изменилось. Теперь на него смотрели чужие глаза.
— Кажется работает, — крикнул Степан.
Дмитрий не ответил, он смотрел в монитор. Смотрел и не верил самому себе. В ответ на него смотрели уже другие глаза. Глаза молодой девушки. Он чувствовал, как внутри что-то скручивается в тугой узел. Логика отчаянно искала объяснение: помехи, искажения, совпадение. Но каждую секунду его сомнение таяло, как лёд на солнце. Девушка смотрела прямо на него.
— Этого не может быть… — выдохнул он.
Глаза. Эти глаза. Голубые, как небо летом. Папины глаза, так всегда говорила мама. Те, которые он видел каждый день, когда она была маленькой.
Это была она. Дочка. Такая взрослая, такая красивая, непривычно красивая для всего ужаса, который творился вокруг него все пять лет. Он провел пальцами по стеклу монитора, смахивая пыль и словно пытаясь прикоснуться к ней.
— Аверин, ты че? Влюбился? Это старая запись, эта девка сдохла давно, давай, вставай и пошли.
Седов схватил его за локоть и попытался увести, как вдруг из хриплых динамиков зазвучал слабый голос:
— Кто-нибудь… если вы слышите… у нас кончаются вода и припасы. — Голос из динамика был искажённым, местами рваным, будто шёл через помехи. — Мы не знаем, сколько протянем. Люди умирают. Здесь дети. Пожалуйста…
Динамики захрипели, девушку на экране на мгновенье сменил белый шум, а потом синий фон с мигающим текстом – channel: 479.65 Mghz.
В помещение вбежал Степан.
— Дим Юрич, всё нормально?
Дмитрий не мог пошевелиться. Сердце гулко ударило в груди. В висках зашумело. Кровь стучала в ушах, заглушая чужие голоса. Он не мог оторвать взгляда от экрана. В голове, словно заевшая пластинка, повторялась одна и та же мысль – «Такого не бывает. Не могло быть. Я сам видел тот день, когда всё рухнуло… Но она здесь. Она смотрит прямо на меня. Жива?»
— Стёпка, вырубай эту шайтан-машину нахрен! — проревел Седов, бросая нервный взгляд на экран. — Не видишь? Плохо ему!
— Дим Юрич?
Дмитрий медленно поднял руку, жестом останавливая Степана. Голос звучал всё тише, но всё ещё эхом отдавался в голове.
— Этого не может быть… — схватившись за голову, тихо произнес опытный ликвидатор, который словно на мгновение выпал из реальности.
— Аверин, не дури! Ты призрака увидел? — раздражённо выдал Седов. — Обычная старая запись. Мы таких дохрена находили — то слезливое нытьё в офицерских дневниках, то диктофоны. Эхо войны! Какая-то шлюха, мертва давно. Пойдем.
— Андреич, заткнись, — Голос Дмитрия был низким и холодным, почти угрожающим.
— Тьфу ты, сукин сын, ну и сиди здесь, — Седов сплюнул на пол, поправил автомат на плече и вышел в катакомбы.
Раздались глухие шаги по каменной лестнице. Седов уходил, а Дмитрий всё смотрел в монитор, не веря глазам.
— Стёпа, мы как-то можем отследить, откуда идет этот сигнал?
— Дим Юрич, я в этих вещах не силён…
Он почесал затылок, затем выдал:
— Можно попробовать Вадим Никитича спросить.
Дмитрий выпрямился, его лицо снова не выражало никаких эмоций, лишь блеск в глазах выдавал тревогу и беспокойство.
— Тогда пошли в лагерь.
— Дим Юрич… а если это и правда просто старая запись? — голос Степана дрогнул.
Дмитрий посмотрел на него.
— Тогда мы это выясним.
Он шагнул в темноту катакомб.
— Пошли.