Это накатило снова. Какая-то тварь пролезла в грудь и задушила болью.
-Гони эту тварь метлой под зад. А еще лучше, сожги на костре! – советует знакомый психолог. – Эти твари живучи. Присосутся – не отодрать. Главное, вовремя заметить их и уничтожить! Не стесняйся в выражениях! - Он говорит о живых субстанциях, питающихся энергией человека. - Можешь мне не верить, а подсядешь на антидепрессанты - конец тебе.
«Что ж, прогоню эту тварь метлой! Пошла вон, скотина» - а в голове навязчиво шныряют мысли про муравьев, про форточку, про Жизнь и Смерть, про Любовь и Нелюбовь…Кто-то расстраивает нервы, натягивает струну.
«Я им не нужна! Я чужая! Они не любят меня! - свернулась калачиком, натянула на голову одеяло. – Неродная? А еще это наследство, как насмешка. Отец выделил мне семь метров в своем доме. Посмеяться захотел? Сестре подарил дом за городом, квартиру в городе, гараж, машину.
-Он не хотел тебе ничего завещать, - говорит равнодушно мама. – Зачем тебе эти семь метров?
Отрубила лодочку от причала. Был у меня когда-то берег, куда можно было вернуться. А теперь этого берега нет.
Лодочку брата занесло в Америку, мою - в Прибалтику. А сестра из причала сделала кормушку и подсела на нее конкретно. Главное, прикинуться несчастной, и тебе отвалится.
Когда же ты стала такой меркантильной, сестричка? Когда ты стала такой равнодушной, мама? Когда я стала вам всем чужой?
«Все, хватит! Голова болит от этого спама!»
-Ты мудрая, доченька, - говорил отец. - Ты все поймешь. - А сам такой печальный.
-Я приму любое твое решение, папа.
И вот оно – решение, вырванное у умирающего отца.
«Пошла вон! Субстанция! Сожгу тебя! Схвачу за ножки и в огонь! Надоели твои вопросы!»
Включаю газ, подношу спичку к конфорке. Сжигаю липкие щупальцы, вцепившиеся в мой мозг.
«Сдохни! Гадина!»
Падаю в кресло. Смотрю в окно. А там месяц и звездочка. Всего одна звездочка. Не хватает только заунывной песни муллы для полной картины воспоминаний.
Маленький оазис в пустыне. Мама моет меня в корыте. Грубо и больно трет мочалкой. Мыло попадает в глаза. Плачу. Получаю подзатыльник. Не больно, но обидно. За что? Не люблю ее руки. А ее руки не любят меня. Я это чувствую.
-Мой ее сам! – кричит мама. – Надоела! Зачем я ее вообще родила?
Ласковые, заботливые руки отца моют мою непослушную голову, аккуратно, чтобы мыло не попало в глаза.
- Оставь ее! – хватает меня за плечо. - Привыкнет к мужским рукам, станет потаскухой! – и снова подзатыльник. – Не будь такой капризной!
Я наблюдаю за мамой. Красивая, очень красивая женщина. Всем нравится, а еще ей нравится всем нравиться.
-Ты не любишь папу!
-Перестань за мной шпионить! – и папе. – Она невыносима!
А я целую ее пятки, нежные, розовые, когда она лежит в постели в шелковой рубашке.
-Вот иудушка, - смеется весело и говорит отцу. – Иногда я ее боюсь. Смотрит на меня, как сквозь стенку.
Теперь я и сама боюсь себя, мама.
Синеватые блики в газовой конфорке. Плавится на плите моя неадекватность!
« Суб-станция! Ха-ха-ха-ха-ха! - смеюсь громко. - Вот же дура! Субстанцию сжигаю!»
Падаю в постель. Плачу. И в груди так больно, будто гвоздь ржавый в сердце вогнали.
«Пошла вон! Метлу тебе в зад!»
-Почему ты не хочешь взять маму к себе? – спрашивает сестра.
