Эму — она и была эму, и совсем не то, что вы подумали, а страус эму. Впрочем, я до сих пор не знаю, какие ещё бывают страусы, просто как-то на слуху, страус эму, да страус эму.
Заведующая гарнизонной библиотекой и была похожа на страуса, на эдакую габаритную курицу, с глупым взглядом круглых глаз, длинной жилистой шеей и спиной, покатой, как могила Джимми Хендрикса. Так что погоняло Эму прилипло к этой сухопарой тётке мгновенно.
А начиналось всё так. Мы, группа выпускников офицерских курсов, были откомандированы в ёбанную сибирскую тьмутаракань, на заброшенный полигон крохотной в/ч, затерявшейся на бескрайних просторах бывшего СССР. В программе практических занятий была имитация вероятного противника при помощи разных там электронных шняг, а нас, значиццо, пеленговали и вычисляли. Это и была наша учёба, а попутно и тренаж подразделений радиоразведки, сменявших друг дружку . Все шло через пень-колоду и, в конце концов, эта бодяга затянулась на несколько месяцев. Гарнизон при полигоне представлял из себя отару в полста голов нижних чинов, десятка засаленных прапоров, и полудюжины офицеров-дорожников. Вот и весь нахуй гарнизон. Командир части, кстати, был супругом библиотекарши, исполнявшей роль негласного цензора солдатской переписки, да и вообще, как мне сказали, она была серым кардиналом этого ниибацца гарнизона. Мерзкий типчик был её муженек, я вам скажу: то ли уйгур, то ли бурят с изрытым оспинами лицом и башкой, как казан для плова. Сосланный в этот медвежий угол за служебное несоответствие, этот смешной майоришко попытался вмешиваться в учебный процесс с предъявами на казённый спирт, который нам был жизненно необходим для протирки линий Кармана. Но после короткой дискуссии с нашим чифом Батый быстро просёк, что легко получит по кумполу штабным семисвечником и резво съебал на коротких кавалерийских ножках в солдатские сакли, для шмона дембелей.
Тошнить от запаха тайги и тумана, никотиновых кунгов меня начало уже через месяц, вот и зачастил я в местную избу читальню, к страусихе. Гарнизонная библиотека, как гордо значилось на шильде, была не более чем стоящем на отшибе бревенчатым домиком с печным отоплением. В обстановке убогого выбора годовых подшивок пожелтевших газет , бестселлеров серии «Библиотечка солдата и матроса» и было принято единственно приемлемое решение — охмурить майоршу, оставив памятный след в её душе, иссохшей по интеллектуальной мужской ласке. Ну а для меня архиважно было снять сексуальное напряжение, вызванное вредным допплеровским эффектом и пребыванием в ионосфере.
Дело оставалось за малым: как подступиться к этой сухопарой и идеологически правильной кардинальше с массивной челюстью и хищным прикусом. Случайно мой взгляд упал на газетную статью известной Татьяны ТЭСС. Решение было принято в сей же момент, мгновенно был выпущен пристрелочный снаряд или, как говорят у нас, у электронщиков, даден потенциал на параболы. Эму сразу заинтересовал мой рассказ о семейной дружбе с известной журналисткой. Сняв очки в монументальной траурной оправе, она с интересом вступила в беседу. Через неделю нашего общения лёд был растоплен, но этого было недостаточно, да и подруга семьи вместе со всей известинской редколлегией как-то исчерпали себя. Пришлось срочно выдвинуть ударные подразделения и наметить направление главного удара. В этом мне помогли двоюродный дядя Илья Глазунов и свояченица Агния Барто. Отношения перешли в новую фазу. Мне даже было позволено лицезреть фотографии сыновей- суворовцев, а также молодого скуластого офицерика с казаном, уже покрытым благородной патиной. Да и сама библиотекарша в молодости имела довольно-таки товарный вид, чем видно и покорила в своё время эпикантуса.
Играть ва-банк я начал после окончательной рекогносцировки с участием резервных сил. В точку прорыва был выдвинут папа, диктор ЦТВ Игорь Кириллов, бросивший меня во младенчестве, и мамина кузина, известная актриса Фаина Раневская. Кароче, я включил свою фантазию на total power. В моменты романтического дрейфа по страницам моей биографии избушка превращалась в раскачивающийся вагон состава дальнего следования, в океанский лайнер и кремлёвский дворец съездов одновременно. В линзах майорши отражались огни больших городов и праздничные фейерверки, помпезные кортежи генсеков и рубиновые звёзды кремля, презентации известных писателей и встречи с « огоньковской» редколлегией. Ароматы невиданных яств и звон благородного хрусталя наполнили бревенчатый домик. Иерихонские стены рухнули. Через месяц я ебал страусиху, растянув её на столешнице и зацепив массивным подбородком за кромку стола. У неё было шерстистое дупло, истосковавшееся по никогда не изведанным премьерам Ленкома и закрытым просмотрам «Дома кино. На угловатых ляжках играли блики навощенного паркета оружейной палаты и люстр Большого театра. В её сдавленном дыхании слышался ветер дальних странствий и раскаты атлантических гроз. На этом можно было бы поставить точку, но вместе с костлявым кардинальским телом я получил доступ в святая святых, в пещеру Али-Бабы. Это было хранилище крамольной периодики и книг, не получивших одобрения очкастой церберши. В запертом чулане хранились подшивки толстых журналов «Дружба народов», «Нового мира» и «Юности». Среди стопок макулатуры, изъеденной мышами, мутировавшими на солдатском рационе, я отыскал сборник рассказов Сэлинджера и даже несколько томиков Ремарка. Обильное чтиво и библиотечные вахты помогли мне без напряга домотать срок. Короче говоря, ссылка в сибирские ебеня,с того момента ,проходила лехко и не была лишена пикантной приятности. По большому счёту, Эму была неплохой, но удивительно глупой тёткой.