Когда еще был Советский Союз (а это не так давно было, поверь мне), привезли в нашу ударную комсомольско-строительную бригаду пять добродушных вьетнамцев. Ростиком каждый до полутора метров не дотягивал, все пятеро улыбались и много лопотали. Звуки как бы животом издавая. Но работали нормально. Потом вот кубинцев нам пригнали – так те только танцы танцевать да баб портить умели, а гвоздь от вилки отличали с трудом.

Но - не будем отвлекаться. Мы про вьетнамцев – радостных и героических. Напивались они, правда, быстро – хватало трех рюмок. Я замерял. Поэтому каждую получку мы их заставляли обмывать посвящение в советский пролетариат. Они честно скидывались, ставили стол с водкой и килькой в томате. Хлеб был наш (из столовки таскали). Затем мы торжественно все за них пропивали. Посадка была строгая, выверенная. Пара поллитровок на боевую тройку: двое наших, а между ними – уважаемый интернациональный друг. Ему три раза нальешь, а потом бутылку перед носом проносишь – он уже доволен. Ну, как напьются – обязательно затарахтят там про Камбоджу, про американскую агрессию… Типа там долг Родине, трудовые победы. Заточены они сильно были на коммунизм во всем мире. Кубинцы, кстати, на этом тоже были крепко повернуты. Но по-своему: бабы, пиво, Че Гевара. Только б не работать.

Не будем уходить в сторону от мелкорослых наших южных азиатов. Работали, как я уже говорил, нормально – пердели, но тащили. Хоть и на пределе. Налепятся муравьями на брус, и таранят его бегом, типа гусеница на ленинском субботнике. Копали вообще как маленькие экскаваторы – в траншее их не видно, только лопата мелькает пропеллером, выбрасывая наружу землю практически непрерывной рыхлой струей. Однажды такой вьетнамский экскаватор укопался чуть не до центра планеты – выбраться со дна котлована самостоятельно не мог. Лестницу пришлось срочно сколачивать, чтобы этого героя труда на свет божий изымать.

Веселые короче ребятки. По вечерам на своем грозном внутриутробном наречии стихи рассказывали – глазенками сверкают, на кривых ножках покачиваются, децибелы неприличные исторгают. Думаешь: ну все, ругаются. Сейчас драться будут (такая у них жесткая речь). Оказывается, это они стихотворение на пару изображают. Про дружбу. Иной раз, минут через десять после начала остановятся. Типа, извините. Сбились мы. Неправильно вам на вьетнамском прочитали. Надо по-другому. Наш бригадир, Петруха Бывальцев, кивает разрешающе: «Давай, мол, сначала». Ну и снова заряжают они свои трели пулеметно-кишечные. В общем, развлекуха. Кое-что даже из мата ихнего мы выучили. Но – у нас, к сожалению, блеснуть этим негде.

А потом стряслась беда. Даже и не ждали мы от этой тихой нации таких крутых подвохов. Началось все с покупки месячного билета на электричку. У нас объекты-то по всей области были разбросаны. Вот и катались мы в вагонах с деревянными скамейками. Неделю здесь – неделю там. А то еще и за один день туда-сюда проветривались. Ну и друзья наши иностранные, как путёвые - тоже с нами. При покупке проездного кассир ножницами вырезал угловатую такую лесенку в билете и шариковой ручкой вписывал имя владельца. Так вот четверо сайгонцев люди как люди – там Нгуены, Тхани и Нгоки всякие. А один попался – что дикобраз на тыквенном поле – с имечком Чо Сам. Вот честное слово. У всех по три слова в имени, а у этого два. Да еще, блин, почти по-русски. Как ему оформили этот билет, так ездить вообще невозможно стало. На первой строчке кассир написал крупно так: ЧО, а ниже, помельче: сам. А контролеры в тот год озверели. По два раза за поездку шерстили электричку с головы до хвоста и обратно.

Вот едет наша бригада – полвагона. Карты, домино. Бутерброды, яйца всмятку на газетке расстеленной. Внезапно врываются проверяющие. Как доходят до этого Сама – заводится спектакль на полчаса:
- Как фамилия?
- Чо!
- Я говорю – фамилия как?
- Чо?!
- Слушай, парень. У тебя здесь какая-то ерунда вместо фамилии. Написано «сорок». (Это так контролер-грамотей «ЧО» прочитывал).
- Чо…
В общем, сплошной «Авас-доцент тупой» в исполнении агитбригады полунемых. Пока Петруха Бывальцев не вмешивался в напряженный диалог, ситуация балансировала на грани международного скандала. Шутки шутками, а традиционное это мероприятие притомило конкретно…

В следующий месяц уломали билетного кассира написать Чё вместо ЧО. Раскосому плотнику по барабану: звучит-то одинаково. А вот нашу великую букву с цифрой хрен спутаешь. «Ё» - это вам не ноль, а Чё – это вам не сорок. Только легче не стало. Наш Чё Сам, наблатыкавшись в первый месяц поездных приключений, капитально расширил познания в русском и при очередной проверке активно вступал в пререкания.
Контролер:
- Фамилия как? Чё?
- Сам Чё.
- Ты мне здесь не хами. Ты чё?
- Чё Сам.
- Чё сам?!
- Чё Сам!!!
Ох… И все это с дружелюбной улыбкой, но угрожающими, растущими из глубин желудка боевыми звуками… В общем, не спасла нас буква «Ё». Петруха Бывальцев от греха сам стал предъявлять билет за этого Сама. И сам за Сама все объяснял. И ведь ничЁ не поделаешь… С облегчением вздохнули только через три месяца, когда проводили наших друзей в далекий бамбуковый Хо Ши Мин.

Зато, как я и говорил, приехали другие смуглокожие. С Острова Свободы. Как выяснилось, полной Свободы… Тут уже Петруха с тоской вспоминал смешного трудягу Чё Сама и, затягиваясь скуренной до закопченных пальцев дукатовской «Примой», тоскливо вздыхал:
- Эх, Ё-маЁ… Чё-чё!