Спальня члена коллегии адвокатов - Евгения Ивановича Спенсера - за последнее время была превращена в шёлковый будуар. Сладко цветочные ароматы. Россыпи парфюмерных флаконов. Трусики и чулочки, кружевными кучками, по всей комнате ветерана труда, вдовца, льготника и инвалида второй группы. Бордовые портьеры, аккумулируя в себе утреннее солнце, создавали пикантный гранатовый полумрак. На просторном ложе разметалась юная девушка, а у трюмо Евгений Иванович дрожащими руками завязывал галстук. Вот уже месяц он пребывал в мучительном блаженстве со своей бывшей студенткой Ольгой, и ежеутреннее созерцание живописной старости приобретало гротескно авантюрный характер. Например, гигантские пёстро-коричневые брыли и мешки под глазами рассматривались теперь как друидовы доспехи, архаичные латы, величественное воплощение толщи и жути времён…
- Археологи – шутил Евгений Иванович, преисполненный за всё это время циничного чувства юмора, веры в свою индивидуальность и неповторимость угасания. Жизнь оттопырила карманы и так ехидно подмигнула его старости, что он даже находил в себе силы называть себя «человеком-деревом».
- Пермете мон инфант, вашу дивную ручку, - Евгений Иванович грузно присев на кровать, большим морщинистым ртом целовал руку Ольги. Она спросоня застонала, заёрзала ножками и отвернулась. На подушке в виде развивающейся золотой гривы, остались лежать её волосы. Евгений Иванович печально провёл по ним рукой и вернулся к трюмо..
-Я отправляюсь, мон шер, в тюрьму, - заговорил он как старый комедиант, хорошо поставленным баритоном – там один нерадивый отрок.. В общем.. презумпции…, повинности.. некоммерческая проза.. – он поправил галстук, одёрнул воротник костюма и снова повернулся к неподвижной Ольге. – Буду-с к двенадцати.. Ты ещё успеешь меня встретить. – Он подобострастно наклонился, и его брюки нелепо задрались на щиколотках. – В дезабилье э брас-аувертс, мой ангел.
Ольга заворочалась, из-под одеяла показались её розовые пятки, в подушках раздался приглушённый голос. – Ка-а-ак?
- Не одетая, с распростёртыми объятиями, милая – повторил Евгений Иванович, и засуетился, готовясь пробраться на кровать для прощального поцелуя. Но Ольга не обернулась. «Старый шут» - подумал Евгений Иванович и побрёл к выходу.

Двадцать пятую (шестую, седьмую?) зарю его новой жизни омрачало одно тревожное облачко, не развеявшееся со вчерашнего вечера.. Фарфоровая статуэтка, благоухающая и грациозная, словно начищенная бархоткой до безукоризненного матового свечения, лишь отчасти отвечала сладострастным притязаниям Евгения Ивановича. Ольгу отличала лишь молодость и свежесть. Возраст – живость, любопытство, подражательство – делал её до известных пределов распущенной.. По сути же…
- Не «жоли-мордочка», - ещё не избавившись от французского ёрничества русских классиков, подумал Евгений Иванович. Вышел из парадного и сощурился на солнце. – Мордемондия – он вспомнил лазурную заумь и безнадёжную глупость во взгляде его так не кстати соблазнительной студентки. Маленькая мещаночка, до отказа набитая семейными ценностями и совковыми представлениями о достатке и благополучии, готова была зарыть свои юные прелести в почти кладбищенской идиллии. Для коей как нельзя лучше подходил Евгений Иванович.. Но он против. Его агонизирующая чувственность протестовала, и поэтому, накануне сюсюкаясь и убаюкивая свою незатейливую пассию, он ненароком обнаружил не вполне традиционные пристрастия..
- Хе, хе, - печально подтрунивал над собой Евгений Иванович, петляя улочками провинциального городка. – Всего-то предложил себя отшлёпать.. Но кому?! Что бы эта петите буржуазе?! Сюр мон петит пейн?! Барбон!
Действительно, эта «мещанка» не стала шлёпать его «по булочке», и уже в следующее мгновение «старикашка» понял, что свалял дурака. В гранатовом полумраке тщательно создаваемого Евгением Ивановичем алькова, воцарилась тишина. Хладнокровное целомудрие навострило ушки. Ольга замкнулась. Роковая оплошность могла стоить адвокату и прочих насущных радостей.. Когда же Ольга проигнорировала милую её сердцу патриархальную мизансцену: «Проводы ненаглядного на службу», - Евгений Иванович серьёзно озадачился.
- Надо реабилитироваться… Но как?!

