В большом городе жил маленький человек с птичьей фамилией. По странному стечению обстоятельств, он считался культурным человеком, и даже, отчасти, писателем. Так считали некоторые, а иногда он и сам соглашался. Потому как надо себя чем-то считать, если никем, собственно, не являешься.

Был он строен и даже худ, часто небрит и временами озабочен. Заботами преимущественно материального свойства. Остальная головная боль звалась муками творчества.

При редких встречах с родными и близкими, человек напускал на себя томный вид. Впрочем, мог и под озарение закосить. Изобразить движение мысли, проблеск сознания. Особенно, если разговор принимал неприятный оборот. Например, в ответ на вопросы по поводу долгов или алиментов, писатель мог исказиться лицом и даже задрожать телом, будто в порыве, а мог и просветлеть приступом вдохновения. «Стоп! – кричал он в лицо собеседнику, - Тут одна темка наклюнулась…щас… надо срочно разыграть…пока не ушло…Пока, созвонимся!». И убегал, если мог. А если не мог – выталкивал из квартиры.

Летом он безрадостно пил дешёвое пиво, осенью – развлекался портвейном. Зимой успешно хандрил с помощью водки. Женщин избегал по взаимному согласию с оными. Временами, будто очнувшись, что-то писал. Ночью. Это было весьма романтично: окно монитора в наглухо прокуренном сумраке, чай, лимон, сахар. Ничего лишнего…к чаю. За тяжёлой портьерой - зима. Вьюга. И далёким отзвуком сторожевой колотушки: «Тук-тук-тук…тук-тук..тук». Пальчиками по клаве…. Хорошо! Ну, просто Ленин в Шушенском. В ссылке.



Весной становилось не так на душе. Пить тяжело, и стучать в ночи грустно. Спишь мало, куришь много. От крепкого чаю мутит. С утра в окна лупит нервное солнце. Мысли разорванные, чувства низменные. Хочется на гитаре сыграть, или спеть хором. Только голос сел, и гитара пропита. Есть рояль, но расстроен, и клавиши западают. Да и слуха отродясь не было. Беда.



Человек с птичьей фамилией жил как в дупле. Не летал, а скорее высовывался. Весну понюхает, от солнца чихнёт, да и назад, в тёплый угол забьётся. Где напукано, и мысли знакомые. Всю романтику за зиму отстучал, а весною – сплошная разнузданность.

Разнузданность хороша в лесу, где всё шевелится. Само собой и естественно. Там жизнь. «Только где лес, а где мы? – так думал человек, злобно прикуривая, -- Где пищащая тварь, где ростки и былинки?». Нету ни хрена, только грязный асфальт и бычки на газоне….сам метнул ночью в форточку, помнится. Тут он выругался: спичка пшикнула, и затухла. Атмосфера стала совсем никуда. Перенасыщенная. Какой, к чёрту, лес?! Забой, скважина, шахта. «Очередной взрыв метана произошёл на горнодобывающем предприятии…» -- звонко щебетнула сволочь из телевизора…. О, боги!

А затем нахлынуло злое и душное лето, в котором и вовсе не хочется шевелиться и жить.


Он просыпался, и сразу жалел об этом. Не то, чтобы похмельные видения были столь привлекательны, но возвращение в реальный кошмар намного ужасней. Тошнит всеми внутренними органами одновременно. При всяком кишечном спазме сердце сжималось в жалкий старушечий кулачок и безвольно провисало на какой-то слабенькой нитке. Страшно откашляться и больно стонать. В утренний час он мечтал о киллере. Профессионале, с равнодушными глазами и твёрдой рукой. Мастере своего дела. Зашёл бы, и методично пристукнул. Ничего личного. Прервал бег колеса Сансары. Особенно прельщал контрольный в голову. Самое то! Раз – и вышел пар. Души у человека не было. Одно внутричерепное давление. И туго завязан кармический галстук.

Так он лежал по два дня. По три. По четыре и пять. Неделю за неделей. Ел мало, а однажды совсем отказался от пищи, когда она кончилась. Сначала болел желудок, или где-то чуть выше, или ниже. Болело тупо, совсем не страшно. В унисон дурацким воспоминаниям. Они тоже отболели, сначала сердцем, затем и мохнатой башкой. В глазах быстро отплясала истерика, и стало пусто.
В сразу потемневшей голове – гадливо и неприятно, как в разбитом и поруганном храме.

Потом он сдох.
Сам.

И что странно: никто не оказался взволнован. Как и у писателя Андерсена.

Оттого как с виду казался вполне живым, и даже здоровее, чем раньше. По крайней мере -- стабильнее и надёжней.