-Мама - не вещь. Она хочет жить в своем доме.
-А почему я должна ее досматривать? Почему я, а не ты?
- Тебе все досталось. Ты живешь с мамой в одном городе. Папа рассчитывал на твою заботу. Но, если мама захочет жить со мной, я не против.
-Ты откажешься от своей доли? Зачем тебе эти семь метров?
-Заплати за них, и я откажусь.
-У меня нет денег.
-Значит, я подарю эти метры какому-нибудь бомжу.
-Когда подаришь?
- Потом. Когда мамы не будет. А пока эти семь метров будут ее охранной грамотой. От тебя.
Вижу страх в ее глазах.
-Но ведь деньги получит бомж, а не ты.
-Хоть кому-то доброе дело сделаешь.
-Не надо из меня суку делать!
-Если ты о суке, то я здесь ни при чем.
Мучайся, дорогая. Мучайся. Надо щелкнуть тебя по холодному носу рублем, как шелудивого пса, чтобы не гадила там, где живешь.
-Ты мудрая, доченька. Ты все поймешь.
А я не понимаю, папа! Не понимаю! Не понимаю ничего! Сестру не понимаю. Мать не понимаю. Себя не понимаю!
Брат сразу от всего отказался и перестал звонить домой.
-Некогда звонить. Да и говорить не о чем.
-С ума сошел, брат?
-Родиной попрекают. А для меня Родина там, где я сыт и доволен!
-А ты сыт?
-По горло. Отстань, а? Сестра борется за выживание. Мать на ней помешана, не лишай ее смысла жизни. Забудь и живи дальше.
- Семья разваливается.
-Семья там, где тебя любят и ждут. А тебя там любят и ждут?
Больно как. В детстве сестре делали несколько раз переливание крови. По ошибке, наверное, влили кровь хищника?
Когда умирал отец, она мылась в ванной, потом смотрела в окно на непогоду. Звонила мужу:
-Отвези отцу лекарства.
-Я за городом. Возьми такси и отвези сама.
Она приехала на следующий день, когда отец уже умер.
- Он все равно умирал. Зачем ему эти лекарства?
Кашляю. Давлюсь кашлем. Аллергия. На сестру.
Утро серое. Первый снег, а небо как перед грозой. Забудь и живи дальше. Встань с постели и убери квартиру.
Смахиваю пыль, мою полы. Привычная пробежка по стадиону. Бассейн. Пятьдесят метров вперед, пятьдесят назад, пятьдесят – вперед, пятьдесят назад. Еще пятьдесят метров. Душ. Фен. Суббота.
И снова все мысли о доме, кусаются болью.
«Пошла вон! Субстанция! Сдохни!»
Лес. Пять километров по тропе здоровья. Еще пять. Еще пять. Пятнадцать километров вопросов.
-Почему ты не пускаешь меня домой, мама? Чем я тебя обидела?
-Не выдумывай. Просто хотим уединиться.
Уединиться? Сколько длилось такое уединенье? Три года? Не выдержала и помчалась домой. Без спроса. Было много улыбок, формальных разговоров, и мамины слова:
-А я бы от всего отказалась ради сестры.
-А она инвалид?
-Она несчастная. В детстве много болела.
-А я вам неродная? А как же брат?
-Брат в богатой стране живет! – кричит сестра. – Он там все имеет!
-И не стыдно при живом отце наследство делить?
А сама хочу знать только одно. Почему отец не внес меня в родовое древо?
–Покажи мне это дерево, отец! Ты опять забыл меня туда вписать?
Отец сжался, как от удара. А мое сердце сжалось от обиды. Почему он не вписал меня в это дурацкое древо? Почему?
Утром он разбудил меня и показал картинку, где аккуратно нарисовал листочек с моим именем:
-Вот, смотри. Ты здесь. В этом листочке.
-Наконец-то вынудила тебя это сделать. Думаешь, если бы я была неродная, я бы меньше тебя любила?
