Пришёл Алик, с гастрономической тоской в голосе жадно посмотрел на стол, произнёс: «о. Дыня!» и выпил чачи. Потом закурил и принялся изливать нам свою залитую, как скатерть, портвейном, душу.

Он, стоя у стойки, стойко внимал наставлениям настоятеля, который настолько настоятельно настаивал на своих наставлениях, что, не устояв, он выпил настоящую настойку, настоянную на стоящих травах, и закурил. Благо, не смотря на то, что это был фито-бар, курить в нём разрешалось.
На стенах домов разрисованных радугой улиц висела весна. Он не заметил, как в это царство фитотерапии, сдобренное лёгкой музыкой, вошла она. Длинные волосы, были под стать цвету её глаз, то ли чёрного, то ли тёмно, тёмно-коричневого цвета. Короткая юбка выгодно открывала её стройные ноги. И вообще, девочка была, что надо. Только слегка подводила грудь, вернее, полное отсутствие таковой. Но зато в остальном наблюдался полный порядок.
Она подошла к стойке и заказала окрошку, приготовленную из апельсино-ананасно-грейпфруто-банано-вишнёво-яблочного сока. Оказывается, здесь и такое подают. По-моему, для полного счастья в этом коктейле не хватает томатного сока и пары чайных ложечек майонеза. Впрочем, каждый сходит с ума по-своему. По своему личному, сугубо индивидуальному рецепту. Вот, скажем, мне пришла же в голову мысль: закурить в этой кузнице здоровья, в этой житнице счастья и хорошего настроения, от чего у моего, непонятно откуда взявшегося, не в меру разговорчивого и уже порядком поднадоевшего собеседника появилась причина для новой порции нравоучений, которой он без колебаний воспользовался.
Делая вид, что слушаю, я от скуки стал глазеть по сторонам и увидел её. Вернее, сначала я увидел ноги. Стройные красивые ноги, облачённые в дорогой нейлон. А уж потом я, постепенно ощупывая взглядом её лодыжки, икры, колени и бёдра, поднимая глаза всё выше и выше, боясь разочароваться, наткнувшись в конце своего такого приятного путешествия, на какого-нибудь крокодила, увидел, что в мире есть не только разочарование, но и приятные моменты. Этот был одним из них. На меня смотрела обладательница не только стройных ног, но и красивого, с лёгким оттенком ядовитости (как пел БГ: «У каждой женщины должна быть змея»), присущим умным представительницам прекрасного пола, лица.
Изучив меня, она отвела свой взгляд в сторону, чего я сделать не смог да, откровенно говоря, и не пытался. Я бы хотел сказать, что поверг её, если не в шок, то, по крайней мере, в состояние стыда, потому что взгляд мой недвусмысленно излучал желание, и она это видела. Но ничего подобного не произошло. Наверное, она привыкла к подобному вниманию со стороны мужчин.
Откровенно говоря, я совершенно не знаю, что будет дальше. Вполне возможно, они познакомятся, нарожают детей, дождутся, когда те подарят им внуков и, вдоволь нацацкавшись с последними, умрут в один день с довольной улыбкой на устах. А может быть, они расстанутся, так и не познакомившись, и это будет их единственным, но самым большим упущением в жизни. Ничего этого я не знаю так же, как не знаю, откуда берутся познания в английском у маленьких девочек и почему именно такие.

Девочка и Весна.

Стояла ранняя весна. Выдался довольно солнечный и тёплый день. Чирикали воробьи. Пели коты и птицы. За моим окном был слышен французский гомон неугомонных голубей. На чьём-то не огороженном огороде нежился под ласковым весенним солнцем рыжий соседский кот. Короче говоря, идиллия присущая этому просыпающемуся времени года. Как и подобает, в такую погоду на улице резвилось много детей. Некоторые играли с мячом, некоторые забавлялись со скакалкой, а одна милая маленькая девочка, вооружившись белым мелом, что-то старательно выводила на асфальте. Это что-то, судя по всему, было очень большое и достаточно масштабное, потому что девочка чертила длинные (больше метра) белые линии и асфальт терпел. Эх. Да что лукавить-то? Асфальту было приятно прикосновение детских рук. Выкурив две сигареты и поняв, что дело, хоть и движется, но отнюдь не семимильными шагами, я решил, что будет лучше, если я пойду и немного вздремну. Что мне снилось, я не помню, но, проснувшись через два часа, я вышел на балкон для того, чтобы размять свои лёгкие табачным дымом. Затянувшись, я посмотрел вниз. С высоты птичьего полёта взору моему открылась следующая картинка: на асфальте огромными белыми буквами, толстыми и тщательно заштрихованными было написано два английских слова: «Fuck off». И это всё.

