О! Это было даром Господним. Это заслуживало того, что бы покопаться в сокровищнице, поскрести по сусекам и порыться в чистом белье моего кулинарного багажа. Это называлось Яэль и было дщерью дарфурского погонщика мулов, волей судьбы заброшенного в страну большой субботы, и харьковской преподавательницы сольфеджио, оказавшейся там же и оставшейся не при делах в силу неспособности к святому языку. Яэль была просто восхитительна, обладала чудовищным акцентом, матовой смуглой кожей и роскошной фигурой. Невероятное смешение континентов, народов, культур и этносов, воплотившееся в этой восхитительной барышне, напомнило мне великолепный грибной суп, сваренный намедни. Картопля, нарытая в панской Польше, свежие грибы с лесистых холмов деяний Спасителя, «Настоящая русская тушёнка» из аргентинского бычка, павшего под Ржевом, великолепная фасоль, взращенная в благодатной украинской почве, овсянка с полей ея Величества объединённого королевства и благородный лавр с родины Гомера. Непостижимым образом на столах и в желудках иногда пересекаются продукты, произведённые в самых различных уголках бренной планеты и обретшие триумфальную коду в пламени кухонного алтаря.

Охмурить Яэль было трудной задачей, тяжёлой аки грех язычества. Ну что может быть общего между молодой дерзкой красоткой и седогрудым мужиком не первой свежести, склонного к религиозной мистике. А он был, был этот благодатный консенсус, ключ – отмычка, как для всех блюд универсальны соевый соус, глютаминат и целебная соль Мёртвого моря - открывавший путь к роскошному электрическому туловищу русскоязычной мулатки. Решение было где-то рядом, но не приходило на ум, ослабленный ритуальными возлияниями после вознесеных молитв, покаяний и постов. Ведь Яэль, разбалованную русской улицей, трудно было чем-то удивить. Ни блины с паюсной икрой, ни свиные отбивные с гречей, ни жаркое с почками, ни белорусская мочанка на сухих грибах и ветчине, ни украинский борщ с чесночными пампушками и даже селёдка в каплях божественной маслянистой росы и пренаисвежайшего лимонного сока, украшенная кольчатыми веригами репчатого лука, оливкой в ощерённом зеве и рассыпчатой картошечкой , не способны были растопить сердце капризной девчонки.

О, Всемогущий! Снизошли мне озарение, как осыпал ты манной небесной страждущий народ Израиля, и воспою осанну тебе! Манна? Хм. Манна! Вот она благодать божья, указующим перстом подсказавшая верное решение и указавшая путь деяний моих.

Манна, сиречь мука, а кто из нас не взращён на мучных блюдах? Именно блюда из муки универсальны и милы сердцам всех сынов и дщерей божьих. Кому не дороги бабушкины пироги с капустой и яйцами, расстегаи с сигом, шабатних кихлах, запеканки с творогом и изюмом. Кто может забыть мамин чак-чак, макаронник, штрудель, шанежки, крупеники, хворост и даже бисквит «Утопленник» . А таинство торта «Наполеон Буонопарте со сгущёнкой», просвир со сливочным маслицем, или мацот, варёных в меду? Список можно продлевать до бесконечности, но легче от этого мне не становилось. В холостяцких закромах имело место всего ничего, в виде скудного ассортимента из початой пачки мюслей, одной из пяти ветхозаветных буханок бородинского и пакетика с сумсумом, этими кунжутными семечками, используемыми для домашней выпечки. Пакетик с сумсумом напомнил мне о безвременно преставившейся канарейке. Ни малейшего намёка на дрожжи, сметану и тем более пшеничную муку высшего сорта у меня не было. Было, правда, одно канареечное яйцо сохранённое на вечную память об усопшей. Мысли о начинке повергли меня в отчаяние. На глаза попался пакетик с содой, спасавший меня от утренней изжоги, но он был тощ, убог и не мог кардинально оздоровить ситуацию и быть принесённым на алтарь соблазнения.

И вновь божественное провидение, снизошедшее на покорного и праведного раба божьего, дало толчок и принесло вдохновение в креативную авторскую фантазию, как вдох Господа в комок глины, ожививший Адама. Я вспомнил о забытой пачке пельменей, потерявшей форму несколько лун тому назад из-за забытого во время всенощного бдения, распахнутого холодильника. Пачка оригинальных пельменей «Сибирские со свининой и индюшатиной» была бережно сохранена втиснутой в щель морозильника между трёхдюймовым торосом и ванночкой со льдом. Время безжалостно. Мягкий пельменный параллелепипед превратился в безобразный ком с вмёрзшими ошмётками картонной упаковки, лоскутами целлофанового пакета и эстетичным ребристым бочком от формы для льда. Небесный подарок был оттаян в микроволновке, этом настоящем чуде Всевышнего, освобождён от картонно-целлофановых инкрустаций и тщательно размят мощными руками сикария - гандболиста. Голубой оттенок пельменного кома изящно оттенялся индюшачье свиными разводами, придавшими ему сходство с благородным карским мрамором, идущим на строительство храмов господних. С молитвой и ощущением десницы Царя небесного я придал кому форму свитка Торы и уверенно нарезал его острейшим ножом, представляя, что это рыхлые животы агностиков и атеистов. Кругляши толщиной с карманный псалтырь, обжаренные в остатках елея до золотистости, я апофеозно посыпал недоклёванными зёрнышками сумсума (бедная, бедная Ципи). Получилось красиво, особенно в янтарных бликах, не раз выручавшего Бурбона, настоянного на ледяных кубиках . Ароматическая сандаловая свеча заменила ладан и мирру, что особенно впечатлило хрупкую Яэль. Я думаю, что божественную роль сыграли зернышки кунжутных семечек, или сезама, как говорят на фарси, того самого сезама, отворившего пещеру с сокровищами Али-Бабы.
И снизошла благодать.

Аминь. Да ничтоже простятся прегрешения мае.