Смотрит в окно. Потом глаза в глаза. Папка, любимый! Почему не бросилась тебе на шею, не обняла, не поцеловала твою колючую щеку? Не попросила прощения?
Интересно, когда я стала вам всем чужой? Кто в этом виноват? Мамка? С ее слепой любовью к дочери из ранга несчастных? Сестра, готовая удавить любого за пять копеек? Отец со своим непонятным завещанием? Я, позволившая матери уединиться?
-Мама, ты никогда не приезжала ко мне. Ко всем мамы приезжают. А ко мне нет. Почему?
-И не приеду. Я домашняя.
-Понятно.
-Почему ты никогда не жаловалась? Сестра твоя постоянно жаловалась. А ты нет. Стиснешь зубы и молчишь.
-Не хотела вас расстраивать.
Я смотрю в ее зеленые заплаканные глаза. А ведь достаточно было только заглянуть в коробку с лекарствами. И найти нужное лекарство. Не удосужилась?
-Я и подумать не могла, что он может умереть, - недоумевает мама. – Я думала, он будет жить всегда.
-Всегда живет только Ленин, а мы все смертные, мама.
Все ясно. Она не знала, что у отца больное сердце. Не сказал ей. Не хотел расстраивать. Нелепо как все. Я всматриваюсь в его мертвое лицо. Еще недавно он был жив. И вот теперь он мертв. И лежит такой беззащитный в гробу. В дорогом костюме, красивом галстуке. На лбу какая-то белая ленточка.
Катастрофа. В нашем доме случилась катастрофа.
И вдруг увидела его в майке и ссадины по всему телу. Откуда у него синяки и ссадины?
Что здесь произошло? Выбегаю в коридор, где в одиночестве бродит мать.
-Я требую объяснений!
Испуганно смотрит в глаза.
-Откуда у него синяки?
Слезы текут по ее щекам.
-Как ты узнала?
-Он сам мне их показал!
-С ума сошла?
Кричу громко: «Отвечай!».
Испуганно и быстро начинает говорить: «Я не спала три ночи. Он постоянно разговаривал. Спрашивала, с кем говорит? Отвечал: «Кристос. Кристос». Порывался встать. Выгибался весь. Думала, упадет, а я не смогу его поднять. Так и будет лежать на полу. Не знаю, что на меня нашло. Стала щипать и бить его. Кричала. Обзывала по-всякому. Только бы не упал на пол. Потом он уснул, и я уснула. А утром проснулся, спокойный такой. Улыбнулся. Я спросила: «Есть будешь?» - кивнул головой. Поел немного и закрыл глаза. Думала, он спит. А он умер. Умер.
Закрываюсь в ванной. Давлюсь слезами. Зажимаю рот руками, чтобы задавить в себе крик.
-Почему ты не позвонила мне, мама?
«Субстанция! Опять зависла в моем мозгу? Пошла вон со своими вопросами!»
Беспрерывно звонит телефон. Устала ждать, когда он заткнется. В трубке знакомый голос:
-Что делаешь?
-Гоню субстанцию.
-Гони психолога. Субстанция вернется. Адаптированная к твоим действиям. Будет еще хуже. Ищи ответы. Сама. Только так излечишься от боли.
-Надоел.
-Я взял абонемент на лыжные горки. Поедем завтра?
-Аха. Пока, - бросаю трубку.
«Субстанция!»
И снова звонок.
-Ну, что тебе еще надо?
-Сука! – истошно кричит мать охрипшим простуженным голосом. – Отец не хотел тебе ничего завещать! Что ты лезешь к нам? Бомжа решила в квартиру вселить?
Все ясно, сестричка наябедничала.
-Я хотела поставить ее на место.
-Дрянь!
Бросает трубку. У меня дрожат руки. Болит в груди. Сердце колотится громко, можно оглохнуть от этого стука.
Да что же это такое?