За поворотом показались бурые стены городской тюрьмы. Сплошная, безоконная кладка терялась в буйных кронах, высаженных по тротуару тополей. По блёклой металлической двери служебного входа блуждали бесформенные тени ветвей. Эта летняя игра семеречных каракатиц перемежалась яркими вспышками солнечных зайчиков. Евгений Иванович сгибался под тяжестью живота, отклячивал зад, однако плечи и голову держал задорно и прямо. Всей этой бравурной выправкой, а заодно и весёленьким седым хохолком на макушке, он помпезно раскланялся с вышедшими покурить офицерами. Мысли его ещё витали над утопающей в шелках Ольгой, но складки, из которых состояло лицо, уже одеревенели и приняли сосредоточенное выражение...

Коллегия обязывала адвокатов несколько раз в году выступать в роли государственных защитников по уголовным делам у неимущего класса населения. Бомжи, проститутки, подростки из неблагополучных семей, примитивность и бесхитростность коих, по мнению Евгения Ивановича, нуждалась не в профессиональных адвокатах, а в штате секретарей и курьеров для зачитывания в суде формальных характеристик и отправления процессуальной волокиты.. Его подопечным был юноша, совершивший разбойное нападение на таксиста, поживившийся пятидесятью рублями и признавшийся во всём на первом же допросе.. Сопереживание бессмысленности и безнадёжности злополучных судеб Евгений Иванович считал вопросом философским.. А вот бессмысленность своей работы в подобных ситуациях, его просто выводила из себя..

