У девочки совсем не было зрачков, точно в глаза ей залили густую сметану. Одета она была в короткое шелковое платьице в мелкий горошек, в спутанных волосах дешевая пластмассовая заколка – пупырчатая жаба на цветке ромашки.

-Ты, кто? – спросил Мара, сплевывая набившуюся в рот грязь.

-Таня.

Она взяла узловатую ветку и стала ворошить рыжие угли в костре.

-Скоро грибы поспеют. Здесь кроме грибов ничего нет, но они очень вкусные.

Мара, наконец, огляделся. Это была пещера. Известняковые своды, сырость, редкий мох на стенах и всепроникающая сырость.

-Что это за место?
-Скорч. Они называли его Скорч, а себя – Племя Тысяч Младых. Мужчины Племени Тысяч Младых охотились в горах на огромных крабов, чье мясо пахло душистыми травами, а женщины племени рожали детей с лицами светлей чем все четыре солнца Скорча. Племя Тысячи Младых верили, что живут в голове черной козлицы Шаб-Ниггурат. Если в Скорче рождался ребенок с шестью пальцами, его приносили в жертву Шаб-Ниггурат… - Таня прервалась, чтобы выгрести из костра то, что она называла грибами. - Раз, два, три… четвертый куда-то закатился. А, ладно… Ты, есть будешь?
Не став дожидаться ответа она проткнула обуглившийся комок палкой и передала ее Маре.
-А потом пришла болезнь, - продолжала Таня. – Сначала заболели дети. Их кожа покрывалось вонючей слизью, и кровоточила, а потом чернел разум. Они уже не могли говорить, только рычали и суставы их рук ног и рук выворачивались сами собой. В те дни жертвенный алтарь чадил так, что снег из черного пепла шел день и ночь. Когда в Скорче умер последний ребенок, его мать взошла на алтарь, вознесла руки к небу и сказала: «Я, женщина из Племени Тысячи Младых проклинаю тебя Шаб-Ниггурат!». Как только она произнесла это, небеса разверзлись стоном, блеснула молния, начался проливной дождь. Он был подобен огненной лаве, безжалостно уничтожая все живое. Упавшая с небес вода отравила Скорч. Земля превратилась в ядовитую, выжженную пустыню. Те, кто выжил, укрылись в пещерах. Но болезнь настигала людей Племени Тысяч Младых и здесь. Безумные, потерявшие зрение и дар речи они стали охотиться на себе подобных и жрать их плоть…

Мара разломил пополам печеный гриб. Внутри он был коричневый и пористый.

-Так это ты мой попутчик? – Мара откусил кусочек, на вкус гриб напоминал земляную грушу.

Таня прищурилась и надула губки.

-Извини. Я знаю, что не положено так без спросу… но мне было страшно. А сигнал тут слабо проходит, все-таки пещера. Пришлось воспользоваться этим…

Она задрала платье. К ее бледному бедру присосался жирный мохнатый слизняк.

Таня провела по нему ладошкой, как обычно гладят кошек. Слизень ответил на ласку блаженным урчаньем.

-Я зову его Митя. Он помогает усиливать сигнал. Я даю ему немного своей крови, а он дает мне надежду.

-А не опасно?

-Не-а. Зачем есть всю булочку разом, когда можно растянуть удовольствие?

-Тем более если булочка всего одна.

-Точно!

-А можно мне потрогать?

-По-тро-гать?

-Да. Потрогать.

-Ты, ведь не сделаешь мне больно?

-Я не сделаю тебе больно.

-Только осторожно. Осто-рож-но.

-Осто…

ТАНЯ. Первые - горелые,
Вторые – зо-ло-тые…

МАРА. Кто чурачил -
Тот и на-чал…

ТАНЯ. Чаю-чаю-чаю,
Таню вык-лю-чаю!

МАРА. Кто обзывается,
Сам так на-зы-ва-ет-ся.


Чоби, ачоби
Челябичи и чоби
Челябичи и чоби

В тропическом саду купил я дачу
Она была без окон, без дверей,
И дали мне еще жену в придачу:
Красавицу Мальвину без ушей.

Зубов она от роду не имела,
На голове носила пять волос.
Она меня безумно целовала,
Засасывая сразу рот и нос.

Одна нога другой была короче,
Другая деревянная была,
Один глаз был фанерой заколочен,
Другим совсем не видела она.

Сидели мы у речки, у вонючки,
Сидели во двенадцатом часу.
Она ко мне прилипла, как липучка,
И пела, ковыряясь в носу.

А пела так, что все собаки выли,
И у соседки рухнул потолок,
И я решил без паники, без драки
Сломать Мальвине шею об пенек.

Чоби, ачоби
Челябичи и чоби
Челябичи и чоби