..., а если завтра ты не придёшь, то знай: я убью себя литровой ёмкостью водки в одну морду и умру – красивый и с чистой шеей.
Он сидел под часами – молодой латентный педераст в третьем поколении. Кукушка только что прокуковала пять утра. Не спалось. Он взял бинокль и направил его глаз к звёздам. Венера сегодня была без носа. Сифилис. "Кстати, о носе", - подумал он и чихнул. В стену нервно постучали, и ему вспомнилась где-то не ко времени прочитанная реклама: "Перед сном пользуйтесь нашими бананами. Запихивайте их себе в уши, и мы гарантируем вам спокойный сон с элементами здорового похуизма".
Далее в его существовании следует раннее многоточие. Многоточие, как ожидание. Ожидание, как серпом и молотом по яйцам. Но
суицид отложен до лучших времён. Потому что, как только стукнула его кукушке блажь в голову, прокуковать двенадцать, она пришла. Пришла и прямо с порога, не успев снять своей красной куртки, озадачила:
- Читайте знания – источник книги. - Вручила ему пакет с киром и, как ни в чём не бывало, продолжила: - когда я жила в Ленинграде, у нас под окнами ходил трамвай №6. Он звенел по утрам, и гремел на поворотах, застревая в параллельных кривых мирах из стали (параллельные миры ведь делают из стали, так?).
- А под моими окнами ходит только сумасшедший молочник, - сказал я, принимая от неё красную куртку. - Он каждое утро ходит и, как резанный, орёт: "молоко. Молоко! МОЛОКО!!!". И сразу же появляется скромное желание нахлобучить на уши шапку-ушанку и робко спуститься на улицу, но не за молоком, а для того, чтобы убить его. Убить как можно изощренней и медленнее. Потому что сны...
- А я своему придурку говорю: разбуди меня позавчера в полвосьмого, а он вместо этого разбудил меня завтра в девять утра. Представляешь?
- Нет.
- Что ты не представляешь?
- Знаешь ли, не совсем понятно, как можно просить разбудить тебя в прошедшем времени и что-то уже сделать в будущем.
- Да это неважно. Гораздо важнее, что в девять. Извини. Я тебя перебила. Ты начал что-то говорить про сны.
Сны. Там я систематически расслабляюсь среди "люблю" и "не хочу", "помню" и "не надо объяснять мне вполне очевидные вещи", "лечу" и... - говоря короче, там я обитаю в среде всех глаголов, о существовании которых наяву мне ничего неведомо. Но, знаешь, там, в моих снах, нет глагола ненавижу. Боюсь – да; злюсь и беззвучно плачу, потому что плачу по чужим счетам, потом сатанею, пару раз даже было: убиваю и умираю..., но ненавижу – никогда. А ещё во снах своих, нередко сухих и пересоленных, как вобла (во бля!), я частенько общаюсь со своими друзьями ныне покойными.
Покойники берегут мою нервную систему и являются ко мне исключительно в живом виде. То есть, во сне я не знаю, что они уже давно...
а позапрошлой ночью наконец-то пришла ко мне Антон. Выпорхнула из-за угла моего сознания маленькой проворной птичкой, нагадила мне на плечо, извинилась, поправила на бёдрах платье и стала Антоном. Я давно ждал её, но... Она погибла лет десять тому при невыясненных обстоятельствах, где-то на юге Германии, оставив в наследство миру улыбаться свою росу ночную с ресницами длинными, как у коровы, по имени Александр. Её внезапному визиту я был рад, аки слон в посудной лавке, которому позволили... – крутись-не-хочу. Жаль только, что не удалось нам с ней напиться по-человечески, до поросячьего визга.
- А всё молочник – гад. Убью паскуду. Но ещё ведь не вечер – всего-то 12:18.
- А ты что спать собрался?
- После водовки-то сам бог велел.
- Ну, тогда наливай. И, знаешь, давно хотела тебя спросить, что ты чувствуешь, когда тебя... э-э-э..., - замялась она.
- Ебут?
- Да.
- Не скажу.
- Тогда расскажи мне что-нибудь про жопу.
- Как-то, будучи в столице вашей родины, я прихворал, и пришлось Майке Осиповой делать мне уколы в зад. Нет, потом-то она, конечно, приноровилась, но первый её опыт – это была песня: Майя взяла чёрный фломастер, линейку и с их помощью нарисовала крест на левом полумесяце моей задницы, для точного определения места укола..., - я замолчал. Встал из-за стола и подошёл к окну.
За окном летали облака, мелкие морские брызги, несбыточные мечты соседки моей тети Кдары в виде стойкого семени отставного капитана подводной лодки и ещё много всякой хрени...
- А дальше?
- Дальше уже не интересно. И, кстати, как там – в параллельных мирах?
- То есть? - не поняла меня она.
- Ну, ты же сама рассказывала о трамвае №6.
- А, - вспомнила она, - я не знаю, - и пояснила: - возле нашего дома не было трамвайной остановки.