Прежде всего, как водится у интеллигентных людей, я представлюсь: меня зовут Андрей Львович Краскевич. Мне 63 года. Чем я занимаюсь? Да так… Только не смейтесь - езжу по этой загадочной стране, что зовется Россия и собираю всякие истории, сказки, предания, иногда реальные факты. Какого рода? Ужасы, мистика, в общем, все, что касается той сферы нашей жизненной среды, которая воцаряется на земле после захода Солнца. Эта тема с некоторых пор интересует меня безмерно. Увы, наверное, но скромность совсем не входит в список добродетелей моей натуры. Поэтому, обобщая, я скажу о себе так: поэт непознанного, писатель сверхъестественного, исследователь запредельного... А все началось с шорохов.

У меня нет проблем со средствами на жизнь. Когда меня поспешно отправили на пенсию из одной аудиторской конторы, где я просидел последние в своей трудовой карьере пять лет, я, не слишком долго раздумывая, сдал свою трехкомнатную квартиру на Сущевском Валу и уехал жить в деревню. А что мне еще делать? Гнить в центре Москвы, потешая себя мыслью, что до Тверской улицы я могу дойти пешком? А может навязаться дочке, которая сейчас живет со своим Лукой в Бергамо, неподалеку от Милана, и воспитывает орду ребятишек, два из которых её, а остальные - любвеобильного мохнорылого муженька? Очень ей нужен там папаша, особенно такой скряга и брюзга, как я... Да и общаемся мы сейчас совсем редко. А мать её - Люся Павловна, уже 12 лет как скончалась от рака. Говоря кратко - ничто не держало меня в Столице, и отправился я жить на свежем воздухе в деревеньку под милым названием "Тещина заводь", что в сорока километрах от Торжка, Тверская губерния. Правда, никакой там заводи нет, да и вообще: в радиусе двадцати верст ни одного стоящего водоема - хоть бы ручей какой – ни-че-го. Только пожарные пруды, заросшие тиной и населенные голосистыми лягушками да мрачными худосочными карасями. А занесло меня в эти места с подачи моего старого друга Сени - он там обосновался еще в конце 90-х. Да только недолго длилась наша дружба в условиях вольной деревенской жизни. Осенней ночью 2008-го залетел мой товарищ на своем стареньком Форде под лесовоз в районе Твери. Да там и сгорел вместе с внучкой Таней и котом Тишей. Вот такая мрачная история. И оказался я среди враждебного московскому укладу жизни социума один. Прошел месяц с момента гибели Сени, затем минуло 40 дней. И, что уж там, я начал пить. Один. Раньше я редко прикладывался к рюмке - не тянуло и не интересовало, а здесь как прорвало. Пил я жестоко и бескомпромиссно. Сначала в день уходило три бутылки водки, потом две, через пять недель мне уже хватало одной. Страшно пить, когда у тебя есть деньги почти в неограниченном для данной задачи количестве. Небритый и вонючий, раз в пару недель я выводил из сарая свой подержанный джип Ниссан и отправлялся в соседнее село, где очень кстати располагалось отделение Сбербанка. Там я молча снимал деньги, любезно и исправно перечисляемые мне квартирантами - четой дипломатов из Узбекистана, затем затаривался водкой и ехал в свою берлогу. Я сильно похудел, меня беспокоила печень, но состояние сказки, в которой я оказывался после полстакана, списывало напрочь все неприятные ощущения. Дело доходило до того, что, отъехав на 200 метров от магазина, я притормаживал, сворачивал голову бутылке белой и, прямо за рулем, натужно половинил её жгучее содержимое...

- Дядя Андрей! Вы Марсика не видели?

Соседская девчушка Оля выглядела очень грустной и совершенно опустошенной. Простенькое розовое платьице, сандалики, да пара заколок с божьими коровками в коротких (каре) каштановых волосах. Вот такое мне с утра явление.
- У меня Марсик пропал, котенок это. У него еще ленточка на шее, бантик. Голубой такой. Дядя Андрей, вы его не видели? – глаза у Оли были красные от слез, оно и понятно: для маленького семилетнего человечка такая потеря – это настоящая, отчаянная и почти осязаемая трагедия.
- Нет, Оленька, не видел. А давно пропал твой грозный Марс?
- Никакой он не грозный, - девочка дерзко вздернула носик,- он котенок, полосатый ещё, и глазки у него голубыееееееее, - ну вот, Оля снова ударилась в слезы.
- Не грозный, не грозный, не реви…
- Вчера вечером пропал, мама воду носила для бани, а он все крутился вокруг нас, а потом исчез. Прямо перед тем как стемнело. Только мама не хочет идти его искать, говорит: вернется твой Марсик, никуда не денется, а он не такой, он в самом деле пропал.
Про баню это мне жестко напомнили, я устыдился, поскольку достаточно четко ощущал, что от меня смердело. Надо бы тоже воды натаскать в бак, а то совсем запаршивел.
- Слушай, Оля, вчера близко к полуночи кто-то возился у меня за сараем, я вышел посмотреть - вроде нет никого… Может это и был твой котенок.
- Давайте поищем его, дядя Андрей!
- Эээх.

Это же наказание какое-то! Стоит ли говорить - у меня отчаянно трещала голова, я только-только встал. Кажется, было около девяти утра. Я не запомнил (обычное дело), как уснул, но, по-моему, было поздно. И – да! Это я помню: кто-то вчера шумел у меня на огороде в районе двенадцати. Показалось, что сначала послышались какие-то вопли, не то птицы, а может и кошки – я вышел посмотреть с фонарем. Я помню, как концентрированный синеватый луч светодиодного фонаря резвился по зарослям крапивы и лебеды, покосившемуся навесу, опрокинутой тачке без колеса, ржавой бочке. Сначала ничего, а потом из темноты стали доноситься шорохи. Или чавканье? Или рык? Скрежет? Нечто низкочастотное и угрожающе глухое. Природу звуков установить было невозможно:
- Кто здесь?!! – вспоминается, я еще хихикнул тогда, глуповато и пьяно, поскольку вспомнил один анекдот.
И внезапно все стихло. Я постоял еще минуту. Вот собственно и все.

