импорт.

Я не совсем хорошо помню то время, когда был лишь маленьким матерным словом на зелёном заборе, но если вдоль этого забора проходила она, то чувствовал себя не одним словом, а большой советской энциклопедией.
Славная. Славная женщина. Красивая. Молодая. Солнечная. Как же её зовут? Забыл. Но эхо её негромкого голоса всегда добиралось до ушей раньше источника, чем сильно пугало живность моей головы. Тараканы, мыши и прочие обитатели этого зверинца в ужасе разбегались кто куда. В мозгах становилось пусто и одиноко, и я, как человек не расположенный к одиночеству, тоже уходил оттуда. Тогда мне и открывалась тайна её имени. София Краммер.
В свои тридцать два она в седьмой раз с лёгкостью завязывает с балетом, знает наизусть всего Рахманинова, раз в неделю почитает святого Веничку и всегда в тему цитирует разноцветное одиночество Гогена. Она стройна. Умна. Без труда может сказаться легкомысленной и ударом своего кулачка убить любую муху в полёте.
О последнем факте её ненавязчивой биографии не знает, но догадывается сосед - Петр Никодимович - старый ловелас-язвенник с рыбьими губками и усами похожими на героическую шашку комдива Чапаева. И обходит Софию десятой дорогой. От греха подальше. С радостным сожалением. Хотя в заплеванном подъезде древней хрущовки разминуться с нею несколько затруднительно, старик не отчаивается и, заслышав белесый цок-цок своей мечты несбыточной, то шваброй прикинется, то гадом ползучим. Однажды хотел было стать мухой, но, вовремя вспомнив о своей догадке, испугался, тихонечко пукнул и растаял в воздухе. Вместе с вонью скоротечной. Легко и безболезненно. Точно во сне. Больше его никто не видел.
Старушки из соседнего подъезда поговаривают, что Петра Никодимовича, за способность перевоплощаться, пригрел на своей груди Вездесущий Дух Мао. Врут, наверное. Но с тех пор, как старик растворился, на его двери вместо номера появилось маленькое изображение лося. Рога на голове сохатого были выполнены в виде иероглифа счастья.
Вот уже неделю я собираюсь починить вентилятор, но разгадываю кроссворды. Слушаю местное Жопа-FM и, мечтая о полтинничке хорошего коньяку, пью кофе с молоком. Не водка, конечно, но тоже ничего.
Вот уже неделю я каждое утро выгуливаю свою спортивную тушку в магазин и обратно. За молоком. Не водка, конечно, но тоже ничего.
Мелкий дождь, свернувшись кошкой, под машиной спит спокойно. Май. Лужи на асфальте. На зелёном заборе что-то написано. Детишки спешат в школу. Из рюмочной доносятся пролетарские песни цикад и довольные осколки слова матерного. Навстречу идет женщина, от голоса которой у меня едет крыша.
- Привет, - говорит мне София Краммер, - бросил пить?
- Откуда такая уверенность? - отвечаю.
- Хорошо выглядишь.
- Попей с моё.
- И что?
- И всё.
- Идиот, - улыбается она и бережно бьёт меня по лбу своей ладошкой.
Ощущаю себя белокрылой птицей. Пробую на вкус ветер. Пересолен. Отключаюсь и сквозь облака вижу бестелесные телеса Мао. Рядом с Мао гордо парит бравый, но печальный, как "Прощание славянки", Пётр Никодимович. В качестве оруженосца. Нет. Не врут старушки. Никогда не врут.
- Знаешь, о чём я мечтаю? - сладко шепчет в замочную скважину моего сна София Краммер.
Эхо её голоса приятно щекочет мозжечок в области паха. Факт доказанный Фрейдом-Теслой: в обществе красивой дамы, мужики всегда думают исключительно членом.
- О ручном двухметровом соме? - пытаюсь быть галантным я.
- Нет. О фотографии твоего органа мысли.
- Для чего?
- Надо.
- Ну, раз надо, будет тебе хуёвое фото Редина.
- Когда? - воодушевляется она.
- Когда звёзды сойдутся.
- Что для этого нужно?
- Чтобы рак на Магоби свистнул, хуй стоял, и деньги были.
- А деньги-то на что?
- На покупку фотоаппарата.
- Алкаш хренов, - вздыхает София Краммер и открывает свою сумочку.
Ну, почему, когда бухаешь, как свин невменяемый, окружающие относятся к тебе с пониманием, снисхождением и даже заботой, а стоит завязать...?
- Не алкаш, - говорю, - я уже неделю ничего крепче молока не пью.
В качестве доказательства показываю ей пакет с молоком.
- Держи, - протягивает она мне сотку баков, - отдашь, когда разбогатеешь.
- Никогда Редин не был бедным. Никогда! - оскорбился я. Добавил: - Духовно, - и взял деньги.
Заставить свой уд выглядеть удовлетворительно - не проблема. Сложность в другом - сохранить в надлежащем виде боевую раскраску моего маленького индейского друга в процессе фотосессии. Пока прицеливаешься цифровой мыльницей к смешному его изображению в зеркале, падает зараза. Просить же о помощи соседку свою тётю Кдару или прибегать к услугам профессионального фотохудожника - дело неблагодарное и экономически невыгодное. Я от природы застенчивый мальчик, но эксгибиционистам и транжирам всяким завидую. Может быть, привязать его скотчем к линейке логарифмической?
- Кого привязать к линейке? - треплет меня за плечо София Краммер.
- Хуй.
- Дурак. Испугал. Но коль пошлишь, значит, жить будешь.
- А что случилось? - я попытался подняться с асфальта.
- Погоди. Не вставай пока. Я скорую вызвала.
- Что случилось? - настаивал я.
- Ты упал в обморок.
- Когда?
- Сегодня.
- Когда?
- ...
- Когда?
- А! - догадывается она. - После того, как я сказала "Идиот", - улыбается и бережно бьёт меня по лбу своей ладошкой...

Вечный спор её эха с моим перегаром предсказуемо закончился в пользу лета.