Минуя громыхающие препоны, он в который раз отметил сказочность внутренней атмосферы следственного изолятора. Пустынные пространства, витиеватые клетки-ловушки, живущее здесь, не похожее на других Эхо с железным голосом. И, конечно, бесконечные ряды странных дверей-близнецов, возле которых уместнее всего представить персонажа в волшебном колпачке и с большим золотым ключиком под мышкой..
Евгения Ивановича проводили в приготовленную для него комнату. В ожидании подследственного, он одел очки, разложил документы и окончательно превратился в непрошибаемого флегматичного увальня с притаившимися где-то глубоко живыми глазками… Конвойный привёл щуплого лысого мальчонку..
- Здравствуйте, Юрий Константинович, - заговорил адвокат. – До судебного заседания мы с вами видимся.. думаю, в предпоследний раз. Да. Уже вынесено постановление о передаче дела в суд. Собственно, мы с вами догоняем уходящий поезд, как это у нас бывает.. Я ознакомился с вашими показаниями, с устным ходатайством о следственном эксперименте. В общем, мы с вами об этом уже говорили.. Вместо ножа расчёска! Хорошо, это существенно изменило бы ваше положение.. Это уже часть первая, от трёх до девяти.. Но, Юрий Константинович, - Евгений Иванович раздражённо облокотился на стол и вперился очками в погасшие глаза юноши, - Ваши показания на предварительном следствии всем нарисовали очень убедительную, правдоподобную картинку.. Зачем?! Кто теперь поверит всем этим расчёскам?.. – он зашелестел бумагами. – Вот. Вот нож, вот потерпевший подтверждает.. результаты обыска.. М-да.. Мама ваша пишет о несчастной любви.. Юрий Константинович, чтобы вы сейчас не говорили.. Вот, непосредственно цель моего визита: бланк о разрешении ходатайства, вашего и моего соответственно.. Знаете, что пишет следователь? Адвокат такой-то и подследственный такой-то затягивают и запутывают следствие.. В связи с этим и за отсутствием оснований, прошу отклонить данное ходатайство о следственном эксперименте.. - Евгений Иванович грустно усмехнулся. В очередной раз перекладывая документы, он заговорил сам с собой – Запутывают! Дичь какая! Чего тут запутывать!
В этот миг виновато кивающий юноша подал голос – Мне надо как-то от первых показаний избавиться.. Тут такая хрень.. Я придумал…
-Что же вы придумали?
- Надо, чтобы все поверили, что первые показания - это лажа? Так? Я могу в суде оговорить себя. Ну там, по полной.. Ну скажу, что у меня не нож был, а пистолет. Это ведь и пункты другие и статья за хранение. Можно ещё что-нибудь. А мама моя кричит, что, мол, я влюблён, больной на всю голову.. Суд отправит дело на доследование. Всё, что я наговорил – не подтвердится. И будет как будто я себя спецом закапываю. Ну, нарочно упечь хочу.. Ну, там, от любви. Под эту дудочку и первые показания тю-тю.. И всё как бы сначала.. – Юноша оживился, глаза его смотрели колко, на губах заиграла мальчишеская улыбка.
Евгений Иванович собирал документы. – Да уж. Цирк! Это вы, Юрий Константинович, когда, как говорится, ин проприя персона, то есть лично от своего имени. – Евгений Иванович неожиданно кокетливо пригладил хохолок. – М-да.. Знаете, дома по-французски, на работе по латыне.. Ну, что ж.. Вот ещё распишитесь, пожалуйста. Это отклонение ходатайства о повторной судебно-психиатрической экспертизе.. Так.. Вот и всё на сегодня. Я с вами прощаюсь, Юрий Константинович. Вы не отчаивайтесь, думаю суд будет снисходителен к вашей молодости. Я ещё приду, принесу обвинительное заключение. До свидания. – Он положил папку в портфель, нажал кнопку вызова конвойного и встал.
- Так это не покатит, значит, Евгений Иванович? – робко спросил юноша.
- Нет, всё это как-то.. в общем-то.. простите.. цирк. Всего доброго.
Евгений Иванович вышел из тюрьмы. Лёгкой походкой, выражающейся, главным образом, в движении плеч и подпрыгивание хохолка, зашагал по городу.

Будничная сутолока протекала под сенью деревьев и на вычурных световых узорах. Над крышами, где-то над разросшейся листвой, светило летнее солнце. Евгений Иванович, отбыв тягостную повинность, дал себе волю и постепенно распалялся в игривом настроении. Возвращаясь к своей манере, он щурился, водил тяжелыми брылями, иронично и пристально разглядывал встречных девушек. Юные жеманницы цокали по мостовой – глазки, юбчонки, коленки.. Евгений Иванович, воображая в себе притягательность, останавливаясь на амплуа, увидел себя салонным змеем-искусителем, мастером на бон мот и прочие каверзы, этаким припорошенным метром.. А её..
- Как это у Бунина? – припоминал он. – « Бесстыдность чистейшей невинности!» Хе, хе. И палисандровая шкатулка с маленьким хлыстиком…- Но в памяти, в пробивающемся сквозь портьеры лунном свете, всплывали блестящие глаза Ольги, застывшие в темноте тонкие ручки, гнетущее молчание. Евгений Иванович вспомнил, что быть может в эту минуту сладкий образ весело ностальгирующего дедушки искажается в глазах негодующей феи. Сладкий дедушка уже не дедушка, а слащавый старик. Добрый лесничий – востроухий фавн… И малодушная фея не сможет сделать над собой усилие, чтобы изменить ракурс. Печальная сказка о том, как глупая молодость лишает нас счастливой старости…

И тут его осенило – Статья 253 УПК РФ: «Отложение и приостановление судебного разбирательства».. Истребование новых доказательств.. – пробежало в голове Евгения Ивановича. Точно так же, полчаса назад, слушая косноязычного мальчишку, он с профессиональным автоматизмом вспомнил эту статью. Но сейчас текст ожил, засиял новой, трепещущей мыслью. – Эврика! Судебное разбирательство возобновился лишь когда будут доказаны или опровергнуты вновь обнаруженные обстоятельства. О, эти обстоятельства мы предоставим с превеликим удовольствием..

