ГЛАВА ВТОРАЯ

МАРА

-Вот живучий, гад! - выругался Мара и выстрелил в спину бегущему фрицу в третий раз.
Солдат будто бы услышал его слова. Его походка стала неровной. Он остановился, сделал еще шаг и рухнул в сугроб.
Мара вскинул на плечо винтовку и, оглядевшись по сторонам, подбежал к трупу. Чтобы удостовериться, жив ли еще немец, он несколько раз пнул бездыханное тело носком сапога и только потом перевернул. Мара был отменным стрелком, лучшим в отряде и ему не терпелось проверить подлинность этого звания.
-И как его сюда занесло? - размышлял Мара. - Лес кругом, глухомань. Наверное, от своих отстал.
Все выстрелы попали в цель. Три раны в области груди.
-Живучий, падла!
Лицо у немца было круглым с превосходно густевшими рыжими бакенбардами. На его неподвижном лице застыла улыбка.
-Что скалишься, гад? - взбесился Мара.
Он, конечно, не ждал, что труп ответит ему, но почему-то повторил:
-Что скалишься?
Мара покрепче сжал в руках винтовку и несколько раз саданул его прикладом по голове. Раздался хруст выламывающихся зубов, кровь брызнула из выбитой челюсти.
-Сука!
Забыв про осторожность, Мара отбросил винтовку и достал из голенища сапога штык. Он сел на грудь фрица, и вонзил штык в висок врага. От удара череп треснул, из затылка вылезло, проломив кости, окровавленное лезвие.
-Ну что, теперь смешно, сука? Смешно, да?!
Мара собирался нанести новый удар, но в этот момент его ослепила яркая вспышка света. Он выронил штык и упал на спину.
Щурясь от ослепившего его света, он встал на четвереньки. Нужно было срочно найти винтовку. Мара вслепую стал шарить руками по снегу. А когда нащупал ствол, вскинул оружие наизготовку, прокричав:
-Стой! Стрелять буду!
Зрение вернулось к нему вместе с тошнотворным запахом псины, наполнившим воздух.
Мара смотрел и не верил своим глазам. Совсем рядом, в двадцати метрах на уровне головы завис яркий огненный шар, переливающийся зеленоватыми и красноватыми оттенками. Шар был ярким - почти как солнце, но тепла не источал.
-Летун! – догадался Мара.
О летуне ему рассказывал деревенский дурачок Ванька Овражек. Его перекошенная избушка стояла на самом краю села у оврага. Именно поэтому Ванька и получил свое прозвище. Был он человеком не злобным, кроткого нрава. Пропитание добывал тем, что колол дрова и собирал в лесу хворост. Ребятишки любили Ваньку за то, что он знал великое множество историй про лешаков, русалок и прочую нечисть, по преданиям населяющих окрестные леса. И надо сказать рассказчиком он был преотличным.
Бывало, рассядутся ребятишки кругом и Ванька Овражек начинает свой сказ:
-Если не захочет леший, никогда люди его не заметят. Поэтому и боятся его. Ростом он выше человека и весь в шерсти, а глаза красные-красные. Если в лес идешь: по грибы, на охоту, то бери с собой несколько вареных картошек. Картофель для лешего слаще сахара будет. Положи под старый вяз, что на Лисичкиной поляне растет, и три раза скажи: «Прими мои дары, леший, хозяин. Не стереги меня у коряги. Не посылай мороки». И можешь не бояться, что заплутаешь или зверя дикого в чаще глухой встретишь. А кого леший полюбит, тому сам охоту устроит самую-самую. Выгонит он своею силою внушения любого зверя прямо на выстрел, да места грибные укажет. Но коли увидишь лешака, сделай вид, что не заметил его. Мимо проходи. Не любит лешак взглядов людских. Но есть в лесах силы, что лешему, неподвластны. Летун - большой огненный шар. В наших краях его многие видели. Летун сильнее черта. Летуном, бывало, дитя не обзовут. Опасно. Черт с рогами, а летун сильнее его. Те, кто его видели – уже померли, а кто не помер, скоро будут о смерти молить. Сейчас, летуна и не встретишь. Как советская власть пришла, так летун и пропал. Сейчас ведь народ отбойный стал, больно ругаются мужчины, да бабы курят и водку пьют, никто ни во что не верит. И Бог бросил нас.
Мара стал вспоминать, что говорил Ванька Овражек о том, как вести себя, если вдруг встретишь летуна.
-Летун страхом человечий чует им и живет. Коль встретишь летуна главное стой прямо и не бойся. Еще летун дыма табачного страшится. Табачный дух для него, как отрава.
Мара сунул руку во внутренний карман тулупа и трясущимися руками достал скрученную накануне цигарку.
-Спички! Где спички! Спички! – он хлопал себя по карманам, не вынимая изо рта цигарку. – Нашел!
Мара с наслаждением затянулся и тут же выдохнул целое облако вонючего дыма.
Летун не шелохнулся.
Он словно смотрел на Мару, следил за ним.
-Вот прилипала! – Мара снова затянулся.
Летун изменился в цвете. Почернел, кажется.
-Ничего, - пыхтя как паровоз, сопел Мара, - я тебе сейчас тут так накурю, мало не покажется!
И шар стал отступать. Медленно уносился прочь, просыпая на снег черную сажу.
-Пронесло, - выдохнул Мара, когда летун скрылся из виду.
Он сплюнул на землю цигарку и занялся убитым фрицем.
Жаль, что не офицер. У офицеров было чем разжиться. Пистолет, удобная шинель и теплое шерстяное белье, бумажник туго, набитый марками, золотые часы, хромовые сапоги. Все это можно было выменять в отряде на еду, одежду по размеру или дать в качестве оплаты медсестре Лидочке, которая за пачку папирос могла отсосать.
За музыкальную шкатулку с балериной Лидочка дала бойцу Липатову попользовать ее в зад, и с тех пор Мара мечтал наткнуться на какую-нибудь безделушку, которая бы растопила лед в ее сфинктере.
Улов был небогатым. Кроме бензиновой зажигалки, интерес представлял разве что вещмешок, до отказа набитый боеприпасами и тушенкой.
Тушенку и патроны пришлось сдать в общак, а вот зажигалку Мара подарил сестре Нюше, которая обстирывала партизан. Как и Мара, она курила. В отряде вообще курили все, даже восьмилетний Сережа, сын того самого Липатова. Табак отбивал чувство голода и заставлял на время забыть о войне.
О летуне Мара решил никому не рассказывать.
-Люди они чудные. Слышат только то, что им любо, а коли правду им скажешь – бьют, - говорил в таких случаях Ванька Овражек.

Чоби, ачоби,
Челябичи и чоби,
Челябичи и чоби