Я не исключаю возможности, что именно такой, не по годам эрудированной, маленькой симпатичной девочкой была обладательница стройных ног и чудесного коктейля, включающего в себя двадцать три наименования фруктового сока. Ей, судя по всему, надоел мой настырный и настойчивый взгляд, а может быть, просто понравился обладатель этого взгляда. Не знаю. Но она встала из-за стола и прямиком направилась ко мне. Хороша. Ничего не скажешь. Даже очень. Наверное, она знала, что, если ею не восхищаются, то, по крайней мере, изучают. Это уж точно. Потому что шла она, как модель по подиуму – дефиле среди столов с пустыми стаканами (нехватка рабочих рук или неоправданная экономия хозяина этого фито-заведения). Даже мой персональный лектор, так увлечённо рассказывающий мне о вреде всего вообще и табакокурения в частности, прервал на полуслове свой монолог и, как завороженный, с открытым ртом наблюдал за её походкой. Подойдя, она произнесла:
- Меня зовут Кристина. Я люблю лето, disco, море, шумные компании и «Amaretto», - вот так и никак иначе мы привыкли представляться незнакомым людям.
- А. Бабоукладчик.
- Что? - её брови удивлённо взметнулись вверх и стали домиком.
- Да нет. Ничего. Меня зовут Олег. Я не люблю всё Вами перечисленное, но это не помешает попытаться нам найти общий язык.
- А где?
- Что где?
- Где мы будем пытаться его найти? У тебя или у меня? - более короткого перехода с «Вы» на «ты» мне наблюдать не приходилось.
- У меня дома мама, - я сознательно солгал, надеясь на то, что она пригласит меня к себе. Мне было очень интересно посмотреть, как и где живёт столь бескомплексный человек.
- А! Маменькин сынок? - вообще-то это глупость, кажущаяся верхом крутизны для какого-нибудь пятиклассника, а может быть и того моложе, но я постарался пропустить эту ошибку мимо ушей.
- А, как насчёт того, чтобы поехать к тебе? Возьмём «Amaretto», пару дисков с диско-музыкой, наберём в канистру морской воды и станем шуметь до седьмого пота, чтобы было похоже на летнюю жару.
- А ты весельчак, - похоже, что с «маменькиным сынком» она действительно просто ошиблась, - только диски выбирать я буду сама. Да, и без морской воды, я думаю, мы как-нибудь обойдёмся.
- Как скажете, сударыня, - иногда меня пробивает на псевдоинтеллигентность.
После непродолжительного вояжа по магазинам, в основном в поисках музыки, удовлетворяющей эстетические запросы незакомплексованной Кристины, мы пошли на стоянку такси. Она находилась в двух шагах. В Ялте всё радом. Весна, устав от бесцельно подвешенного состояния, спустилась на тротуар и, дойдя до ближайшего такси, забралась в него вместе с нами. Третьим бесплатным пассажиром. Хотя, нет. Это просто мне показалось. В конце концов, было бы непростительным эгоцентризмом с моей стороны, взять и забрать всю весну себе. Пусть даже на время непродолжительной поездки. Пусть даже в такси. Однако, пребывая в таком приподнятом настроении, то ли от близкой близости, то ли оттого, что весна сошла на тротуар, а может быть просто от лихой езды таксиста, я не заметил, как мы добрались до её дома.
В её однокомнатной квартире, расположившейся на последнем этаже шестнадцатиэтажки, творился творческий беспорядок, но пыли, как это ни странно, не было. Её не было даже там, где она должна, просто обязана была водиться. Например, в каком-нибудь дальнем углу или, скажем, на кинескопе телевизора. Её не было нигде. Даже плафоны люстры были освобождены от её присутствия.
- А у тебя уютно, - сказал я, и это было правдой.
- Я знаю, но, всё равно, спасибо, - ответила она, и это тоже не было ложью.
- А где у тебя водится холодильник? - зайдя на кухню, я не обнаружил этого домашнего представителя вечной мерзлоты там, где он должен был находиться.
- Он не водится, а живёт, и живёт он на балконе, - она почти кричала из комнаты, не зная о том, что у меня отличный слух.
- Привет, старина, - у меня было игривое настроение, и я захотел поделиться им с холодильником.