- Идем, что с тобой делать.
Сейчас быстренько выясним, что никого на моем участке нет, ни котов, ни собак пропавших или морских свинок каких, разве что кроты в этом году расплодились в безобразных масштабах. И пойду я к себе. Я уже представлял звук мини-водопада, который производит жидкость при переливе из одной ёмкости в другую. Представлял очень отчетливо, до трясучки.

Шаг за шагом мы пробирались по моему огороду, более напоминавшему сельву, только без деревьев – скажем прямо: не до обустройства территории мне было в последнее время. Впереди шел я, раздвигая ногами и черенком лопаты заросли неведомых мне сорняков, сзади шуршала и охала тихонько от укусов крапивы Оля. В целом картина представлялась довольно глупой: крупный лысеющий мужик в светлой рубашке и синих, до блеска засаленных штанах от спортивного костюма, и маленькая, просто – кнопка, девочка, семенящая следом. Они упорно, но медленно рассекают полутораметровые заросли травы и горланят по очереди некую мантру:
- Маааарсик!!! – писклявый голосок срывается на фальцет.
- Мааарс, твою мать!!! – а это уже густой, с сипотцой баритон.

Внезапно кажущееся привычным для июля жужжание летающих насекомых резко усилилось. Я сделал ещё пару шагов.
Это? Это…
Я остановился.
- Оля, здесь нет твоего кота, иди назад.
Я произнес это ровным, спокойным голосом, однако было поздно.
- Аааааааааааааааааааааиииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии! – истеричный крик ребенка пронзил сонное спокойствие заросшего огорода.
Следуя собственной детской непосредственности, Оля все-таки просунула голову мне под руку и всё увидела собственными глазами.

На пятачке площадью около двух квадратных метров, среди вытоптанного бурьяна были аккуратно распределены кровавые останки какого-то существа.
- Это не Марсик… – все что я смог тогда произнести.
Белесые ленты кишок, клочья шерсти, конечности, лоскуты шкуры и ярко-белые изогнутые спицы ребер. Совсем недавно этот лоснящийся от темно-алого соуса из запекшейся крови набор био-составляющих был крупной собакой. Складывалось ощущение, что некий озорник в сердцах разбросал здесь детали ужасного конструктора, видимо отчаявшись собрать нечто, напоминающее овчарку. Часть головы с ошметками шеи и торчащими позвонками, но без нижней челюсти, уныло пялилась серым глазом куда-то в траву. Солнце, временами выглядывающее из-за туч золотило спинки жирных мух, ползающих по этому мясному убранству. Надо срочно выпить.

- Тебе просто приснился плохой сон. – Я сидел на крыльце своего дома. Внутри желудка, как дома, уютно расположились двести пятьдесят грамм водки. На моих коленях, обхватив меня руками и уткнувшись в рубашку, хныкала и сопела Оля.
- Это был плохой сон, такое случается с маленькими девочками: идут, бывало, и ррраз – как что-нибудь приснится нехорошее. Прямо на ходу. Вот. И с Марсиком твоим все в порядке, его же не было там…
Да уж, детский психотерапевт из меня отвратительный – нести такую отпетую ахинею. А что я мог еще сделать, что еще сказать ребенку, когда самого передергивало при мысли о картине, что прямо сейчас проецируется во все стороны света с моего собственного огорода? Волки? Ну да. Скорее всего, к нам зашли волки, или медведь – и первых, и вторых в округе полно. Все это очень странно, в такое время года, ну а как еще объяснить? Господи! Это же случилось тогда, когда я выходил с фонарем – ведь звуки шли оттуда! И это я мог сейчас быть там, разложенным на солнышке. Эта мысль, в обычной обстановке обожгла бы меня как напалм, но сейчас лишь вызвала некоторый всплеск уныния, не более. Надо бы потом там прибраться и позвонить в… О. Оля заснула.

Так, трогая нитями осоловевшего разума одну мысль за другой, прикидывая и опровергая, просчитывая и строя догадки, я вскоре погрузился в сон, привалившись к облезлым перилам крыльца. День, вслед за Солнцем, уже отметился на полудне и катился к вечеру. Облака разошлись, подул легкий, щекочущий кожу ветерок. Недокуренная сигарета в набитой с горкой пепельнице уже потухла, прогорев, и выпала на пол. Марево какое-то. Откуда я мог тогда знать, какие еще страшные открытия ожидают в недалеком будущем меня, девочку Олю и даже, вы не поверите – кота Марсика…


Читайте в следующей части:

- Дядя Андрей, я не могу на это смотреть!!! Мне страшно!!! – Оля почти визжала.
------
- Ольга, беги, беги!.. Там у Федотовского дома есть погреб, спрячься там! Беги!!!
------
Пламя, охватившее ветхую постройку, выло и гудело, словно огромный шмель, приземлившийся на крышу и обхвативший её своими мохнатыми, в сполохах, огненными лапами.
------
Кот Марс, выгнувшись и шипя медленно отступал в угол. В щель я видел его ощеренную маленькую пасть, прищуренные в диком ужасе глаза и бантик, бывший когда-то голубым, а сейчас превратившийся в грязную ленточку неопределенного цвета, болтающуюся на шее.

Эндинг: