Помня о Хармсе.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
(Первое послание св. Ап. Павла к Коринфянам )

Он брёл голодом и холодом пятый день. Быть может седьмой. Время остановилось. День, ночь – есть ли разница? Нет, есть голод и колючий сырой холод. Рвущий в клочья лёгкие кашель. Безнадёжный, протяжный кашель и тишина.

Он брел, понуро свесив голову на грудь, и отчаянье и безверие тяжелой ношей, пудовой гирей уютно примостились на его горбу. Страх гнул его ниже и ниже к серой земле, но он ещё брёл. Узкая полоска алой крови из разбитых ног тянулась сплошной полосой, но порой оставляла за ним затейливый узор. Точка тире сплошная линия и вновь точка. Нет, это не крик о помощи SOS, просто землица, окропленная кровью.

Сутки за ним идёт ворон. Раскачиваясь вперевалку, прыгая с ноги на ногу, смешным шагом, грузным в раскоряк – слугой-тенью идёт за человеком.

Вот полоска овса, прибитая первыми морозцами. Он пал на ноющий живот руки трясутся с ними не совладать. Щекой прижался к земле, скривив рот обдирая сухие губы в кровь по семечку, по одному - прелое зерно сыпется звонко в пустой желудок. В погасших глазах просыпается малюсенькая точка надежды. Он ест, ест, ест.

Ворон, свесив голову, набок внимательно смотрит на него. Под этим ждущим взглядом, всплеск неистовства и он, посылая страшные проклятья в небо - ест.

Медленно экономя силы, встаёт на одно колено, опёршись о локоть, на второе и тихо продолжает путь. Он не знает местности и не догадывается, что бродит по кругу, бесконечно длинному путаному как петля Мебиуса, или аркан ставший петлёй виселицы.

Минут через десять начинаются спазмы, рвота и тошнота, упав ниц, он долго опорожняет желудок, едва не захлебнувшись в рвотных массах. Кто знает, быть может, это был бы и лучший выход? Ворон нахально подпрыгивает вплотную и ни чинясь жадно глотает ещё тёплый овёс, прогретый желудочным соком.

Он, содрогаясь, смотрит в пустое небо. Белая луна плоская и чистая как обглоданная лопатка равнодушно созерцает его конец. С ледяным спокойствием луна размышляет:

- Достанутся ли стылые глаза человека ворону на роскошный ужин?

Ворон надеется.
Луна знает.
Он не верит.

Через час луна прячется за тучу.