- Привет, мудило, - судя по ответу, холодильник был настроен отнюдь не игриво. Ну, что ж, на нет и суда нет.
Положив в сей неприветливый агрегат (одно слово – холодильник) итальянский ликёр (чего, как выяснилось, делать нельзя. Но что поделать? Тогда я об этом не знал) бутылку водки, два банана, три мандарина и одно яблоко, я пообещал себе, что больше не буду общаться с этим грубияном.
- Что ты здесь делаешь? - я был почти уверен, что она знает о том, что её неодушевлённый сожитель обладает крайне сомнительной для холодильника способностью разговаривать, но всё же решил ей об этом напомнить:
- Да вот, только что поругался с твоим холодильником.
- Не обращай внимание. Он всегда груб с незнакомцами, но когда ты познакомишься с ним поближе, увидишь, что он умеет не только грубить…
- Но и хамить…
- Да. Этому его тоже не надо учить. Кстати, он так же, как и ты, любит jazz.
- Откуда ты взяла, что я люблю jazz? - я был уверен в том, что не говорил ей о своих музыкальных предпочтениях. Не на лбу же у меня это написано.
- Да у тебя на лбу это написано, - я подошёл к зеркалу…, - не в прямом смысле, конечно. Я не знаю, как это объяснить, но почти всегда могу безошибочно определить людей предпочитающих jazz, другим музыкальным направлениям, не говоря уже о панках и рокерах.
- Интересно, как это у тебя получается?
- Я же сказала, что не знаю.
- Не знаешь и ладно. Ну, что приступим?
- К чему?
- К поиску общего языка, - я открыл грубияна и извлёк из него «Amaretto» и водку. Увидев это, она достала из кухонного шкафчика то, что в народе принято именовать аршинами, хотя, в нашей ситуации больше подошло бы другое название, а именно – шкалики, то бишь две семидесятиграммовых рюмки.
- Приступим.
И мы приступили. Первый тост был поднят за успешный поиск. Второй – за весну. А третий, я не удержался и поднял за её ноги, как за красоту вообще. Она поняла мой тост по-своему (впрочем, и по-моему тоже). Встав из-за стола, она освободилась от своей немногочисленной одежды и, подойдя ко мне, уселась на мои колени. Дальше было… Мне бы очень хотелось написать о том, что было дальше и, причём в таких подробностях, чтобы волосы на голове, и не только на ней, встали дыбом. Но, как говорится, не судьба, потому что перлы типа: «он взял свой могучий горячий штык и погрузил его в её благоухающий цветок» – не по мне. А посему мы поставим в этом месте многозначительное многоточие… и даже снабдим это хозяйство на коду восклицательным знаком! Вот. Или даже тремя, чтобы не было сомнения, в том, что всё было просто прекрасно!!!
Выкурив сигарету, которая, как известно, приятна не только после обеда или с кофе, но и после вышеозначенного многозначительного многоточия, я сказал:
- Хочешь, я научу тебя жесту, который придумал сам?
- А что он означает? - она встала и надела свой домашний халат.
- Он означает: ты и я – одно целое, - и, сначала указав на неё, я дотронулся до своей груди правой рукой, а затем сжал её в кулак.
- Похоже на жест индейцев.
- Да. Наверное. Я не задумывался над этим…

- Нет. Вы должны мне ответить. Почему Вы курите? - как же ты меня достал, демон в сутане. Помечтать спокойно, и то не даст.
- Я не знаю, отец, почему я это делаю. Наверное, потому что нравится, - я с некоторым сожалением продолжал смотреть на обладательницу соблазнительных ног.
Ей, судя по всему, надоел мой настырный и настойчивый взгляд, потому что, встав из-за стола, она, словно модель на подиуме, прошла мимо столов с пустыми стаканами и направилась к выходу. Мой католик-нервотрёп, на полуслове прервал свою тираду и с открытым ртом наблюдал за её лёгкой и уверенной походкой.
- А теперь, Редин, представь себе такую картину, - докричаться до Костика – гиблое дело. Он, положив голову на руки, мирно похрапывал, - Она подошла к двери. Повернулась и, сначала указав на меня, дотронулась до своей груди правой рукой, затем сжала её в кулак, чему-то улыбнулась и вышла на улицу.