Раз один папа был призван в командировку в чужие страны. Приходит он к детям и интересуется, как положено, кому чего привезти оттуда.
Старшая дочь говорит: "Привези мне оттуда цельнометаллическую гарманбоцию. Желательно в форме значка переливчатого двустороннего, чтобы, мол, на одной стороне Джон Траволта валькирию танцовал, а с другой стороны чтобы Сэмюэль Джексон подмигивал". Сын, дундук, говорит: "Мне, папА, привези штаны водостойкие, типа бруки. Да такие, чтобы на коленках, когда присядешь молиться, никогда пузырей бы не образовывалось". А младшая дочь молчит. Папа только обрадовался, что ей ничего не надо, а она вдруг и говорит на чистом глазу: "Ничего я, папочка, не хочу. Ничего, мол, особенного мне не надо. Привези ты мне только одно лишь ведёрочко конопли камбоджийской, - чисто так, на рассаду".

Слово не воробей. Крякнул папа, а делать нечего. Никто его за язык не тянул на предмет гостинцев. Ну, поехал в чужие страны. Добыл старшей дочери цельнометаллическую гарманбоцию, сыну – бруки без пузырей. А младшей любимой доченьке ну никак не выходит ведро конопли камбоджийской насобирать. Там и сям ищет папа, а всё – не то. Всё какая-то конопля ему достаётся неправильная.

Подрасстроился папа – ну хоть домой не едь! Сел и плачет среди Камбоджи. А там стреляют со всех сторон. Война у них из-за растений давнишняя продолжается – война Алой Шишки и Белого Пластилина. Одни, то есть, против незрелых шишек борются, другие за неразбодяженный пластилин в поле насмерть стоят. А тут папа посередине со своею слезой катарсической. Удивились воюющие стороны, заинтересовались, и спрашивают у папы, чего он и за кого.
Папа обрисовал.
Призадумались стороны и сочувствием пропитались. Попробовали из его ведра – и правда, дерьмо он насобирал.
Кликнули тогда стороны партизан и потребовали удовлетворить прекрасного папу. Партизаны ввиду нетактичности, хаоса и безработицы с негодованием отказались, и враждебные стороны были вынуждены их того. Остались от партизан только ветхий старик полумёртвый и мальчоночка бессознательный. Старик сделал шажок вперёд и молвит: "Убейте пожалуста мальчика, а то он не в теме, рамсы попутал и фишку не рубит, и может вам по несознанке Великую Камбоджийскую Тайну раскрыть". - "А вы нахуя её ему рассказали?" – справедливо заметили стороны и вдруг старика вместо мальчика расстреляли случайно, по недоразумению. А мальчик захохотал им в лицо и на чистом оксфордском диалекте и говорит: "КОСИ КОСА ПОКА РОСА!!" Осерчали враждебные стороны и прошили мальчика очередями из трофейных дробовиков. И базуками сверху ещё, для самим себе назидания.

Расстроился папа и говорит: "Ну вот, не видать мне теперь конопли камбоджийской волшебной. Спасибочки, мальчик, спасибочки, - век тебя не забуду, падонак".
Вдруг восстал прежний мальчик из пепла, собрал себя по частям и так поглядел во все стороны, что тем стыдно сделалось. Раскаялись камбоджийские воины, побросали оружие и пошли по полям разводить камбоджийских пчёлок и коллекционировать камбоджийский гербарий.

Папа тут прослезился и уверовал незамедлительно в мальчика. "Веди, - говорит, - меня сквозь пустыню бескрайнюю. Хоть сто лет веди. Ибо вижу я – ты не фуфло гонишь, отрок". – "Э-э, нееет, - говорит камбоджийский мальчик. - В пустыню мы не пойдём. В пустыне ничто не произрастет". И повёл папу по воде аки по суху. А среди той воды конопля камбоджийская высилась - колосилась и процветала.
Набрали они ведро и прощаться затеяли. А мальчик глядит так печально, как будто знает. "Что, дочь у тебя?" – спрашивает одними глазами. - "Она самая", - подтверждает отец безмолвно. - "Ну… приветик передавай", - протелепатировал мальчик и воспарил на четыре стороны.

Приехал папа домой и детям подарки отдал. Схватила младшая дочь ведро конопли и чото ей вдруг голоса непредвиденные случились. Потянуло её отчего-то прямо в Камбоджу – ну хоть завязывай. А старшая дочь свой значок на предсердье прикалывать стала и от волнения укололась. И смекнула, что чото ей папа не шибко прекрасный гостинец дал. Приколола она тогда цельнометаллическую гарманбоцию в виде пакостного значка на сестрицу на младшенькую, а сама у неё ведёрочко с коноплёй незаметно так и подрезала. Стали ей голоса несусветные, и в Камбоджу какую-то потянуло. Смотрит старшая дочь – а она уже и стоит посреди Камбоджи. Без ведёрочка отчего-то, но целенькая. Явился ей тут камбоджийский мальчик, и пропала она, растворилась в густом его камбоджийском дыхании.

А младшая дочь со значком цельнометаллическим парится, никак его отцепить не может. Совсем уже было в уныние впала, да ещё и ведёрочко с коноплёй. Явились ей тут некто Сэмюэль Джексон и Джек Николсон и говорят: "Выходи нынче вечером за сарай, станем баловаться". – "А где тогда Джон Траволта?" – не верит девочка. - "Он не может, - они отвечают. У него голова болит. Да и на работе устал. Но ты не горюй. Мы с собой Докторхауса прихватили".
Обрадовалась она и скорей за сарай пошла. Там её и накрыло плотно.

Тут мама оторвалась от плиты и говорит аппетитному папе: "Чёто детей, говорит, у нас не выходит. Живём, живём столько лет, а деток не нажили. Это прям неприлично".
"Да ладно, - не верит папа. – Вон их сколько, детей этих, копошится повсюду. Штук тыщща. Или даже сто. Во, гляди, каки рожи поганые делают, супостаты!"
"Сомневаюсь я, - мама ему говорит на это, - сомневаюсь, что всё это – наши дети, а не подкидыши инфернальные. Чё-то я их совсем не помню. Да и неправильные они какие-то. Почему у них на каждой ветке по десять рук? А глаза почему на верёвочках мотыляются целыми гроздьями? И вообще. Мы должны их усыновить!"
"Тогда я могу их выпороть, - вывел папа, чтоб не заморачиваться. – Тогда и посмотрим".

Вынул папа ремень из халата и повсюду хлестать начал. А подкидыши только смеются и рожи выкраивают похабные. Устал папа их пороть и заплакал. А дети тогда, чтобы он не плакал, питаться стали как следует и сами себя регулярно ремнём пороли, чтобы папа не утруждался.

Так и жили они все долго и счастливо, пока бруки без пузырей у их мальчика до пустот окоянных не поизносились. Но то уже быль не эта.