Сергей встал минут за двадцать до будильника. Зажёг керосинку. Долго оттирал руки об ветошь от сажи и нагара. В тусклых бликах ловил своё отражение в зеркале и скрёб лицо тупой бритвой. Жидкий чай, и отвар из молотого овса и гречи. Он довольствовался малым, самым необходимым и привык так жить. Давно привык. Скидал в сумку пару чистых рубах, полотенце. Бережно на дно пристроил потёртый несессер. Жало сердце и муть, неясная муть в мыслях, на душе.
Привычно набрал полные лёгкие воздуха и медленно зашагал по периметру избушки. Сергей и не помнит, откуда он выдернул это упражнение. Ходьба с глубоким вдохом, на грани возможного, когда уже кажется нет сил, и через мгновение взорвутся лёгкие, или горло стянет мокрым полотенцем удушье и вот она – старая стоит с косой.
Выдох как искупление, и возвращение из зыбкого небытия, и малюсенькое счастье: - нет, шалишь, поживём ещё, поживём и подышим.
Сергей вышел на улицу в переулок и глубоко задышал. Пил и не мог напиться этого кайфа, свежего воздуха, духмяного и сырого, пахнущего росой и тиной, пряной травой и болотиной. Живого воздуха.
Вернувшись в дом, он подхватил лёгкую сумку. Привычно присел у порожка на одно мгновение, и уходя мельком глянул в зеркало.
Тонкой, ему только известной тропинкой зашагал к вокзалу. Было темно. Темно как бывает в Малороссии и на Кавказе. Жирные звёзды близки и ярки. Полная луна бесстыдно улыбается щербатым ртом. Сергей невольно тоже заулыбался. Его немного попустило, остался мелкий осадок тревоги, тщательно упрятанный на самое дно фобий и страхов.
Глядя на луну, Сергей вспомнил анекдот:

- Тиха кавказская ночь, Иса вышел во двор помочиться и обоссрался от неожиданной очереди из «Калашникова». Споро натягивая портки, Иса присмотрелся и увидел соседа Мусу, который почём зря палил в небо. – Эй, Муса, зачем дорогой в небо стреляешь?
- Извини Иса, если разбудил, - луна, зараза воровать мешает!

Сергей шёл привычной дорогой и чувствовал, что тревога рассасывается и уходит. На душе становилось спокойно, тихая радость наполняла его. – В путь, в дорогу, в Москву!

Обшарпанный вокзал, сталинский ампир. Господи, заштатный вокзалишка, но всё туда же, - имперский дух, величие монументализма и уничижительная самоирония декоративности.
Кассы спали, задрапировав наглухо свои оконца. Вернее три кассы уснули давным-давно вечным сном и видимо не было у них причин проснуться. Четвёртая касса спала временно, и часам к семи утра непременно должна была пробудиться. Несколько бабушек прикорнули в кратком, поверхностном сне. Их запавшие рты чернели в свете люминесцентных ламп, и рождали жуткое ощущение смерти. Но лёгкий храп мелко сотрясал тряпичные, аморфные фигуры, и было ясно – ещё живы. Пара бродяг, распаренные внутренними хворобами хрипели и спали привычно глубоко, внешний мир с его шумами не донимал их, он был им привычен. Привычен и враждебен, но сон спасительным одеялом накрыл их на краткие часы, и были они свободны. Здесь и сейчас свободны как птицы. Быть может раненые птицы. Милиционер, вполне бодрый малосольным огурцом шагал по вокзалу. Даже спящим было дано понять – вот хозяин вокзала, этот калиф на час, хозяин их клади, их жизни.
Сергей забился в угол в тень буфета. Открыл книжку «Госпожа Бовари» и вокзал, бабули, бродяги, милиционер оставили его, уступив место Флоберу.