Два последующих дня необычное настроение Ольги утвердило Евгения Ивановича в необходимости действовать. Ранее, шаркая по квартире пушистыми тапочками, создавая ароматный ветерок крыльями пеньюара, она рассказывала пустяшные эпизоды своей девичьей жизни. – Ну, мы там посидели, тырым-пырым.. а она потом и говорит.. Ну она уже пьяная такая! А он, знаешь, такой подозрительный тип! Всех знает.. Ну, значит, завязался разговор, тырым-пырым…
Евгений Иванович обыкновенно возлежал на кровати с газетой и наслаждался тиканьем ходиков своего стариковского счастья: тырым-пырым, тырым-пырым, тырым-пырым..
Но теперь Ольга стремительно повзрослела. Мельтишила пилочкой для ногтей молча. Выходя из ванной в чалме из полотенца, более не строила ему детские мордочки. С неприятно возвышенным выражением думала о чём-то своём. Безмятежное «тырым-пырым» улетело… И вот, дождавшись «ночи любви» (наступление которой зависело от обменных процессов в организме Евгения Ивановича) он приступил к реализации плана..

Красный ночник как драгоценный ёжик пронизывал темноту мягкими рубиновыми иглами. Кресло-уродливый паж с перекинутыми на «руке» халатами, а с ним гардероб и трюмо, все погружённые во мрак, почтительно замерли вокруг алеющего ложа. Евгений Иванович в сумеречном свете и, правда похожий на ствол сухого дерева, навалился на Ольгу, и, оставаясь почти неподвижным, производил внутри себя какие-то бурления. Она стонала. Обхватив ножками и ручками древесные поверхности, усердно толкалась, ёрзала, комкала под собой простыни, и как будто в нерешительности и растерянности создавала видимость напряжённой борьбы. Её золотые волосы заполонили всё изголовье и омывали лысый островок, на котором игриво покачивалась седая кудряшка. Наконец любовники разломились пополам. Евгений Иванович, шумно отдуваясь, запрокинулся к потолку, а Ольга, словно стряхивая с себя опилки, расправила волосы и приподнялась на подушках..
– Моя страстная вакханочка! – шёпотом восклицал Евгений Иванович. – Быть может, милая, предадимся, так сказать, изыскам? А ля дебюш, мой цветочек. Например, плюе доре..
- Что это такое?
- Золотой дождь. Я, как громовержец на Данаю, снизойду на тебя из мрака этих покоев… - Ольга, поглаживая плечо Евгения Ивановича, приостановилась. Тревожно заблестела в темное белками глаз, как притаившаяся пантера. – Нет. Этот делать мы не будем. – Она немного помолчала. – И знаешь.. – Раздражённо отстранилась, набросила на себя одеяло и свернулась калачиком. Но Евгений Иванович и ухом не повёл. Заведомо взяв хулиганский тон, он лишь хмыкнул и, готовясь ко сну, равнодушно заворчал. – Жаль. Тебе чужды эти артистические гнусности? О, это весьма и весьма!.. На плюе батанте, то бишь обильный, мон шер, проливной, я, конечно, не потяну.. Но моросящий, так сказать, пикантный плюе файн.. Хе, хе.. Жаль. Спокойной ночи, мой ангел…..

На следующее утро планировалась непринуждённость и тонкая игра в дежавю. Евгений Иванович, как обычно стоя у зеркала, старался как можно точнее дублировать настроение утра двухдневной давности. Необходимость, призванная исподволь повлиять на Ольгу, не вызвать у неё подозрений и создать иллюзию некой рифмы. Конечно, он побаивался преждевременных реакций. Но пути назад не было. Поэтому, повязывая галстук, важно раздуваясь, задевая руками висячие щёки, он балагурил как и прежде: «Пермете, мон шер», «я отправляюсь в тюрьму» и так далее. С профессиональной лёгкостью всё было отыграно как по нотам. – Э брас-аувертс, мой птенчик, - и Евгений Иванович в рапиде застывает перед неподвижной Ольгой. На этот раз она не подавала никаких признаков жизни, накрылась с головой под одеяло и являла собой просто безжизненную кучу белья. Евгений Иванович перед тем как выйти, ехидно подумал, что суд удалился на совещание…

