По утрам очень курить хочется. Ещё сильнее хочется выпить. Водки с коньяком и пивом. Но два месяца тому я бросил. А для чего, непонятно. Возможно, ради экономии, ибо в гроб ложиться лучше всё-таки пьяным. Веселее.
Одиноко гуляю себя по городу. Без цели, роду и племени.
В открытом кафе – зонтики вместо крыши – мужик какой-то лениво пиво потягивает. Похоже, попускает. Он счастлив, как кот мартовский, и довольно щурится лету неспешному. Завидую.
Мимо кафе проходит женщина. Молодая. Красивая. Рыжая. Босиком. По босой мостовой. Держит в руках за тесёмки утро холщовое и дорогие босоножки. Шершаво. Шерше ля фам.
Мужик похотливым взглядом провожает красотку, ставит на стол наполовину пустой бокал и…
…метода курортного съёма меня уже давно не привлекает. Что интересного в банальности? Иду дальше.
Подхожу к морю. Море пахнет женщиной. Набережная, парапет, голуби. На парапете сидит мальчишка лет двенадцати. Ногами болтает.
- Что читаешь, пацан?
- Иди, дядя. Иди своей дорогой. Не то закричу. Извращенец.
Дожились. Уже невинный вопрос о книжке считается извращением. О том, что читает её тин, просто молчу. Типичный южный ребёнок. С выгоревшими волосами, разбитыми коленками и небольшим синим шрамом на подбородке. Ему бы нырять за рапанами, на скейте рассекать, за тётками в раздевалках пляжных подсматривать или в контр-страйк со сталкером рубиться. Так нет же. Сидит на парапете и читает. Блять. Книгу! Как страшно жить.
- Книжка у тебя уж больно забавная, - говорю. - Впервые вижу такой переплёт.
- А что переплёт?
Он закрывает фолиант, кладёт его рядом с собой и смотрит куда-то поверх меня. Щурится.
Книга, воспользовавшись внезапной свободой, юрко соскальзывает в воду, машет хвостом, прощальный всплеск, и поминай, как звали.
- Ой…, - показываю я пальцем на воду.
- Да не парься ты, дядя. Поплавает и вернётся. Буквы тоже потеют. Конечно, если они не дуры набитые. Или нет?
- Не знаю. Мне как-то не доводилось…
- А не доводилось, молчи. Целее будешь.
Молчу. А что ещё делать? Спросить, где он раздобыл книгу с сомнительными наклонностями рыбы? Дурдом. Сказать, что тоже хочу такую, глупо. А! Вот! Кажется, нашёл:
- О чём она?
- Кто? Книга?
- Да. Только не «кто», а «что».
- Оближи абажур, дядя. Учить он меня будет. Много ли ты видел книг с живыми рыбьими хвостами? - смеётся пацан. - Она о городе. Древнем, как яйца Моисея.
- Не юродствуй.
- Наивный друг моих собак печальных, да будет тебе известно: Моисей – это не только, заблудившийся в песках Палестины, Иван Сусанин, но и имя птеродактиля недавно отрытого под Кызыл-Таш. Говорят, его костям каменным хуй знает сколько лет. Газеты читать надо.
- Не ругайся.
- И не думал. Что с тобой ругаться? Ты мне кто? Мать родная, отчим-наркоша или, может, тренер по правилам использования подземного перехода в качестве туалета в светлое время суток? Дорогой, кстати, тренер. Индивидуальный. Мой папашка ему по сотке бакинских за урок отстёгивает. Эти – какие-никакие, но родственники. И пока что я от них завишу. А ты мне никто. Так что успокойся. Ты мне нах не вперся ругаться с тобой. Присядь. Закури. Посмотри на воду. Успокаивает. И это… на…, - он протянул мне стопку бумаги А4. - Почитай.
- Что это? - интересуюсь, принимая от него листки, размалёванные мелким шрифтом.
- Распечатка скана книги.
- ??? - спрашиваю я, молча указывая на воду.
- Да, - отвечает мне юнец и улыбается.
Читаю:
«Литаджа.
ПГТ.
Основан: никогда. Однако существуют неподтверждённые данные из источников заслуживающих доверия, что в момент Большого Взрыва.
Удельный вес: от -8 до +8.
