Зиму пережить вот главное. Чуть дыша особо никуда не высовываясь. Тихонько течёт сок жизни по кровеносным сосудам. Ход замедлился вдвое, втрое. Зябкое небытие на открытом пространстве. Скукожились руки-сучья, ход соков медлен и вял. Тягуч, аморфен – неспешен как сама сумеречная жизнь.

Открытая местность, в этом есть плюс: скудное и стерильное солнце жухло, но греет, обманывает, но дарит иллюзию тепла и главное щедро пичкает надеждой дожить до лета. Пройдут холода и вьюги, а там: раззудись плечо, не жизнь, а переливы цветов и пьяная летняя пляска. Но это ещё надо сдюжить, дотянуть.

Плоское плато, есть здесь и решительный минус, который может зачеркнуть все надежды жирным чёрным штрихом траура. Ветер помноженный на минусовую температуру делает жизнь невозможной, вертлявым изменением направлений, ставит на грани небытия. Причудливая игра в жизнь и смерть.

Но лето вернётся, быть может, и без него. Оттают облака и вернутся изменницы птицы. Корни-ноги жадно слижут талую муть, и сок жизни пеной и пьяной молитвой закружит крону. Легкомысленно оттопырят уши кокетливые листочки. Лаймово-фисташкавый цвет скинет молодую шкуру, и примет на девяносто дней цвет влюблённой жабы и будет плакать и хохотать старый куст сирени, если дай Б-г переживёт эту зиму…