Любка была чудо как хороша. Пронзительно синие глаза, упрямая чёлка, осиная талия и бархатистая кожа. Первое время меня даже не раздражала её патологическая тупость, с лихвой окупавшаяcя неиссякаемой любовью к соитию, замешанной на ханжестве и ограниченности. Любаша окончила медицинское училище и работала ассистентом провизора в одной из столичных аптек. Моя потенциальная тёща была менее тупа и невежественна, однако фантастически хитра и коварна. Настоящий монстр, с неизбежной дымящейся сигареткой в жёлтых от никотина пальцах. Вынужденная смириться с нашим совместным проживанием, она отравляла мне жизнь, используя необыкновенную изобретательность и злобу. Молодой инженеришко в моём лице, без ума влюблённый в Любашу, терпел и прокуренную маман, и задрота подкаблучника папашу, только лишь ради одного — получить ежевечернюю порцию Любашиных судорог и оргазменных стонов.

Обе стервы, без сомнения, видели во мне потенциально узаконенного члена своей мишпухи, тихого работящего парня, (каким я был тогда) и поставщика приличной зарплаты, чем и определялось наше совместное проживание. Особо строптивым я не был никогда, но и моё терпение имело предел. Тут-то и появился новый семейный бизнес, вызывавший моё крайнее отвращение. Прокопченный монстр надумал, используя Любкин доступ к дефицитным лекарствам, ширять тех, кому это было не столь уж необходимо. Это были не больные люди, не наркоманы и не ипохондрики. Это были свиньи и песцы. Накачанные медикаментозом животные росли как на дрожжах. Песцы выдавали модницам эпохи застоя нестандартных размеров шкурки, осыпающиеся через год, а свиньи сдавались живым весом на мясокомбинат. Я вспоминаю этих мутантов, обладавших ненормально большой головой, с чудовищно нездоровым аппетитом. Естессно, для внутреннего потребления выращивалась нормальная свинка, с экстерьером карлицы-недоростка, особенно на фоне своих крупногабаритных собратьев. Ещё больше меня впечатлял папашка, с неизменно прилипшей «примкой», казавшейся какой-то патологической опухолью на отвисшей нижней губе. Тестюшко дневал и ночевал в свинских апартаментах, и, казалось, разговаривал на их языке, бросая на меня из полумрака сарая полные ненависти взгляды.
Вскоре мы с Любашей стали обладателями огромной и неуютной квартиры в центре. Безвкусно обставленные и такие же аляповатые хоромы, как и бесчисленные сервизы «Мадонна», заполнявшие всё подстекольное пространство гарнитуров гостиннично массового образца, украшал никому ненужный « Беккер». Прокуренная мамка, видя моё раздражение, приготовила нам новый подарок. Это был серийный автомобиль «Москвич 412». Выбор цвета был за Любушкой и идеально подходил к её дорогому и яркому гардеробу. Гранат ниибацца. Но, честно, полюбил я эту первую в моей жизни машинку, меня даже не смущал этот броский менструально-революционный окрас. Мешал только постоянно усиливающийся диктат и прессинг семейных тиранов, а моим тренировкам невероятно мешали поездки на мясокомбинат и рынок. С появлением этого апофеоза технической мысли АЗЛК часть животных стала умерщвляться и препарироваться в домашних условиях на выселках у тёщи. К тому же моя невеста начала учиться вождению в школе ДОСААФ. Перлы, которые она там выдавала, заставляли складываться от смеха преподавателей вождения, этих суровых отставников, считавших хорошую шутку нонсенсом.

Знак «Камнепад» был безошибочно определен Любкой как «Водопад камней», «Дорожные работы» — «Работают рабочие», и еще многое другое, о чём мне сообщали знакомые, занимающиеся в той же группе. Мне просто трудно сегодня представить, что она там плела о сигналах регулировщика или о правилах проезда нерегулируемых перекрёстков, очевидно непередаваемую словесную игру бреда и абсурда, навеянную ведением дневничка с жалистными стехами.
С появлением в семье второго водителя мои заботы по транспортировке мясопродукции уменьшились, однако возникли новые проблемы. Любаша умудрялась портить и хренячить машину на абсолютно ровном месте. Гранатовый корпус равномерно покрывался бесчисленными вмятинами и царапинами и вскоре стал напоминать изученную поверхность спутника Земли. Договариваясь с гаражниками и рихтовщиками о ремонтах и покрасках, я почувствовал, что становлюсь в среде автоспециалистов уважаемым человеком. Рихтовщики отдавали своих детей на учёбу в Оксфорд и Сорбонну, покрасчики покупали футбольные команды и строили роскошные особняки, механики получали академическую степень и оставляли благодатную стезю автосервиса. И только я, чередуя основную работу с поездками на мясокомбинат и рынок, всё чаще и чаще оставался один в пустой, гулкой квартире, пугаясь рычащего на меня из пустоты «Беккера» и шарахаясь от мумифицированных фарфоровых балерин.

Финальная часть чемпионата мира по футболу. Я переживаю за свою любимую «Скуадра Адзурра». В предвкушении матча весь день мечусь по цеху, путаясь под ногами у полупьяных трудяг. Звонок на работу. Моя благоверная умудрилась залить в бак качественной, высокооктановой солярки. С ужасом смотрю на часы. Я не успеваю однозначно, поэтому выбор сделан. Вызываю по телефону техпомощь, а сам еду к маме смотреть игру.

За чемоданом с немногочисленными вещами — а это в основном был десяток спортивных кубков, умело спрятанных никотиновой вертухайшей за сервизы с пастушками — посылаю знакомого гаражника, ставшего мне за полтора года другом и братом.

Много было в моей жизни автомобилей, неизбежен только выцветший флажок СКА Минск. Даже сегодня этот обветшавший артефакт с непобедимым гандболистом висит у меня в Опеле.

Да, кстати, как там моя Корса? Смотрю в окно. В окружении навороченных внедорожников и роскошных тюнинговых седанов он мне кажется коньком-горбунком. Бросая тусклые блики давно не мытыми стёклами, он лениво отгоняет хвостом мух с потёртых и впалых боков. Старушку я купил с аукциона несколько лет назад, не пожалев лишней сотни. Я увидел её на распродаже имущества одной обанкротившейся фирмы. Машинка скромно приткнулась между ксероксом и офисной тумбочкой. И вот уже который год она платит мне взаимностью и любовью за мой безошибочный выбор. Неприхотливая, ласковая машинка,с мощным алемайновским сердцем, она с уверенностью преодолевает более трехсот километров раскалённого под писят воздуха пустыни Негев, не требуя специальной подготовки и ухода. Нагруженный по ватерлинию причиндалами для дайвинга и ящиками с питьём, Опель с лёгкостью доставляет меня к берегам Красного моря, обеспечивая живительной прохладой из вполне исправного кондёра. Маленький маневренный механический зверёк стал для меня незаменимым помощником. В стояночном катарсисе вечернего Яфо, сосредоточии разврата и горячо любимых мною порочных мест массового гуляния, я могу без проблем причалиться за мусорным бачком, недалеко от ночного клуба или борделя, сэкономив на платном паркинге. А это пара хорошик коктейлей для какой-нибудь знойной пассии. Да, настоящий друг. Такой не подведёт и не предаст. Кроме того….
Бросаю взгляд на часы. О, ужас, я запизделся , опоздал на несколько минут, и теперь буду куковать в пробках, стараясь не обращать внимания на ковыряющих в носу бедолаг, отыскивая знакомых по армейским сборам и хорошеньких водительниц. Время — деньги, особливо для нас, скромных солдат науки. А в нашем деле, как говаривал старина Ульянов (Ленин), нет широкой столбовой дороги. У меня чёткий и проверенный опытом график перемещений в пространстве. Да, Опелишко, тебе повезло, сегодня ты остаешься дома. Складываю в рюкзак ноут, кроссовки, джины и лёгкую куртку. Надеваю шорты, майку, повязываю бандану. Съезжаю по перилам вниз. Проходя мимо Корсы, задаю в кормушку полведра овса и напуваю колодезной водой.

Если вы сегодня из окна своего авто увидите седого дядьку на роликах, лихо лавирующего в застывшем потоке глянцевых авто, знайте — это я.