Вспоминаю маму. Сидит на кровати, разложив вокруг себя фотографии отца.
- Я жила с ним, как в раю. Что же мне без него делать? Что делать?
-Жить.
-Меня накажет Бог за то, что я щипала отца! – она падает в подушки, рыдает в голос.
-Мамочка, любимая моя!
Обнимаю ее за плечи, прижимаю к себе.
-Не бойся, Бог не накажет тебя. Папа простил тебя. Он любил тебя.
-А как ты узнала о том, что я сделала?
-Ты сама сказала.
Она берет в руки мой портрет.
– Ты была его дочкой, зачем мне теперь этот портрет? – она открывает шкаф. – Зачем мне все эти платья? Возьми себе , - сует мне в руки платье. - Оно теплое. А ты всегда мерзнешь. – Вынимает из шкафа кортик отца. - Отдай его брату.
Я смотрю на кортик, и душа полнится скорбью. Умер отец. Остался кортик. А еще его книги – на польском, французском, немецком, английском.
-А я не знаю ни одного языка, - мама берет в руки книгу, бережно переворачивает листочки.
Интересно, за что папа так любил ее? Посвящал стихи, называл «моя любовь, моя ласточка, моя радость, моя жизнь»?
Как она будет жить без него? Красивый цветок, взлелеянный на ниве щедрой любви отца. Она ведь не знает реальной жизни и наверное, думает, что деньги растут на деревьях?
-Почему ты не любишь свою сестру?
-Я люблю ее, но боюсь пить чай в ее доме.
-Не добивай меня, - она снова плачет. – Мне больно все это слышать.
Я понимаю, мама хочет сохранить все то, что было создано ради нее и семьи отцом, а потому уговорила его переписать все на сестру. А для меня и брата она всегда распахнет двери родного дома, который больше ей не принадлежит.
Сестра радостно осматривает дом и мысленно строит какие-то планы, это ясно видно в ее белесых глазах. Отвожу взгляд. Сорока дней не прошло, как она потащила маму к нотариусу. И мама отказалась от своей доли ради нее.
«Ну почему, почему в мою голову лезут все эти паскудные мысли? Метлу тебе в зад, субстанция!»
Я стараюсь не думать о смерти отца, мне кажется, он слышит и видит меня, и не хочет, чтобы я плакала. Я чувствую его рядом.
-Почему ты не спишь, мама?
-Я боюсь духов.
-Ты веришь в духов?
Ложусь рядом с ней.
-Спи, родная.
Я лежу в постели, где умер папа и где его обмывали, и эта постель делает меня невесомой и согревает своим жутким теплом.
Вот оно страшное испытание - первые девять ночей лежать в постели умершего отца.
Я лежала в его постели и почему-то в голове моей вертелись слова из какой-то давно забытой книги: "Я просил у Бога терпения. Он послал мне испытания. Я просил у него мудрости. Он послал мне проблемы. Я просил сохранить жизнь отца. Он забрал его душу. Я просил у него денег, он дал мне возможность трудиться. Я просил его научить меня любить людей. Он сказал: это, чего я ждал от тебя. Бог не дал мне ничего из того, о чем я просил. Но дал все, что мне было нужно".
-Ты уже проснулась? Я не разбудила тебя? – спрашивает по телефону мама. И снова плачет. - Звонил нотариус, сказал, что ты отказалась от своей доли в пользу сестры. Это правда?
-Правда.
-Почему ты не сказала об этом сразу?
-Забыла.
-Ты ведь не будешь сторониться нас теперь?
- Конечно, нет. Мы же семья. Переезжай ко мне жить, а?
- Нет, я хочу быть дома.
Она плачет, а я смотрю в окно. Утро морозное. Стекла в сребристых прозрачных узорах. А в комнате тепло и уютно. Ушла куда-то боль. И нет слез. Осталось выжженное поле. Но я засеяла его любовью...Ты все правильно сделал, папа.