Через час, в обшарпанной, дикой комнате с привинченными к полу столом и стульями, Евгений Иванович ожидал подследственного. Это был последний визит к подопечному перед судом. Привели мальчонку..
- Здравствуйте, Юрий Константинович. Как ваше настроение? У меня сегодня не так много времени. Если вам что-либо не понятно, мы можем коротко обсудить позицию защиты. Да, любезный, на пятнадцатое уже назначен суд. Вы не волнуйтесь, мы с вами ещё поборемся. - Евгений Иванович с первого взгляда понял, что визит может затянуться. Юноша сразу вызывающе и немного растерянно заговорил. - Евгений Иванович, давайте я на суде сделаю, как я вам тогда говорил.. Ну про пистолет и всё такое. Моя мама твердит, какой я нервный. И любовь эта.. На пятиминутке мне психопатию поставили.. И тут я начну это гнать. Всё одно к одному. Скажу, кто видел пистолет.. Где он спрятан.. Они подтянут свидетелей, залезут в нычку, и конечно ничего не подтвердится.. Я могу потом и расколоться: мол, да, всё выдумал.. Или не знаю.. Может до оконца переть?

Спрятавшись за очками, Евгений Иванович слушал. Он понимал, что именно этой мыслью он воспользовался для решения своих домашних проблем. Но одно дело глупая девчонка, и совсем другое - уголовное дело. Он только на мгновение представил себе жалкие лепетания в суде, и ему стало не по себе. Чехарда с ножами, расчёсками, пистолетами, по делу, которое не стоит и выеденного яйца.. Насмешливые взгляды судьи и прокурора… Этого нельзя было допустить. Видя, что юноша и сам не вполне уверен в эффективности своего плана, нуждается в поддержке и вряд ли самостоятельно отважится на подобную выходку, Евгений Иванович решил раз и навсегда покончить с этим. – Я, Юрий Константинович, ваш адвокат. Призванный не только защищать ваши интересы в суде, но и по возможности предотвратить вред, который вы по недомыслию или неопытности можете себе причинить. Кто вам сказал, что суд сочтёт ваши выдумки вновь открывшимися обстоятельствами? Какие для этого основания? А вот оснований подозревать вас в запутывании следствия с целью избежать ответственности, предостаточно. Изменение показаний с ножа на расчёску, настойчивые ходатайства о повторной психиатрической экспертизе, всё это, отнюдь, не имеет в виду, что вы этакий отчаявшийся Ромео, сознательно принимающий яд. Скорее, наоборот: растерянный плут, запутавшийся в своих решениях и выкидывающий в суде очередной фортель. На какое снисхождение вы сможете надеяться после этого? Вы считаете всех дураками… Вы разозлите судью и прокурора… И не ваша молодость, ни плачущая мама, ни характеристики с места жительства, а это единственное, что у вас есть, единственное, что у нас с вами есть.. вам не помогут.. Вы это понимаете?
- Да. – Юноша снова виновато закивал. Евгений Иванович почувствовал, что разозлился и поспешил свернуть разговор. – Вы меня простите, Юрий Константинович, за то, что резок с вами. Но это для вашего же блага. Естественно, я помню вашу версию о расчёске, и давайте придерживаться её до конца. Хорошо? А сейчас мне пора. Вот обвинительное заключение. Его вы можете взять с собой. Я обещаю вам сделать всё, что смогу. Быть может, мне удастся переговорить с потерпевшим. Я вас прошу, не падайте духом, будьте мужественным, всё будет хорошо. Всего доброго…

Выходя из следственного изолятора, Евгений Иванович с удивлением отметил, что поддался приступу раздражительности с совершенно несвойственным ему темпераментом. Более того, он находился почти в бешенстве. Шёл привычной дорогой, смотрел под ноги и морщился, представляя себе, как мог быть втянут в эту глупейшую авантюру и поднят на смех коллегами всего города. – Вот паршивец! – выкрикивал Евгений Иванович и морщился ещё больше, понимая, что ко всему ещё боится непредсказуемости этого мальчонки и неожиданных выходок в суде…