Мощность в лошадиных силах: 1 ослик + 1 пони. (Пони бегает по арене местного цирка-шапито).
Население: рыба, птица, вода, 1 ослик, 1 пони и 38150 человеческих особей.
Часовой пояс: по желанию.
Время суток: синее.
Отдых…» – вздор какой-то. Клиника. Полная и бесповоротная ахинея. Откладываю листки и говорю:
- У меня дома есть мокрый камень. Знаешь, он уже месяц лежит в пыли на полке и никак не высохнет.
Внезапный порыв ветра, и бумага стайкой белых проворных синиц взлохматилась. Разлетелась. Кто куда.
- Эй. Ты чего? - возмутился пацан. - Держать же надо.
- А что? Разве они не «полетают и вернутся»?
- Нет. Всё-таки ты идиот. Дядя.
- Прости. Я решил, раз у тебя книги плавают, то почему бы бумажным листам ни обладать летными качествами.
- Ладно. Проехали. Скажу отцу – отсканирует ещё раз. Так что ты там говорил?
- Судя по тому, что я успел прочитать, книжка твоя – галиматья галимая. Даром что с водой дружит.
- Нет. Я о камне. Мокром.
- А что камень? Лежит себе дома. Потеет потихоньку.
- Ты уверен, что это именно он – мокрый камень?
- Ну как же я могу быть уверен в том, о чём понятия не имею. Я даже не знаю, как он у меня появился. Может, принес кто. Не помню. Но не высыхает он уже месяц с лишним. Это точно.
- Продай его мне. А? - пацан преобразился и из интеллектуальной оторвы моментально превратился в подающего надежды предпринимателя средней руки.
Я же, почувствовав запах шальных денег, наоборот, скукожился, пытаясь вызвать у оппонента чувство жалости – наука, доставшаяся мне от деда-татарина по отцовской линии.
- А тебе зачем? - спрашиваю.
- Штука! - с места в карьер пацан.
- Долларов?
- Конечно.
- Хорошо, - соглашаюсь я. - Звони своему папе. Пусть готовит пятнашку зелени, и по рукам.
Торговаться он не стал. Просто потыцал пальцем левой руки в экран своего телефона и говорит:
- Через полчаса подъедет. Если это тот камень, то деньги твои. Куда ехать?
И всё? Так просто? Ни азарта торгов тебе, ни облома. Я даже слегка огорчился.
- Недалеко, - отвечаю. - А что в нём такого?
- В камне-то?
- Ага.
Он подхватывает одну из синиц запоздалых и, не заглядывая в буквы, протягивает мне:
- Читай.
- «…она шла босиком по босой мостовой и была счастлива, как слива, которую...», - цитирую я.
- Не то, - говорит мне парнишка. - Дальше. Двумя абзацами ниже.
Скролю глазом два абзаца вниз и продолжаю:
«Первый её мокрый камень был выращен рядом с чистым горным ручьём. Возле воды всё растёт быстро. И уже через пару лет статная деревенька лениво валялась в зарослях солнца. Нежилась. Сквозь колючки ажины и зелень дикого винограда звёздам улыбалась. Добрая такая. Крепенькая. Ела небо, постепенно наливалась соками, сквозь сон научилась видеть завтрашний день и не торопилась пускать корни в землю. По воде тосковала. Три тысячи лет между пальцами юнца белокурого с маленьким шрамом на подбородке – и теперь она на берегу Сладкого моря. Сидит, ноги мочит. И всё бы ничего, но пропал куда-то тот камень, с которого всё началось. Тот самый. Первый. Мокрый. Кто найдёт его, тому…»

Через час на моём столе лежит упругая пачка зелени. Ума не приложу, что делать с таким счастьем? Как в сказке про репку. Тянут-потянут – вытянуть не могут.
Странно. Деньги есть, а представления, что с ними делать нет. От досады включаю телевизор. Реклама. Реклама. Новости. Футбол. Ещё раз реклама. Ну, наконец-то – сериал какой-то:
«Некто сидит в открытом летнем кафе и лениво потягивает пиво. Мимо него проходит женщина. Босиком. Молодая, красивая. Он провожает её взглядом, ставит наполовину пустой бокал на стол и спешно уходит из кадра. Через секунду возвращается, махом допивает пиво и опять уходит. Возвращается вновь, оставляет деньги под пустым бокалом и…
Некто (Н): Девушка, по-моему, вы обронили. (протягивает ей свой кошелёк).
