- Ну что ты мычишь? Не дергайся. Такие услуги тебе не окажет ни один салон красоты. Смотри, какая красивая! Я, будто случайно… Хааа-ха-ха, оййй, ик.. Аххха-ха-ха!
Роберт смеётся очень искренне, заливаясь и вытирая слезы, правда, противно икая при этом. Его верхняя губа мерзко подергивается посередине, обнажая здоровые, крупные белые зубы. Скорее всего, ему в детстве сделали операцию – разъединили сросшиеся губу и нос. Такое бывает.
- Уфф… - переводит дух - В общем, оторвал её у одной девочки в метро. Давка, все дела. У неё была розовая блузка и эта – тоже розовая. А вот еще одна! Ты же у нас особенная, Вика! Ты у нас оооочень красивая… И я припас для тебя столь же особенный подарок. Видишь? Она с петелькой и на ней есть рельефный кораблик с парусами – это бабушкина, с её кофты. Я давно её храню. Ты что, не понимаешь, сука, какое я делаю тебе одолжение? Не понимаешь!!!?
Роберт бьет с размаху Иру по лицу. И еще раз. Не кулаком – ладонью. Ира затихает. Из разбитой губы женщины начинает сочиться кровь.
- Ой, прости, прости меня! Прости меня! Прости меня! Про…
Роберт заходится в истерике и лупит себя, не разбирая мест, не контролируя силу - по лицу, голове, шее, ушам, бьет как заводная обезьянка с тарелками – жестко, почти механически, затем медленно опускается на бетонный пол, всхлипывая и размазывая сопли вперемешку с кровью и слезами по израненному лицу.
- Ну вот, опять довела, стерва. Викушечка, стерва..

Следователь Юричев вновь перематывает запись назад. Это видео допроса Александра Крокушева, Роберта, как он предпочитает себя называть. Серая стена на заднем плане придает могильный оттенок лицу человека, который в настоящий момент находится в фокусе камеры. Человек озирается, он напуган, плохо владеет собой, немного ерзает на стуле. Или он играет? Его выдает слишком холодный блеск его зеленых глаз. Наверное, такой же взгляд можно приписать норвежскому китобою в момент, когда он заносит свой гарпун, готовясь вонзить его в приближающуюся спину огромного серого кита. Юричев любит смотреть Энимал планет по кабельному. Ассоциации…

- Ну какой я фетишист? Я – коллекционер. Кто-то марки собирает или монеты. А я собираю пуговки и пришиваю их. Я же не дрочу на них, я совсем, что ли – дурак? Хее… На пуговки дрочить... У меня большая коллекция – пуговки от платьев, курток, пижам, пальто, брюк…
- Ясно, ясно, ясно. Успокойтесь.
- Да как мне успокоиться? Она сама попросила, эта стерррва, стеррва… Её арестуйте!
- Где?
- Мой?
- Адво?
- Кат?
В кадре появляется сержант Михеев:
Бухххххххх! Великолепный хук!
- Вот те твой адвокат! Сученышь! Что с девками делал?!!! Быстро отвечай!
Детина Михеев еще раз проводит лежащему уже человеку в лицо пару хлестких ударов.
Классика жанра: плохой + хороший, но работает безотказно.
- Достаточно, Вить.

- Уверен я. Уверен в этом, ой ты моя Вика, девочка. Сейчас ты будешь красивой… Да не вращай глазами, сссука! Не собираюсь я тебя зрения лишать… Только мелизмов, как говорят в консерватории, добавить. Я же для тебя стараюсь.
Длинная, изогнутая игла в руке Роберта несколько подрагивает. Ира бъется, её колотит, но голова несчастной намертво примотана скотчем к подголовнику старого стоматологического кресла, как и руки, ноги… Рот тоже заклеен. А живот сжимает облезлый ремень военного образца. Фиксация тела в неподвижности. Полная. Только серые глаза женщины не находят покоя в своих орбитах, мечутся… Ира уже основательно избита: у неё сломан нос, выбит левый клык, множественные гематомы покрывают её некогда прелестное лицо.
- Слушай, будешь дергаться, я тебе точно глаз выколю!
Ира затихает. Маньяк делает изящный узелок на конце шелковой тонкой нитки, что продета в его иглу. Пальцами левой руки, с безумной осторожностью сжимает, а затем оттягивает вверх правое веко Иры. Её ресницы трепещут. Она не теряет сознание, она начинает воспринимать эту реальность с покорностью пациента первой градской. Роберт нацеливает иглу…
- Сначала розовенькую на правый глазик. Розовенькую. На правый. – шепчет Роберт.

Дверь подсобки вылетает метра на три внутрь. Тааа-бах! Убогое помещение моментально заполняется людьми в черных масках и с автоматами. Они громко матерятся. Что-то приказывают. Крокушева заламывают сразу несколько накачанных рук. Пальцы в перчатках немилосердно хватают его за голову, безжалостно лезут в глаза, вырывают с корнем волосы. Он лежит ниц – ботинок 46-го размера упруго прижимает его лицо к полу. Иру освобождают. Она не рыдает – она сильная женщина. Не обращая внимания на свою наготу, Ира хватает пригоршню пуговиц – коробки с ними в изобилии расставлены по всей площади комнаты – она начинает остервенело запихивать Роберту в рот эти гостинцы. ОМОНовцы теряются.
- Жри, тварь! Жри своих детишек сраных! Подавись ими.
Еще одна порция. Голые груди женщины отплясывают сумасшедший канкан:
- Выпиздыш! Жри давай! Вика? Какая я тебе Вика? Меня зовут Ира!

Юричев Михал Андреич нажимает пробел и откидывается в кресле. Запись встает на паузу. В маленьком окошке видеоплеера на ноутбуке маячит застывшее прищуренное лицо Крокушева. Похоже, этот урод улыбается…
- Не наш клиент, изначально было ясно. В дурку его, Витек, отправят. Хорошо, что хоть не грохнул никого.
- Ага, зато девкам пуговиц нашил куда не попадя. Галантерейщик хренов. Катю мне эту жалко, помнишь? Первая жертва, в прошлом августе?
- И не говори, по отечески жалко, всего 19 лет.
- Говорил еще: «Все, что вы, девочки, делаете - пуговкам тоже интересно посмотреть».
- Это точно – идеологию себе выдумал: пуговицы живые…
- Во, блин, поссать спокойно теперь не сходишь. Хорошо, что у меня на джинсах – молния.
- Знаешь, Вить, почему он всех девок называл Виками? – Михал Андреич произносит эту реплику после некоторой паузы.
- Не…
- Сестра у него была – Вика. В четыре годика подавилась пуговицей – бабушка дала поиграть. Не откачали.
- Ясно…

Семь лет спустя.

Голые стены квартиры в Мытищах. Не совсем голые, это утверждение неверно – лохмотья обоев свисают на разных уровнях стен. На них что-то блестит. Стоит штатив, на нем повидавшая разные ракурсы, потрепанная видеокамера Панасоник. Горит красный огонек – камера записывает. Перед камерой сидит человек. Он одет в плотную, облегающую одежду, что выполнена в виде чешуи, разноцветной, переливающейся… Он напоминает ящерицу, даже – варана, только чешуйки отчего-то разного размера. Ах как они сверкают и блестят! В некоторых местах, складках его тела чешуйки топорщатся. Человек что-то колдует над большим пальцем левой ноги – этот оставшийся розовый участок кожи почему-то вызывает определенный диссонанс в сравнении с его великолепным костюмом. Человек держит в руках нить с иглой и маленькую голубую пуговку.