А дома Ольга бродила как призрак странствующего тинейджера. Застывала в развязных мальчишеских позах, грызла ногти, смотрела на Евгения Ивановича равнодушным чужим взглядом. За один день она бросила краситься, прихорашиваться, даже в повадках у неё что-то изменилось, и создавалось впечатление, что она вдруг сбросила с себя личину молоденькой девушки и превратилась в ребёнка. Опасность преждевременного взрыва, прозрений и переоценок, сменилась опасностью тихого истечения Ольги из гранатовых апартаментов. С трудом выдержав двухдневную паузу, Евгений Иванович всё же дождался «ночи любви». Он был уже абсолютно уверен, что она станет решающей…

Драгоценный ёжик, кресло-уродливый паж, снежная фигурка под сваленным стволом дерева… К знакомой картинке следует добавить причудливые тени на потолке трясущихся на отлёте ножек Ольги. На данном этапе она уже не стонет, не ёрзает, смотрит в сторону и изредка цинично мелькает ручкой, что-то поправляя и отдёргивая вокруг себя..
- О, моя огненная кобылица! – заговорил Евгений Иванович, падая на постель. Чмокнул молчаливую Ольгу в живот, отодвинул её колени и присел на край. – Мой птенчик, самое время пошалить, сё ливьер а ля дебюш.. Попробуем что-нибудь новенькое, моя радость? Ольга, скрестив руки на груди, покусывая ноготь, и как будто готовая к тому, что скажет Евгений Иванович, нервно спросила - Чего?
– Овладей своим старым принцем. Запряги его в свою колесницу, моя охотница…
- Как это? – Ольга краснела, напряжение в ней нарастало.
- Ну просто трахни меня сзади – грубо сказал Евгений Иванович.
Ольга взорвалась – Что это такое? Что за мерзости? Я что тебе проститутка какая-то? Что это происходит? Ты что, извращенец?

В этот миг Евгений Иванович громко расхохотался. Спокойный, расслабленный хохот густым баритоном, хохот, не оставляющий сомнений в ничтожестве окружающих, давался ему мастерски. Ольга осеклась. Её ручка зависла в воздухе, глаза испуганно вытаращились, вся она замерла в вопросительной позе – Ты что, шутишь? Жень, ты что, прикалываешься?
- Нет, моя глупышка, я де Сад и Мазохез в одном лице. Я похотливое чудовище, пленившее нежного ребёнка.
Ольга, вглядываясь в расползающиеся от смеха морщины Евгения Ивановича, сама стала кукситься. Она подобрала коленки, обхватила их руками и застонала. – Ну, Же-е-еня!, Ну разве так можно? Я так испугалась! Ну какой же ты!..
- Ути, моя крошка! Ну, иди сюда. – Евгений Иванович обнял Ольгу. – Ты, значит, подумала, что я старый развратник? Да?
Ольга розовым комочком упала в объятия и прильнула щекой к его колену. – Да-а-а! – замурлыкала она, - я вообще не знала, что думать. Такие гадости, то пошлёпай его, то трахни.. Как тебе только такое..

Евгений Иванович держал на коленях девушку, поглаживал её волосы, и голова его победоносно чернела в алых сумерках. Он ликовал. Главное в этом перечне прозвучало: «пошлёпать». Он реабилитирован. План удался на славу.
Вдруг Ольга с отчаянным писком взвилась, схватила подушку, голой ведьмой встала во весь рост и весело закричала – Пописать на меня захотел?!
– Соис сейдж, мон шатон! Не шали! Ой, ой! – Длинными сухими руками Евгений Иванович поймал подушку, грузно навалился на Ольгу, и они рухнули в ворох белья. – Откуда ты знаешь? – заговорил он, склонившись над ней, - может быть, я тебя проверял. Может быть, я хочу тебе предложить, как это говорили раньше: «сон кёр ет са фортуне», своё сердце и свою судьбу.. А зачем мне развратная жена?
- Мой пупсик! Мой старый французик! – растрогалась Ольга, и зацеловала пергаментные плечи Евгения Ивановича. Она затискала, заласкала его, и он, нежась в её ручках, обсыпанный её золотыми волосами, раскинулся как огромное полено в камине. Сопел, кряхтел и потрескивал от блаженства на язычках пламени..