Четвёртая касса проснулась в шесть тридцать. Мелкая стайка прибилась к ней. Поездной люд брал билеты направлением на Москву. Сергей прошёл к кассе и пристроился за невзрачным мужчиной. Мужчина потертый, но опрятный. Странный запах, костром пропах что ли? Глаза, удивительные глаза у этого мужика, что-то с ними не так. Сергей не успел понять, что у мужика с глазами. Бабулька из авангарда очереди, зарядила пустой вопрос «мужику с глазами». Зарядила и осеклась. Он явственно, осязаемо оттолкнул разговор от себя двумя руками, оттолкнул гневно и твёрдо.
Зигзаг молнией обозначивший рот, вернее щель сомкнутых губ, иссеченных мелкими морщинами, будто тонкие нити кетгута, ушившие рот.
Нет, он совсем не джинджерснап – хрустящий пряник с имбирем, скорей обсосанный жизнью леденец, стыдливо сплюнутый в подворотне.

Дверь вокзала до поры прикрытая распахнулась. Наглым пинком хозяина жизни. Молодой парень из породы тех, кто - «жизнь на кукане верчу» - энергично вписался в мизансцену. Бройлерный в лёгких мышцах, цена которым чуть выше цены анаболиков. В цветных портачках плечи и кисти рук. Набита байкерская тема в переплёт с регги. Этакий «доктор дизель». Было понятно в полвзгляда, он привык от жизни брать всё и всегда. Всегда по полной программе. Хуй, кто родился на свет круче его, и хуй кто его остановит. Типичная для сегодняшних реалий картина: герой нашего времени и лузеры.

Сергей таких перцев не переваривал, втянул голову в плечи, и замер, прикинувшись ветошью.
«Дизель» утиной походкой прочапал к кассе. Распихав всех плечами, он склонил набыченую голову к окошку и скороговоркой загудел: - Слышь, красава, ты мне билетик купейный до Москвы нарисуй. – Я тебе шоколадку в буфете куплю, и всё будет тип-топ….
«Мужик с глазами», кошачьим движением, ласково и нежно взял под локоток «дизеля».
- Парень, тебя здесь не стояло, займи место в очереди, пожалуйста.

«Дизель» опешил от такой откровенной наглости и тупости.
- Дядя, слухай сюда: я таких бичей как ты на двух пальцах развожу. – Молись, чёрт, что я в хорошем настроении и сегодня не сделаю тебе больно. – Кыш, бичара!
Под последние слова, «дизель» растопырил пальцы на руках, как делают маленьким детям «каляку-баляку», и ткнул глумливо и куражно мужика в грудь.

Мужик посуровел лицом и лёгко скользнул в двери вокзала в рассвет и утро. Одними губами, чуть слышно, Сергею пришлось напрячься, чтоб услышать, слетела скупая фраза с сухих губ мужика: - Малыш, не задерживайся, я жду тебя.

«Малыш-дизель» тоже услышал. – Всё, пиздец тебя дядька, достал ты меня: «малыш», - за базар падло щас ответишь, не вздумай съебатся.

Сергей протиснулся сквозь обомлевших и крестящихся старух. Легко купил билет в плацкарт до Москвы. Выщелкнул сигарету из пачки и поспешил на улицу. Прошёл метров пятьдесят к вокзальному скверу. Услышал шум, и замер, прежде чем углядел жуткую картину. Давешний «дизель» лежал навзничь.
Навзничь грянулся оземь, как сказал поэт. Горлом и носом шла кровь. Толчками, неотвратимо приближая последние секунды его жизни. Избавлением и прощением для глупого забияки было лишь то, что память и сознание покинули его. Предсмертная агония и кома. Сергей это знал точно. Давно жил и навидался всякого.
«Мужик с глазами», спокойно вытирал руки о листья лопуха и негромко выговаривал в сущности уже покойнику: - Попутал, ты паря, как есть попутал. – Бичи, они живут на теплотрассе, в коллекторах, и писают они себе в штаны. – Ты, бычара, человека с чёртом спутал.
На слове «человек» мужик сделал особый упор, понятный не всем, далеко не всем.

Глаза Сергея и мужика встретились.
Сергей, наконец, понял, что с глазами у мужика не так.
Немигающие пуговицы, а не глаза. Стеклянные, без ресниц, остановившиеся глаза были поразительно похожи на глаза актёра Александра Балуева.
Глаза доброго убийцы, но быть может глаза нью-Христа…