Девушка (Д) оборачивается, оценивающе окидывает его взглядом: А, по-моему, вы ошиблись. (с улыбкой) Но я оценила.
Н: Что?
Д: Что «что»?
Н: Что оценила?
Д: Вашу находчивость.
Н: Да какая уж тут находчивость, если не прокатило?
Д: Ну почему не прокатило? Я же оценила.
Н: извлекает из пачки сигарету и жестом спрашивает разрешения закурить.
Д: Валяйте.
Н (прикуривает, затягивается, праздно окидывает взором окрест и): Хорошо!
Д: Что?
Н (улыбаясь): Что «что»?
Д: Это моя реплика.
Н: А копирайт есть?
Д: Нет. Но могу поискать нотариальную контору.
Н: Боюсь, в этом захолустье все нотариусы, как класс, вымерли. Не начинаясь. Или спились. Есть от чего, знаете ли. В Литадже делают отличное домашнее вино. Вы любите домашнее вино?
Д: Боюсь.
Н (удивленно): Чего?
Д: Банального отравления.
Н: Отравления бояться – в лес не ходить.
Д: смеётся.
Н: У моей хозяйки вино со знаком качества. Сам клеймо ставил. (продолжает, переходя на псевдо пафос) Могу ли я пригласить столь очаровательное юное создание на тур дегустации вина от бабы Нюры?
Д (подхватывая игру, с аналогичной интонацией): Ах, оставьте! (театральный взмах рукой). Я полагала, будет тур вальса. А тут тупо пьянка намечается. Приставать, надеюсь, не будете?
Н: Зря надеетесь. Ибо не домогаться красивой женщины – грех.
Д (улыбается): Далеко идти?
Н: Близко. Тут всё близко. Кстати, Глеб.
Д: Светлана. Может, на «ты»?
Н: Идёт.
Вечер. Комната в доме бабы Нюры. На столе миска с фруктами, пепельница с окурками, графин с вином и два стакана. За столом Некто и девушка. Оба уже в достаточном подпитии.
- …а чего им все наши бабы нравятся? Мусульманам? - спрашивает меня Светлана. - Чо, свои не так трахаются что ли?
- Вопрос слегка не по адресу. У меня есть знакомый татарин. Так он женат на татарке. Красивая женщина. Но трахает все, что шевелится.
- Кто трахает?
- Жена.
Она смотрит на меня непонимающим взглядом.
Я выдерживаю паузу, как учили во МХАТе. После чего не сдерживаюсь и ржу, точно табун весёлых лошадей.
Дошло. Наконец-то. Тоже смеётся:
- Дурак! - а потом: - Блин, все девки в любовь ударились… я одна засиделась... друзей много, а любовника нет. Представляешь, я синий чулок.
Это уже серьёзно. Ещё пару стаканов или слов, и заплачет.
Иду ва-банк:
- Как-то в начале девяностых довелось мне три месяца торчать в Донецке…
- Что ты там делал?
- Тсссс …знакомец мой дал в тамошнюю газету объявление: «засажу любой» и номер своего телефона оставил… если бы ты знала, сколько баб ему позвонило.
- Повезло мужику... а я вот переборчива слишком. Обожглась пару раз, больше не хочу. Но тебе бы я позвонила.
- Звони, - говорю я и показываю ей номер своей мобилы…»
Хорошее вино у бабы Нюры. Ебливое. Только сушняк долбит. Вставать лень, но благо комп рядом. Скачиваю себе посредством торрента стаканчик водицы. Прохладной и вкусной. Пью и никак не могу напиться.
Проснулся. За окном вечер на соседской бельевой веревке сушится. Сушняк долбит. На столе лежит стопка денег и «Сказки Литаджи». На стене зеркало. За стеной мама плачет.
Подхожу к зеркалу и, разглядывая маленький синий шрам на подбородке, кричу матери:
- Мам, а хочешь, я убью его?
Не плачет. Перестала. Входит в комнату.
- Кого?! - испуганно.
- Да мужа твоего. Наркошу.