Примерно неделю Евгений Иванович пребывал в приподнятом настроении. Наслаждался тиканьем, вдавался во все подробности, довольствовался «сладким на десерт». Он радовался той самой идиллии, которая ещё недавно так угнетала его богемные наклонности. Но эйфория спадала. Постепенно перед хитроумным любовником открывались завоёванные им пространства, и озирая их, взгляд замыливался от однообразия. Евгений Иванович затомился..

- О, петит полижён! Кто же отшлёпает тебя?! – горько воскликнул Евгений Иванович, выйдя из парадного пятнадцатого числа. Прошло полторы недели, наступил назначенный день суда. Евгений Иванович, последнее время чувствующий себя разбитым, еле волочился исполнить свои заключительные обязанности по этому мучительно бессмысленному делу. Он уже не мечтал о чувственной экзотике, печально петлял знакомыми улочками, смотрел себе под ноги и лишь однажды, повинуясь какому-то мимолётному повороту мысли, желчно перефразировал Бунина – Невинность.. без стыда и совести!

На этот раз судебное заседание, вопреки установившейся традиции откладывать вынесение приговора, уложилось в одно присутствие. Мальчонка сидел на скамье подсудимых, понуро опустив голову. Давая показания, он жалобно смотрел на судью и беспомощно рассказывал историю о расчёске. Евгений Иванович, машинально реагируя на слова подзащитного, подносил к трибуне бланки ходатайств, обращал внимание суда на материалы дела. Едва возникала заминка – суд зачитывал прошения или выслушивал показания таких свидетелей как мама обвиняемого - Евгений Иванович, уставившись в одну точку и не в силах противостоять мрачному настроению, впадал в глубокие раздумья. Он думал, что жизнь выкинула с ним какой-то фокус. Ранее он мирился с неудовлетворённостью лишь на фоне своих упований. Его питали вожделенные надежды, чаянья, он постоянно ожидал сюрпризов, которые могла таить в себе его прекрасная спутница. Теперь всё рассеялось. Пустота. Морковки перед носом, благодаря которой он бежал по кругу, больше нет. И главное, на чём концентрировался Евгений Иванович: он ничего не может с этим поделать. Учитывая свой возраст, выбор у него небольшой: либо скудные подношения, пресные удовольствия, череда пролетарских ночей.. Либо одиночество – О, петит полижён! Ты в ловушке!

Пришло время регламентируемых выступлений, и вслед за прокурором Евгений Иванович произнёс пространную речь о легкомысленной юности, заслуживающей участия и снисхождения. Последнее слово было предоставлено обвиняемому..
Евгений Иванович, откинувшись на спинку стула, наблюдал за парнишкой. Он, пожалуй, впервые рассмотрел внимательно лицо своего подзащитного. Ладное, правильное лицо. По сути, весёлое. Вздёрнутый нос, точёные улыбчивые губы. Длинные ресницы не делали его милым, а скорее, таинственным, а длинная шея и высокий лоб придавали образу студенческое обаяние. Евгений Иванович подумал, что такое лицо подошло бы не разбойнику, а мошеннику, и тут же беззлобно усмехнулся, вспомнив, что, отчасти, именно ему обязан своим положением.. Мальчонка встал.
- Уважаемый суд! Я как бы раскаиваюсь в содеянном. Так получилось.. Казалось, что этак так.. ерунда.. В общем, я прошу, не наказывайте меня надолго.. Пусть как можно жёще.. Ну есть же там какие-то режимы.. Пусть жёще.. Но только я вас прошу – не надолго..
Раздалось хлопанье папок, громыхание стульев, все встали…..
- Суд удаляется на совещание для вынесения приговора…